Глава пятнадцатая
Утром, отказавшись от чая, Петр рванул к трем вокзалам, хотелось ему заглянуть в колодец с трубами отопления и увидеть там Стаса. Вернее, он надеялся, что парня там нет.
Колодец был пуст. Из него тянуло теплом и сыростью. Петр посидел немного на кучке гравия, где недавно, или сто веков назад, беседовал со Стасом, и ему стало грустно и одновременно хорошо: все-таки выход из этого кошмара есть! Нужно только не сбавлять темп, продолжать жить так, как он живет сейчас. Петр уже давно понял, что если он нагружается каждый день до упора, то постепенно меняется, хотя сам этого замечает, лишь изменяющееся отношение к нему людей говорит об этом.
Жаль только что фиксирует это он только по тем, кто рядом. А они подобны ему. Значит их мнение о нем может быть субъективным. Однако и остальные, живущие этот день один раз, встречаясь с ним в магазине, на дороге, не сторонятся, как это было раньше, и даже разговаривают. В прошлые времена, а вернее — вчера, его старались молча обойти, уступали дорогу, а сейчас даже улыбаются в ответ. Как ни странно, и он научился шутить и не просто улыбаться, а воспроизводить спектр улыбок, в зависимости от ситуации: от тонко-ироничной, до грубо-нахальной.
Он механически ехал к своему дому на «Жигуле», встречая знакомых прохожих, узнавал машины, на дороге изученной за многочисленные поездки. Он размышлял и надеялся, что выбрал правильный путь изменения самого себя. А вот Виктор все равно ничего не понял. Вернее: он не знает, что нужно делать с собой дальше — его «прикопанные» Души исчезли. Очевидно в первый раз он просил у них прощения, а не казнил себя за содеянное. Возможно то же самое делает и сейчас, ползая на коленках в лесу.
Все-таки неприятно, но очевидно снова придется ему помогать. Петр это предчувствовал. И внутри что-то говорило, что нужно с ним делать дальше. Неведомое знание гвоздем сидело внутри, но открываться не хотело. Очевидно и здесь чужак постарался. Петр знал, что предстоящее испытание для Виктора будет ужасным. Выдержит ли он его?
Петр забежал в магазин и купил продукты, добавив к ним бутылку водки и вина. Дома не торопясь решил сварить колбасу, а не жарить, как в прошлый раз. Услышав нервный стук в дверь, открыл. Мария не вошла, а ввалилась в квартиру: вид ее был потерянный, волосы растрепаны. В одной руке она держала пустой полиэтиленовый пакет, а другой тащила по полу спортивную сумку. Увидев подругу в таком виде, Петр даже немного испугался за ее рассудок.
Она молча прошла на кухню не снимая куртки, бросила на пол и пакет, и сумку, упала на железный табурет и разревелась, не пряча лица. Петр постоял напротив нее несколько секунд и решил не мешать, принявшись жарить яичницу, он подкупил десяток яиц.
Мария рыдала минут десять. Наконец, отдышавшись, запинаясь объяснила:
— Не могу я больше терпеть!.. Вчера шла к тебе в такое же время… И сегодня… Одни и те же лица!.. С одними и теми же выражениями. Как в кошмарном сне!.. — и сложившись пополам, упала лицом в колени, разметав длинные светлые волосы. Рыдания стали тише, но ее плечи и спина судорожно дергались, словно от сильного озноба.
— Стас молодец, — произнес Петр, будто ничего не происходило. И заметив сквозь слезы любопытный взгляд Марии, пояснил: — Вырвался! Он теперь нормальный.
— Ты его не нашел?..
Петр отрицательно мотнул головой.
— А может быть это временно?.. — не сдавалась Мария, продолжая всхлипывать.
— Я думаю, что постоянно, — серьезно сказал Петр. — Это надежда для всех…
Мария постепенно справилась с собой. Поднялась с табурета и шатаясь прошла ванную. Петр понимал ее состояние, похожее на каждодневное сводящее с ума выкапывание и закапывание одной и той же ямы. Он вспомнил, что подобным образом фашисты доводили до безумия самых стойких заключенных. Но у тех был выход: побег или смерть. У них же никакого выхода не было. Прислушавшись, как Мария плещется под душем, расставил тарелки, положил на них яичницу и колбасу.
