Часть третья. Чистилище
Глава четырнадцатая
— Я вас сразу узнала, как только вы спровадили ходячий телевизор в соседний вагон, — неожиданно сказала Стрельцова и искоса посмотрела на Петра.
— В каком смысле? — Петр понял это сразу, но прикинулся непонимающим.
— В самом прямом, — усмехнулась женщина: — Это ведь вы гнались с милиционером за мной у трех вокзалов?
Петр решил, что запираться и отнекиваться — дурной тон. Да и не для этого он вел ее от самого коттеджа.
— Я не заметил, что вы меня узнали, — польстил он ее наблюдательности.
— Актриса… — коротко объяснила женщина свое умение скрывать чувства.
— Неужели вы играете не только на сцене, но и в жизни: то бессмертную, то жертву, то актрису?
Она резко остановилась и в упор посмотрела на Петра:
— Так это вы меня убивали? — Стрельцова сделала страшные глаза.
— Угу! — усмехнулся Петр, и для верности кивнул головой.
— Зачем?!
— Если вы этого не поняли сами, то объясниться мне будет очень трудно, — но подумав, добавил: — Во благо… Останавливал большее зло меньшим.
Стрельцова постояла в задумчивости еще с минуту и медленно направилась дальше, к театру. Петр молча пошел рядом.
— Для вас ведь тоже один и тот же день повторяется бесконечно?.. — она снизу вверх, повернув по-птичьи голову, заглянула ему в глаза.
Петр молча кивнул.
— Это что… Знамение свыше или нормальное явление? — спросила она.
— Ни то, ни другое, — вздохнул Петр. — Это наказание.
Стрельцова задумалась, опустив голову. Нашла камешек на плитах и стала его легкими пинками гнать перед собой.
— А ведь правда — это наказание, — едва слышно согласилась она: — Вроде бы находишься среди людей и одновременно в совершенном одиночестве. Камера пыток, как у средневековой инквизиции, — она вновь взглянула на Петра: — А кто это делает?..
— Не знаю, — задумчиво ответил Петр. — Сначала я думал, что найду того, кто это делает, и попробую свернуть ему шею, или погибну сам. Но позже неожиданно выяснил, что наказываются не только люди, но и более высшие существа.
— Значит — это Бог! — уверенно сказала Стрельцова.
— Один авторитет, из верхов, — Петр показал глазами в небо: — Он не с Земли… Так вот он сказанул, что Бог тоже попадал в такие ситуации.
— Да вы что?! — воскликнула женщина, явно испугавшись: — Это кощунство! Выше Него никого нет в нашем мире.
— В нашем — да! — согласился Петр.
— А… А… Как же это? — растерялась Мария: — Неужели есть что-то еще?!
— Не исключено, — подтвердил Петр и остановился. Они не дошли до той скамейки, где он сидел с Ириной, бывшей женой. Ему почему-то не захотелось дальше идти.
— Давайте присядем здесь, — предложил он Стрельцовой: — Вы ведь не торопитесь в театр?
Мария подумала мгновение и уселась на скамейку. Петр расположился рядом.
— Почему без зонтика? — поинтересовался он, желая сменить неприятную для него тему.
— Я обычно во второй половине дня нахожусь под крышей, — рассеянно объяснила Стрельцова.
— И чем занимались все это время?
— Ждала.
— Что все пройдет само собой? — усмехнулся Петр.
— Как наступило, так и должно пройти! — удивилась актриса.
— А грехи побоку? — вновь усмехнулся Петр: — Сами рассосутся?
— Какие грехи? — испугалась Мария и пристально посмотрела на Петра.
— Вы думаете, что случайно попали во временную петлю? Думаете, что просто там, — Петр еще раз показал на небо, — все образуется и нормальная жизнь продолжится?
— Какие грехи?.. — ужасаясь чему-то прошептала актриса: — Какие у меня грехи?.. — и неожиданно уткнулась в ладони и бесшумно расплакалась, судорожно дергая плечами.
Петр не стал ее успокаивать, ждал, когда она отрыдает. Ей же от этого будет легче.
