Книга: Особый склад ума
Назад: Глава 15 То, что украдено
Дальше: Глава 17 Незапертая дверца автомобиля

Глава 16
Человек, скрывающий ложь

Когда Диана Клейтон услышала голос сына в телефонной трубке, на нее нахлынули одновременно и радость, и страх. Первое из этих двух чувств объяснялось обыкновенной материнской привязанностью к сыну, к тому же так далеко от нее проживающему. Второе чувство объяснить было гораздо труднее. Оно было более сложного свойства, и немалую роль в нем играло смутное ощущение тревоги, которое давно подспудно копилось в ней и вот теперь проросло, словно семена, давшие всходы. В основе этого страха лежало пришедшее к ней понимание того, что все в их жизни устроено не так, как надо, и все необходимо менять.
— Мама? — спросил Джеффри.
— Джеффри, — отозвалась она, — ну слава богу, наконец-то. Уж я тебе звонила-звонила и все никак не могла дозвониться.
— Ты мне звонила?
— Да. Я оставляла у тебя в офисе одну телефонограмму за другой и у тебя на автоответчике тоже. Разве ты их не получил?
— Нет. Ни одной.
Джеффри мысленно отметил этот курьезный, как он посчитал, факт, но затем подумал, что это лишь является еще одним свидетельством того, насколько эффективно работает Служба безопасности в Пятьдесят первом штате. Он быстро подключил телефон к гнезду компьютера, и уже через пару секунд на его экране появилось лицо матери. Ему показалось, что она выглядит обеспокоенной и озабоченной. Видимо, и мать заметила по его лицу, что он этим встревожен, ибо тотчас сочла нужным пояснить:
— Я похудела. Но этого и следовало ожидать. А так я чувствую себя неплохо.
Он покачал головой:
— Прости, ты выглядишь превосходно.
Оба понимали, что это не так, но предпочли не заострять на этом внимания.
— Сильные боли? Что говорят врачи? — спросил сын.
— Да ну их, этих врачей. Что они понимают? — ответила Диана. — А боли… так, побаливает немножко. Не больше, чем когда я сломала ногу летом, когда тебе исполнилось четырнадцать. Помнишь, я тогда свалилась с этой чертовой крыши?
Еще бы он не помнил. В то лето крыша начала протекать, и мать забралась на нее с ведерком смолы, чтобы попытаться заделать дыру, но поскользнулась и упала. Дом был одноэтажный, но все-таки достаточно высокий, чтобы можно было что-нибудь сломать или набить синяков, что она, конечно, и сделала. Он сам отвез ее в больницу, в отделение скорой помощи, несмотря на то что до получения водительских прав ему оставалось еще два года.
— Конечно помню, — подтвердил он. — А ты не забыла врача, который, когда наложил гипс, спросил тебя, как мы теперь доберемся до дому, и это притом, что ключи от машины я держал в руке?
Мать с сыном рассмеялись, довольные, что их объединяют общие воспоминания.
— Думаю, — продолжил Джеффри, — он тогда решил, что мне лучше не садиться за руль, иначе нас обоих привезут снова к нему же.
Диана Клейтон улыбнулась и кивнула:
— Ты у меня всегда прекрасно водил машину.
Джеффри ответил таким же кивком:
— Потихоньку и помаленьку. Без блеска, зато без происшествий. Но до Сьюзен мне далеко. Вот кто настоящий укротитель скорости.
— Она ездит чересчур быстро.
— Это ее стиль.
Диана снова кивнула:
— Ты прав. Ей всегда не хватало терпения. Ей изо дня в день приходится быть терпеливой, внимательной и осторожной. Должно быть, иногда ей невыносимо скучно. Вот почему она так ценит скорость — для нее это разрядка. Глоток свободы.
Джеффри не ответил. Он просто глядел на лицо смотревшей на него с экрана матери и думал, как был не прав, уделяя ей так мало внимания. На какой-то миг они умолкли, и повисла тишина. Потом он сказал:
— Похоже, у меня есть проблема. Вернее, проблема есть у нас.
Диана подняла брови, глубоко вздохнула и наконец выговорила то, что, как ей хотелось надеяться, ей никогда не придется сказать:
— Он не умер. И он нас нашел.
Джеффри кивнул.
— Был ли… — начал он свой вопрос, но мать прервала его:
— Он здесь был. Заходил в дом, когда я спала. Он исподтишка следит за Сьюзен и шлет ей всякие зашифрованные послания-головоломки. Она отвечает на них тем же способом. Не знаю точно, чего ему надо, но, похоже, он играет с нами в кошки-мышки… — Поколебавшись, она добавила: — Мне страшно. Твоя сестра будет покрепче меня, но, думаю, и она побаивается. Она еще не все знает. Я хочу сказать, сперва я надеялась, что это не он. Просто не могла в это поверить после стольких-то лет. Но теперь я даже не сомневаюсь, что…
Она умолкла и стала пристально всматриваться в лицо сына, как бы пытаясь на нем что-то прочесть.
— А откуда об этом знаешь ты? — вдруг спросила она усталым голосом. — Я думала, это коснулось только меня. Мне казалось… То есть, я хочу спросить, каким образом… Он что, попробовал вступить в контакт и с тобой тоже?
Джеффри медленно кивнул:
— Да.
— Но как?
— Он совершил кое-какие преступления, и со мной связались, чтобы я помог их раскрыть. Сперва мне тоже не верилось, что это и вправду он. Так же, наверное, как и тебе. Получилось, что я все эти годы считал правдой то, что на самом деле оказалось ложью.
— Какие это преступления?
— Такие, о которых тебе ни за что на свете не захотелось бы говорить.
Диана прикрыла на какое-то мгновение глаза, будто пытаясь отогнать видение, которое было связано с тем, что они только что обсуждали.
— И теперь я должен его найти, чтобы передать в руки полиции. Но вместо этого получилось так, что не я его, а он меня отыскал.
— Он тебя нашел. Ох, боже мой! Ты в безопасности? Ты дома?
— Нет. Я не дома, теперь я на Западе.
— Где?
— В Пятьдесят первом штате. В Новом Вашингтоне. Именно здесь он совершает свои преступления.
— Но я думала…
— Да, я знаю. Здесь такое совершаться не должно. Поэтому-то меня и наняли местные власти. По крайней мере, я так думал, когда меня сюда привезли. Но теперь я уже в этом не так уверен.
— Джеффри, что ты говоришь?! — воскликнула Диана Клейтон.
— Мне кажется, — произнес ее сын медленно, взвешивая каждое слово, потому что слова шли не из головы, а прямиком из сердца, — что это именно он сделал так, чтобы я приехал сюда. Все им содеянное было направлено на то, чтобы привести меня сюда, прямо на его порог. Сдается мне, он знал, что совершенные им убийства подтолкнут здешние власти к тому, чтобы найти меня и доставить сюда. У меня такое чувство, что я стал частью игры, правила которой только-только начинаю понимать.
Диана задержала на секунду дыхание, а потом медленно выдохнула, с легким присвистом пропуская воздух сквозь полусжатые губы.
— Эта его игра называется смертью, — проговорила она кратко.
Позади нее раздался звук поворачиваемого в парадной двери ключа, после чего раздались шаги и громкий возглас:
— Мама!
— Твоя сестра вернулась. Что-то сегодня рано.
Сьюзен вошла в кухню и тут же увидела на экране компьютера лицо брата. Как всегда в таких случаях, она испытала при этом самые противоречивые чувства.
— Привет, Джеффри, — поздоровалась она.
— Привет, Сьюзен, — ответил он. — Как у тебя, все в порядке?
— Не думаю, — откликнулась она.
— Что на сей раз? — спросила Диана.
— Он здесь. Опять. И снова связался со мной. Тот мужчина, что шлет мне сообщения…
— Он не просто какой-то мужчина, — резко прервала ее Диана, отчего дочь с удивлением бросила на нее смятенный взгляд. — И я знаю, кто он такой.
— Тогда…
— Это не просто какой-то мужчина, — еще раз повторила ее мать. — И настоящим мужчиной он никогда не был. Это твой отец.
Все на какое-то время замолчали. Сьюзен сидела за кухонным столом и кивала, стараясь дышать как можно менее глубоко, как это делают пожарные, пробираясь через задымленное помещение.
— Ты знала и ничего не сказала? — спросила она, задыхаясь от бессильной ярости. — Подозревала, что это он, и не считала нужным со мной поделиться?
В уголках глаз Дианы показались слезы.
— Я не была уверена. Не знала наверняка. Не хотела оказаться в положении мальчика, который чуть что — кричит: «Волки, волки!» Я ведь сама была убеждена, что он мертв. И думала, что мы в безопасности.
— Но он жив, и нам грозит беда, — с горечью произнесла Сьюзен. — Думаю, беда всегда висела над нами, словно дамоклов меч.
— Проблема заключается в том, — прервал ее Джеффри, — что мы не знаем ответа на главный вопрос: что ему нужно. Почему он нас отыскал? Что, по его мнению, мы должны ему дать? Почему он не хочет продолжать жить своей собственной жизнью?
— Я знаю, чего ему надо, — быстро ответила Сьюзен. — Сегодня он дал мне на это ответ. Не сам лично, однако все-таки дал. И не слишком многословный. Хотя…
— И какой же?
— Он хочет то, что было украдено.
— Что хочет?
— То, что было украдено. Об этом он сказал в последнем своем сообщении.
Они снова замолчали, обдумывая сказанное. Первым заговорил Джеффри:
— Какого черта? Я хочу сказать, что́ такое у него, интересно, украли?
Диана, бледная как полотно, проговорила, стараясь скрыть дрожь в голосе:
— Все очень просто. Что было украдено? Ты и твоя сестра. Кто вор? Конечно я. Что я у него украла? Жизнь. По крайней мере такую, какую он себе придумал. И поэтому, насколько я понимаю, ему пришлось поискать другую.
— Но что, как ты думаешь, это означает? — спросила Сьюзен.
— Желание отомстить, — кратко ответила Диана и добавила мягким голосом: — Так сказать, взять реванш.
— Какая глупость! — возмутилась Сьюзен. — Кому отомстить? Джеффри и мне? Что мы такого сделали…
— Ты права, ничего умного в этом нет, — прервал ее брат. — Но он может захотеть отомстить нашей маме. Возможно, она в большой опасности. Вообще-то, на мой взгляд, мы подвергаемся ей все, хотя и по разным причинам, и в разной степени.
— Я хочу вернуть то, что было украдено у меня, — задумчиво проговорила Сьюзен. — Джеффри, ты, наверное, прав. Наша с ним степень родства, если только в данной ситуации можно употребить данное слово, различна в каждом отдельном случае. Мама — это одно. Ты — это другое. А я — это третье. И для каждого из нас у него заготовлен отдельный план.
Она замолчала, подняла до того опущенные глаза и увидела брата, кивающего ей в знак согласия.
— Есть лишь один способ понять, что происходит, — продолжила Сьюзен. — Он заключается в том, чтобы представить, будто все мы являемся кусочками одного пазла. Этакого психологического пазла. И когда мы соединимся, тогда возникнет единая вразумительная картина, достаточно ясная и отчетливая. Проблема для нас в первую очередь заключена в том, чтобы увидеть эту картину. Ну и конечно, в том, чтобы ее составить… — тут она сделала глубокий вдох, — прежде чем ему удастся сделать это самому.
Джеффри потер ладонью лоб, и на его лице появилась улыбка.
— Сьюзен, при случае не забудь мне напомнить, чтобы я никогда не садился играть с тобой в карты. Или в шахматы. И даже в шашки. Думаю, ты абсолютно права.
Диана стерла слезы с лица и тихим голосом еще раз повторила:
— Он играет в смерть. Такая у него игра. И мы все кусочки его пазла.
Справедливость этого замечания была очевидна и возражений не вызвала.
Тогда заговорил Джеффри — громким голосом, каким он обычно читал лекции или задавал вопросы студентам на семинарах.
— Думаю, нет никакого смысла пробовать опять скрыться, — медленно произнес он. — Возможно, мы сможем победить в этой игре, если разделимся и станем действовать в трех различных направлениях…
— Что-то не очень верится, черт возьми! — резко парировала Сьюзен.
— Сьюзен права, — подхватила мать, обращаясь к экрану. — Я с ней согласна. Не думаю, что у нас получилось бы победить, играя в его игру таким образом, даже существуй подобная возможность на самом деле. На сей раз мы должны придумать нечто совсем новое. Возможно, то самое, что мне следовало бы сделать еще двадцать пять лет назад.
— Что именно? — спросила Сьюзен.
— Мы должны попробовать его переиграть, — ответила Диана. — Теперь, объединив наши усилия, мы смогли бы попытаться это сделать.
На лице у Сьюзен появилась ледяная улыбка, которая не имела ничего общего с веселостью или удовольствием. Нет, так могла выглядеть только твердая, жестокая решимость.
— Есть смысл попробовать, — произнесла она. — Ладно. Если мы не собираемся прятаться, то где же мы с ним устроим наше сражение? Здесь? Или вернемся в Нью-Джерси?
И снова все трое замолчали.
— Джеффри, ты ведь специалист по такого рода вещам, — напомнила ему сестра.
Джеффри колебался с ответом.
— Сражаться с отцом, — наконец выдавил он из себя, — это не то, что сражаться с обыкновенным преступником. Даже если это одно и то же лицо. Мы должны решить, что мы намереваемся сделать. Сражаться с нашим отцом или сражаться с убийцей?
Диана и Сьюзен держали паузу, не зная, что ответить. Джеффри подождал немного, а потом заключил резко и с внезапно появившейся уверенностью в голосе:
— Будем сражаться в логове Гренделя.
Диана посмотрела смущенным взглядом:
— Я что-то не вполне понимаю…
Но губы Сьюзен уже изогнулись в кривоватой улыбке, и она тихонько захлопала в ладоши, отчасти в шутку, отчасти всерьез:
— Он хочет сказать, мамочка, что если собираешься уничтожить чудовище, нужно дождаться, когда оно за тобой придет, и тогда схватить его и не отпускать, ни на миг не ослабляя объятий, что бы ни случилось, даже если оно захочет затащить в свой мир, потому что именно там начнется главная часть схватки, которая там же и закончится.
Они помолчали несколько секунд, затем Сьюзен робко приподняла руку, как это делают ученицы в школе, не вполне уверенные, что знают ответ на заданный вопрос, но не желающие упустить возможность быть спрошенными.
— У меня все-таки есть еще один вопрос, — произнесла она не совсем твердым голосом. — Итак, мы трое выследим его, обнаружим раньше, чем это сделает он, и таким образом опередим его… ну, убийцу… то есть отца… Какова окажется наша конечная цель? Я имею в виду — что мы с ним сделаем, когда это случится?
Ни у одного из них, однако, не нашлось ответа на этот вопрос.