Из ванной Мария вышла в халате с чалмой на голове, но вид у нее был измотанный и побитый, будто она прошла пешком расстояние от Луны до Земли. Ни слова не говоря, они уселись за стол. Петру уже пришлось переживать подобное, происходившее с ним раньше. Но он притерпелся: может быть сказалась старая закалка ликвидатора? Поэтому он спокойно поднял рюмку коньяка, стукнув ее по краешку рюмки налитой для Марии и выпил. А потом стал добросовестно есть свою яичницу с колбасой. Мария проглотила капельку спиртного и отрешенно уставившись в тарелку, начала ковырять в ней вилкой.
— Разве у тебя подобного не было? — наконец поинтересовалась Мария, не отрывая глаз от яичницы.
— Там!.. — Петр ткнул большим пальцем за спину.
— И ты не боишься? Не переживаешь?..
— Некогда бояться и переживать.
Мария посмотрела на него больными глазами и тяжело вздохнув, сказала:
— Что-то нужно делать… Мне что-то нужно сделать. Иначе, я не знаю, чем все кончится.
— А как ты ходила в театр? — удивился Петр. — Это длилось, как сказала, почти три месяца?
— Я выходила из дачи каждый день в разное время. Мне встречались разные люди. Иногда видела знакомых, но со спины.
— И на «Форде» ездила, — добавил Петр: — Его кажется пытались угнать?
— Да! Раз сорок угоняли, — Мария усмехнулась: — Вот дурачок-то… — И внимательно посмотрела на Петра: — А ты видел?..
— Видел, — кивнул Петр головой. — Твой угонщик все время попадал под трамвай.
— Угу! — подтвердила Мария: — Он осветителем в театре работает.
— А как с ним сейчас?
— А никак, — Мария снова всхлипнула, но удержалась от слез: — Он ничего не помнит: работает как раньше.
— Зато ты знаешь — на что он способен.
Мария грустно усмехнулась, поднялась из-за стола и прошла в комнату. Сбросив халат, она легла на кровать, укуталась одеялом и сказала:
— Давай сегодня просто поспим?
— Давай, — согласился Петр. Он быстро разделся и улегся рядом. Немного подумав, спросил: — А что если ты?.. Если забеременеешь?
Мария хмыкнула:
— Не получится — у меня спираль, — и после минутного молчания задумчиво произнесла: — А впрочем, интересная была бы картина, — она повернувшись на бок, закинула ногу на Петра: — Не получится у нас просто так поспать, — прошептала Мария. Но Петр не почувствовал разочарования в ее словах.
— Я тоже об этом подумал, — улыбнулся он, и погладил ее ладонью.
У них все получилось уже без спешки, как у нормальной семейной пары. Потом они уснули.
Вечером в подвале, Петр с нетерпением ждал появления Виктора, прислушиваясь к Александру, который объяснял слушателям свое понимание течения времени. Получалось так, что время — это не четвертая координата, введенная Альбертом Эйнштейном в его Общей теории относительности, а постоянно и квантованно изменяющаяся масса вещества, о чем когда-то говорили Фред Хойл и Джейент Норликар.
Микрочастицы каждую секунду «дружно» сбрасывали в пространство часть своей массы. И это делают буквально все частицы вещества, кроме тех, которые двигаются со скоростью света. Поэтому вещество постоянно изменяется, становится менее массивным, что влияет на его качественное состояние. Именно это человек ощущает как течение времени.
Как ни странно, но Петр сегодня понял в объяснении Александра почти все. И это его очень удивило. Ведь совсем недавно, он был словно пенек, который поддавался лишь топору. А тут воспринял тонкости строения микромира. Но Петра не порадовало расширение собственного кругозора, потому что: чем больше он узнавал, тем больше появлялось вопросов без ответов. Очень заковыристых вопросов.
