17
Два километра мы преодолели примерно за час. Это вам не по ровной дороге идти. Кругом кочки, корни, ветки, заросли, кустарники. Под ногами хлюпает и чавкает. От страшной влажности с каждым шагом становилось все тяжелее и тяжелее идти. Мы чаще останавливались, чтобы передохнуть. Подбиралась жажда, от которой не спастись скромными глотками воды. А воды, кстати, плескалось в бутылке все меньше и меньше.
Проклятые москиты решили высосать нас до конца, жужжали над ухом, облепили плечи и запястья. Обнаглели они настолько, что уже не слетали от взмаха рук, а продолжали спокойно заниматься своим черным делом. Приходилось их постоянно стряхивать. А это тоже, знаете ли, требует много сил…
Телефон Глеба за это время сместился западнее еще на километр. Я надеялся, что рано или поздно неизвестные похитители доберутся до места назначения и остановятся. И вот тогда мы отыграем расстояние.
Правда, нам до сих пор и в голову не пришло, что мы будем делать, когда доберемся до друзей и их пленителей. С компасом на них набросимся? До поры до времени я старался об этом не думать. Тут бы от москитов отбиться…
Сельва тянулась, тянулась и тянулась. Деревья стояли сплошным забором. Каждое, даже самое захудалое деревце, боролось за место под солнцем, вытягивая ствол как можно выше. Кустарники тянулись за ними, распахивая ветки в стороны. Несколько раз я видел и слышал обезьян. Шелестели в траве птицы. Пробегали какие-то диковинные животные – даже если бы они были криптидами, то я бы их все равно не распознал. В общем, джунгли, как они есть, независимо от того, кто их как называет.
Тем неожиданней было выскочить из густоты зелени на поляну.
Поляна была полностью вычищена от деревьев и травы. Под ногами – что-то темное и упругое, похожее на спрессованный уголь. Сельва вокруг оказалась будто очерчена невидимым кругом, вырезана циркулем. А в центре поляны выстроились в беспорядке крохотные одноэтажные домики из дерева и камня. У них были треугольные крыши, состоящие, преимущественно, из широких листьев, вроде папоротника, узенькие оконца, небольшие дверцы. Я насчитал шесть домиков. Возле каждого высились каменные круглые кладки. Темнели пятна от костров.
Еще одна деревня! В глуши!
И еще здесь были люди. Темнокожие, полуобнаженные, одетые в странные тряпичные одежды: у женщин цветные накидки, а у мужчин некое подобие брюк и сандалий. Торсы у мужчин были обнажены.
– Аборигены, – выдохнула Настя. – Они совсем не похожи на тех, которые из цивилизации.
Все это походило на фантастический фильм. Будто мы только что попали в прошлое, лет на триста назад, к индейцам, еще не подозревающим о существовании всего остального мира.
Впрочем, местным жителям не было до нас никакого дела. Они не тратили время попусту. Кто-то обжигал на костре куски рыжей глины. Кто-то готовил на печке – в больших кастрюлях. Кто-то вообще спал прямо на земле, у крыльца дома, задрав лицо к небу и положив руки на живот.
Мы медленно направились в глубь деревни. Судя по сигналу, Глеба с товарищами здесь не было. Но вполне возможно, они проходили через эту странную деревеньку.
– В Перу очень много диких племен, живущих в заповедниках, – вспомнил я слова Леопольда. – Местные племена, ведущие начало от инков.
Звук моего голоса привлек внимание нескольких человек. Два коренастых мужчины с раскосыми глазами и почти черной от загара кожей неторопливо подошли к нам. Один что-то сказал.
– Спрашивает, кто мы такие, – перевела Настя. – Странный акцент… Я попробую выяснить, куда нам идти дальше…
Несколько секунд они разговаривали. Удивительно, но невысокая Настя была выше каждого из этих мужчин почти на голову. Все люди в деревне были небольшого роста, худые, крепкие.
Я осмотрелся внимательней. Оказалось, что домиков здесь довольно много, выстроены они в некое подобие улиц, есть даже протоптанные тропинки, огороженные кустами, аккуратные огородики за деревянными заборами. Границы поляны были обозначены столбами, поставленными по периметру. Возле столбов в траве высились каменные статуйки в форме какого-то животного с длинными когтями. Наверное, местный божок. Еще я увидел несколько каменных колодцев и сооружения, похожие на конюшни. Пахло сухой травой и навозом. Из так называемых даров цивилизации я увидел разве что несколько пластиковых канистр в руках проходящих кечуа. В остальном же деревня была забыта временем.