 

Сьюзен и Диана согласились лететь первым же самолетом, который вылетит из Майами на Запад следующим утром. Джеффри попросил мать переслать ему электронную копию письма от поверенного, а также копии объявления о смерти ее мужа, напечатанного в «Бюллетене школы Св. Томаса Мора». Он также пообещал, что их встретят в аэропорту Нового Вашингтона и что он позаботится о жилье. Именно с этими просьбами он и обратился к агенту Мартину.
— Хорошо, — согласился детектив. — Но после того как вы перестанете использовать меня в качестве вашего секретаря, что вы намереваетесь делать?
— Исчезнуть на день или два. А вы позаботьтесь, чтобы моя мать и сестра находились в полной безопасности. И ни в коем случае не афишируйте их приезд в ваш штат. Они должны прибыть под фальшивыми именами, и вы должны протащить этих вымышленных персон через ваши всевидящие посты иммиграционной службы так, чтобы они не оказались заснятыми ни одной видеокамерой и не засветились на экране ни одного компьютера. То же самое касается выдачи им временных паспортов. Никаких внесенных в компьютер данных об этом не должно существовать. Ни одного знака. Вся ваша чертова компьютерная система скомпрометировала себя, и я не хочу, чтобы тот, кого мы разыскиваем, заметил прибытие моей матери и сестры. Он может узнать о них по их возрасту, по месту, откуда они прилетели, и по множеству других деталей. Тогда он начнет действовать на опережение и у нас не останется ни малейшего шанса. Нет уж, этого нельзя допускать. Сперва нам следует хотя бы составить план дальнейшей борьбы.
Детектив что-то проворчал в знак одобрения. Недовольно, однако, бесспорно, соглашаясь. Джеффри подумал, что Роберт Мартин, возможно, оказался таким покладистым, решив, что три живца лучше, чем один. И обещание составить план действий ему также, скорее всего, понравилось.
— Моя сестра будет вооружена. Хорошо вооружена. Тут тоже не должно возникнуть никаких осложнений.
— В таком случае она явно в моем вкусе.
— Не думаю.
— А вы, профессор, сами-то куда?
— В сентиментальное путешествие.
— Лунный свет и приглушенная музыка? И где-то вдали гитарные переливы? Куда же оно вас заведет?
— Я должен съездить домой, — объяснил Джеффри. — Ненадолго. Но мне обязательно надо там побывать.
— Нет, вы не поедете в эту помойку, которую вы называете университетом! — резко ответил Мартин. — Мы так не договаривались. Вы будете находиться здесь, профессор, пока все не закончится.
— Университет вовсе не мой дом, — ответил Джеффри тихо, но с кислой миной. — Это место, где я работаю. А мне нужно домой.
— Ну, как бы то ни было, — проговорил Мартин, пожимая плечами, словно ему это было неинтересно, и шаря рукой за пазухой, — не забудьте взять с собой вот этого дружка! — И с легким смешком детектив бросил Джеффри пистолет девятимиллиметрового калибра, только что извлеченный из наплечной кобуры.

 

В полете Джеффри удалось немного вздремнуть. Спал он, правда, урывками, то и дело просыпаясь, и порой спутанные сновидения грозили превратиться в кошмар. Однако этого все же так и не произошло, и он окончательно проснулся, когда самолет начал снижаться над Международным аэропортом Ньюарка. Рассвет еще только брезжил, и он подумал, что ему предстоит снова познать унылую безрадостность северной зимы, по крайней мере в течение того срока, на который он здесь задержится. Над городом висела серая темная дымка смога, которая, казалось, препятствовала лучам утреннего солнца освещать землю в полную силу. Сидя у иллюминатора, Джеффри думал о том, что простирающийся под ним мир представляет собой царство спрессованных друг с другом бетона и асфальта, обнесенное кирпичными и стальными оградами, окруженное ржавыми цепями и колючей проволокой.
Пока самолет заходил на посадку, медленно кружа над городом, Клейтон всматривался в городские улицы и находил на них шрамы, оставленные во время недавних уличных беспорядков. Он видел огромные пространства заброшенных кварталов, превращенных огнем в руины. С высоты он мог определить рубежи, на которых держали оборону от сил мятежников осажденные полицейские и национальные гвардейцы, в конце концов, по всей видимости, сумевшие остановить напор поджигателей и мародеров. Он видел границы спасенных районов так же четко, как и те пространства, в которых новоявленным вандалам была предоставлена полная свобода хозяйничать, как они хотят. Когда пилот включил реверс и выпустил шасси, Клейтон вдруг обнаружил, что ему, как ни странно, очень не хватает открытых пространств и четких линий, свойственных архитектуре Пятьдесят первого штата. Он потряс головой, как бы сбрасывая с себя это наваждение, протер глаза, прогоняя дрему, в которую был погружен во время полета, и пошевелил плечами в предчувствии холодной погоды.
Покинув аэропорт в арендованной машине, он еле-еле тащился по запруженным бесконечными пробками улицам. Движение оставалось плотным на всем пути до выезда на основную автомагистраль, а потом пробка то рассасывалась, то опять возникала на протяжении еще двадцати миль. Так что к тому времени, когда Джеффри доехал до Трентона, столицы штата Нью-Джерси, он поспел туда как раз к утреннему часу пик.
Джеффри съехал с шоссе на Перри-стрит, воспользовавшись развязкой у здания редакции «Таймс», главной трентонской газеты. На боковой стене и на фасаде этого старого и не слишком выразительного здания виднелись большие черные полосы сажи, увеличивающиеся по мере приближения к воротам, через которые вывозят отпечатанный тираж и у которых сейчас выстроились потрепанные, видавшие виды сине-желтые доставочные грузовики, ожидающие утренней доставки. Рядом с ними стояли человек шесть шоферов, сгрудившиеся вокруг разведенного в старой железной бочке костра. Они ожидали сигнала начинать погрузку.
Клейтон развернулся и проехал несколько кварталов по направлению к капитолию штата, приблизившись к нему настолько, что можно было увидеть его вызолоченный купол, блестевший на солнце. По дороге он миновал полицейский блокпост — импровизированную баррикаду, ощетинившуюся колючей проволокой, с огневыми позициями, обложенными мешками с песком, откуда стрелкам удобно было вести огонь. Этот рубеж отделял депрессивный район с пустыми и выгоревшими зданиями, окна и двери на которых были забиты досками, от обновленного, где чувствовались благотворные результаты местной программы реконструкции и развития. Стражи порядка махнули ему рукой, чтобы он проезжал. Присутствие полицейских было не слишком навязчивым, но достаточно ощутимым. Никто не желал беспорядков на улицах, где люди тратят крупные деньги, а тем более в непосредственной близости от Капитолия. Клейтон нашел место для парковки и пошел дальше пешком.
Адвокатская контора поверенного находилась всего в квартале от Законодательного собрания штата, в старомодном каменном здании, внешне сохранившем свою прежнюю элегантность. Вход слегка напоминал крепостные ворота, устроенные так, что гость сперва входил через одни двери, потом оказывался в узком проходе и лишь потом, после дополнительной проверки, его пропускали внутрь через вторые двери. Проверку осуществлял хмурого вида охранник, сохранявший при этом невероятно серьезное выражение лица.
— У вас назначена встреча? — спросил он, сверяясь с расписанием работы своего босса.
— Я здесь для того, чтобы встретиться с мистером Смитом, — ответил Джеффри.
— У вас назначена встреча? — повторил охранник.
— Да, — солгал Джеффри. — Я Джеффри Клейтон, мне назначено на девять утра.
Страж ворот оторвал глаза от списка и пристально взглянул на гостя.
— Может быть, но не здесь, — отрезал он и немедленно вытащил из кобуры пистолет большого калибра, который тут же направил на профессора, но Джеффри его проигнорировал.
— Наверное, произошла ошибка, — продолжал настаивать он.
— У нас не бывает ошибок, — заявил охранник. — Вам следовало бы это знать.
— Как насчет того, чтобы пригласить секретаршу мистера Смита? Сделайте это, пожалуйста.
— С чего бы? Вас нет в моем списке.
Джеффри улыбнулся, медленно залез в карман пиджака и вынул временное удостоверение Службы безопасности, выданное ему властями Пятьдесят первого штата. Он надеялся, что охранник не обратит внимания на ограничительные даты действия данного документа и в первую очередь посмотрит на значок с золотым орлом, символом нового штата.
— Причина, по которой вы должны сделать, как я прошу, состоит в том, что, если вы поступите иначе, мне придется прийти еще раз, но уже с ордером и судебным постановлением, а также с командой СВАТ. И мы перевернем контору вашего босса вверх дном. А когда он в конечном счете поймет, кто явился главным виновником всех этих его злоключений, то вам мало не покажется. Ну как, не кажется ли вам это достаточно убедительной причиной для того, чтобы меня пропустить?
Охранник снял телефонную трубку и произнес:
— Тут у нас один тип из полиции. Ему на сегодня не назначено, а он все равно желает встретиться с мистером Смитом… Да, без предварительной договоренности… Так вы, может, выйдете и сами с ним переговорите? — Он повесил телефонную трубку и сообщил: — Секретарша сейчас явится. — Однако ствол пистолета оставался направленным Клейтону прямо в грудь. — Эй, коп, вы вооружены?
Когда Джеффри покачал головой, потому что оставил свое оружие в бардачке автомобиля, охранник подал ему знак подойти к металлоискателю.
— Это мы сейчас проверим, — пробормотал он. Когда выяснилось, что Джеффри сказал правду, его лицо вытянулось. Он явно выглядел обескураженным. — А может, вы из тех, кто перешел на новые, пластиковые модели? — спросил он, однако прежде, чем Джеффри успел ответить, из двери, ведущей куда-то во внутренние помещения, показалась миловидная женщина.
Она была молода, подтянута и изо всех сил старалась напустить на себя важный вид. Белая блузка с глухим воротом, похожая на мужскую сорочку, была застегнута на все пуговицы, и Джеффри в приступе внезапно нахлынувшей на него неуважительной иронии подумал, не признак ли это того, что она спит со своим шефом, который и на работе умудряется обманывать жену, пока та расслабляется где-нибудь в загородном клубе. Этот консервативный и несексуальный стиль одеяния секретарши, возможно, призван был замаскировать их истинные отношения. Он улыбнулся этой мысли, но не торопился признаться самому себе, что ошибся.
— Мистер?..
— Клейтон. Джеффри Клейтон.
Охранник передал секретарше удостоверение, выданное властями Западной территории.
— И что вас привело сюда, в наши края, столь удаленные от вашего дивного нового мира? — спросила секретарша с неприкрытым сарказмом.
— Мистер Смит являлся поверенным человека, который разыскивается властями нашей территории в связи с выдвинутыми в его адрес очень серьезными обвинениями.
— Все отношения, которые могут существовать между мистером Смитом и его клиентами, строго конфиденциальны.
Джеффри улыбнулся:
— Кто бы сомневался.
— Так что, я думаю, он вам ничем не сможет помочь, — произнесла секретарша, возвращая ему удостоверение.
— Ну, как хотите, — проговорил Джеффри. — Однако, с другой стороны, мне почему-то кажется, что ваш патрон захотел бы принять такое решение лично. Конечно, если вы полагаете, что ему больше понравится совершенно неожиданно увидеть свое имя в постановлении суда о предъявлении обвинения в обмане или в заголовке на первой полосе в местной газете, тогда, конечно, вперед, поступайте, как считаете нужным.
Как ни странно это могло показаться, Джеффри остался доволен собой. Действовать нахрапом и брать на понт было вовсе не в его стиле, и к подобной манере поведения ему приходилось прибегать не слишком-то часто.
Секретарша уставилась на него широко раскрытыми глазами, словно пытаясь по какому-то особенному изгибу кривящихся в ядовитой улыбке губ или по морщинке на его подбородке понять, нет ли в его словах какого подвоха.
— Следуйте за мной, — наконец велела она. — Я узнаю, не сможет ли шеф уделить вам две минуты. — И, повернувшись на месте, добавила: — То есть сто двадцать секунд и ни секундой больше.
Она провела его в приемную, уставленную дорогой викторианской мебелью. Большой ковер на полу был восточный, ручной работы. В углу стояли старинные напольные часы дедовских времен. Они не совсем верно показывали время, зато тикали громко и очень солидно. Секретарша жестом пригласила Джеффри присесть на диван с жесткой спинкой и отступила за свой письменный стол, как бы дистанцируясь от незваного гостя. Подняв телефонную трубку, она быстро в нее что-то проговорила, но так тихо, что он ничего не мог расслышать, а потом повесила ее, больше не сказав ничего.
Секунду спустя открылась большая дубовая дверь, из-за которой показался и сам адвокат. Он был тощ как скелет, с длинными седыми волосами, перехваченными сзади ремешком, так что пучок их свисал ниже ворота его строгой голубой рубашки. На нем были кожаные подтяжки и серые брюки в тонкую светлую полоску, явно от хорошего портного. Итальянские туфли были начищены до зеркального блеска. Рука, которую он протянул Клейтону, была большой, костлявой и, как оказалось, довольно сильной.
— Так в чем заключается ваше дело, с которым вы ко мне пришли, мистер Клейтон? И в какой степени оно мне угрожает? — произнес адвокат сквозь зубы.
— Степень угрозы, конечно, будет зависеть от разных факторов, — ответил Джеффри уклончиво.
— А от чего именно?
— От того, что вы сделали или не сделали.
Адвокат улыбнулся:
— Тогда мне не из-за чего беспокоиться. Задавайте ваши вопросы, мистер Клейтон.
Джеффри вручил адвокату письмо, присланное матери:
— Ну как, что-нибудь вспоминаете?
Поверенный медленно прочитал письмо.
— Смутно, — ответил он. — Дело очень старое, и я не помню его в подробностях… Страшная автомобильная авария… Впрочем, я тогда об этом как раз и написал. Тела обожжены так, что их невозможно было опознать. Трагический уход из жизни.
— В том-то и дело, что интересующий меня человек не умер.
Поверенный поколебался и наконец пробурчал:
— Но здесь говорится совсем другое…
— Он не умер. И в описанной вами аварии совершенно не пострадал. А тем более в автомобильной аварии, носящей характер самоубийства.
Адвокат пожал плечами:
— Жаль, но ничего не могу вспомнить. Все это очень странно. Даже забавно. Вы думаете, этот человек не умер, даже несмотря на то, что я присутствовал на его похоронах? Думаю, я на них побывал, раз написал об этом. Вы что, полагаете, будто у меня есть привычка посещать ложные похороны?
— Этот покойник, если верить тому, что вы написали, был моим отцом.
Адвокат приподнял тонкую седую бровь:
— Вот как? Но все равно, как мне кажется, умирать молодым, оставляя детей без отцовского присмотра, — это еще не преступление.
— Вы правы. Да только дела, которыми он с тех пор занимается, подпадают как раз под эту категорию.
— Ну а если точнее?
— Убийства.
Адвокат снова выдержал паузу.
— Мертвец, которого обвиняют в смерти других, — изрек наконец он. — Как интересно… — Адвокат покачал головой, а потом продолжил: — Не думаю, что могу предоставить вам какую-либо дополнительную информацию, мистер Клейтон. Все разговоры, которые я вел с вашим покойным отцом, равно как и переписка с ним, являются профессиональной адвокатской тайной. Конечно, эта тайна могла бы быть раскрыта после его смерти. Это было бы допустимо. Но раз, как вы достаточно неожиданно для меня заявили, он все еще жив, эта тайна продолжает действовать в полной мере, даже несмотря на то, что прошло столько лет. Однако опять-таки это дела давно прошедших дней. Давно забытые. Сомневаюсь, хранится ли еще у меня это дело вообще. Сегодня моя практика стала куда более обширной и дела сильно отличаются от тех, которыми я занимался в те дни, когда написал письмо вашей матери. Так что, боюсь, вы были введены в заблуждение, и, как бы то ни было, ничем не могу вам помочь. Всего вам доброго, мистер Клейтон, желаю удачи. Джойс, проводите джентльмена до двери.
Последнее данное ей поручение миловидная секретарша выполнила с явным удовольствием.

