Глава двенадцатая
Бывают дни, когда удача или, скорее, спровоцированная случайность решается постучаться в вашу дверь. В то утро удачу звали Венсан Кромбе.
— Что за дурацкая манера выключать мобильник, комиссар…
— Я забыл его зарядить. Вчера я был не в форме…
— Вы неважно выглядите… Хорошая новость, очень хорошая новость! Делэ проделал огромную работу над списками учащихся. Но это ничего не дало…
— По-твоему, это хорошая новость?! Не валяй дурака, я не в настроении. Ведь ты не за этим пришел?
— Вы проявили потрясающую интуицию насчет библиотек! И должен сказать, что инспектор Гермонпрез продемонстрировал нюх спаниеля! Не выходя из кабинета!
— Как это?
— Почти у всех библиотек есть интернет-сайты. При наличии специального акаунта можно получить доступ к бэк-офису, программе, позволяющей из любой точки мира наблюдать за библиотекой и ее клиентами. Поскольку библиотекари обязаны сотрудничать с полицией, они без особых проблем предоставили ему необходимые выходы для запроса базы данных. Копаясь в ней, Гермонпрез обнаружил список очень интересных книжонок, взятых в Библиотеке Рене Декарта неким Манчини, учащимся третьего курса той школы, где преподает Виолен. Их безобидные на первый взгляд названия вам, скорее всего, ничего не скажут. Вроде «Святая инквизиция: охота на ведьм», «Профессиональные приемы», «Запретная Франция». Его заинтриговало именно последнее название, потому что Гермонпрез уже брал в прокате видеокассету, трактующую ту же тему. Что-то наподобие расследования садомазохистской среды во Франции. Сочинение «Профессиональные приемы» повествует об искусстве связывания в Японии. Что же касается книги об инквизиции, то она в деталях описывает способы применявшихся в то время пыток. Из огромного количества взятых Манчини книг все в большей или меньшей степени связаны с сексом, пытками и болью.
— Ты послал запрос по Манчини?
— Я как раз направлялся на Набережную, но решил сделать крюк и заглянуть к вам, потому что не мог дозвониться и не знал, будете ли вы сегодня в конторе…
— Ладно… На Набережную ты уже не идешь, поехали в школу. Официально — визит вежливости…
— Из-за жандармов?
— Точно. Я вышел с ходатайством к следственному судье Келли, который сам настаивал перед прокурором Республики на слиянии дел и работе в сотрудничестве. Но решение принято не было… А у нас нет времени ждать, пока закончится бумажная волокита…
* * *
Аббревиатура Высшей парижской школы микроэлектроники, ESMP, господствовала над короткой авеню Фош, где терялись отдельные деревья и подобие зелени, посаженной рукой человека. Вдоль стен университетского ресторана, на поперечной улице, трубили слоны с цилиндрическими пачками из-под стирального порошка вместо ног, картонными и тряпичными ушами и хоботом из полистирола. Полным ходом шли розыгрыши. TVA и TTVA не знали удержу, опрокидывая литры рыбного супа на многострадальные шевелюры новичков. Залпы игривых песен, университетские гимны громко раздавались из глоток, куда щедро устремлялась пена для бритья.
— Эти шутки могут плохо кончиться, — заметил Кромбе, прыгая на своих костылях.
— Розыгрыши никогда не отличались нежностью. Это прямой путь к самым разным злоупотреблениям.
Секретарша сообщила о нашем приходе, и вскоре перед нами появился директор. Огромная голова, сидящая на худой шее, делала его похожим на черепаху, и мое впечатление подтвердилось, когда я увидел его в профиль. У него был такой нос, что в нем мог бы разместиться летний лагерь. Черепаховые очки с большими стеклами торчали над облысевшей головой, как вторая пара глаз. Он отрывисто спросил:
— Полиция, жандармерия, полиция? Вы не могли бы договориться между собой, чтобы всем прийти за один раз? В связи с началом учебного года у меня чудовищно много работы.
Тонкие сосуды торчали у него на шее, как осколки костей.
— Нас интересует один из ваших студентов.
— Студентов-инженеров, — поправил он. — Я вас слушаю, но, пожалуйста, побыстрее.
— Манчини, студент третьего курса.
— Манчини… Манчини… Ах да, ну так что?
— На самом деле, нам бы хотелось, чтобы вы пригласили его к себе в кабинет…
— С какой целью?
— Мы рассчитываем продвинуться в деле Виолен…
— А какая связь с Манчини? Надеюсь, вы не подозреваете кого-нибудь из моих студентов-инженеров? Вы…
— Мы выполняем свою работу. На одну из ваших преподавательниц, Виолен, совершено нападение. Поэтому естественно, что мы направляем свои поиски в эту сторону, поскольку она проводила бо́льшую часть времени с вашими… студентами-инженерами.
— Почему Манчини?
— Пожалуйста, найдите его.
— Вы попали в разгар розыгрышей. В течение трех дней занятий нет… Он должен быть на улице со всеми остальными…
Кортеж слонов переместился во внутренний двор университета, оставив за собой полосу пены для бритья, тухлых яиц и разных соусов.
— Вот черт! — бросил Кромбе. — Их можно было бы выследить по одному только запаху. Воняет вьетнамским рыбным соусом…
TVA в белых халатах вопили в мегафоны, а бедные слоны наступали вперед или валились один на другого, образуя гигантский слоеный пирог.