– Очень интересно… – пробормотала Настя. – Фил, они знают, куда увели Глеба и остальных.
– Отлично.
– Но только нас они туда не поведут. Боятся.
– Отлично, – повторил я, но уже без радости. – Напоролись на какой-то преступный синдикат? Марихуану они там выращивают, что ли? Дик снова вляпался?
Настя покачала головой, все еще вслушиваясь в сбивчивую речь одного из кечуа.
– В общем, я ничего толком не понимаю. Какая-то легенда, говорят. Ночной страх. Дурной запах. Белые люди потревожили древнего бога, он вылез, что ли, из джунглей и сожрал вождя племени. Откусил ему голову, говорят. А следом за богом вышли жрецы, которые теперь пытаются утихомирить разбушевавшееся существо, принося ему в жертву белых людей. Деликатес, значит.
– Деликатес? Они о чем вообще?
Аборигены, увидев мое волнение, сами заволновались, начали говорить наперебой, хмуриться, размахивать руками. Вокруг нас собралась уже немалая толпа местных – женщины, старики, босоногие детишки.
– Эти люди в черном, которых мы видели, – жрецы древнего бога ярости из сельвы. Живут где-то в глуши. Охраняют мир от этого самого бога. Поклоняются ему, – переводила Настя. – А потом пришли белые люди, вроде Дика, и разбудили бога. Теперь он голодный и свирепый. Чтобы его утихомирить, необходимо принести ему жертву. Если ты с первого раза не понял. Так происходит всегда. Скармливают белых людей богу ярости. Глеба, Дика и остальных хотят кому-то скормить. Вроде как в фильме «Кинг-Конг».
– Обалдеть! – я схватился за голову. – Это же какая-то доисторическая чушь! Какие жертвы? Какие боги?
– Разгневанное чудовище ворвалось в деревню неделю назад и сожрало вождя, – продолжала переводить Настя. – Тело чудовища было покрыто огнем, во лбу горел яркий глаз, на руках были когти под метр длиной. И еще от чудовища воняло смертью. Как будто за ним путешествовали трупы тех, кого оно убило… Местные перепуганы, Фил, до безумия. Черные жрецы появились внезапно, объяснили, что просто так древний бог не утихомирится. С тех пор кечуа с заходом солнца не выходят из домов, а границы деревни стерегут лучшие воины. Статуям древнего бога приносят жертвы в виде кусков мяса и фруктов.
– Помогает? – машинально поинтересовался я.
– После того случая с вождем, монстр не появлялся. Но черные жрецы время от времени проходят через деревню и проводят белых людей.
– То есть мы не первые?
Настя кивнула:
– Два часа назад провели группу. Среди них был светловолосый гигант. Он смеялся и о чем-то громко говорил. Выглядел весело.
– Это точно Дик. Он даже в пасти у монстра будет шутить и шуметь.
Стало чуть легче. Выходит, друзья все еще живы. Это если на секунду забыть о том, что их собрались возвести на жертвенный алтарь в честь какого-то бога…
– Спроси, можно ли здесь перекусить, попить и взять с собой что-нибудь? – попросил я. – Если не могут нас провести, то пусть хотя бы расскажут, куда двигаться. У меня телефон сядет через час, максимум. Мы чем-нибудь расплатимся. Как в той деревне.
Добрые кечуа согласились накормить нас и напоить бесплатно. Из собравшейся толпы вышла пожилая женщина с прядями седых волос, спускающихся на глаза, поманила нас за собой. Мы шли мимо приземистых домиков, утопающих в зелени. Кое-где клубился туман – коренной житель местных гор и сельвы.
За нами увязалась толпа детишек, весело улюлюкающая и смеющаяся. Старушка вяло отмахивалась от них фетровой шляпой. Под ногами похрустывал спрессованный уголь.
Мы прошли в глубь деревни, свернули к неприметному внешне домику. Дверей у него не было, проем закрывала плотная цветная занавеска. Старушка убрала ее в сторону и жестом пригласила нас зайти внутрь.