 

Территория школы Св. Томаса Мора была огорожена кованой оградой, которая показалась бы декоративной, если бы не знаки, предупреждающие, что та находится под высоким напряжением. У ворот профессора встретил охранник, вызвавшийся проводить его до главного здания. На охраннике был синий блейзер, под которым Джеффри заприметил очертания небольшого автомата. Этот человек также носил красный галстук школы. Он был угрюм и неразговорчив. Они пошли вдоль по обсаженной деревьями аллее, справа и слева от которой виднелись маловыразительные постройки из красного кирпича. Весной, подумалось Джеффри, на стенах спальных и учебных корпусов зазеленеют листья плюща, но теперь, с приближением зимы, коричневые стебли, вьющиеся по красноватой кладке, стали выглядеть какими-то призрачными щупальцами, тянущимися из-под земли. Со ступеней административного здания виднелась ширь футбольных полей с еще зеленой, но уже пожухлой травой, с бурыми проплешинами в тех местах, где игра обычно бывает особенно напряженной. Зазвонил церковный колокол, возвещая конец очередного урока. Позади них из дверей учебных корпусов начали выбегать и выходить ученики, и пустынные дорожки быстро заполнились их шумной толпой. Однако охранник и Джеффри уже проходили через застекленные входные двери главного корпуса.
Заместительница директора школы была пожилой женщиной с высокой прической с начесом и в очках с роговой оправой, водруженных на самый кончик носа. Манера обращения у нее была дружелюбная, но при этом профессиональная, и это заставило Клейтона подумать, что в мире, испорченном переменами к худшему, добрая старая система школьного образования меняется медленнее всего. Хотя он даже не мог сказать, хорошо это или плохо.
— Джеффри Митчелл, наш прежний учитель! — воскликнула она. — Боже мой, кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз слышала это имя! Прошло уже несколько десятков лет. Вы говорите, он ваш отец? Ох, я даже не знала, что он был женат…
— Поверьте, что был. И я пытаюсь найти кого-нибудь, кто мог бы вспомнить его смерть. Боюсь, я практически не был с ним знаком. Родители развелись, когда я был совсем маленьким.
— Ах, — произнесла заместительница директора, — это слишком часто случается. И теперь вы…
— Просто пытаюсь восполнить некоторые лакуны, в свое время образовавшиеся в моей жизни, — пояснил Джеффри. — И прошу вас простить меня за то, что я нагрянул к вам, не предупредив заранее…
Его собеседница посмотрела на него примерно так же, как могла посмотреть на какого-нибудь школьника, который не написал важную контрольную по причине простуды, — понимающе, но не вполне сочувственно.
— Моя память меня в последнее время часто подводит, и я помню не слишком многое, — сказала она. — Вспоминается разве что некий многообещающий молодой человек. Блестящий интеллект. Кажется, он преподавал историю?
— Да, насколько мне известно.
— Увы, теперь здесь вы найдете очень немногих, кто смог бы что-то о нем вспомнить. К тому же ваш отец проработал у нас всего несколько лет, если я не ошибаюсь. Я с ним общалась совсем недолго, потом он уволился, а после этого мы с ним не встречались. Его отъезд практически совпал с моим приходом в школу. К тому же я работала здесь в администрации, а он преподавал. И помимо всего прочего, двадцать пять лет являются слишком большим сроком, даже в такой старой школе, как наша… — Она замолчала. — Однако… — продолжила заместительница директора после долгой паузы, и Джеффри уловил в ее голосе некоторую неуверенность, — возможно, вам следует встретиться с мистером Мейнардом, самым старым нашим учителем. Он уже почти не преподает, но один из разделов истории Америки по-прежнему остается за ним. Моя память подсказывает мне, что в то время, когда здесь работал ваш отец, он, кажется, руководил в школе работой всех учителей истории. Вообще-то, он занимался этим лет тридцать. Вот он действительно может что-нибудь помнить.

 