Какой-то студент спокойно покуривал в уголке. Мы выбрали его в качестве собеседника. Кромбе доставил себе удовольствие завязать беседу:
— Мы бы хотели поговорить с Альфредо Манчини.
— С Альфредо? Я его сегодня не видел.
— Разве он не должен быть здесь?
— Должен. Пропускать розыгрыш совсем не в его стиле.
— Почему?
Он раздавил каблуком окурок.
— А вы кто? С незнакомыми об этом не распространяются… Попробуйте поискать в другом месте. Может, и я приду…
Этот хренов ультраправый одарил нас насмешливой вызывающей улыбкой. Повернувшись спиной, он продемонстрировал нарисованный пульверизатором на халате гамбургер под названием TVA-бургер, со студентами-первокурсниками вместо котлеты. Он уже было решительно направился к плотной массе слонов, но я положил чугунную руку на его левую трапециевидную мышцу.
— Ай, что за мудак, вы сделали мне больно!
— Слушай меня, невежа, электронщик хренов! — Я сунул ему под нос свое трехцветное удостоверение. — Я комиссар Уголовной полиции Парижа. Будешь грубить, я рассержусь, а меня лучше не злить, спроси у моего коллеги!
Кромбе замахал рукой и округлил рот, словно хотел сказать: «О, только не это! Лучше его не сердить!»
— Комиссар полиции? А что вы от него хотите, от Манчини?
— Ограничься ответом на мои вопросы. Я к тебе на «ты». Это ничего, тебя не смущает?
— Э-э-э… Нет…
— Почему Манчини ни за что на свете не пропустил бы розыгрыша?
— В прошлом году он веселился как безумный… Он довольно изобретателен в этой области, честное слово.
— Выражайся яснее!
Он оглянулся и понизил голос:
— Он придумал Трибунал, такой специальный вечер, на котором судят новичков за их неповиновение или хорошее поведение в течение трех дней.
— Объясни!
— Некоторые первокурсники более строптивы, чем другие. Так вот их во время Трибунала наказывают.
— Что это значит?
— О, ничего страшного! Их запирают в помещения, оборудованные как подвалы, забрасывают потрохами или привязывают рядом с освежеванной коровьей головой…
— Я полагаю, бывают правонарушения?
— Конечно нет! Все по-честному! И все ТVA, бывшие новички, вам подтвердят. Розыгрыш сплачивает курс. Это готовит их к прохождению ожидающих их тяжких лет учебы.
— Что за свинство! — проворчал Кромбе.
Во двор ворвался какой-то слон с бочонками на ногах, его безудержный бег был остановлен внезапной подножкой, и он шмякнулся на землю, как перезрелый арбуз.
— Это ты называешь «по-честному»? — усмехнулся Кромбе, указывая на покалеченного слона.
— Это строптивый… Строптивых надо обуздывать, иначе они сеют смуту, а потом и вовсе можно потерять контроль над стадом.
— Ты уверен, что Манчини там нет?
— Да. Его новичка должны были сбагрить другому TTVA.
— Ты хорошо знаком с этим Манчини?
— Довольно-таки… Но на курсе его не считают особо общительным…
— А что у него с учебой?
— Очень средний студент. Иногда даже отстающий.
— Он посещает занятия Жюли Виолен?
— Мы все посещаем.
— А как он себя ведет?
— Обыкновенно… Даже незаметно… Не из тех, что высовываются. Его можно оставить где-нибудь в углу, а через год обнаружить там же, он и с места не сдвинется.
— А какие у него наклонности в сексуальном плане?
— Откуда я знаю? С чего вы взяли…
— Вы что, никогда с парнями об этом не говорите?
— Да, но…
— Но что?
— Манчини вроде как… слегка не при делах… Каждый раз, когда мы заводим разговор о сексе, он сматывается. Похоже, его это не интересует…
— Где мы можем его найти?
— В университетской общаге Сен-Мишель, через два бульвара отсюда… Если вы его увидите, скажите, пусть появится!
Прожилки плюща расползлись по всей поверхности стены, как метастазы. Кованая железная калитка открывалась в мощенную старыми камнями аллею, по бокам украшенную ухоженными цветочными клумбами.
Мы попросили консьержку проводить нас в комнату Альфреда Манчини. Она необыкновенно напоминала мажордома Нестора из комиксов про Тинтина, только в женском обличье. Если, конечно, слово «женский» применимо к такому персонажу. Целый огород черных угрей украшал ее нос, а подбородок покрывал пушок, которому позавидовал бы цыпленок. Отворотное средство устрашающей силы.
Несколько раз безуспешно постучав в дверь Манчини, я попросил консьержку открыть имеющимся у нее дубликатом ключа. Она колебалась, уставившись глазами мне в куртку, словно пыталась угадать форму моего оружия.
— Не знаю, можно ли… Я смотрю детективные сериалы… У вас нет ордера или еще чего?
Чтобы уговорить, я принялся охмурять ее. Она выглянула в коридор и смущенно потупилась:
— Скажите, можно потрогать вашу пушку?
— Которую? — с ухмылкой встрял Кромбе.
— Ах, вы… Ну вы и свинья! — с негодованием воскликнула она.