А вокруг бурлила жизнь: по обе стороны бульвара мчались потоки машин, иногда звонко сигналя. Мимо скамейки шли прохожие, пробежали подскакивая от избытка чувств две школьницы, видимо у них отменили занятия. И никто не обращал внимания на мужчину и на украдкой плачущую женщину, будто их не было. Весь мир был по ту сторону жизни, а они по эту, непонятно какую. И не живые, и не мертвые.
Через полчаса, Стрельцова оторвала зареванное, с размазавшейся тушью, лицо от ладоней и всхлипывая спросила:
— Что же делать?..
— Исправлять себя, — жестко ответил Петр.
— Как исправлять? — продолжала всхлипывать актриса: — Это невозможно исправить, потому что давно прошло… А я здесь, застряла в одном дне… Как я исправлю?.. — и она по детски шмыгнула носом.
— Я же не предлагаю исправлять ситуацию, которая давно прошла, — твердо сказал Петр: — Нужно исправлять самого себя.
Стрельцова стала успокаиваться: вытащила из кармана куртки зеркальце, платочек и стала вытирать черные потеки на щеках.
— Вам хорошо говорить, — убитым голосом произнесла она: — У вас наверное и грехов-то почти нет. Вон вы какой уверенный в себе. А у меня…
— Сделанного не исправишь! — зло, с шипением в голосе, бросил Петр, заметив, что Мария испугалась его вида. Он уже без нервов, но холодно продолжил:
— Я еще раз повторю: исправлять нужно не грехи, а самого себя! Плох тот человек, что совершает мерзости, но еще хуже тот, кто получает от мерзостей удовольствие и радуется совершенному.
Актриса долго думала над его словами и с надеждой посмотрела ему в глаза:
— Так еще можно все поправить?
— Если честно осудить самого себя… покаяться… Не для отвода глаз, не для публики, а до глубины души, если она у тебя есть.
— Вам говорить легко, — с упреком произнесла Мария: — Что вы делали последнее время?
— Почти пять лет сидел дома, — хмыкнул Петр: — Я пенсионер.
— Но вы не так уж очень… — она запнулась: — Выглядите?.. Я бы никогда не подумала…
— За выслугу лет, а не за возраст, — терпеливо объяснил Петр.
— Угу! — покивала головой Мария, поняв о чем речь: — Ну а раньше… Что вы делали раньше?
— Работал ликвидатором, — спокойно сказал Петр. Ему почему-то сильно захотелось рассказать ей все, или почти все о своей жизни. И от появившегося желания стало страшно.
— Аварии какие-нибудь? — продолжала интересоваться она.
— Людей ликвидировал.
— Как это?!
— По всякому: кого из пистолета, кого удавкой, кого холодным оружием или ядом, газом. Все было.
— И много?..
Петр на секунду задумался и честно сказал:
— Много.
— Вы были палачом?! — догадалась актриса, и немного отшатнулась от него.
— Да нет, — хмыкнул Петр: — Скорее киллером. Палачи работают в тепличных условиях, а я — в боевых. Последние годы ликвидировал профессионалов, которые тоже были ликвидаторами. И как видите — выжил. Хотя многие из них, как я считаю, сильнее и более умелые, чем я. Против них на моей стороне был лишь один плюс — неожиданность.
Стрельцова недоверчиво покачала головой:
— Вы работали на мафию?
— Нет, — вздохнул Петр: — Еще до мафии. Я работал на государство.
— А как же вы… Вас?…
— Вы правильно все поняли, — усмехнулся Петр: — Меня должны были тоже ликвидировать. Но, очевидно, произошла какая-то накладка, — он не захотел говорить про гаденыша-кадровика, готовившего себе группировку.
— Дико как-то! — удивленно произнесла Мария: — Но совсем не исключено.
— Даже очень дико, — согласился Петр.
— Так вам никогда отсюда не выбраться, — задумчиво произнесла она: — Мои грехи против ваших совсем ничего не весят.