Старый учитель истории сидел за письменным столом и внимательно смотрел в окно, выходящее на футбольное поле. Класс находился на втором этаже, и сверху было хорошо видно, как мальчишки бегают по полю туда и сюда. Джеффри постучался в приоткрытую дверь и вошел.
Мейнард был седовласый старик с короткой стрижкой, бородкой с проседью и кривоватым ломаным-переломаным боксерским носом, приплюснутым и бесформенным. У него был вид гнома, и, когда Джеффри вошел, он крутился на своем вращающемся кресле из стороны в сторону — совсем так, как это делают мальчишки. Когда он увидел посетителя и понял, что к нему зашел не какой-нибудь школьник, а солидный человек, он встретил Клейтона смущенной улыбкой и, кажется, даже покраснел. Его застенчивые манеры явно контрастировали с его внешностью бойцового бульдога.
— Вы знаете, иногда, глядя на это поле, я могу вспомнить ту или иную игру, — признался он. — Могу видеть игроков такими, какими они тогда были. Могу слышать их голоса, звуки от ударов по мячу, свистки судьи и крики зрителей. Стареть — это ужасно. Воспоминания начинают брать верх над реальностью. Но это не лучшая из возможных замен. Итак… ваше лицо мне кажется знакомым, однако не очень. Обычно я запоминаю моих бывших учеников, но вас я не узнаю.
— Я не из их числа.
— Да? Тогда чем я могу быть вам полезен? — спросил он.
— Меня зовут Джеффри Клейтон. Мне нужна кое-какая информация.
— Ага, — проговорил учитель, кивая. — Это хорошо. Теперь очень мало таких осталось…
— Простите?
— Тех, кому еще нужна информация. Нынче люди просто довольствуются тем, что им говорят. Особенно это касается учеников. И вообще молодежи. Словно знание ради одного только знания теперь превратилось в нечто устаревшее и бесполезное. Они согласны учить лишь то, что поможет им написать стандартную контрольную, которая поможет им попасть в престижный колледж, чтобы потом получить хорошую работу. Надеются, на ней не придется чересчур много вкалывать. Она должна принести им деньги, успех, большой дом в безопасном районе, большую машину и вообще роскошную жизнь. Никто не желает учиться, потому что учеба пьянит и возбуждает. Однако вы, молодой человек, возможно, сделаны из другого теста?
Джеффри улыбнулся и пожал плечами:
— Лично я никогда не пробовал соотнести знания и успех.
— И все же вы пришли ко мне за какой-то информацией. Должно быть, уникальной. Какой же именно?
— За информацией о человеке, которого вы когда-то знали.
— И кто же он?
— Джеффри Митчелл. Когда-то он работал здесь учителем истории.
Мейнард качнулся в кресле, не отрывая при этом взгляда от гостя.
— Это даже забавно, — проговорил он. — Однако не так уж и неожиданно. Даже притом, что прошло так много лет.
— Вы его помните?
— Еще бы не помнить, — отозвался его собеседник, не сводя с него глаз. — Вы, как я понимаю, приходитесь родственником мистеру Митчеллу?
— Да. Он мой отец.
— Ну конечно. Я мог бы и сам догадаться. Глядя на ваше лицо, трудно не заметить несомненного сходства. Да и фигурой вы тоже в него. Он был высокий и стройный, как вы. Спортивный и элегантный. Всегда в прекрасной форме. И в физическом, и в умственном отношении. Вы, часом, не играете на скрипке, как он? Нет? Очень жаль. У него был талант. Итак, вы сын человека, которого я когда-то знал, хотя и не слишком хорошо… Какого же рода информацию вы хотите от меня получить?
— Он умер…
— Да, мне об этом говорили. К тому же я сам про это читал.
— Но на самом деле он не умер.
— Ага, уже интересно. И что, он жив до сих пор?
— Да.
— И вам…
— Я не видел его с детства. С девяти лет. С тех пор прошла четверть века.
— И вот, словно некий сирота, или, лучше сказать, как некий ребенок, которого отдали на усыновление, оторвав, несмотря на его слезы, от родителей, вы отправились искать правду по следам человека, который вас бросил?
— Слово «бросил» в моем случае не очень подходит, но в общих чертах вы угадали.
Старый учитель поразглядывал потолок, потом крутанулся на кресле, снова бросил долгий взгляд в окно, на игровое поле, а потом вновь повернулся к Джеффри:
— Молодой человек, я не советовал бы вам слишком упорствовать и, несмотря ни на что, продолжать ваше путешествие.
Джеффри стоял перед классной доской и колебался, не зная, как отреагировать на эти слова.
— А почему нет? — все-таки спросил наконец он.
— Что вы собираетесь приобрести для себя благодаря этой информации? Хотите заполнить ею какую-то брешь в своей жизни?
Джеффри не считал, что стремится именно к этому, но ему пришло в голову, что старый учитель отчасти прав. Он колебался и уже начал было подумывать о том, чтобы выложить на стол все карты и честно признаться, что именно и зачем он хочет узнать, но потом передумал и вместо этого произнес:
— Вы его помните?
— Конечно. В свое время он произвел на меня исключительно сильное впечатление.
— А если поточней?
— Он был страшный человек.
От этого ответа Джеффри едва не лишился дара речи.
— Почему? — спросил он.
— Это был самый необычный из всех историков, каких я только знал.
— Что заставило вас так думать?
— Потому что нашего брата преимущественно интересуют лишь капризы истории. Ее превратности и причуды. Почему произошло это? Почему случилось то? Выходит своего рода игра, похожая на попытку нарисовать очертания некой географической карты через бумагу, которая недостаточно тонка, чтобы через нее были отчетливо видны контуры того изображения, что находится под ней.
— А он был другой?
— Да. Во всяком случае, такое у меня сложилось о нем впечатление…
— И что же дальше?
Его собеседник заколебался, но потом, пожав плечами, продолжил:
— Он любил историю потому… заметьте, это не факт, а всего лишь сложившееся у меня впечатление… потому, что намеревался ее использовать. В своих личных целях.
— Простите, не понимаю.
— История в чем-то похожа на свод ошибок, допущенных человечеством. Самыми разными людьми. У меня было такое чувство, будто ему страстно хочется изучить историю, чтобы не допускать впредь подобных ошибок.
— Я понимаю… — начал было Джеффри, но собеседник не дал ему закончить:
— Нет, не понимаете. Ваш отец преподавал историю Европы, но на самом деле его интересовал совсем другой ее раздел.
— Который?
Старый учитель опять улыбнулся:
— Это опять же только мое мнение. Так сказать, некоторое ощущение, а вовсе не реальный факт… — Он остановился, потом вздохнул и снова продолжил: — Я становлюсь все старее и старее. Теперь у меня бывает не больше одного урока в день. В старших классах. Ученикам, в общем, плевать на мой стиль преподавания. Грубый. Бесцеремонный. Агрессивный. С провокационными вопросами и с обсуждением спорных теорий. Быть историком не так просто. Мы не слишком-то любим современный мир. Нам больше всего по нраву времена давно минувшие.
— Так вы начали говорить про раздел истории, который его интересовал на самом деле. Что он собой представлял?
— Что вы знаете о вашем отце, мистер Клейтон?
— То, что я знаю, мне совсем не нравится.
— Умно подмечено. А вот вам моя точка зрения. Такое признание обычно нелегко дается, однако я вам честно скажу: меня переполнило чувство радости, когда ваш отец объявил мне, что увольняется. И не оттого, что он был плохим учителем, ибо это было не так. Нет, он был одним из лучших учителей, которых я только знал. Возможно, лучшим. И популярным среди учеников. Но мы потеряли одну ученицу. Она была похищена с территории школы и убита самым жестоким образом. И мне совсем не хотелось, чтобы подобное повторилось.
— И вы подозреваете, что он как-то был с этим связан?
— Что вам известно, мистер Клейтон?
— Что его допрашивала полиция.
Учитель покачал головой.
— Полиция! — фыркнул он. — Они же ни в чем не разбираются. Эти ребята и представления не имели, что им следовало искать. Историк в подобных вещах знает толк побольше, чем они. Историк понимает, что все события представляют собой комбинацию многих факторов. Тут задействованы и ум и сердце, и политика и экономика, и совпадения и случайности. Мир есть поле взаимодействия самых причудливых сил. Вы знали об этом, мистер Клейтон?
— В той области, в которой я специализируюсь, это, конечно же, более чем справедливо.
— А чем вы занимаетесь, осмелюсь спросить?
— Я профессор психологии Массачусетского университета, и меня интересуют проблемы криминального поведения.
— Ага, как интересно. Так, стало быть, вы занимаетесь…
— Убийствами.
Старый учитель улыбнулся:
— Этим же занимался и ваш отец.
Джеффри весь подался вперед, и это движение как нельзя лучше передало тот оставшийся невысказанным вопрос, который он хотел бы задать.
Историк снова качнулся в кресле:
— Я и в самом деле никак не мог взять в толк, почему за все эти годы никто так и не пришел ко мне, чтобы начать задавать вопросы о Джеффри Митчелле. И по прошествии многих лет я уже начал и сам отчасти верить, что пресловутая автомобильная авария в самом деле имела место и миру все-таки удалось увернуться от этой летящей в него смертоносной пули, которой являлся ваш отец. Вот такая метафора. Конечно, не стоило бы позволять себе говорить метафорами, особенно сейчас, когда я стал стар и мне уже вроде бы не пристало делать свою речь слишком цветистой. А вообще-то, хороший историк должен всегда во всем сомневаться. Сомневаться, если сам собой напрашивающийся ответ чересчур прост. Сомневаться в том, что случай или слепая удача дала кому-то возможность заработать крупное состояние, потому что это слишком редко случается и верить в подобное везение неразумно. Вообще, сомневаться следует во всем, потому что лишь через такое сомнение, кстати еще и приправленное скептицизмом для верности, можно докопаться до исторической правды.
— Мой отец…
— Если бы вы захотели узнать все о смерти, если бы вас интересовали убийства, пытки, а также все те случаи, когда прорывается наружу самое темное, что есть в человеке, то вам следовало бы обращаться к нему. Вот в какой области он был непревзойденный знаток. Прямо-таки ходячая энциклопедия зла. Он знал про все: и про аутодафе, и про инквизицию, и про Влада Колосажателя, и про истязания и казни первых христиан, и про жестокости Тамерлана, и про сжигание еретиков во время Столетней войны. Он прекрасно знал все эти вещи. Хотите узнать, какую часть женской почки подкинул Джек Потрошитель властям, бросая им вызов? И об этом тоже следовало спрашивать у вашего отца. Он знал. Вас интересует, какое оружие предпочитал Билли Кид? Это опять к нему. Он в курсе: револьвер «кольт» сорок пятого калибра, почти такой же, как изготовленный фирмой «Чартер армз» револьвер «бульдог» сорок четвертого, которым пользовался Дэвид Берковиц (псевдоним — Сын Сэма). Точная формула «Циклона Б»? И это ваш отец мог тут же с ходу назвать. Как и температуру печей в крематориях Освенцима. Сколько человек погибло в битве на Сомме в первые мгновения после того, как был дан сигнал к атаке и солдаты покинули окопы? Он знал. Этнические чистки на территории бывшей Югославии? Немецкие лагеря смерти в Сербии? Тутси и хуту в Руанде? Мельчайшие подробности всех этих убийств так и слетали у него с языка. Он знал, сколько ударов кнутом требуется, чтобы отправить на тот свет человека, приговоренного к этому наказанию на царской каторге в дореволюционной России. И он знал, сколько времени падает нож гильотины. А говоря о ней, он мог еще с улыбочкой добавить, что месье Гильотен, изобретатель этого устройства, представив свое творение на суд французских властей, заверял их, что беспомощные жертвы его адской машины ничего не чувствуют, кроме, может быть, легкой щекотки в районе затылка. Он мог рассказать вам все это и еще гораздо больше того. — Старый учитель покашлял. — Если хотите узнать побольше о своем отце, вам надо побольше узнать о смерти.
Джеффри сделал легкий жест рукой, словно пытаясь разогнать некий душок, свойственный историческим фактам такого рода, витающий у него над головой:
— Он вызывал у вас чувство страха?
— Конечно. Как-то раз он хвастливо заявил мне, что история лучше, нежели что-либо другое, показывает, с какой легкостью можно убивать людей.
— Вы рассказали об этом полиции?
Учитель покачал головой:
— Что я мог им рассказать? Что их подозреваемый, по всей видимости, прекрасно знаком со всеми деталями жизни и смерти любого более или менее известного убийцы в человеческой истории? И что это смогло бы доказать?
— Возможно, они сумели бы воспользоваться этой информацией.
— Была убита девочка. Здесь допросили много людей, в том числе и вашего отца. Однако не его же одного. Пара других учителей, дворник, работник столовой и тренер школьной юниорской команды по лакроссу тоже были допрошены. Подобно всем остальным, вашего отца отпустили без выдвижения против него каких-либо обвинений, потому что не обнаружили никаких свидетельствующих против него улик или доказательств. У них имелись одни только подозрения. Вскоре после этого он вдруг уволился. Через несколько недель пришла поразившая всех весть о его смерти. О его не внушающей доверия смерти — так бы я выразился. Но тем не менее о ней было объявлено. Конечно, я испытал небольшой шок, мимолетное удивление и, пожалуй, некоторое любопытство, вызванное тем, что уж очень его кончина согласовывалась во времени с его увольнением. Но вопросов в связи с этим возникло немного. Правда, ответов на них было еще меньше. Однако все продолжало идти своим чередом. Впрочем, в таких школах, как эта, так обычно и случается. Вне зависимости от того, что происходит в большом мире, жизнь в маленьком школьном мирке продолжает катиться по наезженной колее, словно ничего не случилось.
Джеффри подумал, что наблюдается явная параллель между данным учебным заведением и тем штатом, на который он в данное время работает. В обоих цитатах считалось, что им вполне удалось отгородиться от окружающего их мира. И у обоих были проблемы с тем, как сохранить эту иллюзию.
— Вы, случайно, не могли бы вспомнить, что он сказал, когда увольнялся?
Мистер Мейнард кивнул и немного наклонился вперед:
— У меня было с ним две встречи. И я прекрасно их помню, даже несмотря на прошедшие с тех пор десятилетия. Историку, видите ли, необходимо иметь острый глаз, подмечающий и запоминающий все подробности, не меньше, чем журналисту, и хорошую память.
— Ну и?..
— Итак, я с ним встречался дважды. В первый раз вскоре после того, как его отпустили с допроса в полицейском участке. Мы с ним столкнулись нос к носу в местном ночном магазинчике, торгующем самыми необходимыми товарами, в котором оба делали какие-то покупки. Он и теперь работает. Расположен совсем недалеко от школы. Как выйдете за ворота, прямо по дороге, его трудно не заметить. Ну там, сами понимаете, сигареты, пресса, лимонад, молоко да еще кое-что из пищевых продуктов, преимущественно самое малосъедобное…
— Понятно.
— Вы знаете, он шутил. Сперва по поводу государственной лотереи, потом насчет полиции. Похоже, он ее ни во что не ставил. Не уверен, знаете ли вы об этом, но ваш отец, мистер Клейтон, отличался беззаботным нравом, беспечной и бесшабашной манерой общения с людьми, за которой, как мне думается, ему очень многое удавалось скрывать. И в первую очередь он прятал за ней свою любовь к аккуратности, точности и пунктуальности абсолютно во всем. В этом он чем-то был похож на ученого-естествоиспытателя. Он мог казаться забавным или застенчивым, однако в душе всегда оставался расчетливым и холодным. Ну, как вам такое, мистер Клейтон?
Джеффри ничего не ответил.
— Он был поистине страшный человек. В нем чувствовались отсутствие моральных устоев, какая-то тяга к распущенности. Нечто похотливое. И еще что-то от акулы. Хищное. Помнится, у меня еще долго мороз гулял по коже после того нашего ночного разговора. Это было все равно как поговорить с голодной лисой у самых дверей курятника и услышать от нее, что ничего страшного не произойдет и беспокоиться совершенно не стоит. Потом, неделю спустя, он внезапно нагрянул ко мне в кабинет. Совсем неожиданно. Едва поздоровавшись, он объявил, что со следующей недели увольняется. Без убедительного объяснения. Так, брякнул, что на него свалилось кое-какое наследство. Я спросил у него про полицию, но он лишь засмеялся и сказал, что не ожидает с ее стороны никаких возражений. Я спросил у него, чем он намеревается заняться, и он ответил — это я запомнил совершенно отчетливо, — что ему нужно отыскать кое-каких людей. Таковы были его слова. Они до сих пор звучат у меня в ушах, точно я услышал их только вчера. Нужно отыскать кое-каких людей. И у него при этом горели глаза, словно у настоящего охотника. Я принялся было расспрашивать его, но он резко повернулся и покинул мой кабинет. Когда я пошел его искать, выяснилось, что он уже ушел. Забрал все свои вещи из шкафов и книги с полок. Я позвонил ему, но телефон уже был отключен. На следующий день я заехал к нему сам, но дом уже был пуст, и на нем висело объявление «ПРОДАЕТСЯ». Одним словом, он исчез. И едва я успел как следует осознать его отсутствие, пришла весть о его смерти.
— Когда это случилось?
— Ну, думаю, нам повезло, потому что до рождественских каникул оставалась всего неделя, так что мы успели его заменить. Мы как раз устраивали собеседования с кандидатами на освободившееся место, когда услышали об аварии. Канун Нового года. Выпивка, превышение скорости… Все это, увы, не такая уж редкость. В ту ночь шел препротивный холодный дождь по всему Восточному побережью, и это вызвало целую серию подобных аварий. Так что та, в которую попал ваш отец, была одной из нескольких. По крайней мере, все подводило нас к тому, чтобы думать именно в этом направлении.
— Вы не можете вспомнить, как и кто сказал вам об этом происшествии?
— Прекрасный вопрос. Кажется, адвокат. Увы, в данном случае моя память не так точна, как хотелось бы.
Джеффри кивнул. Это ему кое о чем говорило. Он знал, о каком адвокате идет речь. Кроме него, позвонить в школу не мог никто.
— А как насчет его похорон?
— Странные они были. Никому из тех, кого я знал, совершенно ничего не сообщили ни об их времени, ни о месте. Поэтому никто на них и не пришел. Можете сходить в нашу трентонскую газету «Таймс». Посетите тамошнюю библиотеку микрофильмов, и сами в этом убедитесь.
— Я так и сделаю. А не вспомните ли еще какие-то вещи, которые смогли бы мне помочь?
Старый историк улыбнулся кривоватой усмешкой:
— Однако, мой милый мистер Клейтон, я сомневаюсь, что мне вообще удалось вам рассказать что-либо, способное вам помочь. Скорей всего, моя болтовня могла разве что вас встревожить. Ну или вызвать впоследствии ночные кошмары. Не сомневаюсь только в одном: она станет вас беспокоить и сегодня, и завтра, и еще долгое время. Но вот насчет помощи? Сомневаюсь. Не думаю, чтобы информация подобного рода могла сослужить вам какую-либо службу. Вы же не ребенок. Если бы вы никогда не задали мне сегодняшних вопросов, то, подозреваю, чувствовали бы себя гораздо лучше и были бы по-своему гораздо мудрей. Иногда неведение может оказаться куда предпочтительней правды. Такое случается редко, но порой дело обстоит именно так.
— Может, вы и правы, — холодно ответил Джеффри, — но я на сей счет придерживаюсь иного мнения.