Я показал ей свое оружие, и она наконец открыла нам дверь.
— Спасибо, мадам… Оставьте нам ключ. Мы закроем и предупредим вас, когда все осмотрим.
Склонившись к моему уху, Кромбе прошептал вслед Отворотному Средству:
— Вот черт! Уверен, она скинула бы килограмма два, если выдавить все торчащие из ее рубильника черные точки! А башка-то! Не меньше поверхности Марса!
— Простите? — Она вернулась к нам.
Кромбе аж подскочил, не то что я. Отрицательно покачав головой, я дал понять, что наш разговор ее не касается.
Жилая площадь комнаты в университетском общежитии оказалась приблизительно равна моей квартире, однако то, что там находилось — мебель, hi-fi, видеотехника, — стоило раза в три дороже, чем все содержимое моего жилища.
Кромбе пришел в восхищение:
— Этому парню не до скуки! Видели плазменный экран на стене? Такая игрушка стоит тысяч восемь…
— Осмотри спальню и ванную комнату. Я займусь гостиной.
Кромбе, словно акробат, совершил полный оборот на одном костыле.
— Что ищем? — спросил он.
— Все, что могло бы приблизить нас к истине…
Повозившись с замком, я открыл дверцы телевизионной тумбочки и обнаружил невероятное количество кассет и дисков. Фильмы о войне, например «Пёрл-Харбор», «Спасти рядового Райана»; комедии, детективы и целая стопка сфабрикованной Торпинелли порнухи с садомазохистской доминантой. В глубине гостиной я внимательно изучил разнообразные книжные обложки, таящие под собой знания, под тяжестью которых буквально ломились полки дубовых шкафов. Квантовая механика, термодинамика, топология, гуманитарные и общественные науки… Отменный студент…
Слева в углу гостиной — представляющий последнее слово техники компьютер с экраном, плоским, как почтовая марка. Я хотел взглянуть на его содержимое, но доступ к выключателю закрывала решетка. Осмотрев замок, я просунул в него пилочку для ногтей, которую всегда носил с собой, и в считаные секунды добился своего. Я нажал кнопку, подождал, но компьютер заблокировался, едва запустив операционную систему. Экран стал голубым, на нем промелькнул впечатляющий список, «файл недоступен», «файл недоступен», «файл недоступен»…
И все же, несмотря на мое глубокое разочарование, я отметил, что компьютер ведет себя по-другому, не так, как у Гад и Приёр. На сей раз жесткий диск не был форматирован, хотя файлы, возможно, были стерты операционной системой.
Когда Кромбе присоединился ко мне, я спросил:
— Ну, что ты обнаружил?
— В одежде ничего особенного. Джинсы, футболки, тенниски. Зато в ящике я откопал кучу интересных журналов «Bondage Magazine», «Detective Magazine», который тоже посвящен связыванию, и множество других. Наверное, выписанных через Интернет.
— Откуда ты знаешь?
— Это американские журналы. Кроме того, внизу страницы есть адреса сайтов, которые их распространяют. Наш Манчини знает толк в садомазохизме… — Он склонился над компьютером. — Непригодный?
— Похоже, файлы стерты. Наверное, Манчини хотел что-то скрыть. Или, возможно, испугался и поспешно уничтожил важную информацию.
— Кажется, есть способ восстановить то, что он убрал…
— Как?
— Жесткий диск функционирует, как магнит, состоящий из миллиардов микроскопических полюсов. Если они поляризованы, то представляют цифру один, если нет, то ноль. Если вы форматируете жесткий диск, как мы имеем в случае с Приёр или Гад, все эти полюсы сводятся к нулю, информация становится невосстановимой. Если же вы убираете файлы при помощи операционной системы, то просто приказываете системе прервать связь с этими данными, но информация все равно сохраняется на жестком диске. На этом попадается большое количество злоумышленников. Они думают, что могут спрятаться, просто стерев опасные файлы. А с компетенцией ваших коллег! — Он посмотрел на сообщения об ошибках. — SEFTI имеет оборудование и программы, чтобы восстановить бо́льшую часть информации. Но понадобится принести им жесткий диск…
— Вынимай!
— Но у нас нет…
— Делай, что говорю!
Он открутил швейцарским ножиком винты, сдвинул стальной корпус, отключил паутину проводов и протянул мне жесткий диск, который я сунул под куртку. Он поставил все на место, и я приказал:
— Ладно, продолжим обыск!
Один за другим я открыл все ящики в кухонной мебели.
— Ну-ка, ну-ка, зажимы-крокодильчики!
Они валялись среди коаксиальных кабелей, кремниевых пластин, сопротивлений и конденсаторов.
— Ничего особенного для студента-электронщика, — пояснил Кромбе. — Посмотрите на чертежи… пиратский декодер… или как бесплатно получить доступ к спутниковой антенне… Не больно-то он честный, этот Манчини…
— Вы родственники? — спросил какой-то голос, когда мы уже собирались спуститься на первый этаж.
Из приоткрытой на лестничную площадку двери появилась всклокоченная головка с болезненно припухшими глазами.
— Да, мы ищем Альфредо. Хотели узнать, как он.