— Я надеюсь, что выберусь, — криво усмехнулся Петр: — Ликвидировал я не особенно чистоплотных людей. У каждого из них была уйма грехов. А потом: я ведь все делал чисто механически — без желания, без злости, равнодушно. Мне было все равно, если неожиданно отменяли приказ о ликвидации, даже тогда, когда нужно было сделать последнее движение, я не расстраивался.
— Вы такой жестокий?
— Не было у меня жестокости. Была работа. Но и жалости не было. Вот когда вы подползали к двери, в первый раз, во мне что-то шевельнулось, вроде жалости к вам.
— Так вы наблюдали за мной?!
— Да. Вы же возомнили, что можете распоряжаться жизнями людей по своему усмотрению. А вдруг бы после того, как Стас отрубил голову невинному человеку, наступило нормальное время?!
— Вы убили Стаса? — почти равнодушно спросила Стрельцова.
— Пару раз, — признался Петр, и неожиданно поинтересовался: — А вам его не жалко?
— Он же бомж!.. — возмущенно начала было актриса и внезапно прикусила язык.
— Вот-вот, — хмыкнул Петр: — Он такой же человек, как и мы, как остальные.
— Я должна его увидеть! — Стрельцова резко встала со скамейки.
— Не спешите, — остановил ее Петр: — На вокзале вы его не найдете.
Она вопросительно смотрела на Петра, ожидая продолжения.
— Он искупает грехи своим способом, и по-моему — удачным, — Петр улыбнулся: — Молодой парень, влетел по глупости… Ничего, скоро выкарабкается.
Актриса медленно села на скамью. Мимо бежали люди, торопясь успеть что-то сделать, не обращая на парочку никакого внимания.
— И что дальше? — устало поинтересовалась Мария.
— Можно пойти ко мне, если не боитесь.
Женщина грустно улыбнулась:
— Я устала бояться. А после того, как вы в меня стреляли, вообще…
— Думаете отомстить? — с иронией поинтересовался Петр.
Она вновь усмехнулась:
— А какой смысл? — махнула рукой: — И зла почему-то нет. Даже неприязни… Стала словно из дерева. Хожу через день, наверное три месяца подряд, на репетицию «Птичьей стаи». Пьеса отвратительная! Все сидят, морщат лбы, запоминают свои реплики. А я уже весь спектакль наизусть выучила. Так надоело!.. Если бы вы знали!..
— Знаю, — вздохнул Петр, поднимаясь со скамьи и протягивая ей руку: — Пойдем?
Оказавшись в его квартире, она усмехнулась:
— Все почти как у меня. Только в моей комнате висят разные финтифлюшки и слоники с собачками из фарфора от бабки.
Петр водрузил полиэтиленовый пакет с продуктами, которые они купили по дороге, на кухонный стол.
— Осматривайтесь, — сказал он: — Все стандартно, как в вашей квартире. А я пока что-нибудь сварганю, — он вытащил из пакета две бутылки: одну с водкой для себя, другую с вином, для нее. Стрельцова настояла на выпивке. Потом вспомнив, полез в комод и извлек на свет коньяк. Мария прочитала этикетку и чуть-чуть приподняла брови, от удивления, но ничего не сказала.
На кухне они выпили сначала по рюмочке коньяку, а потом каждый свое: он водку, а она вино. Закусили жареной колбасой и сыром. И немного попили чаю. Потом Мария прошла в комнату, задернула жиденькие занавески на окнах и попросила:
— Разденьте меня… А то я забыла как это происходит.
Петр подошел к ней, присел на край кровати и стал неумело расстегивать пуговицы на блузке:
— А я вообще забыл, что это такое, — серьезно сказал он. — Так что придется учиться всему заново, если получится.
— Ничего, — успокоила его Мария, и погладила по голове: — У нас все получится.
У них действительно все получилось. Потом они заснули. А вечером, когда уже стемнело, Петр подскочил на кровати, разбудив разомлевшую Марию. Он резко стряхнул с отяжелевшей левой руки черные капли на пол: линолеум вновь задымился в местах падения брызг.
— Что случилось? — сонно поинтересовалась Мария, и приподняла голову, принюхиваясь: — Чем так воняет?