Внутри было серо, влажно и прохладно. Пахло пряностями и чем-то печеным. Пол оказался устлан травами. Хотелось разуться и пройтись по ним босиком. Почему-то я подумал, что это будет очень приятно.
Из-за низкого потолка пришлось идти согнувшись. Сквозь квадратные окна едва проникал тусклый свет. Внутри было две комнаты, переходящих одна в другую, и отдельно что-то вроде кухни. Там стояла большая каменная печь, пышущая жаром. Из овального отверстия с треском вырывались языки пламени. На печке стояла кастрюля, из которой поднимался к потолку пар. Странно, но жар печки улетучивался, стоило перейти в комнату. Хорошая, должно быть, вентиляция здесь.
Нас усадили на упругую кровать. Судя по ощущениям, твердый матрас был набит травой. Перед нами поставили столик, на него водрузили глиняные тарелки, кувшин и два стакана. Старушка что-то вежливо причитала, то и дело показывая на кувшин.
– Говорит, что это отличный писко, местный алкоголь, – усмехнулась Настя. – Расслабляет, помогает от стресса, вызывает бодрость духа и все такое. Невежливо отказываться. Хотя бы глоток.
Я вообще-то пил мало. Дома у меня скопилась целая коллекция алкогольных напитков – подарков с работы, сувениров из путешествий, да и просто невесть откуда взявшихся, но откупоривались бутылки разве что по большим праздникам, а чаще просто передаривались.
Я с сомнением налил из кувшина в стакан, поднес край стакана к носу. Пахло виноградным вином. Старушка между тем вынесла из кухни дымящуюся кастрюлю и вывалила на тарелки куски вареного мяса. Судя по виду, раньше это была какая-то птица. Я заметил на Настиной тарелке лапку с облезшими коготками. Настя судорожно сглотнула:
– Местный колорит, – сказала она тихо.
– Отказываться невежливо, – усмехнулся я и отщипнул первый горячий кусочек.
К чести хозяйки, мясо оказалось вкусным, пряным и ароматным. К мясу старушка принесла еще несколько соусов – острых, красных, тягучих, но удивительно аппетитных. Отрываешь, значит, кусок мяса, макаешь поочередно во все соусы, закидываешь в рот и быстро-быстро жуешь. На глазах наворачиваются слезы, челюсти сводит, но один глоток писко мягко проталкивает мясо внутрь, смывает горечь и оставляет во рту мягкое послевкусие.
На пятом глотке я поймал себя на мысли, что почти одолел стакан. Голова немного закружилась. Я откинулся на спинку кровати и позволил себе немного передохнуть. Настя отщипывала мясо вокруг птичьей лапки с не меньшим, чем я, энтузиазмом.
– Господи, – сказала она. – Как же теперь, наверное, захочется спать!
– Время потеряем, – ответил я. – Это сейчас непростительно. Тронемся в путь, развеемся и протрезвеем. Хорошие тут люди живут, да?
Старушка сидела в уголке и, улыбаясь, наблюдала за нами. Пока мы ели, она начала заплетать из своих седых волос косы. Фетровая шляпа лежала у нее на коленях. Глядя на нее, сложно было представить, что где-то недалеко моих друзей ведут на жертвоприношение. Ну разве могут быть кечуа такими жестокими?..
– Мне кажется, все не так страшно, как они описывают, – сказал я, делая еще один глоток вина. – Мы же современные люди. Кто еще верит в этих кровожадных богов с огнем вместо кожи? Может быть, тут какие-то, ну, например, символические жертвоприношения? Приведут Глеба на алтарь. Заставят капнуть кровь из пальца, да и отпустят?
– Отпустят, ага, – заметила Настя. – Фил. Человека с простреленной головой помнишь? Или ты уже много выпил?
Выпил действительно много. Непривыкший организм требовал сна. Я вспомнил, что был на ногах с утра и почти не отдыхал. Развалиться бы на кровати, закрыть глаза на полчасика. А лучше на часок…
Старушка внезапно что-то спросила. Настя перевела:
– Ей интересно, как мы собрались сражаться с богом ярости.
– А мы собрались сражаться? – лениво удивился я. – Нам бы это, друзей вытащить, а там уж как хотите сами с этим вашим богом.
– Я переведу, что мы просто хотим вытащить друзей, – сказала Настя.
Старушка нахмурилась, начала говорить что-то на своем странном, чуть гортанном языке.