 

Джеффри ощущал в воздухе тяжелый запах гари, но не мог точно сказать, откуда он доносится. Ясное полуденное небо вдруг заволокла грязноватая серовато-коричневая дымка, еще более усиливающая тусклость окружающего мира.
Клейтон остановил машину в нескольких кварталах от дома, в котором провел первые девять лет жизни, стоящего на главной улице городка, в котором много лет назад произошло наделавшее тогда столько шума убийство. Еще студентом-старшекурсником он провел немало времени в университетской библиотеке, перелистывая страницы книг, в которых говорилось о том преступлении, выискивая на них фотографии столь хорошо знакомых ему мест. Несколько десятилетий тому назад это было очень тихое место — сельская местность с уединенными фермами, своего рода микрокосм плодородных долин, традиционный мир сельской Америки. Возможно, в свое время прежде всего именно это и привлекло в Хоупвелл всемирно известного авиатора. Это место давало ему иллюзию надежного убежища, в то же самое время не отгораживая его от политической жизни, в которую он был вовлечен. Этот летчик был удивительным человеком, которого, похоже, одновременно и раздражал, и притягивал тот фимиам, который ему принялись кадить сразу после его подвига. Конечно, шлейф дурной славы, который потянулся за этим краем после похищения его сына, все изменил. Причем случилось это в одночасье. Ведь вся местность в связи с громкой трагедией оказалась наводнена репортерами, освещающими это печальное происшествие. Состоявшееся поблизости, во Флемингтоне, судилище над подозреваемым, во время которого были нарушены все судебные нормы, еще более подогрело страсти. За последующие годы мнение о городке под названием Хоупвелл как о средоточии зла еще более укрепилось, хотя и основывалось на одном-единственном факте, ставшем достоянием гласности. Эта репутация напоминала надпись, сделанную масляной краской, которую невозможно отмыть водой, сколько ни три. Вот и город никак не мог от нее избавиться, сколь бы идиллическим ни казалось это место. Так что с течением лет и сам внешний вид городка претерпел изменения. Фермеры продали свои поля застройщикам, которые поделили их на небольшие участки и застроили дорогими домами, предназначенными для бизнесменов из Филадельфии и Нью-Йорка. Те, верно, думали, что, купив их, смогут убежать от городской жизни, хоть и не очень далеко. На самом деле Хоупвелл страдал от близости к обоим этим мегаполисам. Нет ничего хуже для уютного городка, подумал Джеффри, чем по какой-либо причине оказаться удобным для проживания.
Дом его детства был куда старше своих соседей — он стоял тут еще с тех времен, когда здесь произошло похищение. Правда, впоследствии его и перестроили, но все-таки не снесли, хотя он и находился на боковой улочке практически рядом с центром города. Кстати сказать, поместье, откуда выкрали мальчика, находилось в нескольких милях отсюда, уже за городской окраиной. Дом запомнился Клейтону как большой, просторный, полный темных закоулков и светлых мест, где можно было увидеть пробивающиеся сквозь стекла окон солнечные лучики. Некогда Джеффри занимал в нем выходящую на улицу комнату на втором этаже, имеющую одну полукруглую стену — совершенно в викторианском духе. Он попытался вспомнить эту свою спальню подробнее. Первое, что приходило на ум, так это кровать, книжный шкаф и окаменевшие останки какого-то доисторического ракообразного, которого он сам нашел на дне протекающей поблизости речушки и которого он, в спешке покидая дом, позабыл упаковать, о чем потом сожалел еще долгие годы. Его восхищало то, каким неизменно холодным всегда оказывался на ощупь этот, по сути, кусок камня. Он любил проводить по нему рукой, чуть ли не ожидая, что древний рак оживет под его ладонью.
Отогнав воспоминания о прошлом, Клейтон завел мотор автомобиля, говоря себе, что приехал не за чем иным, как исключительно за необходимой ему информацией. И посещение дома, который они когда-то так торопливо покинули, есть не что иное, как поиск наугад, попытка нащупать что-нибудь в темноте.
Он поехал по улице, борясь с то и дело грозящими нахлынуть на него картинами прошлого.
Когда Клейтон остановился, то, прежде чем поднять глаза и посмотреть на дом, он напомнил себе: «Ты ничего плохого не сделал». По правде сказать, это мысленное замечание ему самому показалось странным. Повернув голову, он посмотрел на дом.
Прошедшие двадцать пять лет изменили его восприятие. Разница между девятилетним мальчиком и тридцатичетырехлетним мужчиной давала о себе знать. Дом показался ему гораздо ниже, чем прежде, и, несмотря на то что небо было обложено серыми тучами, гораздо светлее. Такого он даже не ожидал. Похоже, дом был выкрашен более светлой, чем прежде, краской. Там, где Джеффри помнил серые доски, которыми дом был обшит, цветом напоминающие сланцевые плитки, которыми кроют крыши, да черные ставни на окнах, теперь красовались белый сайдинг и темно-зеленые наличники. А еще он вспомнил, что прежде бо́льшая часть дома постоянно оставалась в тени, потому что когда-то во дворе рос большой дуб, которого теперь уже не было.
Выйдя из машины, он увидел человека, который, согнувшись, подрезал кусты рядом с крыльцом. В руках тот держал садовые ножницы. На доме висела табличка «ПРОДАЕТСЯ». Мужчина повернул голову, едва услышав, как хлопнула дверца машины, закрытая Клейтоном, и сделал быстрое движение рукой, словно потянулся за оружием, но не достал его, а стал ждать. На всякий случай Джеффри подошел к нему очень медленно, чтобы не возбуждать лишних подозрений.
На вид хозяину дома исполнилось лет сорок или более, он был плотного телосложения, с заметным брюшком. На нем были запачканные, измятые джинсы и старомодная куртка с меховым воротником, из тех, какие когда-то носили летчики.
— Чем могу быть полезен? — спросил он, когда Клейтон к нему приблизился.
— Пожалуй, ничем, — ответил Джеффри. — Просто я некоторое время здесь жил, когда был мальчишкой. Вот случилось проезжать мимо и вдруг подумалось, не взглянуть ли на прежнее жилье.
Мужчина кивнул, как бы подтверждая, что не считает появление незнакомца чем-то для себя угрожающим.
— Желаете его купить? Могу продать не слишком дорого…
Джеффри отрицательно покачал головой, и мужчина продолжил:
— Так вы здесь жили? Когда?
— Лет, наверное, двадцать назад. Ну а вы тут живете давно?
— Я не сказал бы. Всего три года. И мы с женой купили его у семьи, которая прожила здесь примерно столько же. А те приобрели его у жильцов, которые в нем тоже надолго не задержались. Этот дом побывал в руках многих владельцев.
— Да уж. А почему, как вы думаете?
Мужчина пожал плечами:
— Не знаю. Говорят, он вроде как несчастливый.
Джеффри посмотрел на него вопросительным взглядом.
Мужчина пожал плечами еще раз:
— Дело в том, что всем его обитателям, о ком я знаю, не слишком-то везло. Что касается меня, то я только что получил перевод по службе в треклятую Омаху. Господи! Придется тащиться туда с детьми, женой, котом и чертовой собакой. А они только начали привыкать к этому месту.
— Сочувствую.
— Парень, что жил здесь до меня, заболел раком. В семье, которая была до них, дочь попала под машину. Слышал, поговаривали, что в этом доме будто бы еще раньше кто-то кого-то убил. Да только кто и из-за чего — никто не знает. Я даже просматривал старые газеты, но так ничего и не нашел. Получается, просто несчастливый дом, вот и все. Хорошо, что у меня еще дела более или менее в порядке: ни пожара, ни чего-нибудь такого. А то действительно была бы настоящая беда.
Джеффри посмотрел на мужчину повнимательнее:
— Убийство, вы говорите?
— Ну или что-то в этом роде. Кто знает? Как я уже говорил, все словно воды в рот набрали. Хотите зайти посмотреть дом?
— Может быть, на минутку.
— С тех пор как вы здесь жили, его перестраивали три или четыре раза.
— Наверное, так и есть.
Мужчина провел Джеффри через парадный вход в маленькую прихожую, а затем, не задерживаясь, в комнаты первого этажа: на кухню, к которой пристроили еще одну гостиную, затем в старую гостиную, что побольше, и в маленькую комнатку, в которой, как помнилось Клейтону, прежде находился отцовский кабинет. Теперь она была заставлена стереоаппаратурой. Кроме того, здесь имелся телевизор с экраном чуть ли не во всю стену. Внезапно он почувствовал, что его мозг начинает работать необыкновенно быстро, как у математика, решающего глубоко засевшее в нем уравнение. Все в этой комнате выглядело светлей, чем раньше. И чище.
— У моей жены, — проговорил мужчина, — тонкий вкус. Ей нравится развешивать на стенах картины современных художников. И написанные маслом, и всякие там пастели. Которая комната была вашей?
— Та, что наверху. С полукруглой стеной.
— Понятно. Там теперь мой рабочий кабинет. Поставил туда встроенную мебель, в основном книжные полки, ну и компьютерный столик. Хотите посмотреть?
Джеффри вдруг вспомнилось, как он прятался в своей комнате, зарывшись головой в подушку. Он отрицательно покачал головой:
— Нет. Это не обязательно.
— Ну, как хотите, — ответил хозяин. — Черт возьми, я тут в последнее время то и дело показываю свой дом агентам по недвижимости и их клиентам, привык тут всем расхваливать свое жилье. — Мужчина улыбнулся и повел Джеффри к выходу. — Дьявольщина! Столько лет прошло, и вам, наверное, в диковинку видеть все тут совсем другим.
— Немного странновато. Все кажется меньше, чем я запомнил.
— Это понятно. Ведь и вы сами тогда были меньше…
Джеффри кивнул, и хозяин продолжил:
— А знаете, есть, я думаю, одна-единственная комната, которая едва ли изменилась. Та, что в цокольном этаже.
— Простите?
— Та забавная маленькая комнатка, что прямо за бойлерной. Черт побери, я не удивлюсь, если половина владельцев дома даже не знала о ее существовании. Мы и сами о ней узнали только оттого, что у нас завелись термиты и пришлось вызвать дезинсекторов. Они простукали стены и поняли, что там пустота. Едва нашли дверь. Собственно, двери в полном смысле этого слова и не существовало. Она была зашпаклевана и покрыта штукатуркой. Парень-дезинсектор уверял, что там что-то есть. Мне тоже стало интересно, вот мы ее и вскрыли.
Джеффри остановился и спросил:
— Как, потайная комната?
Хозяин развел руками:
— Вот уж не знаю. Может, в свое время и была потайной. Типа секретного места. Когда-то, давным-давно. Хотите взглянуть? — (Джеффри кивнул.) — Ну ладно. Не очень-то чисто там, внизу, так что не взыщите.
— Ничего, показывайте.
За лестницей находилась маленькая дверь, которая, как помнил Джеффри, вела в цокольный этаж. Он не помнил, чтобы часто спускался туда. Там было пыльно, темно — не место для пребывания девятилетнего мальчика. Джеффри задержался на верхней ступеньке, в то время как хозяин, гулко ступая по лестнице, спускался все ниже. «Нет, — подумалось ему. — Должно быть, была и еще одна причина. Ах да: замок на двери, который всегда оставался заперт». Случайное воспоминание подсказало ему: тихие звуки скрипки. Да, оттуда порой доносилась медленная приглушенная музыка. Потаенная, как и сама комната.
— Это единственный способ попасть туда? — спросил Джеффри.
— Нет, есть еще вход прямо с улицы. Дверь и короб типа шахты лифта, через такие в старые времена ссыпали уголь в подвал.
Хозяин щелкнул выключателем, зажегся свет, и Джеффри увидел наваленные один на другой ящики и старую детскую лошадку-качалку — из тех, на которых так любят сидеть маленькие дети, воображая себя скачущими ковбоями.
— Единственное, для чего эта комната мне пригодилась, — проговорил хозяин, — это для хранения всякого старья. Не смог найти ей другого применения.
— А где вторая дверь? — спросил Джеффри.
— Вон там. За старой мазутной горелкой.
Изогнувшись всем телом, Клейтон протиснулся за горелку, которая при этом глухо заскрипела. Дверь, о которой говорил хозяин, представляла собой кусок древесно-стружечной плиты, закрывающий небольшое квадратное отверстие в стене, начинающееся от пола и заканчивающееся примерно на уровне глаз.
— Я прикрыл эту дверь ненужным обрезком, — пояснил хозяин. — Здесь все тоже было зашпаклевано и оштукатурено. Так с первого взгляда никто бы и не догадался. Простояло в таком виде уйму лет. Возможно, когда-то здесь было хранилище для угля, от которого потом таким способом избавились. Такие ходы есть во многих старых домах. А теперь они закрыты: разделили судьбу угольных шахт.
Джеффри отодвинул обрезок в сторону и согнулся, стараясь увидеть, что находится за проемом. Хозяин последовал за ним и подал Клейтону электрический фонарик, лежавший рядом на шкафчике с предохранительными электрическими пробками. Проход был затянут паутиной. Клейтон смахнул ее в сторону, наклонился и вошел в открывшееся перед ним помещение.
Оно оказалось совсем небольшим, приблизительно шесть на девять футов, с потолком на высоте примерно футов восьми, обшитым куском какого-то особо толстого звукоизоляционного материала. В центре потолка находился патрон для отсутствующей в нем в данный момент лампочки. И никаких окон. Пахло плесенью и каким-то могильным тленом. Воздух был затхлым, словно в каком-нибудь склепе. Стены покрывал толстый слой глянцевой белой краски. Пол из серого цемента.
В комнате было пусто.
— Теперь понимаете, что я имел в виду? — спросил хозяин. — Сами посудите, ну за каким чертом такое помещение может понадобиться? Даже для того, чтобы тут что-нибудь хранить, оно совсем не годится. Слишком трудно в него попадать, а потом из него выбираться. Может, когда-то здесь находился винный погреб? А что, вполне может статься. Здесь для этого достаточно прохладно. И все-таки я в этом не уверен. Ясно лишь одно: некогда кто-то его для чего-то использовал. Вы сами-то ничего не припоминаете? Дьявольщина! Эта келья наводит меня на мысль о камере в Алькатрасе, за исключением, пожалуй, той разницы, что, готов спорить, у тамошних заключенных все-таки имелись окна, чтобы через них выглядывать наружу.
Джеффри медленно провел лучом фонарика по стенам. Три из них были пусты. На четвертой имелась пара небольших, всего по три дюйма в диаметре, колец, прикрепленных у правого и левого угла.
Клейтон посветил на кольца и присмотрелся.
— Как вы думаете, для чего могли понадобиться эти кольца? — спросил он. — Вы не знаете, кто их сюда повесил?
— Я тоже обратил на них внимание, когда в первый раз попал сюда тогда, вместе с парнем-дезинсектором. Но к чему и зачем они могли здесь понадобиться, не имею ни малейшего представления, приятель. А у вас тоже нет никаких предположений?
Предположения у Клейтона имелись, но он не стал высказывать их вслух. По правде сказать, он сразу понял, каково могло быть их предназначение. Если кого-нибудь привязать к ним за руки, подвешенный висел бы на них в позе снежного ангела. Джеффри подошел ближе и провел пальцем по гладкой белой окрашенной поверхности рядом с кольцами. Ему подумалось, что здесь на стене могли бы оказаться какие-то следы, впоследствии зашпаклеванные и покрытые новым слоем краски. Например, царапины, которые оставляют ногти доведенного до отчаяния, обезумевшего от страха человека. Пожалуй, красочный слой о многом поведал бы судмедэксперту: в нем, несомненно, должны были отыскаться микроскопические частицы кожи или крови жертвы. Но двадцать пять лет назад агент Мартин не имел никаких существенных улик, и потому даже самый лояльный полиции судья ни за что не выдал бы ему ордер на обыск. Лишь спустя несколько десятилетий дезинсектор случайно нашел эту комнату, когда искал гнезда термитов, совершенно не отдавая себе отчета в том, что обнаружил нечто совершенно иное — практически вход в другое измерение. Джеффри подумал, что полиция штата Нью-Джерси не сумела сделать даже этого. Детективы вообще не соображали, что и где им следует искать.
Джеффри наклонился, провел пальцем по холодному цементному полу и посветил на него. Никаких пятен видно не было. Никаких красноречивых потеков поблекшего карминного цвета. Как ему это удалось? В этом месте неизбежно должны были остаться кровь и тому подобные вещи, связанные со смертью. Ответ напрашивался сам собой: полиэтиленовая подстилка. Ее можно было купить в любом хозяйственном магазине. А избавиться от нее тоже проще простого. Выбросил на любой мусорной свалке, и все дела. Он глубоко вдохнул, набирая в легкие побольше воздуха, пытаясь ощутить в нем запах чистящих средств, но за прошедшие десятилетия он, конечно же, не мог не выветриться.
Джеффри медленно повернулся кругом, стараясь получше запечатлеть в памяти то, что видит в крошечной комнатке. Ему подумалось, что найти здесь удалось не слишком-то многое. Но потом он понял, что этого и следовало ожидать.
Опустившись на колено, чтобы получше разглядеть пол, он вдруг вспомнил, как однажды вечером отец строгим голосом поучал его после очередного ужина, прошедшего в тягостной, напряженной обстановке, требуя, чтобы после еды он мыл свою тарелку и столовые приборы. «Всегда убирай за собой», — сказал тогда отец. Это могло бы показаться обычным увещеванием, с которыми родители часто обращаются к своим детям, однако для его отца эти слова значили нечто гораздо большее.
Это был стиль его жизни.
Клейтон поднялся на ноги. Из того, чему он только что стал свидетелем, он не мог вывести однозначное заключение, сколько трагедий произошло в этом помещении, — одна, две или целая сотня.
Внезапно его осенила мысль, что он, пожалуй, знает имя человека, который сумеет ответить ему на этот вопрос — помимо отца, разумеется.
Когда Джеффри уже собирался покинуть эту комнату смерти, он внезапно почувствовал, как его пронизал холод, — у него возникло такое чувство, словно его вот-вот затрясет озноб. Желудок свело спазмом, того и гляди вытошнит. И он внезапно понял, сколь многое ему довелось узнать в этом столь маленьком помещении, при этом возненавидев себя лютой ненавистью в тот самый миг, когда это случилось, за то, что сумел понять здесь все, до самой последней капли.