— Не подходите! — посоветовал голос. — У меня жестокий гастроэнтерит, и если вы не хотите оказаться сами знаете где… Этой ночью я слышала сильный шум… Поздно… часов около одиннадцати. А потом снова в три часа ночи. Ровно в три часа, я знаю, потому что посмотрела на будильник. Альфредо вернулся, а потом снова ушел. Или наоборот, я думаю… Обычно он около шести включает свой гадкий телевизор, который висит у него на нашей общей стенке, и каждый раз я просыпаюсь… Но сегодня я ничего не слышала… Тихо… Наверное, он не ночевал дома… Или так напился, что не смог вернуться…
— Он пьет?
— Как все… Время от времени, пару раз в неделю…
— Это вы называете «время от времени»? Странное у вас представление о времени…
Я увидел, как лицо внезапно сморщилось, словно девушке на ногу упал камень.
— Поберегись! У меня в заднице начинается метеоритный дождь! Я вас покидаю! Загляните в «Сомбреро», на углу улицы Националь. Он часто туда заходит.
Дверь захлопнулась, но я успел просунуть в щель свою визитную карточку.
— Все как-то не слишком ясно, комиссар. Видали, на какую сумму там добра, в его комнате? Этот Манчини из буржуазной семьи, иначе и быть не может. Но… Вы что, возвращаетесь к нему?
— Хочу только проверить одну деталь.
Кромбе спустился в холл, чтобы подождать меня. Через пару секунд я к нему присоединился.
— Ну так что, комиссар?
— Терпение…
Возвращая ключ Отворотному Средству, я поинтересовался:
— Скажите, студенты сами убирают в своих комнатах?
— Нет. Есть женщина, которая каждый день меняет белье и делает уборку.
— Каждое утро?
— Точнее, ближе к полудню. Когда все студенты на занятиях. — Она бросила взгляд на часы. — Кстати, она скоро начнет…
— Что вы обнаружили? — Кромбе пылал от нетерпения.
— Постель Манчини была разобрана… Он пришел около одиннадцати, как сообщила его соседка по лестничной площадке, и лег. Но что-то вынудило его поспешно уйти… около трех часов ночи. Ладно, заглянем в этот бар, в «Сомбреро», а потом снова повидаем директора школы. Мне кажется, он не все нам сказал.
Визит в бар ничего не дал. Манчини не показывался там ни вчера, ни позавчера, да и вообще уже чертову кучу дней.
Черепаха, в тех же черепаховых очках на том же черепе, хмуро появился в холле инженерной школы.
— Комиссар, мне кажется, вы выходите за рамки допустимого.
— Возможно, нас здесь не было бы, если бы вы сообщили нам то, чего мы от вас ожидали.
— А чего вы ожидали?
— Непохоже, что Манчини — мальчонка без роду без племени… Или я ошибаюсь?
Голова втянулась в плечи. Черепаха, старающаяся защититься от кошачьей лапы.
— Мы набираем своих студентов по документам среди лучших, а тех, чьи результаты похуже, — по конкурсу. Три года назад Манчини был принят по конкурсу. Как вы можете догадаться, мы не собираем информацию о наших студентах. К чему бы нам этим заниматься?
— Так что насчет Манчини?
Он перешел на шепот:
— Это племянник Торпинелли!
— Воротилы секс-индустрии?
Было похоже, будто от моего вопроса у него в ушах зазвенели осколки стекла.
Он скривился:
— Да. По материнской линии. Мы пытаемся не разглашать этого. Вы не можете себе представить, как учебные заведения следят друг за другом, пользуются малейшим поводом, чтобы отличиться перед предприятиями, которые нанимают наших воспитанников. Стоит им узнать, что у нас за партой сидит член семьи Торпинелли, — это нанесет непоправимый ущерб нашему имиджу. Мы недвусмысленно уведомили Манчини о необходимости помалкивать о своих корнях…
— Иначе что? — перебил его Кромбе.
— Это вас не касается… До настоящего времени все было хорошо. Но мы совершенно не понимаем, почему он оказался здесь, учитывая колоссальное состояние его семьи. Возможно, неодолимая жажда знаний, или он хочет самостоятельно встать на ноги, или же, наконец, ему отвратительно все, что связано с сексом…
— Я был бы удивлен, — вставил Кромбе.
Прежде чем ответить, директор посмотрел на него своим полуприкрытым, как у варана, глазом:
— В семье Торпинелли очень сильны родственные связи, и Альфредо мог бы до конца своих дней жить на банковские проценты… Вам известно, что он уже платит налог на капитал? Все это меня поражает…
— Где можно увидеть его родителей?
— В Штатах. Им вместе с дядей и его сыном принадлежит восемьдесят процентов рынка сексуальных услуг в Интернете. Ежегодно через их руки проходят миллионы и миллионы долларов. Ни одного нового сайта не появляется без того, чтобы эти хищники не наложили на него свою лапу.
— Мы зашли к Альфредо в общежитие Сен-Мишель. Но его там нет. Ни там, ни на розыгрыше. Может, у вас есть какие-нибудь соображения?
— У его родителей есть вилла в Ле-Плесси-Робинсон. Великолепное имение, бо́льшую часть года пустующее… Возможно, Альфредо там.
— Вы уверены, что больше ничего не хотите нам сказать?
— На сей раз я вам все выложил. — Он направился в коридор, но еще раз обернулся. — Надеюсь, вы припарковали свой полицейский автомобиль не у нашего здания? Это сослужило бы моему учебному заведению дурную службу.