От группы слушателей отделился писатель и подсел к их столу, с очередным сюжетом. Он галантно раскланялся с Марией, и заметив, что Петр увлечен лекцией, стал излагать ей сценарий случайной встречи двух семей в третьей семье, на каком-то торжестве. И мужчина одной из пришедших в гости семьи, вдруг страстно влюбился в женщину другой пришедшей семьи. Она ответила ему взаимностью.
Все это происходило на глазах собравшихся: малолетних и взрослых детей. Неожиданно вспыхнувшие чувства, попрали все законы этикета у двух несчастных людей, не встретившихся раньше. Обстановка при этом вместо праздничной стала нервозной и взвинченной.
Петр краем уха прислушивался к автору, больше уделяя внимание Александру, но еще больше ожидая Виктора. Наконец-то милиционер появился на лестнице. Как определил Петр, он был трезв и почти не грязный: наверное перестал елозить по мокрой глине около «прикопанных».
— Побудешь здесь? — обратился Петр к Марии.
— А ты далеко?
— Есть дело, — не объясняясь сказал Петр и выскользнув из-за стола, направился к полковнику, занявшему свое место рядом с висельником у дальней стены. Он постоял напротив Виктора несколько секунд, пытаясь поймать его ускользающий взгляд и вздохнув, предложил:
— Пойдем?
Виктор с удивлением посмотрел Петру в глаза, но ничего не спросив, поднялся на ноги, выражая свою готовность к любому действию. Александр прервал лекцию и вместе со всеми слушателями проводил настороженным взглядом уходящую из подвала пару. Мария дернулась, порываясь пойти следом, но сдержала себя и осталась сидеть на месте.
— Дьяволу дьяволово! — изрек поп им вслед и плеснул в стакан из первой бутылки.
Петр шел впереди к своему дому. Но не пошел в квартиру, а направился к «Жигулю», покорно стоявшему рядом с гаражами. Виктор безмолвно шагал за ним, стараясь ступать как можно тише. Он боялся даже спросить куда и зачем, решив, что хуже ему сейчас ни от чего не будет. Для него во много раз страшнее его нынешнее положение.
Забравшись в машину, Петр открыл заднюю пассажирскую дверь и завел двигатель для прогрева. Виктор безропотно уселся на сиденье и осторожно захлопнул дверку.
Свернув с Дмитровского шоссе направо и объехав ветки поваленного дерева, Петр остановил машину и заглушив двигатель, выбрался в кромешную темноту. Еще днем, готовясь к походу, он купил фонарь. Яркий луч света прорезал пространство с искрящейся водяной пылью, которую белорусы почему-то называли мрякой, отпечатался мечущимся кругом на пожелтевшей мокрой листве, устилавшей землю. Ни слова не говоря, Петр зашагал к поляне с ведьминым кругом. Он не знал, что произошло с этим местом за прошедшее время.
Когда у границы поляны, деревья расступились, Петр рассмотрел посреди ее красноватые отблески низкого пламени, которое не в силах был потушить мелкий дождь. Петр запросто шагнул через границу, а Виктора повело в сторону. Это Петр услышал по чавкающим в раскисшей земле шагам, донесшимся слева. Он оглянулся. Виктор остановился, протянув перед собой руки, ощупывая воздух перед каждым шагом, чтобы не наткнуться на дерево. Петр понял, что он не видит ни его, ни света фонаря.
Сделал несколько шагов в сторону милиционера, Петр напугал его, вынырнув из воздуха с ярким фонарем в руке. Но Виктор не вскрикнул, а лишь вздрогнул. И вновь ничего не спросил.
Петр взял его за руку, ладонь у Виктора была ледяная и влажная, и повел внутрь круга, чувствуя, что Виктор напрягает все силы при каждом шаге, стараясь на быть обузой. Петру показалось, что полковник бредет словно сквозь плотную среду, или в толще воды, хотя сам не чувствовал никакого сопротивления.
Наконец они подошли к ведьминому кольцу, окантованному красными всполохами пламени с острыми как кинжалы язычками. И только здесь Виктор почувствовал, что больше ничто его не сдерживает. По шумному дыханию товарища, Петр понял, как ему было трудно идти.