– Говорит, что почти сразу за границей деревни начинается царство диких богов. Бог ярости один из них. У него есть свой собственный алтарь для жертвоприношений, попав на который, уже не выкарабкаешься. Этот бог очень кровожаден и считает каждого, кто пришел на его территорию, жертвой. Если даже нам удастся вытащить оттуда друзей, говорит, он все равно пустится в погоню. И тогда всем несдобровать.
Я потянулся, тряхнул головой, пытаясь избавиться от сладостного алкогольного наваждения.
– Слушай, переведи ей, что я не верю в эти сказки. Какие боги ярости? Это или контрабандисты, или еще кто. Заложники им нужны или деньги. Приметили Дика, который сыплет деньгами, вот и решили с него стрясти побольше. Сейчас привезут к себе в какой-нибудь лагерь и будут там деньги выбивать.
– А мы-то что тогда там сможем сделать? – спросила Настя.
Старушка, умолкнув, наблюдала за нами сквозь прищур бесцветных глаз.
– Мы-то? – я провернул в голове все, о чем мы с Настей разговаривали за последние несколько часов. Все теории и предположения. Наше настойчивое желание отправиться на поиски друзей. – Наблюдать будем, как и договаривались. Что же еще?
– Может, смотаемся за помощью? Сохрани координаты деревни. Я спрошу у старухи, может ли нас кто-нибудь добросить до ближайшего города или хотя бы до дороги. Расскажем полиции, вернемся сюда, а местные уже подскажут, куда идти.
Я сверился с телефоном. Маячок Глеба светился в трех с половиной километрах на западе.
– Мало ли что может произойти, пока мы туда-сюда бегаем. Вдруг что-нибудь случится?
– Но у нас же ничего нет! – развела руками Настя. Ее щеки раскраснелись от алкоголя. – Фил, мы же не дети!
– Не дети. Не дети, Насть, чтобы убегать за взрослыми, когда твоих друзей кто-то бьет в подворотне ногами. Да я глотку каждому перегрызу, кто Глеба тронет! Именно поэтому мы идем дальше! У нас преимущество. Мы знаем об этих темных людях, а они о нас – нет. Мы знаем, где их искать! А внезапность – это половина победы. Суворов, кажется, говорил.
– Он еще про пулю-дуру говорил, – заметила Настя, немного успокоившись. – Мое дело попытаться тебя вразумить. Но если ты без царя в голове, то делай как хочешь.
– А ты?
– А я что? Мне за тобой идти хоть на край света, и все дела.
Мы с секунду смотрели друг на друга, а затем невесело синхронно рассмеялись. Старушка рассмеялась следом за нами, продолжая заплетать волосы в косу.
Я попросил показать, где можно умыться холодной водой. Вышел в кухню, к печке. Там прямо у кривой глиняной стены был вырыт круглый колодец, обложенный камнями и закрытый листьями. Старушка опустила в него ведро на веревке, зачерпнула воды и подняла. Вода оказалась ледяной, с тягучим запахом мха и травы. Я умылся, похлопывая себя по щекам, чтобы выветрить алкоголь, вернуть мысли на место. Мыслишки бегали, носились, как тараканы.
Геройствовать, конечно, хорошо, но Настя была ой как права. Не буду же я с голыми руками бросаться на вооруженных перуанцев? Когда вернулся в комнату, сказал:
– Оружие какое-нибудь не помешало бы. Спроси у старухи, может, есть что у них в деревне.
Настя перевела. Старушка что-то пробормотала, жестами указала на стулья, мол, ждите, и вышла прочь из дома. Сквозь небольшое окошко мы увидели, как старушка исчезает за соседским домом.
– Вот тебе и приключения, природа и много диких обезьян, – сказал я, пройдясь по комнате.
На стенах висели полки, уставленные разнообразной глиняной посудой. Кое-где стояли горшки с растениями. Стопками лежали тарелки. На одной из полок, на уровне моего плеча, я увидел блюдце, наполненное водой, а рядом чашечку с кусочками мяса. В это же мгновение рядом мелькнуло что-то маленькое, юркое, длиннохвостое. Прямо передо мной возник карликовый игрунок – крохотный пушистый примат, похожий на миниатюрную обезьянку. Рядом с ним появился еще один, потом еще. Они застыли на полке, внимательно меня разглядывая.