Прежде чем сесть в машину, я объявил:
— Ладно, отдаем жесткий диск в SEFTI. Надеюсь, это нас куда-нибудь выведет. Как думаешь, много времени им потребуется?
— Фактор удачи играет важную роль в восстановлении файлов. Дело может пойти быстро, а может занять несколько дней. Вроде пазла из шести тысяч частей, пропущенного через газонокосилку. Если лезвие расположено достаточно высоко, вы получите пазл почти нетронутым, если же низко — я не гарантирую вам хорошего состояния его частей…
* * *
Пронесшись вихрем через помещения SEFTI, мы взяли направление на Ле-Плесси-Робинсон.
Ле-Плесси-Робинсон представлял собой нечто наподобие рая поблизости от горнила парижского ада. Когда бродишь по его оживленным торговым улочкам, словно бы переносишься в размеренную жизнь деревушек Иль-де-Франса былых времен. Нам с Сюзанной нравилось ощущение этой небесной сини всего в шести километрах от бури. К сожалению, в тот день времени не было ни на прогулки, ни на воспоминания…
Мы проехали вдоль пруда Кольбер и парка Анри-Селье и обогнули шестигранную угловую башенку, обозначающую территорию жилого квартала. Мы восторгались роскошными фасадами домов, их сверкающими цинком и черепицей под ярким светом, крышами а-ля Мансар, коваными балконами и просторными, размером с мою парижскую квартиру, карнизами.
Вилла, расположенная среди хвойных деревьев с длинными тонкими стволами и дубов, с полуциркульным фронтоном и огромными окнами тянулась к небу. В аллее возле открытых ворот, словно напоказ, был выставлен «Ауди-ТТ». Мы припарковали свое корыто возле ограды и поднялись на мраморное крыльцо.
— Черт! — пробурчал Кромбе. — Вот ведь, купаются в роскоши…
Мы постучали в дверь, ответа не последовало. Повернув ручку, я заметил:
— Слыхал? Нам сказали войти!
— Но… Нет, я ничего не слышал…
Я нахмурился. Он исправился:
— Да, кажется, я тоже что-то слышал, если подумать… Да! Он точно приглашает нас войти.
Дверь оказалась не заперта. Перед нами открылась убегающая вглубь дома анфилада комнат. Мы обогнули бассейн с подогревом под стеклянной крышей.
Безжизненное тело Альфредо Манчини мы обнаружили в спортзале. Максимально утяжеленная олимпийская штанга для жима лежа расплющила ему гортань, и изо рта свисал синий язык цвета лаванды. Его руки были судорожно сжаты, словно в последнем усилии он пытался сбросить штангу в сторону, чтобы освободиться от ее железной хватки.
— Похоже, мы опоздали, — счел нужным констатировать Кромбе.
— Знаешь, тебе бы прорицателем быть.
В приступе ярости я рванул штангу из ее хромированной стойки и с силой швырнул на пол из пеноматериала.
— Вот сволочь! Дерьмо чертово! Предупреди Леклерка, вызови Ван де Вельда и лейтенанта из научно-технического подразделения полиции! Я свяжусь со следственным судьей, чтобы затребовать вскрытие тела!
— Спокойно, комиссар! Все говорит за то, что это несчастный случай. Разве нет? Он был в спортивной форме и кроссовках, может, ему стало плохо. Знаете что? Года четыре назад я качался. И не скажу вам, сколько раз я вот так же валялся со штангой поперек груди.
Я подошел к остывшему телу:
— Он что, не мог отвалить штангу в сторону?
— По-разному бывает. При жиме человек находится в предельном напряжении, иногда бывает, что в самый последний момент мышцы сдают. Именно поэтому лучше тренироваться вдвоем. Но если штанга падает на грудь, а ты один, надо попытаться откатить ее к самому верху грудных мышц, тогда ее легче сбросить… Я уверен, что он пытался это сделать. Смотрите, футболка растянута, даже порвана на груди. Просто вес был уж очень значительный, одному нельзя. Значит, он умер от удушья, с раздавленной грудиной… А потом штанга закатилась ему на горло, когда он уже не держал ее…
Я подсчитал общий вес:
— Между прочим, сто восемь кило…
— Вместе со штангой сто двадцать восемь. Но при его комплекции меня это не удивляет. Мой максимум был сто пятнадцать…
— Все же позвони. Нельзя оставлять вот так, на волю случая…
Пока Кромбе связывался с судмедэкспертом, я осмотрел другие снаряды: пресс для бедер, два велосипеда, набор утяжелителей, разложенных в порядке возрастания веса. С виду все было на своих местах. Ни одного валяющегося на полу хромированного диска, ни одной сдвинутой штанги, кроме той, на станке для жима лежа.
— Мобильник Леклерка переключен на голосовую почту, — недовольно сообщил Кромбе. — Я оставил ему короткое сообщение, чтобы он вам перезвонил. Так что я предупредил генерала Лалэна. Он сейчас вышлет сюда бригаду…
— Отлично… Скажи-ка, когда ты качался, ты обязательно брал на тренировку бутылку с водой?
— Конечно! Это необходимо! Для выведения кислоты, которая собирается в мышцах во время усилия. Без воды тренироваться невозможно… Особенно качаться…
— Тогда объясни мне, почему у Манчини не было воды!