— Боишься? — негромко поинтересовался Петр.
— Там!.. — Виктор показал освещенной призрачными огнями головой, в сторону пройденной поляны: — Там было жутко… — он стоял согнувшись, уперевшись руками в колени: — И не знаю почему. Накатывало что-то невыносимо страшное, — Виктор поднял глаза и посмотрел на Петра: — Ты сильный!.. Я не понимаю я тебя…
— Отдохнул? — вместо продолжения разговора спросил Петр.
— Кажется… — ответил Виктор, медленно распрямляясь.
— Топай прямо поперек этого кольца, — Петр ткнул рукой в сторону ведьминого круга. — Не останавливайся, что бы с тобой не происходило. Старайся его перебежать.
— Понял, — хрипло сказал Виктор, и вновь согнулся, приняв стойку бегунов, напоминающую высокий старт.
— Готов? — спросил Петр.
Виктор молча кивнул головой.
Петр с силой толкнул его за огни, внутрь, сам слегка углубившись рукой за границу круга и почувствовал сильное жжение кисти. Он сунул руку подмышку и стало немного легче, боль ослабла.
Виктор дико кричал и злобно рычал внутри круга, превратившись в факел синего огня, но упорно, шаг за шагом двигался к противоположной границе, очерченной красными огнями. Петр пошел вокруг, ожидая что милиционер вот-вот исчезнет и превратится в пепел. Но тот не успел сгореть весь. Очевидно слишком много пережил и очень сильно ему хотелось избавиться от кошмара. И не проронил ни звука, хотя Петр знал, как это больно — гореть заживо.
Еще два шага, еще шаг и вот он вывалился из круга и упал перед Петром. Но это был не человек, а кусок шевелящегося сильно обгоревшего мяса с торчащими из груди ребрами, под которыми еще дергалась диафрагма. Белые, опаленные огнем, кости вместо локтей и колен, тускло блестевший от красноватых огней голый череп, с пустыми глазницами и страшным оскалом зубов.
Над останками поднимался плотный дым с отвратительным запахом горелого мяса. Петр подавил свою неприязнь, перетерпел отвращение, переживая с Виктором последние мгновения его мученической смерти. Наконец, то что осталось от сожженного дьявольским огнем тела, дернулось в последний раз и затихло. Виктор умер. Петр обошел отвратительную кучку мяса и костей и вытолкнул носком туфля ногу Виктора, ступня которой тлела в кровавом огне. При этом он почувствовал будто его слегка ударило слабым током, как в сырую погоду от электросварки.
Петр постоял с минуту над останками, зажав нос пальцами, и развернувшись пошел назад, подсвечивая себе фонарем, в сторону дороги, огибая красные огни, в ту сторону, где оставил машину.
В подвал он вернулся за несколько минут до того, как отключится. Быстро уселся за стол рядом с Марией, писателя уже около нее не было, и уронил голову на лежащие на столе руки. Но чуть раньше заметил встревоженные глаза слушателей и Александра, и сверкнувший зелеными колючими искрами из-под надвинутого черного платка, взгляд ведьмы, прогнавшей его в первый день.
— Чур меня! Чур! — промычал священник и вяло перекрестился.
— От тебя паленым пахнет, — прошептала Мария.
Это последние слова, которые Петр услышал, прежде чем отключиться.
Следующие пять дней были похожи один на другой как две капли воды. Мария прибегала утром, но каждый раз в разное время, что-то готовила на плите, они выпивали, ели и валились на кровать. В эти дни Петр спал без сновидений, а Мария не говорила, видела ли что она во время сна. Петр не спрашивал.
В подвале тоже все было как обычно, кроме поведения Виктора, заявившегося в первый день после гибели в кругу, словно новая монета: он был в гражданском костюме. Кивком головы поздоровался с Петром, но не подошел к нему, а направился в дальний угол, где отыскал ящик из-под бутылок. Потряс им в воздухе, сбрасывая пыль, а потом аккуратно выдул пыль из углов. Затем подошел к слушателям и уселся на отшибе, с интересом внимая лекции Александра. Петр сразу почувствовал: пришел совершенно другой человек.