– Смотри! – улыбнулся я, поманил Настю пальцем. – Тут их целое племя.
– Ух ты! – запищала от умиления Настя. – Какие крохотные! Какие красивые!
Она, как и любая уважающая себя женщина, обожала шевелящиеся комочки шерсти, особенно если у них были большие печальные глаза.
Игрунки между тем принялись драться между собой. Один, особо ловкий, подхватил из чашки кусочек мяса и попытался с ним убежать. Двое других схватили его. По полке закружился шевелящийся комок из трех визжащих, пищащих и дерущихся тел. В одночасье оттуда выскользнул самый первый игрунок, с кусочком мяса в лапке, прыгнул, ловко зацепился хвостом за край полки и оказался на плече у Насти. Схватив свободной лапкой локон Настиных волос, он пытливо смотрел на полку в ожидании противников. Двое других игрунков перестали драться и поглядывали на своего наглого собрата, не решаясь повторить его трюк.
Я посмотрел на Настю. По лицу ее гуляло полное наслаждения выражение. Будто Настя только что съела самое вкусное пирожное на свете. Крохотная плюшевая обезьянка, освоившись на Настином плече, принялась отрывать кусочки и забрасывать себе в рот. Локон волос она тем не менее держала очень крепко.
– Кажется, я ему нравлюсь! – прошептала Настя. – Может, он ручной? Бывают же ручные игрунки? Я таких только в зоопарке видела! Такая прелесть!
– Теперь не шевелись, а то убежит! – пошутил я.
Настя действительно не шевелилась несколько минут. Две других обезьянки, сообразив, что ловить тут больше нечего, исчезли из виду.
В дом вернулась хозяйка. В руках она держала сверток ткани, изнутри которого что-то выпирало. Со звоном положив тяжелый с виду сверток на стол, старушка увидела игрунка на Настином плече, заулыбалась и начала что-то говорить.
– Вы правда так думаете? – оживилась Настя. – Фил, она говорит, что мне очень идет.
– Конечно. Обезьянки всем идут…
– Еще она говорит, что этот самый смышленый. Он ручной, все время забирается в волосы и спит там, как в гнезде. Ест с рук! Фил, он ест с рук! А еще, а еще… – тут Настя счастливо рассмеялась. – Она готова мне его отдать! Говорит, у нее и так их миллион бегает! Фил! Представляешь! Отдать! Мне! Игрунка!
– Сколько будет стоить? – с сомнением спросил я.
Старушка же ответила, что это подарок. Она была рада избавиться хотя бы от одного надоедливого примата, которых у нее в доме развелось, как москитов в дождливую погоду.
Настя тем временем взяла игрунка в ладони. Он не сопротивлялся, свернулся калачиком и глазел на мир огромными черными глазами. Крохотный розовый язычок то и дело выскакивал наружу и облизывал влажный носик.
– Надо будет придумать тебе имя, – шепнула Настя.
Пока они там ворковали между собой, старушка поманила меня пальцем и распахнула тряпичный сверток. В нем оказались два мачете. Внушительное оружие. Никогда не доводилось видеть его вживую, только в фильмах. У мачете были металлические ручки с четырьмя отверстиями для пальцев, широкие лезвия, отточенные до блеска по линии.
– Можно?
Старуха кивнула. Тут перевод не требовался.
Я осторожно взял мачете, взвесил на руке – килограмма полтора, не меньше. Несколько раз плавно провел им в воздухе. От оружия исходила какая-то внутренняя сила… придающая уверенности, что ли?
Старуха начала говорить, улыбаясь, показала на одно мачете, затем на второе.
– Это нам не только для того, чтобы сражаться, – перевела Настя, отвлекшись ненадолго от своего нового пушистого друга. – Это чтобы пройти сквозь сельву. У темных людей есть тайные тропы, расчищенные от непроходимых зарослей и кустарников. А нам придется постараться, прорубая себе дорогу.
– Такой штуковиной можно и… того, – прикинул я.
– Ага. На человека с пистолетом. Фил, мечтатель!
Я попытался предложить старухе денег, но цветные бумажки оставили ее равнодушной. Я-то, дурак, только сейчас сообразил, что в деревне, что находится вдали от цивилизации, вряд ли имеют представление о новых солях, долларах и тем более рублях. Но зато ее заинтересовал вид моей термокружки с завинчивающейся крышкой. Она наполовину высовывалась из рюкзака.