Глаза у Кромбе превратились в два стеклянных шара.
— Точно! Действительно, странно…
— Тем более странно, если вспомнить показания его соседки. Она слышала, как он сегодня ночью вернулся около одиннадцати, а потом ушел в районе трех… Я не судмедэксперт, но видел достаточно трупов, чтобы утверждать, что этот — не утренней свежести…
— Значит, он был убит ночью?
— Похоже… И желание качаться среди ночи представляется мне маловероятным… А если учесть стертую информацию в его компьютере… Возможно, кто-то был заинтересован в том, чтобы Манчини исчез…
Пока специалисты научно-технического подразделения полиции брали пробы, мы ждали в гостиной. Милейший Живой Труп, в спортивных штанах цвета горелого хлеба и рабочем свитере с доходящей ему до самой шеи молнией, откуда торчал нос, которому позавидовал бы кахау, проворчал:
— Заканчиваю с этим типом, а потом беру больничный. Надоело по полгода ходить в соплях, не имея возможности вылечиться. Видели мой рубильник? Это же хобот!
— Очень любезно с вашей стороны, доктор, что вы пошли нам навстречу…
Когда специалисты завершили свою работу, мы вернулись к покойному Манчини. Ван де Вельд осмотрел каштановые волосы трупа, затем разные части тела и наконец вернулся к груди.
Он включил диктофон:
— На голове, конечностях и спине раны и какие-либо повреждения отсутствуют. Наличие незначительного кровотечения в области ноздрей, неравенство диаметра зрачков, ссадины на правой и левой грудных мышцах, очевидно вызванные соприкосновением с металлической штангой.
Он прервал запись:
— Можете убрать штангу?
Мы повиновались. Эта чертова железяка показалась мне тяжелее, чем скульптура, изображающая самку кита на площади Пикадилли.
Живой Труп нажал на «пуск»:
— Гортань раздроблена штангой, что повлекло за собой почти мгновенную смерть от асфиксии. — Он всем телом повернулся к нам. — Судя по синюшной окраске и окоченению тела в первоначальном положении, непохоже, чтобы его переместили после смерти. Ректальный термометр показывает… двадцать пять градусов. В комнате восемнадцать… Предположим, что после смерти тело остывает на один градус в час, следовательно смерть наступила… приблизительно в час или самое позднее в два часа ночи…
Он снова остановил запись:
— Странное время, чтобы поднимать гири…
— Два часа? Вы уверены?
Он помрачнел:
— Разве я когда-нибудь уже делал выводы, не будучи уверен?
— Есть ли какая-то конкретная деталь, позволяющая отличить несчастный случай от убийства?
— Нет никаких следов ударов или закрытых травм, кроме причиненных штангой; ничего очевидного. Но вскрытие покажет нам наличие или отсутствие в мышцах молочной кислоты, что позволит нам судить об интенсивности его тренировки. Скажите, кто этот тип?
— Один из племянников Торпинелли.
— Короля секса? Вау!
— Позвоните мне, как только будут новости… Ты со мной, Кромбе? Пойдем заглянем в «ауди»…
В холле мой лейтенант спросил:
— Если Манчини был убит между часом и двумя ночи, как он мог возвратиться домой и снова уйти около трех, как утверждает его соседка?
— И правда, трудновато для мертвого. Единственный вариант — это кто-то другой пришел вместо него, чтобы уничтожить информацию с жесткого диска, а потом сделать ноги. Возможно, содержимое его чертова железного ящика ответит нам на все вопросы…
Слегка наклонившись, я увидел, что фиксаторы на дверцах спортивной машины опущены. Не разгибаясь, я попросил Кромбе:
— В спортзале Манчини был в одной футболке. У него ведь должна быть куртка или тенниска? Вернись в дом и попытайся найти мне ее…
Я заметил, с каким трудом он передвигается по гравию на своих костылях:
— Нет, лучше оставайся. Я сам.
Я призвал себе в помощь двух инспекторов. В конце концов один из них принес мне кожаную куртку:
— Я взял ее на кровати в спальне наверху.
— Продолжайте обыск. Найдете мобильный телефон — сразу тащите мне!
Я вернулся к Кромбе, на ходу ощупывая куртку. В карманах обнаружилась лишь связка ключей и удостоверение личности. Ни мобильного телефона, ни электронного органайзера, ни бумажника. Только ключи и документы.
В бардачке вперемешку валялись диски, две пачки сигарет и пара кожаных перчаток. Пепельница была переполнена. Кромбе включил радио, и от грохота из вмонтированной в полку за задним сиденьем басовой колонки едва не вылетели стекла машины.
— Выключи, черт возьми! — заорал я, заткнув уши обеими руками.
Землетрясение прекратилось.
Я констатировал:
— Никаких следов мобильника ни здесь, ни на вилле, ни в общежитии.
— Может, у него его не было?
— В общежитии Сен-Мишель нет стационарного телефона. Манчини поспешно ушел из дому вчера вечером по причине Х или Y. Если предположить, что он спал, поскольку постель разобрана, что могло заставить его внезапно выйти в одиннадцать вечера?
— Телефонный звонок?