Поп косо глянул на Виктора и фыркнул, но креститься не стал.
На шестой день Мария прилетела рано, Петр еще не встал с кровати. Она привезла продукты, но без спиртного. Присела на край кровати, не снимая куртки и задумалась. Петр понял, что она на что-то решилась, но подгонять ее не стал. Минут через пять Мария сказала:
— Еще в детстве мама и папа возили меня по области, у них был отпуск. И однажды мы приехали в монастырь, женский. Я помню, что тетенька в черном, наверное настоятельница, сказала: «Наш монастырь самый древний на Руси. Он появился почти сразу после крещения». — Поеду туда.
— Ты уверена, что тебе это нужно? — с нескрываемым любопытством спросил Петр.
Мария молча кивнула головой, пояснив:
— Где-то на грани сознания…
— А далеко ехать?
— Почти на край области.
— На чем поедешь?
— На «Форде», — усмехнулась Мария. — Он пока что в моем распоряжении.
Петр поднялся и не торопясь одевшись, прошел на кухню, ставить чайник.
— Я не буду есть, — сказала Мария: — Еду прямо сейчас.
Петр остановился посреди кухни с чайником в руке и внимательно посмотрел на нее. Мария сорвалась с места, подбежала к нему и чмокнув в щеку, бросилась к выходу, крикнув на ходу:
— Спасибо тебе за все! — и скрылась за дверью.
Петр медленно поставил чайник на плиту и выглянул в окно. Кроме знакомых прохожих и машин на площадке стоял кофейный «Форд». Выскочив из подъезда, Мария нашла его окно и махнув рукой, нырнула в машину. Петр проводил глазами вспыхнувшие при выезде на трассу стоп-сигналы «Форда» и вытащил из пакета колбасу. Но есть ему не хотелось.
Механически отрезал круглый ломоть и стал его жевать, не чувствуя ни запаха, ни вкуса, словно во рту была оберточная бумага. Показалось, что писатель из подвала испытывал именно такое чувство, когда рассказывал свои сюжеты.
Петру стало невыносимо грустно: каким-то образом он помогал людям контактировавших с ним, а сам как… пенек обоссанный, или индюк надутый… Внутри что-то сжалось и на глаза навернулись слезы. Петр чувствовал горячие дорожки на щеках, но не вытирал их, продолжая жевать «картонную» колбасу.
Он старался ни о чем не думать, это умение осталось у него еще с прошлых времен. Боялся начать жалеть себя и впасть в отчаяние. Он страшно соскучился по обычной человеческой жизни, но терпел, не прикладывая пока к своему существованию чрезмерных усилий, терпел издевательства судьбы. Знал что когда-то все изменится, но совершенно не подозревал в какую сторону. Однако, любые изменения были для него благом, даже самые страшные. Он уже ничего и никого не боялся, даже самого себя.
Сегодня поехал В НИИ. Подождал пока Терехов выпишет пропуск и вошел за ним в лифт. В лаборатории Александр ничего не спрашивая, усадил Петра за один из компьютеров и коротко объяснил, что сегодня он может погулять по Интернету и поискать какую-нибудь информацию. А сам подсел к другому аппарату и лихорадочно принялся набирать свою программу.
Петр лениво полистал сайты, но мало что понял: они почти все были на недоступном ему английском языке. Спустя час, Петр заметил, что Александр отвалил от своего компьютера и принялся заваривать свой чифирь.
— Мне кажется, что в кольце времени ты завис добровольно, — негромко произнес Петр, хмуро поинтересовавшись: — Не слишком ли дорогое удовольствие?..
— Я же тебя не спрашиваю… — начал было Терехов, но Петр перебил его.
— Хочешь — расскажу про себя?
— Нет! — резко мотнул головой Александр и подул на горячий чай.
— И выходить из этого состояния не хочешь? — спросил Петр.
Александр промолчал.
Но Петр решил сорвать на нем зло за всех, кто не может, но хочет избавиться от наказания в чистилище.