 

Библиотека трентонской газеты «Таймс» совсем не напоминала тот современный компьютеризированный офис в редакции «Нью-Вашингтон пост», где ему недавно довелось побывать. Она располагалась в одном из тесных и захламленных помещений, расположенных где-то на задворках здания — должно быть, неподалеку от похожего на пещеру пространства с низкими, нависающими над головой потолками, сплошь уставленными старыми железными столами и шаткими стульями, на которых сидели журналисты, репортеры и прочая пишущая и печатающая братия, отвечающая за появление на страницах газеты всяческих новостей. Окна в конце читального зала были покрыты толстым слоем сажи и грязи, а потому там постоянно царил полумрак. В библиотеке стояли ряды металлических шкафов с папками, а также находилась пара компьютеров, отнюдь не последнего поколения, и аппарат для просмотра микрофильмов. Молодой служащий с оспинами от юношеских угрей на щеках без лишних слов извлек откуда-то из недр своего хранилища древний микрофильм и протянул его Джеффри.
Прочтя газетную заметку об убийстве девушки из школы Св. Томаса Мора, Клейтон убедился, что она вполне соответствует его ожиданиям: полно мрачных подробностей о том, как ее тело было обнаружено в лесу, но почти никаких данных судмедэкспертизы о причинах, приведших к смерти. Приводились обычные в таких случаях цитаты из высказываний представителей полиции, в том числе из интервью, взятого у детектива Мартина: следователь рассказывал о допросах множества подозреваемых и о наличии множества зацепок, которые могут помочь следствию. Однако имя его отца ни разу не упоминалось. Приводилась также крайне поверхностная характеристика жертвы, основывающаяся преимущественно на данных из школьного ежегодника и крайне предсказуемых отзывах ее одноклассниц. По ним выходило, что она была тихой, неконфликтной девочкой, у которой в помине не было никаких врагов. Можно подумать, что человек, погубившей ее, должен был питать к ней какую-то поистине дьявольскую ненависть, — что, конечно же, не соответствовало истине.
Затем Клейтон попытался найти сведения о дорожном инциденте, в результате которого погиб его отец. Джеффри подумал, что его непременно должны были напечатать, ведь трентонская «Таймс» была газетой сразу и центральной, и местной. С одной стороны, достаточно большой, чтобы печатать серьезные материалы о главных новостях штата, страны и всего мира в целом, — как-никак ее офис находился всего в квартале от капитолия штата, — а с другой стороны, не чураться событий местной жизни, таких как автомобильная авария, в особенности если та сопряжена с таким зрелищным элементом, как возникший в результате нее пожар.
Джеффри тщательно просматривал изображения газетных страниц, стараясь отыскать хоть что-нибудь связанное с подобным происшествием. Наконец в выпуске, вышедшем через три дня после Нового года, он прочел следующую заметку:
Джеффри Митчелл, 37 лет, бывший учитель истории школы Св. Томаса Мора в Лоренсвилле, погиб 1 января в результате автомобильной катастрофы. Мистер Митчелл находился за рулем автомобиля, разбившегося в Гавр-де-Грасе, штат Мэриленд. Согласно сведениям, предоставленным полицией, он скончался на месте. Похороны будут организованы похоронной конторой братьев О’Мейли в Абердине, штат Мэриленд.
Клейтон перечел это извещение о смерти несколько раз. Он понятия не имел, что мог делать его отец в новогоднюю ночь в расположенном посреди сельской местности маленьком городке с французским названием Гавр-де-Грас, что в переводе на английский означало бы «гавань свободы». Эта заметка заставила Джеффри задуматься и посмотреть на нее глазами обремененного множеством забот редактора, у которого половина работников желает провести праздники дома, с семьей. В обычных условиях можно было бы ожидать, что редактор, увидев такой некролог, подумает, нельзя ли раскрутить подобный сюжет, который, возможно, потянет на «историю», как говорят журналисты. На его основе поднаторевший на таких вещах репортер мог бы написать полновесную статью. Но в данном случае захотел ли бы он гонять кого-то за сотню миль только для того, чтобы накопать побольше деталей и фактов? Скорее всего, нет. А вдруг все впустую?
Джеффри просмотрел еще несколько последующих выпусков газеты, чтобы узнать, не нашла ли в них данная тема какого-либо развития, но ничего не обнаружил. Не выключая аппарата для просмотра микрофильмов, он откинулся на спинку кресла. Он чувствовал себя обескураженным, не зная, как поступить дальше. Возможно, ему стоит поехать в Мэриленд и встретиться с кем-то из представителей похоронного бюро братьев О’Мейли. С другой стороны, может быть, такого уже давно не существует. Тогда не поискать ли составленный полицией отчет о несчастном случае? Хотя время, скорее всего, не пощадило и его. Гавань свободы. Он сомневался, что этот городишко может иметь свою собственную газету. Так что искать дополнительную информацию в этом направлении более не имело смысла. Абердин был городком немного побольше, и газета в нем, скорее всего, издавалась, но едва ли она чем-то могла ему помочь. Во всяком случае, он в этом сильно сомневался. Он облизнул пересохшие губы и подумал, что разумнее всего обратиться поближе, к тому человеку, который находился от него всего в нескольких кварталах, в своей хорошо обставленной адвокатской конторе. Именно он мог ответить на имеющиеся у него вопросы.
Клейтон уже собирался выключить стоящий перед ним аппарат, когда, бросив последний, прощальный взгляд на его экран, увидел в нижнем правом углу полосы, посвященной новостям штата, заголовок: «ВМЕСТО СОРВАВШЕГО ДЖЕКПОТ ЛИЦА, ВЫИГРАВШЕГО В ЛОТЕРЕЮ, ДЕНЬГИ ПОЛУЧИЛ АДВОКАТ».
Он подкрутил ручку, делая изображение более резким, и прочитал:
Анонимная получательница третьего по величине выигрыша за всю историю существования лотереи штата взяла деньги через своего поверенного, трентонского адвоката Г. Кеннета Смита, который явился в Главное управление лотерей за причитающимися ей 32 млн 400 тыс. долларов.
Смит представил управлению подписанный и нотариально заверенный выигрышный билет, обладательнице которого причиталась сумма, складывающаяся из невыплаченных призов, потому что шесть недель подряд никому не удавалось получить максимальный выигрыш, и в результате величина его, накапливаясь, значительно возросла. Поверенный объявил репортерам, что счастливица пожелала остаться неизвестной. Согласно закону руководители лотереи не имеют права разглашать информацию о лицах, получивших джекпот без их личного на то разрешения.
Счастливая обладательница выигрыша будет ежегодно в течение двадцати лет получать чек на 1,3 млн долларов после уплаты всех налогов, федеральных и местных. Поверенный Смит отказался дать какие-либо комментарии и лишь заявил, что представляет интересы молодой особы, которая избегает публичности, высоко ценя свое право на тайну частной жизни, так как боится, что ее теперь станут осаждать неразборчивые в средствах поклонники, ищущие ее руки, и прочие мошенники.
После выплаты джекпота руководство лотереи установило выигрыш для следующей недели равным двум с небольшим миллионам долларов.
Джеффри весь подался вперед, к экрану, и подумал: «Вот оно!» И улыбнулся простенькой уловке адвоката, солгавшего, будто деньги выиграла женщина. Этот небольшой безобидный обман придал всей истории убедительность. В чем еще этот пройдоха погрешил против истины? Придумал фальшивую аварию на загородной трассе? Указанная им похоронная контора, скорее всего, тоже никогда не существовала. Клейтон не сомневался, что какая-нибудь толика правды вполне могла затесаться в эти дебри лжи, но конечная цель устроенной махинации была проста: подготовить уход из жизни Джеффри Митчелла таким образом, чтобы сразу вслед за ним жить продолжил другой человек — ну, не совсем другой, но, во всяком случае, имеющий новое имя, а вдобавок к нему еще и средства, вполне достаточные, чтобы позволить ему всячески удовлетворять свои прежние дьявольские наклонности любым способом, каким он только мог пожелать. Джеффри вспомнил, что сказал ему старый учитель истории: «Он брякнул, что на него свалилось кое-какое наследство…» Да, он и вправду кое-что унаследовал, вот только наследство было совершенно другого рода.
Джеффри не знал, сколько человек умерло от рук его отца, но его поразила странная ирония сложившейся ситуации: убийства совершались на деньги, выплаченные штатом Нью-Джерси.
Он даже рассмеялся при этой мысли, да так громко, что молодой библиотекарь на него покосился.
— Эй! — крикнул он Клейтону, когда тот встал и быстрым шагом вышел из библиотеки, не выключив за собой аппарат для просмотра микрофильмов.
Но было уже поздно. Джеффри и след простыл. Теперь им всецело владела мысль о том, как бы снова потолковать с этим поверенным. Однако на сей раз, как ему думалось, придется действовать более жестко.