– Неужели? – улыбнулся я. Это все напоминало сюжет из приключенческого фильма. Испанские конкистадоры производят культурный обмен ценностями.
Вы нам, значит, два мачете, а мы вам за это термокружку.
Нечто подобное уже доводилось видеть совсем недавно, поэтому я быстро сориентировался.
– Переведи, пожалуйста, что в этой штуке можно долго хранить горячую воду в мороз, а холодную в жару.
– Интересно, откуда термос знает, какая на улице погода? – пошутила Настя.
В общем, мы договорились. Термокружка перекочевала на стол, а я стал счастливым обладателем двух штуковин с чертовски острыми лезвиями. Старуха пыталась показать, как приладить рукоять к ремню, но я решил убрать пока оружие в рюкзак. Пора было выдвигаться в путь. Мы и так засиделись в этой гостеприимной деревушке.
– Ты уверена, что хочешь взять его с собой? – я с сомнением разглядывал, как игрунок висит на Настиной ладони, ухватившись за большой палец. Его головка вертелась из стороны в сторону, мелькал язычок. Выглядел игрунок самым любопытным существом на свете.
– Посмотри, какой он милый! – восклицала Настя.
– Он же сбежит, как только окажется за пределами деревни.
– Он ко мне уже привык!
Ну почему у женщин всегда отключается здравый смысл при виде котиков, собачек и карликовых игрунков? Делать было нечего, я махнул рукой.
– Дело твое. Только не плачь мне потом в жилетку. Через десять минут выходим.
Телефон показывал всего тридцать процентов зарядки. Печально. Современные телефоны не выдерживали никакой конкуренции. Настя же в свое время преисполнилась уверенности, что ей не нужен «новомодный гаджет», и ходила со старой кнопочной «Нокией». Зарядку, быть может, она и держала, но кроме звонков была больше ни на что не годна.
Настя возилась с приматом, пока я наполнял бутылки водой из колодца и заворачивал остатки мяса, которые услужливо предложила старушка.
Старческая ладонь легла на мою ладонь в тот момент, когда я присел, чтобы застегнуть рюкзак.
– Тщщщ! – внезапно сказала старуха шепотом и приложила палец к губам.
Покосилась на дверь. В дверях стоял крохотный мальчишка. Перепуганный мальчишка. С большими выпученными глазами.
– Тщщщ! – повторила старуха и поманила Настю пальцем.
Настя мгновенно затихла, взяла игрунка в ладони и присела рядом со мной.
Мальчишка что-то сказал. Старуха повернулась к нему, потом к нам. Прошептала что-то хриплым испуганным шепотом.
– Темные люди пришли в деревню с запада, – перевела Настя. – О господи. Два человека. Идут через деревню к тропе, по которой пришли мы…
Этого еще не хватало!
– Что делать? – Настя испуганно посмотрела на меня.
Я неуверенно пожал плечами:
– Давай подождем. Может, они просто проходят мимо.
Мальчишка исчез на пару минут, потом появился снова, затараторил что-то тревожно.
– Спрашивают, не появлялись ли здесь белокожие люди без присмотра. Собрали нескольких людей и расспрашивают их.
– А что они? Расскажут?
В затылке похолодело. Подумал о мачете, завернутых в рюкзаке.
Настя с мальчишкой перебросились несколькими словами.
– Пока все молчат. Никто их здесь не любит, этих жрецов. Может, уйдут.
Старуха сказала что-то еще.
– Они тут недалеко. Из окна видно.
Не успев включить мозги, а, скорее, поддавшись инстинкту, я приподнялся на корточках и бросил короткий взгляд в окно. Точно! Метрах в пяти у ближайшего домика стояли люди в темных рубашках и темных же брюках. Кожа смуглая. Волосы острижены коротко. Один стоял боком, я различил темные очки на кончике носа и пистолет в кобуре у кармана. Не походили они на жрецов, поклоняющихся богам. Хоть ты тресни.
Я снова пригнулся. В голову влетела внезапная и чудовищная по своей наглости мысль.
– Насть, а, Насть, – пробормотал я. – Есть предложение. Давай пойдем за ними. Тогда и лезть через сельву не придется.