— Каким образом тебе удается оставаться в одном и том же дне?! Ведь ты, насколько я наслышан, торчишь здесь несколько тысяч лет, во что я совсем не верю. Несколько десятков… Ну, две-три сотни! Куда ни шло. А несколько тысяч!.. Это перебор! — сказав это, Петр почувствовал приближающуюся сзади опасность. Он точно знал, что это такое и ощущал расстояние. Решил на всякий случай проверить себя, наработанные и въевшиеся в самое нутро рефлексы.
Когда до занесенного в район шеи ножа оставалось полметра, Петр резко развернулся на крутящемся стуле, моментально перехватил правой железной рукой кисть Александра в скручивающий захват, и из сидячего положения сбил в сторону центр тяжести тела худющего Терехова, проделавшего двухметровую дугу по воздуху, и с костяным грохотом ударившегося о стену. Нож отлетел к другой стене.
С грустным видом Петр наблюдал, как Александр медленно поднялся на колени и размазывая слезы по щекам стал вдруг выкрикивать:
— Ты появился неизвестно откуда!.. Тебя все боятся!.. Все прошли через смерти, и более страшные вещи, а все равно тебя боятся! Кто ты такой?!
— Ты боишься? — спокойно спросил Петр, на мгновение прервав рыдания Терехова.
— Да! Да!! — крикнул Александр. — И я тоже!.. После твоего появления у нас все изменилось, — он сбавил тон и всхлипнул. Слезы ручьем бежали из обоих его глаз.
— И это все, на что вы способны — испытывать страх?
— Ты меня неправильно понял! — возмутился Александр: — У нас не животный страх. У нас страх, похожий на тот, когда стоишь на краю бездны и качаешься, не зная: сигануть вниз или отступить на назад.
— Странные ощущения, — посочувствовал Терехову Петр: — Но они меня не интересуют. Знаешь, что мне надоело за последнее время? — и не дожидаясь ответа Александра, продолжил: — Постоянные слезы, — губы Петра неприязненно скривились.
— Именно ты их и вызываешь! — зло бросил Александр, вставая на подгибающиеся ноги и кое-как наливая чай в чашки, дрожащими руками, расплескивая напиток на лежащие бумаги.
Петр медленно встал и взяв свою чашку, вернулся назад:
— Продолжай. Я весь внимание… — сказал он, отхлебывая приятную горечь.
— Ты хуже демона, — упавшим голосом произнес Александр, и плюхнулся в кресло. — Он страшен своей силой, а ты еще страшнее, своей непонятностью. Я заметил, — нервно вздохнув, признался Александр: — Что когда ты появлялся, то этот демон весь напрягался и съеживался, будто ты мог одним махом с ним расправиться. Даже он тебя боялся!.. Кто ты такой?!
— Рассказать? — спокойно спросил Петр.
Александр энергично замотал головой в знак отрицания:
— Ничего я не хочу слышать!!
— А ты же паразитируешь, используя судьбы других людей, — безжалостно бросил Петр: — Я не верю, что все это из-за науки.
— Возможно, — согласился Александр. — Но я хочу сделать как можно больше, прежде чем умру. Я не гонюсь за славой, просто очень хочу прорваться вперед, для других, которые придут после меня. Я занят делом. А вот чем ты занимаешься: я не знаю!
— Почему ты должен умереть? — удивился Петр.
Александр косо посмотрел на Петра и сдавленно ответил:
— У меня порок сердца и… Ну, в общем, когда был клинический криз и я на некоторое время вышел из него… В общем — попал в один день. Сначала не поверил, а потом обрадовался…
— Сделал какую-то гадость? — спросил Петр.
Александр нервно пошевелил бровями и пожал плечами.
— А как тебе удается оставаться так долго в кольце?
Терехов повздыхал, как слон, поерзал и едва слышно ответил:
— Приходится каждый день копить зло против кого-нибудь из персонала НИИ и бить его…
— Или убивать? — равнодушно спросил Петр.
— Но это не всегда! — вскинулся Александр, тут же начав оправдываться: — Я же не для себя! Я же для науки!
— Кому она нужна, такая наука, — неприязненно произнес Петр. — Наука на костях и крови своих сотрудников…
— Не надо!!! — вдруг заорал Александр и поперхнувшись, стал надсадно кашлять.