— Твоими грехами, — буркнул Петр, перестав трясти рукой и взяв на кухне чайник, залил дымящиеся пятна.
— Я не понимаю… — растерянно произнесла Мария.
— Подарок одного знакомого, — стал объяснять Петр: — Сделал мою левую руку каким-то накопителем человеческой грязи. А мне это совсем не нужно.
— Что за знакомый, что за грязь? — быстро спросила Мария.
— Долго объяснять, — Петр в последний раз махнул левой рукой. С нее ничего не упало: — А ты не сильно запачкалась, — сообщил он: — Правда немного больше, чем Стас, — и стал одеваться.
— Ты куда?! — удивилась Мария.
Петр усмехнулся и тут же замер, вспомнив увиденный им сегодня сон. Он ни разу еще не спал днем в петле времени, и вспомнил об этом только сейчас.
— Ты не слышала такого имени — Джебе? — спросил он у Марии, продолжая одеваться.
— Где-то на краю сознания, — она покрутила свободной рукой в воздухе, положив голову на другую ладонь и наблюдая за Петром.
— Приснился он мне, — задумчиво произнес Петр: — Давно его не видел.
— И что сказал? Я умею разгадывать сны.
— Ничего. Смотрел грустно и молчал.
Мария отрицательно качнула головой на подушке:
— Ничего не могу сказать.
— А ты что не одеваешься? — спросил Петр, внимательно посмотрев на женщину: — Вставай! Перекусим и пойдем.
— Куда?! — удивилась Мария, — поднимаясь с кровати: — Я думала, что ты пойдешь один…
— У нас сейчас совместное существование, — усмехнулся Петр. — Одевайся! — и прошел на кухню, жарить колбасу.
В темный подвал Мария спускалась с опаской, крепко держась за руку Петра. Увидев странную компанию, она тихо поздоровалась. Но ей никто не ответил. Несколько человек мельком взглянули на пришедших и отвернулись, слушая негромко читающего лекцию Александра.
Заметив в полумраке двух женщин, Мария успокоилась и пошла за Петром к столу. Осторожно уселась на стул, оглянулась на сидевшего на корточках у темной стены висельника, взглянула на священника, который тяжело вздохнул и налил себе полстакана. Петр протянул руку, чтобы щелчком очистить водку от примесей, но поп быстро убрал стакан и отодвинул бутылки в сторону, пробурчав:
— Не надо дьявольского, — однако подумав, добавил: — Меня отрава не берет.
Петр дернул бровями и не стал настаивать. Ему не терпелось скорее увидеть Стаса. Было интересно, как они встретятся: Мария и бродяга. И о чем будут разговаривать.
Прошел час, но Стас не появлялся. Мария сидела тихо и не задавала никаких вопросов. Петр покосился на нее и заметил, что она поняла, в какую компанию попала. Но лекция ее не заинтересовала. Она исподтишка рассматривала людей, пытаясь понять за что они попали в такую передрягу. И еще она была очень удивлена, что не одна такая. Петр читал на ее лице мысли, которые ее ужасали: «Неужели на всей Земле существует такое?..» Петр удивился. Он-то об этом даже не подумал и решил поговорить на эту тему с Тереховым, но не здесь, а в НИИ.
Александр сделал перерыв и подойдя к Петру, негромко сказал:
— Есть разговор, — и пошел из подвала на улицу.
Петр посмотрел на Марию, сделавшую движение тоже идти, и остановил ее жестом.
Александр зябко растирал ладонями плечи и поглядывал на высокое зарево от городских ночных фонарей. Петр подошел и молча встал напротив.
— Женщины видели милицейского полковника, — быстро сообщил Александр. — Ты поберегись. Он наверное по второму разу пошел. Не помогла ему твоя услуга…
— А ты откуда знаешь о наших отношениях? — удивился Петр.
— Сорока на хвосте принесла, — хихикнул Александр, продолжив: — Они злые, те, которые во второй раз, — и немного помолчав, спросил:
— Я тебя ждал в НИИ, вчера… Ты не пришел.
— Был убит на месте преступления, — усмехнулся Петр.
Александр посопел и поинтересовался:
— Им?