– Ты совсем с ума сошел? – Настя повертела пальцем у виска. Мохнатый игрунок из ее ладони тоже посмотрел на меня укоризненно. – Убьют же! Поймают!
– Ну почему сразу поймают? Может, не заметят. А мы отследим путь, я поставлю маячок и вернемся. Если пойти за ними, то сэкономим зарядку, понимаешь? Батарейка не успеет сесть.
Признаюсь не в первый раз. Я отчаянный тип. Сколько раз мне это говорили… До Дика мне, конечно, далеко. Он разве что в пасть к тигру не лез. Но Глеб часто подмечал, что нет у меня внутреннего ограничителя, нет реле, которое можно было бы провернуть на минимум и заставить меня хотя бы немного оценивать опасность ситуации. Лезу на рожон, так сказать. Сам себе отдаю отчет, что лезу, а не останавливаюсь.
Я пытливо посмотрел в Настины красивые глаза.
– Насть, хочешь, останься здесь. Я один сбегаю. Час туда, час обратно.
– Заблудишься-то, обратно.
– Я маршрут сохраню. Это же спутник. С ним можно хоть с закрытыми глазами.
Настя вздохнула:
– Никуда я тебя одного не отпущу. С ума сошел?
– Тогда вдвоем, да?
Мальчишка, вытянувшись на цыпочки, что-то сказал.
– Уходят!
Я снова приподнялся, выглянул и едва не встретился взглядом с одним из темных людей. Он как раз поворачивал голову в мою сторону. Чертыхнушись, я кубарем упал на пол.
– Тщщщщ! – повторила старушка, тревожно поглядывая в окно. Потом показала жестом – можно.
Мы осторожно поднялись. Настя всем своим видом показывала, как ей не нравится вся эта затея. Она надела рюкзак. На левом плече устроился притихший игрунок. Ушки его были плотно прижаты к голове. Глаза бегали туда-сюда. Понимал что-то, чертяка.
– Первым пойду.
Я кивнул и улыбнулся старушке. Не знаю, как тут у них следует благодарить по правилам этикета. Надеюсь, термокружка ей придется ко двору. Подошел к двери, где у порога стоял мальчишка. Выглянул на улицу. Пусто. Мальчишка показал в сторону, на утоптанную тропинку с множеством отпечатков ног и сандалий.
Нам, стало быть, туда.
Высунув голову, я заметил удаляющихся темных людей. Они шли по своеобразной улице метрах в пятидесяти впереди. Ничего им здесь не угрожало. Ничего они не боялись. В отличие от нас.
Я подождал, пока люди отойдут еще метров на сто, и направился следом, перебежками, от дома к дому, скрываясь в тени, прижимаясь к каменным стенкам. Встречающиеся люди будто были в курсе дел, понимающе кивали, изредка улыбались, но не мешали.
Дома вскоре закончились. Между последним домиком и густой зеленой сельвой было несколько метров открытой темной земли. Жрецы скрылись среди деревьев минуту назад. Я видел, в каком месте их поглотили сельва и туман – между двух столбов, около статуи их бога с огненной кожей.
Теперь главное, чтобы темные люди нас не заметили.
Я обернулся, посмотрел на Настю. Она напряженно всматривалась в джунгли.
– В путь, – одними губами прошептал я и направился к деревьям.
Шаг, другой, третий. Секунды растянулись в часы. Я все ожидал, когда же спереди вдруг появятся лица людей в темном, когда они покажут свое оружие и прикажут нам остановиться. Или просто выстрелят в лицо. Они, судя по всему, и не на такое способны.
Но вот под ногами хлюпнуло. Ботинки утонули в тумане. Я ощутил прохладу сельвы и услышал над ухом привычный гул москитов.
Отлично.
Заметил впереди слегка притоптанную траву. Почти сразу же – как это всегда бывает, когда ухватываешь одну деталь, – будто распутался целый клубок, который, если увидел, то уже не потеряешь из виду.
Обрубленные ветки. Сломанные листья. Раздвинутый кустарник. Четкий отпечаток ноги в грязевой жиже впереди.
– Это великолепно, – прошептал я. – Теперь-то точно не собьемся.
По моей шее звонко хлопнула ладонь, разбивая наслаждение горячим прикосновением.
– Москита убила! – сообщила Настя вполголоса. – У, кровососы.