— Точно. Я думаю, тот, кто навестил его комнату около трех часов ночи, позаботился заодно и о том, чтобы этот самый мобильник исчез… Очень скоро мы все выясним.
И вновь я воспользовался услугами безотказного Реми Фулона.
— За это привезешь мне ящик шампанского! «Дом Периньон», на меньшее я не согласен! Ладно… Давай координаты своего парня и перезвони через полчасика… Но тебе известно, что ты ставишь меня в неловкое положение? Каждый доступ в базу отслеживается.
— Но ведь ты же и отслеживаешь, так ведь?
— Вижу, тебя не проведешь…
Я перезвонил через двадцать минут.
— Я сказал, через полчаса! — проворчал он. — Все в порядке… Нашел… Номер его сотового 06 14 12 20 15. Действительно, в двадцать два пятьдесят ему позвонили из уличной кабины в Ле-Плесси-Робинсон. Я перешлю тебе в кабинет факсом распечатку его звонков, но имей в виду, что этим летом он провел две недели в Ле-Туке, на севере Франции.
— Я знаю, где это, спасибо. Как ты раздобыл информацию?
— База дает входящие и исходящие номера, а в особых случаях — местоположение владельца сотового.
— Огромное спасибо! Невероятная продуктивность, как обычно!
Через минуту я уже отправил специалиста научно-технического подразделения снять отпечатки пальцев и возможные остатки слюны на телефонной трубке аппарата, с которого поступил звонок. Если повезет, может случиться, что с тех пор телефоном никто не пользовался…
Ле-Туке… Берлога Торпинелли-младшего. Точка брожения его адского промысла. Кто-то боялся Манчини, поэтому его довольно умело устранили из системы.
Какая информация по телефону могла вынудить молодого человека среди ночи выйти из дому и поспешить на виллу своих родственников? Какая важная причина могла толкнуть на преступление? А главное, существует ли какая-то связь с Человеком без лица? Не имея ни доказательств, ни объяснений, я все же смутно ощущал, что эти дела сольются воедино. С одной стороны, дикие, омерзительные убийства, с другой — убийство, замаскированное под несчастный случай. Страшная тайна скрывалась за этой непроницаемой вуалью, а я пока не обнаружил способа проникнуть в нее…
Из раздумий меня вырвал телефонный звонок специалиста SEFTI Алена Блумбера:
— Комиссар, приходите скорей! При восстановлении жесткого диска прибору удалось зафиксировать адрес загрузки операционной системы!
— А если попроще?
— Вход в файлы, если хотите. Некоторая информация окончательно испорчена… Но самое интересное нам удалось восстановить… Пресвятая Дева! Вы не поверите своим глазам!
* * *
Жесткий диск серой паутиной проводов был подсоединен к компьютеру. Инженер Блумбер подключил эпидиаскоп:
— Вот вкратце суть дела, комиссар. Мы получили два сжатых видеофайла в формате MPEG. Такой формат значительно уменьшает объем, чтобы было легче размещать или с большей скоростью рассылать через Интернет.
— И что в этих файлах?
— Смотрите.
Он запустил программу просмотра видеофайлов.
На экране возник плотный силуэт Манчини. Камера, возможно, была укреплена на штативе, потому что снимала сверху без малейшего подрагивания. Позади него, на кровати, женщина в бессознательном состоянии. Ее лицо было повернуто к камере, и я сразу узнал Жюли Виолен, преподавательницу. Новоиспеченный киноактер подошел к ней, достал из стоящего возле кровати рюкзака веревки, кляп, зажимы-крокодильчики, а также повязку для глаз… И приступил к кропотливому связыванию…
Бо́льшую часть фильма инженер прокрутил на скорости, но, судя по таймеру, сцена связывания длилась целый час. Столько же времени продолжалась вторая сцена, когда он снимал, как пытает ее и мастурбирует. Блумбер нажал на «stop».
— В другом видео то же самое, только он вырезал себя, сделав фильм совершенно анонимным. Что за чертов извращенец был этот Манчини!
Черные мысли проносились у меня в голове. Какой смысл могла иметь эта торговля пороком? Мне вспомнилась одна картинка. На обложке диска в лавке Фрипета. Это был фильм «Изнасилование вчетвером», в котором, как было сказано в аннотации, девушка действительно подвергалась насилию. Шедевр Торпинелли… Я спросил инженера:
— Как вы думаете, подобные видео распространяются по Интернету? С типами, по-настоящему насилующими женщин, или, как в случае с Манчини, нападение в натуральную величину?
— Конечно, мы уже сталкивались с этими фильмами и сохраняем их наряду с пиратскими картинками, адресами нелегальных сайтов и засоряющими Интернет опасными файлами. Вы знаете, что такое «snuff movies»?
— Что-то слышал… Видео с записанными убийствами?
— Точно. В последние годы такие кассеты были обнаружены ФБР в подозрительных местах, вроде ночных рынков садо-мазо, где записи передавались из рук в руки. Затем это явление распространилось в Африке и значительной части восточных стран… На них фигурируют мужчины в масках, насилующие женщин, а потом убивающие их ударами ножа… Сцены «snuff» очень непродолжительные, всего несколько минут просмотра. Мы полагаем, что в фильмах снимаются артисты, и, хотя насилие выглядит очень реально, убийства они не совершают. С развитием технологий поток подобной продукции хлынул в Интернет. До настоящего времени подлинность этих кадров всегда можно было опровергнуть, даже если методы совершенствуются и усложняют расследование. Что касается тех же изнасилований… Такого типа фантазмы предлагают пиратские сайты, но не за бесценок… Люди кучу бабок платят, чтобы посмотреть эту дрянь…
— А вы не думаете, что Манчини преследовал свои цели? Хотел распространять свои видео исключительно ради удовольствия? Для провокации? Чтобы удовлетворить других таких же психов? Может, они обменивались подобными записями?