Петр молча кивнул в полумраке головой.
— Поберегись, — предупредил Терехов и спустился в теплый подвал.
Петр осмотрел пустынную улицу и пошел за ним. Мария обрадовалась, увидев его. Только он присел, как она не вытерпела и спросила:
— Как ты их нашел?
— Случайно, — тихо ответил Петр.
— А я дура!.. — Мария презрительно махнула рукой: — Думала что одна такая. А ведь вместе легче.
— Я бы не сказал, — буркнул Петр. — Бывает, что в одиночку во много раз проще и спокойнее.
Мария тревожно посмотрела на него, но допрашивать не стала.
Стас так и не появился. Петр подумал, что он решил не терять времени, все равно эти лекции Стаса не интересовали, и оставался до отключения у бабки, а утром прямиком — копать огород.
Уже за полночь висельник пошел в свою каморку и вздернулся. Мария все поняла по доносившимся оттуда звукам и заметно побледнела.
Опережая ее вопрос, Петр пояснил:
— Он каждый вечер… Проводит испытания. Думает поймать ту секунду, которая отправит его в мир иной.
Мария опустила голову и уставилась в стол, напряженно о чем-то думая.
— Завидуешь? — усмехнулся Петр.
Мария отрицательно покачала головой.
— Дурак! — внятно, пьяным голосом произнес священник, очевидно слышавший их разговор.
Петр даже не повернулся, а Мария подняла голову и пристально посмотрела на попа, который уставился перед собой в пустоту бессмысленным взглядом, будто деревянный истукан на древнем кургане.
— А тебя убивали?.. — негромко поинтересовалась Мария.
Петр выпятил нижнюю губу, прикидывая, что сказать, и нехотя ответил:
— В несколько раз больше, чем тебя.
— Кто?!
Петр неопределенно качнул головой, но не стал уточнять.
— А давно? — продолжала допытываться Мария.
Петр вновь помедлил и прислушался: в подвал кто-то спускался, шлепая мокрой обувью по бетону. Александр перестал говорить, и все как по команде уставились на лестницу едва видную в темноте.
Вниз неверной походкой спускался Виктор. Петр сразу узнал его шаги. И еще он определил, что милиционер в стельку пьян. Петр подобрался, готовый встретиться с любой неожиданностью. Даже священник протрезвел на несколько секунд, рассматривая старого знакомого.
Полковник был в форме, перемазанный с ног до головы грязью и глиной. Он дико потаращился на яркие после уличной темноты лампы, перевел непослушные глаза на Петра и заплетающейся походкой двинулся к его столу. Приостановившись посреди помещения, Виктор упал на колени и пополз к Петру, громко и надсадно всхлипывая, что-то пытаясь сказать. Но язык его не слушался.
Добравшись до стола, Виктор стукнулся лбом в бетонный пол и по-пластунски продолжил движение уже под стол. Мария нервно ойкнула и вскочив со стула, быстро сделала шаг назад, заглядывая под столешницу. Петр не шевелился. Он уже понял, что сейчас будет и решил стерпеть все.
— Прости, ради Бога!.. — дурным голосом завыл Виктор и стукнулся лицом по ноге Петра. Нащупав губами туфель, он попытался его поцеловать, но у него ничего не получалось, губы не слушались. Петр подтянул ногу под себя, но с места не двинулся. Виктор что-то сообразил и разогнулся, оставшись стоять на коленях перед столом:
— Ради Бога!..
— Второгодник! — зло буркнул священник.
— Я не хотел!.. Но руки сами… Ну почему ты не сказал?!. — и он пьяно зарыдал.
— Сгинь! — коротко и зло бросил Петр.
— За что?!. — завопил Виктор во весь голос, брызгая слюной: — За что?!. Прости! — еще раз попросил он у Петра отпущения грехов.
— Ты все соображаешь или окривел совсем?! — более спокойно поинтересовался Петр.
Виктор как лошадь замотал головой, подтверждая, что все понимает.
— Дело не во мне! — стал чеканить фразы Петр: — Дело в тебе! Ты забыл, что я тебе передал оттуда?!