 

Неподалеку от места, где находилась контора интересовавшего его адвоката, стояло несколько больших вязов, за которыми можно было укрыться, да и начавшая сгущаться тьма тоже способствовала его намерениям. Натриевый уличный фонарь, погудев, зажегся, очертив на мостовой большой круг своим рассеянным желтым светом. Ряд сложенных из коричневатого камня домов, превращенных в офисы и конторы, начал темнеть. Примерно к этому же времени исчезли в сумерках и последние группки уходящих с работы служащих, сопровождаемых охранниками из служб безопасности. Провожая своих подопечных, те, с автоматами наперевес, осторожно шагали вдоль по улице. Они чем-то напомнили Джеффри клыкастых овчарок, сопровождающих мирных овец.
Он уселся в машину и снял с предохранителя пистолет. Что-то подсказывало ему, что ждать появления адвоката ему придется не слишком долго. Он также надеялся, что этот самонадеянный болван выйдет один, хотя полностью полагаться на такую возможность, конечно, не приходилось. Г. Кеннет Смит, эсквайр, не сумел бы достигнуть такой степени преуспеяния, если бы не был достаточно осторожен.
Джеффри охватил страх при мысли о том, что затеянный им шаг приблизит его к отцу.
Он принялся вычислять, какие действия обычно выполняет адвокат по вечерам, и это заняло у Джеффри достаточно много времени. Еще час назад он совершил прогулку по окрестностям, обойдя весь квартал между капитолием и конторой адвоката, и обнаружил, что поблизости имеется всего одна автостоянка, сплошь заставленная дорогими машинами последних моделей. На воротах висело объявление: «МЕСТА СДАЮТСЯ ТОЛЬКО С ПОМЕСЯЧНОЙ ОПЛАТОЙ». Охранников он не увидел, но автостоянка была ограждена забором из металлической сетки высотой аж в двенадцать футов, по верху которой вилась колючая проволока. Въехать и выехать можно было только через узкие поднимающиеся ворота, отпираемые дистанционным электронным устройством. Кроме того, в заборе имелась еще и узкая дверь, открывающаяся инфракрасным ключом. Наводишь на нее брелок, нажимаешь на нем кнопку, в ней что-то щелкает, жужжит — и она открывается.
Джеффри практически не сомневался, что адвокат держит свою машину именно на этой стоянке. Задача состояла в том, чтобы перехватить его там, где он окажется уязвим. Но найти подобное место оказалось не так-то легко. В обязанности здоровяка-охранника, скорее всего, входило провожать шефа до самого автомобиля. Джеффри подумалось, что, скорее всего, тот без колебаний пристрелит всякого человека, со стороны которого, по его мнению, будет исходить хоть какая-то угроза. И в особенности по пути от офиса до парковки. Когда же они войдут на ее территорию, то окажутся защищены забором. Там до них будет не так-то легко добраться. Джеффри снял пистолет с предохранителя, дослал патрон в патронник и решил, что действовать придется на улице, непосредственно перед стоянкой. Здесь их внимание будет сконцентрировано на том, что перед ними, а не на том, что находится по сторонам. Скорее всего, они не успеют вовремя заметить того, кто быстро подойдет к ним сбоку или, еще лучше, сзади. Джеффри понимал, что его план не бог весть какой замечательный, однако это было единственное, до чего он сумел додуматься в данный момент.
Если же понадобится, ему придется поступить с охранником так, как обошелся бы с ним агент Мартин: ведь этот мордоворот представлял собой препятствие к получению необходимой информации, а потому подлежал устранению. Джеффри не был вполне уверен, способен ли он на самом деле застрелить этого человека, но ему требовалось добиться сотрудничества поверенного со следствием, и он понимал, что согласие на это обойдется недешево, ибо все имеет свою цену.
Помимо того что он набрался решимости применить оружие — а это, как он понимал, было совсем не то, что готовность просто нажать на спусковой крючок, — у него не имелось никакого сто́ящего плана действий, кроме расчета на внезапность. Это его беспокоило, добавляя элемент нервозности в неспокойное месиво страха и возбуждения у него в душе.
Он тряхнул головой и стал нервно, перевирая мотив, напевать себе под нос, в то же время пристально наблюдая за входной дверью адвокатской конторы.
Тьма вокруг машины, в которой он сидел, сгущалась все сильнее, и вдалеке, примерно в квартале от места, где он устроил засаду, уже завыли первые сирены полицейских автомобилей. Наконец он увидел, как дверь открылась, охранник перешагнул через порог и опасливым взглядом окинул улицу в оба конца. Как только он отвернулся, Джеффри покинул машину и скрылся в тени у дальнего края тротуара. Отсюда он мог свободно наблюдать за происходящим, укрывшись за припаркованными автомобилями и стоящим поблизости деревом. Руку с зажатым в ней пистолетом он держал у бедра. Но вот адвокат, его охранник и секретарша покинули контору. Ночь выдалась холодная, и эти трое быстро шагали навстречу студеному ветру, порывы которого то и дело поднимали в воздух валяющиеся на тротуаре обрывки бумаг, чтобы закружить их в небольших вихрях, то и дело возникающих над мостовой. Джеффри мысленно поблагодарил холод: ведь именно он заставил эту троицу поднять воротники своих теплых пальто и идти, наклонив голову и не обращая внимания на то, что творится по сторонам.
Относительно парковки он оказался прав. Его подопечные быстро продвигались к ней, не замечая, что он следует параллельным курсом по противоположной стороне улицы. Джеффри постарался набраться терпения, не забегать вперед и держаться поодаль, чтобы, обернись они назад, им трудно было бы его заметить. Затем он слегка ускорил шаг, подумав, что слишком уж увеличил расстояние между собой и людьми, за которыми идет. В голове у него промелькнула мысль, что на его месте агент Мартин знал бы точно, насколько близко следует к ним держаться, чтобы, с одной стороны, не попасться им на глаза, а с другой — чтобы иметь возможность в нужный момент оказаться рядом и осуществить свой замысел.
Потом он подумал, что и его отец, пожалуй, это знал бы.
Когда адвокат в сопровождении своей небольшой свиты дошел наконец до парковки, Джеффри понял, к какому месту на ней они направляются. Им принадлежали три автомобиля, занимающие последние три места в ряду. Впереди прочих стоял большой полноприводный джип с толстыми шинами и блестящим хромированным «кенгурятником», ярко сияющим в свете фонарей, освещающих стоянку. Рядом стояли более скромный седан, а за ним — большой черный автомобиль какой-то дорогой европейской марки.
Джеффри пересек улицу позади преследуемых, стараясь не попадать в круг света от уличного фонаря. Он еще крепче сжал рукоятку пистолета и приготовился стрелять. Прислушиваясь к звуку своего прерывистого дыхания, он смотрел, как у него изо рта вырываются облачка пара. Он весь напрягся, испытывая одновременно возбуждение и страх. Эти непривычные ощущения завладели всем существом Джеффри, наполняя его сладкой истомой — такой сильной, что внимание, сконцентрированное на трех идущих впереди него людях, немного ослабло. Ему пришлось опять ускорить шаг, чтобы сократить расстояние.
Внезапно совсем рядом с ним прозвучал голос:
— Эй, приятель, куда так спешим?
Джеффри повернулся на его звук, одновременно поднимая пистолет и принимая стойку, необходимую для стрельбы.
— Ты кто? — выпалил он, обращаясь к неясно вырисовывающейся рядом с ним тени.
Человек заколебался, подыскивая ответ.
— Так, никто, — промямлил наконец он. — Совсем никто, приятель.
— Чего надо?
— Ничего, приятель.
— Выйди на свет, чтобы я мог тебя разглядеть.
Негр, одетый в черные брюки и черную кожаную куртку, которая сидела на нем как влитая, вышел из тени и развел руки в стороны:
— Не хотел ничего плохого, командир.
— Как же! — отозвался Джеффри, направляя дуло револьвера ему на грудь. — Где твой пистолет, или нож, или что ты там собирался пустить в ход?
Человек попятился.
— Не понимаю, о чем речь, приятель, — сказал он с улыбочкой, словно его смешила его же собственная ложь.
Джеффри впился взглядом в его глаза. Человек продолжал держать руки, но при этом потихоньку отступал назад.
— Ваша взяла, хозяин, — ухмыльнулся он, словно продолжая шутить. — Нынче вы меня опередили. Посмотрим, будете ли вы так шустры завтра и послезавтра. Тогда берегитесь. Но сегодня вам повезло. — Негр рассмеялся, медленно засунул руку в карман и вынул большой нож с выкидным лезвием, блеснувшим на свету, когда его обладатель нажал кнопку и пружинный механизм сработал.
Улыбнувшись еще раз, он молниеносным движением рассек перед собой ночной воздух, словно пытался отхватить таким образом кусок темноты, а потом быстро повернулся и пошел прочь с видом человека, который понимает, что хоть он и не воспользовался теперь предоставлявшейся ему благоприятной возможностью, это вовсе не значит, что за соседним углом нельзя наверстать упущенное.
Джеффри продолжал целиться ему в спину, когда почувствовал, что рука его вдруг задрожала. Он вспомнил, как заколебался, стрелять или нет, и подумал, что ему очень повезло, так как в данном случае нерешительность могла для него плохо закончиться. Он осторожно выдохнул и, убедившись, что негра окончательно поглотила ночная мгла, вспомнил об адвокате, его секретарше и охраннике.
Теперь их нигде не было видно. Пришлось побежать следом, проклиная упущенные секунды. Находясь, должно быть, ярдах в тридцати от стоянки, он заметил, как на всех трех машинах зажглись фары — почти одновременно.
Джеффри перешел на шаг, двигаясь медленнее и стараясь держаться в тени. Опустив пистолет, он медленно выдохнул, стараясь успокоить сердцебиение. Потом согнулся, ссутулил плечи и прижал подбородок к груди: ему не хотелось быть узнанным, но и, пытаясь спрятаться, он тоже мог привлечь к себе этим внимание. Он решил пройти мимо стоянки. Конечно, упущенной возможности было жаль, но он подбадривал себя тем, что может попытать счастья снова — на сей раз утром. Подумав так, Джеффри поймал себя на мысли, что точно так же, должно быть, рассудил и давешний грабитель, с которым он только что столкнулся.
Пока он наблюдал за происходящим на стоянке, джип охранника заурчал и тронулся с места. Перед воротами он остановился, помедлил, ожидая, когда сработает электронное устройство, потом выехал за ворота, на миг замер у края тротуара, а затем, взвизгнув шинами, мгновенно набрал скорость и понесся по улице. Джеффри ожидал, что два других автомобиля вскоре тоже уедут, но ошибся.
Внезапно фары на автомобиле секретарши погасли, и через секунду она уже вышла из машины. Осмотрев из конца в конец прилегающую улицу, она быстро обошла капот и вскоре оказалась у дверцы автомобиля своего босса — со стороны пассажирского сиденья. Дверь приоткрылась, и девушка нырнула в салон.
В тот же самый миг Джеффри, подстегиваемый необычным чувством, которого раньше никогда не испытывал, ринулся к закрывающейся створке ворот и в самый последний момент прошмыгнул через остававшуюся щель. Он вжался в кирпичную стену и медленно выдохнул.
С того места, где он находился, ему были видны лишь неясные очертания двух фигур на передних сиденьях принадлежащей адвокату машины, слившиеся в долгом объятии.
Не желая упустить удачную возможность, Джеффри со скоростью легкоатлета-спринтера ринулся к темной машине, радуясь тому, как хорошо его слушаются натренированные мускулы. Работая руками, он за несколько секунд преодолел ярды, отделяющие его от автомобиля, и оказался рядом с ним прежде, чем адвокат и секретарша успели отлепиться друг от друга. Им потребовалась какая-то доля секунды, чтобы все-таки заметить его и в последний момент отпрянуть, но было уже поздно: рукояткой револьвера Джеффри вышиб ветровое стекло, осколки которого дождем посыпались на незадачливых любовников.
Секретарша взвизгнула, а поверенный выкрикнул что-то нечленораздельное, в то же самое время пытаясь нащупать рычаг переключения передач.
— Не трогать! — приказал Джеффри.
Рука адвоката зависла над рычагом и остановилась в таком положении. Потом он заговорил высоким срывающимся, удивленным голосом:
— Что вам нужно?
Секретарша рядом с ним пыталась вжаться в пассажирское кресло, изо всех сил отодвигаясь подальше от дула его револьвера, словно каждый лишний дюйм, их разделяющий, мог оказаться особенно важным для ее спасения.
— Что вам нужно? — повторил адвокат, и это прозвучало как просьба о милости, а не как требование дать ответ.
— Что мне нужно? — медленно произнес Джеффри, а потом повторил еще раз: — Что мне нужно? — Он ощущал, как в его ушах стучит кровь, насыщенная адреналином. Страх, читающийся на еще недавно таком надменном лице адвоката, и близкое к панике состояние миловидной секретарши опьяняли его. В этот миг он почувствовал, что сейчас в куда большей степени является хозяином своей жизни, чем когда-либо прежде. — Мне надо то, что вы могли мне предоставить еще утром, причем вежливо и с куда меньшими для вас неприятностями, — проговорил он холодно.