— Очень может быть. Интернет — это рассадник мерзости и доставляет нам немало хлопот; для посвященных это простор для всех типов правонарушений, даже самых невообразимых. Последняя мода? Торговля детьми… Жадные до наживы женщины беременеют и сбывают младенцев бездетным парам через аукцион… И все, разумеется, незаконным путем.
— Гм… Все это не дает нам оснований считать смерть Манчини убийством… ладно, начнем сначала. Манчини нападает на преподавательницу, снимает сцену и делает небольшой монтаж. Тем или иным способом кто-то узнает об этом. Возможно, Манчини отправляет ему видео своих подвигов. Или он кому-то говорил о своих планах, и тогда убийца, поняв, что Манчини перешел к исполнению задуманного, пугается чего-то, чего мы пока, к несчастью, не знаем. Поэтому он принимает меры, чтобы избавиться от него, маскируя убийство под несчастный случай, среди ночи возвращается к Манчини и уничтожает содержимое его компьютера.
— Вы полагаете, этот убийца может оказаться тем, кого мы ищем?
— Нет. Наш убийца, с одной стороны, отформатировал бы жесткий диск, а с другой — иначе взялся бы за устранение Манчини, использовал бы свои методы. — Я встал со стула. — Основные детали пока от меня ускользают.
— А именно?
— Какие темные связи существуют между Манчини и убийцей? Как Манчини сумел имитировать технику убийцы, когда связал жертву и вставил ей в рот кляп?
— А если никаких связей нет?
— Хоть одна — есть.
— Почему вы так думаете?
— Я чувствую! — Мой взгляд остановился на экране в глубине кабинета. Я размышлял вслух: — А если Манчини обнаружил настоящий «snuff movie»?
— Как это?
— Тот, который снимал убийца, пытая и устраняя свои жертвы? Когда я обнаружил на бойне Мариваль, камера снимала сцену. Как считает Элизабет Вильямс, таким образом он сохраняет неувядаемый образ своих жертв, чтобы продлить акт пытки и навсегда завладеть их сознанием. Но если его цель сводилась к тому, чтобы снять «snuff»?
Смотав провод эпидиаскопа, Блумбер бросил:
— Если все действительно так, как вы говорите, то в этот самый момент множество людей, спокойно устроившись в своих креслах где-нибудь в Австралии или самых глухих углах Америки, дрочат, глядя, как на экранах умирают несчастные женщины…
Едва я вышел из конторы SEFTI, Леклерк вызвал меня к себе в кабинет. Не зная официальной причины нашей встречи, я все же прекрасно представлял, что произойдет…
— Садись, Шарк.
Я подчинился. Он крутил между пальцами ручку. Это была старая привычка, от которой он не мог избавиться. Со всей мягкостью, на какую только был способен, мой шеф продолжал:
— Возьмешь две недели отпуска. Так будет лучше всего. На этот раз ты слишком далеко зашел… Ты вторгаешься на чужую территорию, ты избиваешь всех, кто попадется под руку. Парень из бара садо-мазо написал на тебя заявление. Кажется, ты ему испортил портрет.
— Этот придурок хо…
— Дай мне договорить! Послушай, я знаю, что убийца держит в заложницах твою жену, я слушал запись… Я… мне очень жаль… Но ты не можешь продолжать вести дело, оно слишком тебя касается.
— Но…
— Генерал Лалэн заберет дело; сейчас самое время избавиться от этой кучи дерьма. У тебя в настоящий момент нет никаких светлых идей, это может лишь нанести ущерб репутации бригады. Ты рискуешь наделать глупостей. Свали на время, съезди в Лилль к родственникам…
— Не отстраняйте меня от дела!
Вырвавшись из его пальцев, ручка пропеллером пронеслась через кабинет.
— Я делаю так, как будет лучше для всех! Мы буксуем, и у меня складывается впечатление, что порой мы даже отходим назад со своих позиций. Сдавай удостоверение и оружие.
— Слишком поздно, — с отчаянием ответил я. — Я уже не могу отступить! Разве вы не понимаете, что убийца охотится за мной? Как же я могу бросить это дело? Не отстраняйте меня от следствия! Только не это! Где-то взаперти меня ждет жена… Я… Это я… Именно я должен ее найти! Никто… не сможет этого сделать за меня! Я что-то… чувствую! Это мое дело… Прошу вас!
Леклерк вжался в кресло:
— Не усложняй мне задачу, мне и так нелегко. Документы и оружие!
Я выложил на стол свой «глок».
— Удостоверение, — повторил он.
— Дома забыл…
Не дождавшись ответа, я вышел. Гордиться было нечем. У меня отняли часть меня, вроде того, как у матери вырывают из рук только что родившегося младенца в прекрасный момент появления его на свет.