Виктор изменил направление лошадиных махов с вертикального, на горизонтальный.
Петр хищно усмехнулся, оскалив зубы:
— Все помнишь! Все понимаешь!
— Помню… — всхлипывая выдавил из себя Виктор. — Я вчера не хотел!..
— Не во мне дело! — вновь резко остановил его Петр. — Если соображаешь, то должен понимать…
— Во мне… — едва слышно ответил Виктор и пополз в сторону, к темной стене, где недавно сидел висельник. — Дело во мне… — он шумно развернулся и уперся спиной в бетонную плиту, продолжая рыдать и причитать. Но доносилось лишь что-то кавказское, похожее на:
— Вай, вай, вай!..
Мария немного успокоилась и села на свой стул. Александр, как ни в чем не бывало, продолжил лекцию. Виктор стал затихать и сонно засопел, завалившись на бок. Но спокойствие длилось недолго. Из группы слушателей поднялся крупный мужик и выйдя на середину помещения со всего маха хрястнулся коленями об пол, а затем с деревянным стуком врезался лбом в бетон. Мария нервно дернулась, но не сорвалась с места. Александр неприязненно скривился, тяжело вздохнул и снова замолчал. Слушатели вытащили свои бутерброды.
— За что, Господи?!. — громко завопил мужчина разгибаясь, но не вставая с колен. В его голосе тоже были слезы, но не пьяные, а раскаяния. — За что ты нас так наказываешь?!. — и тут Петр неожиданно заметил, что этот мужик сейчас просил не о себе, а обо всех. Это уже был прогресс.
— Нельзя же так, Господи!.. Мы все дети твои, рабы твои!..
Священник при этих словах вдохновенно перекрестился и неожиданно, тряся длинной сутаной, встал из-за стола, подошел неверной походкой к кающемуся мужику и грохнулся на колени рядом с ним.
— Иже еси на небеси… — затянул он густым баритоном.
Слушатели стали мелко креститься, побросав бутерброды.
— Да святится Имя твое, да сбудется воля Твоя, — самозабвенно тянул священник: — Даждь нам днесь…
Мария не выдержала и тоже мелко перекрестилась. Петр молча и спокойно смотрел на представление.
Через полчаса все закончилось: мужик уселся к слушателям, даже не почесав коленки, с которых капала кровь, промочив порванные брюки, священник бухнулся на свой стул и нацедил себе полстакана. Александр продолжил лекцию. Петр немного подумал и спросил у Марии:
— Нравится тусовка?
Мария растерялась от вопроса, но через некоторое время поджала губы, сдерживая усмешку.
— В вашем театре такое в жизни не поставят! — уверенно произнес Петр.
— Не поставят, — подтвердила Мария: — А как было бы нужно!..
Проснувшись в шесть пятнадцать, Петр решил сегодня никуда не ходить, просто посидеть дома. Он уже забыл, как маялся взаперти. Все время в бегах, весь в делах. И ему нравились его дела. Много дала библиотека, где добросовестно было прочитано сотни, а может быть, тысячи книг. Он воспринимал сочинения писателей как откровения. И каким же он был ограниченным до этого, просто жуть! А мир такой разнообразный и обширный… Но подкрадывалось чувство насыщения: еще немного — и все! Его перестанут интересовать и волновать любые проблемы. Петр старался не думать об этом, не предвосхищать события.
Понежившись в кровати, обогретой вчера женщиной, он откинул одеяло и пошлепал на кухню, ставить свой чайник. Решил сегодня расправиться с сайрой. Мерзлый начатый батон так и лежал в морозилке. Петр прикидывал: можно все-таки сойти с ума, от кошмарного однообразия, или нет? Что например днем делает поп? Каждый вечер он регулярно приползает в подвал. На его месте любой кыхнется. А он нет. Значит, и от безумия они застрахованы. Чудовищное испытание! Боль воспринимается как подарок. Самое настоящее чистилище для грешников. И не надо никакого ада. На Земле есть все, для жуткого, невыносимого однообразия.