 

Клейтон почти не сомневался, что в адвокатской конторе где-нибудь неподалеку от входа имеется потайная кнопка тревожной сигнализации, через которую сигнал поступает либо в полицию Трентона, либо — если та недостаточно эффективна — в какую-то частную охранную фирму. Этот скрытый где-то под слоем краски датчик давления он ощущал каким-то шестым чувством. Джеффри повернулся к адвокату и его секретарше, после чего произнес:
— Отключите кнопку.
— Я не знаю, как это делается, — пискнула секретарша.
Джеффри покачал головой, затем повернулся и рассеянно посмотрел на пистолет в своей руке, словно проверяя, не мираж ли это.
— Вы что, спятили? — спросил он. — Неужели вы думаете, что я этим не воспользуюсь?
— Конечно не воспользуетесь, — ответил адвокат. — Ведь вы производите впечатление разумного человека, мистер Клейтон. И вы на государственной службе. Пожалуй, ваши работодатели не очень обрадуются, узнав, что вы тут размахивали пистолетом у меня под носом, вместо того чтобы получить ордер на обыск.
Адвокат и секретарша стояли с руками, заложенными за голову. Профессор увидел, как они быстро переглянулись. Похоже, они начинали приходить в себя после нервного шока, вызванного его неожиданным появлением. Им начинало казаться, что они способны контролировать ситуацию. Вместе с этим к ним возвращались хладнокровие и самообладание.
— Пожалуйста, снимите одежду, — велел Клейтон.
— Что?
— Делайте, как сказано. Раздевайтесь. Живо!
Для большей убедительности он направил револьвер на секретаршу.
— Да я… — начал было адвокат.
Подняв руку, Джеффри зна́ком заставил его замолчать:
— Черт побери, мистер Смит, вы ведь как раз это и собирались делать, когда я так некстати появился и прервал ваши игры. Так что мы лишь слегка изменим само место действия и некоторые сопутствующие обстоятельства. Ну а еще, может, я отчасти лишу вас испытываемого удовольствия.
— Не буду я раздеваться, — настаивал поверенный.
— Нет, будете, и ваша секретарша тоже будет, а то для начала я прострелю у нее в ноге дырку. Прямо в ступне. Будет ужасно больно, и она останется хромой. Но не умрет.
— Вы этого не сделаете.
— Ага, да вы, я вижу, не верите. — Джеффри сделал шаг вперед. — Терпеть не могу, когда сомневаются в искренности моих намерений. — Он навел пистолет на лодыжку секретарши, но затем, словно передумав, посмотрел прямо в ее перепуганные глаза. — А может, вы предпочитаете, чтобы я сделал это с его ступней? Мне, собственно, знаете ли, все равно…
— Лучше с его, — быстро проговорила она.
— Могу и с его, и с вашей. Не хотите?
— Нет, с его.
— Подождите секунду! — И адвокат метнул дикий взгляд в сторону револьвера. — Хорошо, — согласился он и принялся развязывать галстук.
После секундного колебания секретарша начала расстегивать блузку. И он, и она остановились, когда дело дошло до нижнего белья.
— Все, хватит, — сказал адвокат. — Если вам и вправду не нужно ничего, кроме информации, то нет никакой нужды лишать нас чувства собственного достоинства.
— Чувство собственного достоинства? Вас что, и вправду беспокоит чувство собственного достоинства? Вы, должно быть, шутите. Нет уж. Догола так догола, — ответил Джеффри. — У голого человека возникает очень примечательное чувство, так называемое ощущение незащищенности. Вам об этом известно? От человека можно гораздо реже ожидать всяческих глупостей, если на нем нет одежды. Он не станет выкидывать фортели. Это рудиментарная психология, мистер Смит. А поскольку мне уже довелось рассказать вам, чей я сын, то резонно предположить, что если мне известна хотя бы половина того, что знает о психологии доминирования мой отец, это все равно очень даже немало.
Джеффри подождал, пока поверенный и секретарша не сбросят с себя остатки одежды.
— Вот и хорошо, — одобрительно сказал он. — А теперь покажите, как отключить сигнализацию.
Секретарша инстинктивно опустила руку, прикрывая лобок, в то время как другая ее рука осталась заложенной за голову.
— Кнопка на стене за картиной, — буркнула она мрачно, бросая испепеляющий взгляд сперва на Джеффри, а потом на своего любовника.
— Вот, уже прогресс, — усмехнулся Джеффри.

 

Секретарше потребовалось всего несколько минут, чтобы найти нужную папку в резном дубовом шкафу, в самом углу в кабинете ее босса. Она прошла с ней через всю комнату, тихо ступая босыми ногами по мягкому ковру, бросила папку на письменный стол перед шефом, после чего отступила к стоящему у стены стулу и уселась на него, согнувшись в три погибели, стараясь скрыть наготу. Адвокат сел в кресло и протянул руку за папкой. Он смущался заметно меньше, чем его подчиненная, словно успел за свою долгую жизнь стать заядлым нудистом. Он открыл папку, и Джеффри, к своему разочарованию, увидел, что документов в ней очень мало.
— Я не слишком хорошо его знал, — проговорил Смит. — Мы встречались всего раз или два. После этого за многие годы от него последовало не более одного-двух телефонных звонков. А за последние пять лет не было вообще ничего. Но это и понятно…
— Почему?
— Потому что пять лет назад штат перестал выплачивать лотерейный выигрыш. Поток денег иссяк. Ну не то чтобы он остался вообще без гроша, хотя я понятия не имею, как именно он вложил свои деньги. Не сомневаюсь, что он сделал это с умом. Ваш отец произвел на меня впечатление очень осторожного, очень осмотрительного человека. У него, несомненно, имелся план, и он выполнял его с величайшей скрупулезностью.
— План?
— Моя задача состояла в том, чтобы забирать деньги от лотерейного выигрыша. Затем все полученные средства, за вычетом, разумеется, моего гонорара, я помещал на открытый мною для моего клиента счет, который, напоминаю, был и остается защищен от посторонних глаз все той же гарантированной законом адвокатской тайной, а с него переводил на счета в нескольких карибских офшорных банках. Что с ними происходило дальше, не знаю. Возможно, как и в большинстве схем отмыва денежных средств, после очень умеренной платы за трансакцию их переводили на другой счет, принадлежащий некой фиктивной организации или какому-либо вымышленному лицу. В конечном счете они снова попадали в США, но к этому времени их первоначальное происхождение практически невозможно было проследить. Все это напоминает катящийся снежный ком. Единственное, что я должен был сделать, — это подтолкнуть его в самом начале. Где он останавливался, не могу вам сказать.
— Вам хорошо за это платили?
— Когда ты молод и у тебя не слишком-то много денег, а к тебе приходит человек и говорит, что согласен платить по сто тысяч долларов каждый год лишь за работу с его банковским счетом, которая требует не более часа… — Адвокат пожал голыми плечами. — Что ж, это была хорошая сделка.
— Но было и еще кое-что. Например, его смерть.
— Эта смерть имела место лишь на бумаге.
— Что вы хотите этим сказать?
— Никакой аварии на самом деле не произошло. Однако протокол о данном происшествии был составлен по всей форме. Так что страховым компаниям пришлось раскошелиться. Была также заказана кремация. Послали уведомления в газеты и в школу, где он раньше работал. Следовало создать как можно больше подтверждений реальности того несчастного случая, который на самом деле не имел места. Копии всех свидетельств и доказательств его гибели лежат здесь, в этой папке, хотя на самом деле смерть была вымышленной.
— И вы это все для него устроили?
Адвокат снова пожал плечами:
— Он сказал, что хочет начать жизнь с чистого листа.
— Поясните.
— Он никогда не говорил мне, что хочет выдать себя за кого-то другого. А я у него никогда об этом не спрашивал, хотя и простофиле стало бы ясно, что у него на уме. Видите ли, я сам, по собственной инициативе, навел кое-какие справки и выяснил, что у местной полиции к нему никогда не было никаких претензий. В федеральном розыске он тоже не значился. Он был чист. И скажите мне, мистер Клейтон, что мне оставалось делать, как поступить? Отказаться от предложенных денег? Только из-за того, что человек, уважаемый уже в силу собственной профессии, без криминального прошлого, желает уйти из своей прежней жизни и начать новую в каком-то новом месте, не имея на это никакой видимой причины социального свойства, а исключительно по личным обстоятельствам, да еще предлагает очень щедро заплатить за такую возможность? Кто я такой, чтобы стоять у него на пути?
— Так вы не задавали ему вопросов?
— Во время моей краткой встречи с вашим отцом у меня создалось отчетливое впечатление, что мне совершенно не следует ничего у него спрашивать относительно мотивов, которыми он руководствуется. Когда он упомянул о своей бывшей жене и оставил для нее письмо, я было попытался получить разъяснения, однако тут мой клиент разозлился и посоветовал не совать нос не в свое дело, а заниматься тем, за что мне платят… — При этих словах адвокат обвел рукой свой кабинет. — Его деньги как раз и помогли мне обзавестись всем этим. Именно с их помощью я положил начало моему нынешнему благосостоянию. Я у него в долгу.
— Могу ли я каким-то путем узнать, кем он стал?
— Это невозможно. — И поверенный отрицательно покачал головой.
— Почему?
— Потому что доллары, которые он мне платил, не были грязными! Он создал систему для отмывания чистых денег! Потому что он пытался защитить не свои деньги, а самого себя! Понимаете разницу?
— Но едва ли внутренняя налоговая служба…
— Но я платил налоги. И местные, и федеральные. С этой точки зрения меня не за что упрекнуть. В этом я чист. А уж что происходило на другом конце цепочки, как эти деньги использовались, в каких целях, где, в каких далеких отсюда краях вкладывались, об этом я ничего не могу сказать. Собственно, с тех пор, как ваш отец в последний раз попросил меня сделать для него кое-что существенное, прошло целых двадцать лет. Замечу: помимо того, о чем мы сейчас говорили, это была его единственная просьба ему помочь.
— И в чем же она состояла?
— Он попросил поехать в Западную Вирджинию, в тамошнюю тюрьму. От меня требовалось представлять интересы одной женщины на слушаниях по условно-досрочному освобождению. Что я и сделал, причем вполне успешно.
— Что за женщина? Как ее звали?
— Элизабет Уилсон. Однако она уже ничем не сможет вам помочь.
— Почему?
— Потому что она умерла.
— Каким образом?
— Через шесть месяцев после освобождения в маленьком захолустном городишке, где она проживала, ее угораздило напиться в некоем баре и затем укатить в компании каких-то выродков. Потом в лесу нашли что-то из ее одежды со следами крови. Трусики, если не ошибаюсь. Не знаю, почему ваш отец захотел ей помочь, но, какова бы ни была причина, ничего путного из этого все равно не вышло.
Адвокат, похоже, совсем забыл о своей наготе. Он встал с кресла, обошел стол и для пущей выразительности поводил пальцем из стороны в сторону.
— Иногда я ему завидовал, — признался Смит. — Он был единственный по-настоящему свободный человек, которого я знал. Он мог делать все, что захочет. Затеять все, что угодно. Мог позволить себе стать любым человеком. Ему принадлежал весь мир.
— А вы когда-либо задавались вопросом, из чего состоял тот мир, в котором он жил?
Адвокат остановился посреди кабинета.
— Нет, — отозвался он.
— Из кошмаров, — пояснил Джеффри.
Поверенный поколебался, посмотрел на пистолет в руке Джеффри, но все-таки отважился спросить:
— И что же, каков отец — таков сын?
Назад: Глава 15 То, что украдено
Дальше: Глава 17 Незапертая дверца автомобиля