Подождав, когда приступ пройдет, Петр негромко, но жестко произнес:
— Надо, Саша! Надо! Ты не заметил, как превратился в чудовище и всех своих слушателей тянешь за собой! Они без тебя давно бы уже вырвались из кольца: так нет! Ты их там держишь! Это мерзко, Саша!..
Терехов уткнулся в ладони на своих коленях, отчего его позвоночник натянул рубашку на спине как рыбий хребет, и завыл:
— Неправда все!.. Неправда!..
Петр ждал минут десять, пока Александр полностью не успокоится, допил свой чай и грустно сказал:
— Я тебя не обвиняю. Да и не имею на это права. Сам из последних гадов, но механических. Недавно обнаружил в себе какие-то зачатки чувств и эмоций. А то бы так и умер, не познав ничего человеческого: сострадания, жалости, горя, грусти, радости, совести — в конце концов!.. Но ты не обращай на меня внимания. Считай, что меня нет и ничего не было.
Александр сидел за столом по соседству и усиленно растирал грудь в районе сердца: лицо его было серое.
— Скорую вызвать? — предложил Петр.
— Не надо, — прохрипел Александр. — Скоро пройдет… Не первый раз.
— А мое убийство тебе бы помогло?
— Не знаю… Может быть и нет.
— Вернее всего, что нет, — согласился Петр: — Нужно убить кого-нибудь реального, а не призрак, наподобие меня.
— Призраки… — усмехнулся Александр, постепенно приобретая нормальный цвет лица: — Это ты хорошо сказал — призрак. Мы все призраки.
— Но очень и очень реальные, — добавил Петр, поворачиваясь к компьютеру: — И можем влиять на нормальную жизнь.
Александр подошел к нему сзади и всмотрелся в экран:
— Верни сайт назад, — попросил он Петра. Петр исполнил просьбу, листанув страницу Интернета, написанную на английском в обратную сторону.
— Испанцы… — медленно сказал Александр. — Я уже видел сайты канадцев, штатовцев, и однажды проскочили японцы.
— А что там такое? — поинтересовался Петр.
— Такие же как и мы — однодневки, — вздохнул Александр: — Ищут себе подобных по всему миру.
— Ты им отвечал?
— Да… — невесело отозвался Александр, возвращаясь к своему компьютеру. — А что толку? Они обрадовались, что не у них одних такое творится! Это и козе понятно. Может быть такие как мы есть в каждом городе, или в каждом населенном пункте, — продолжил он свою мысль, тупо рассматривая экран своего компьютера: — А когда выскакивают из петли, все забывают, как после клинической смерти.
— Может быть это к лучшему?.. — задумчиво протянул Петр.
— Для меня — нет! — отрубил Терехов: — Для какого хрена я тогда здесь надрываюсь?!
— Вот об этом я и хотел у тебя узнать? — безжалостно сказал Петр.
— Не надо… Пожалуйста, — попросил Александр и навалившись грудью на стол, спрятал лицо в ладонях.
— Все-таки ты дурак! — резко бросил Петр, продолжая листать сайты.
— Ну и пусть… — едва слышно буркнул Александр.
Больше они не сказали ни слова, до самого вечера. Каждый занимался своим: Терехов продолжил составление программы, а Петр переключился на детские игры для дошкольников без насилия, и с удовольствием скакал по кочкам, управляя разноцветным гномиком, или блуждал в неопасных лабиринтах, без оружия в руках.
Больше в НИИ он не приходил. А в подвале они с Александром делали вид, что не существуют друг для друга, как и с Виктором.
За всем этим оказывается внимательно наблюдал полупьяный священник. Однажды он налил полстакана и пододвинул водку в сторону Петра. Тот не отказался: с удовольствием выпил и захрумкал огурчиком.
— На тебе хоть и печать дьявольская, — неуверенным голосом произнес поп: — Но ты… Ты получше, чем эти негодяи, — и он ткнул вилкой в сторону слушателей.
На его слова никто не отреагировал. Хотя Петр видел — попа слышали все.