Позавтракав, хотя, как понял, мог этого и не делать, хватало старых жировых запасов, Петр встал у окна и бездумно наблюдая за все теми же пешеходами и машинами, которые вот уже почти два года, по его календарю, движутся мимо окон, не подозревая о несчастных людях, смотрящих на них в тысячный раз. Для пешеходов все было в первый раз. И этого Петр никак понять не мог. И даже Александр, со всей его эрудицией и головой, вроде Дома Советов, ничего не понимал.
Инопланетяне здесь совсем не при чем. Слабы в коленках. Если уж демон, если то был демон, попал в такую беду, то что говорить о простых смертных. А инопланетяне — такие же смертные, как люди. Может быть живут подольше чем люди, но все равно — не вечно.
И неожиданно Петр испугался мелькнувшей мысли: а что если во временной петле застрянешь навечно? Ну не на вечно, а хотя бы до угасания вселенной, о котором говорил Терехов. Значит можно пробыть в этом состоянии многие миллиарды лет! Петр нутром чувствовал размер тысячи, мог представить себе миллион… Но миллиард! Это же тысяча миллионов! А если миллиард миллиардов! Разве это по силам человеческой психике, выдержать необъятную глыбу лет?!
Он вспомнил, что читал о вечности. Ему понравилось одна притча, где говорилось о том, что если бы к алмазу размером в кубический километр один раз в миллион лет подлетал орел, и одним движением точил бы свой клюв об этот алмаз, то прошедшее время, за которое орел спилил бы этот кубический километр алмаза в порошок, всего лишь мгновение, относительно вечности.
А кто-то из физиков подсчитал, что для распыления таким образом алмаза, орлу потребовалось бы всего 1036лет. Петр перевел для себя степень в более приемлемую и понятную цифру, получалось: миллиард миллиард миллиард миллиардов лет! Чудовищное количество времени! Очевидно столько и будет существовать наша вселенная. И не дай Бог застрять в одном и том же дне на все это время.
Но самое обидное — невозможно умереть! Сплошной облом! Петр не верил, что висельник найдет свою секунду. Скорее всего, он выбрал для своих тайных грехов именно такую, очень неприятную кару.
В его голове сложилась вообще черная фраза: «Оставь надежду всяк сюда входящий, каждый со своим грехом».
Из полного пессимизма его вырвал настойчивый стук в дверь. Петр на секунду задумался и улыбнулся, он уже знал, кто пришел. Отворив дверь, наклонил голову к плечу, немного кокетничая. Молча посторонился, пропуская в квартиру Марию с полиэтиленовым пакетом полным продуктов, и спортивной сукой через плечо.
— Я сидела и думала, — призналась Мария, сбрасывая куртку и проходя на кухню: — Если гора не идет к Магомеду…
— Не хочу я в вашем кошачьем логове появляться, — откровенно признался Петр.
Мария внимательно посмотрела на него и вздохнула:
— Как давно все это было — быльем поросло: Котик, Киска, — и весело сказала: — А у тебя мне действительно больше нравиться, чем в тех хоромах.
— Значит будем пировать здесь, — улыбнулся Петр.
— И возбуждать давно забытые навыки? — хитро усмехнулась Мария.
— Я не против, — согласился Петр, попросив: — Давай о подвале — ни слова?..
Мария молча покивала головой и поставила сковороду на плиту.
Есть почему-то совсем не хотелось: они выпили по рюмочке горячительного и Мария нырнула в ванную со спортивной сумкой. Зашумел душ. Петр поколебался и улегся в постель. Он ждал ее, вспоминая о своих мыслях, о кольце времени, о всех непокаянных, выброшенных за обочину жизни, помнящих то, что не должны были помнить. И не заметил, как Мария в махровом красном халате, вышла из ванной, оканчивая заматывать на голове пышный тюрбан из полотенца.
Она не присела на кровать, остановилась посреди комнаты и слегка откинув полу халата, обнажила бедро. Затем начала медленно и бесшумно передвигаться по небольшой комнате, мягко взмахивая летучими руками, иногда делая оборот, чем распушала подол халата. Неожиданно Петр понял, что она танцует. И у нее это получается замечательно, не профессионально, а спонтанно, повторяя всплески душевных эмоций. Полшага вперед, полуоборот, полшага в сторону, легкая задержка, после которой резкий разворот, гибкий взмах руками. Танец казался нереальным, словно во сне.
Лицо ее было серьезно, а глаза прикованы к глазам Петра. Он понял, что она танцует для него. И делает это удивительно красиво.
Неожиданно Петр вспомнил, что где-то читал: самыми приятными в движении для мужчины были три вещи: танцующая женщина, скачущая лошадь и парусник в океане. Относительно танцующей женщины сейчас он был согласен больше чем на сто процентов.
Наконец, крутнувшись в последний раз, она с улыбкой упала ему на грудь и замерла.
— Аплодисменты молча, — хрипло сказал Петр, — поглаживая ее по спине и чувствуя, что сегодня его рука тяжелеет меньше, чем вчера.
— Лучшая награда — твои чувства, — прошептала она.
— А ты их ощущаешь?
— Угу! — подтвердила она и сбросила халат.
Они снова проспали до самого вечера. А Петр опять стряхивал черные брызги на пол. И еще раз видел сон с Джебе, который сегодня не был грустным, а был серьезным, с некоторой ироничной улыбкой на губах.
Поели и побежали в подвал. Там все было как обычно. Далеко за полночь пришел Виктор, чавкая раскисшими туфлями. Он снова весь перепачкался, но был трезв. Усевшись рядом с висельником, взглянул на Петра и безнадежным тоном негромко сказал:
— Их там нет. Я простоял в лесу часов шесть. Ничего меня оттуда не гонит. Я пропал, — и уткнулся носом между колен. Висельник взглянул на часы и прошел в свою экзекуционную камеру.
Петр отвернулся от Виктора и стал слушать Александра. Мария тоже прислушалась к словам лектора.
— Поспешишь, людей насмешишь, — в своей манере нетвердым голосом буркнул священник в сторону Виктора.
Тот дернул плечами, но голову не поднял.
Этот вечер прошел тихо, никто не лез не стену, не бился о пол, не взывал к Богу. Но Марии все равно не понравилось, о чем она тихо сказала Петру:
— Атмосфера угнетающая. Мне кажется, что изо всех здесь присутствующих ты один действуешь, а остальные только ждут.
— Они тоже не сидят без дела днем, — предположил Петр.
— Ты уверен?
— По крайней мере, Александр, — он показал головой в сторону оратора: — Загружен по горло. Ему времени не хватает.
— А давно он здесь?
Петр неопределенно пожал плечами:
— Мне сказали по секрету, что уже несколько тысяч лет…
Мария прикрыла рот рукой и тихо вскрикнула от ужаса.
— Но я думаю, врут! Может быть несколько десятков лет, — стал он успокаивать Марию: — Но не тысяч.
— Не врут! — неожиданно буркнул со своего места поп, приоткрыв сонные глаза, и тут же смежил веки.
Мария подперла руками подбородок и Петр заметил, как по ее щеке катится прозрачная слеза.
— Не расстраивайся, — погладил он плечо Марии. — Видишь, Стаса нет! Я завтра сгоняю к его колодцу, посмотрю, может у него все кончилось.
Мария медленно покачала головой в знак отрицания и прошептала:
— Не верю я, что для него все кончилось. Вот вернулся милиционер…
— Ладно, — вновь погладил ее по плечу Петр: — Утро вечера мудренее, и почувствовал, что левая рука, которой гладил, отяжелела. Не вставая, он резко встряхнул ею, окропив задымившимися брызгами бетон около стола.
Александр сразу же затих, принюхиваясь. Вслед за ним в их сторону посмотрели все слушатели.
— Дьявольское, — буркнул священник: — Преисподней воняет.
А Петр неожиданно заметил вспыхнувшие на секунду зеленым огнем глаза той женщины, укутанной в черный платок, которая не позволила ему помогать убираться в подвале.
«Ведьма! — промелькнула у него мысль. — И кого только здесь нет?» — с удивлением подумал он, примащивая голову на руках, лежащих на столе. Мария уже спала.
