Глава тринадцатая
Элизабет Вильямс решила нанести мне визит, когда я запихивал в чемодан несколько костюмов. Она присела на кровать с левой стороны, как раз там, где обычно спала Сюзанна.
— Что вы хотите, Элизабет? — бросил я, даже не удостоив ее взглядом. — Думаю, вам известно, что, придя сюда, вы преступаете закон.
— Официально я больше не имею права информировать вас. Но ничто не мешает мне прийти сюда во внерабочее время. Зачем они это сделали?
— У них впечатление, что мы не продвигаемся вперед, — это очевидно… По их мнению, нет никакой связи между убийством Манчини и трупами, оставляемыми Человеком без лица.
— Они просто ждут доказательств.
— Каковых, следует признать, дать им я не могу… — Чтобы закрыть свой старый кожаный чемодан, я изо всех сил потянул за ремни.
— Куда вы едете?
— Куда-нибудь подальше отсюда…
Она указала на мою железную дорогу:
— Этот миниатюрный поезд — еще одна неизвестная грань вашей личности? Я и не знала, что в душе вы ребенок…
— Вы ничего обо мне не знаете. Этот паровозик — единственное, что приносит мне утешение. С ним я чувствую себя лучше, чем с большинством людей.
Она резко поднялась и смерила меня презрительным взглядом:
— Не могу поверить, Шарк, что вы вот так просто все бросите!
— Чего вы от меня хотите? Чтобы сжег все на своем пути и сказал начальникам, что они не дождутся? Увы, мадам Вильямс, так не делается.
— Вы больше не зовете меня по имени? Вы вычеркиваете меня из своей орбиты, как делаете это со всеми, кто вас окружает? Вы думаете, что я такая же, как они?
— Откуда я знаю, какая вы… А теперь оставьте меня в покое…
— «Девочка не родится, потому что я нашел ее. Искра не полетит, и я спасу нас всех. Я исправлю их ошибки…»
Мои позвонки напряглись, как шерсть разъяренной кошки.
— Зачем вы мне это говорите? Чего вы добиваетесь?
— В момент похищения ваша жена была беременна?
Выброс кислоты в горло. Взрыв негодования.
— Что вы такое говорите? Уходите, Элизабет! Убирайтесь отсюда!
— Ответьте, Франк… Вы пытались иметь ребенка?
Я забился в угол комнаты и рухнул, будто подкошенный пущенной в самое сердце стрелой горя.
— Мы целый год пытались завести ребенка. Сюзанне почти сорок, самое время. Мы пытались месяц за месяцем, но безуспешно. Нам назначили кучу анализов, которые не показали никакого отклонения от нормы. Мы делали все возможное… Но дело так и не сдвинулось…
— Ваша жена была похищена третьего апреля. Если она забеременела, какого числа это могло произойти?
Я с трудом осознавал смысл ее вопроса.
Она настаивала:
— Когда у нее была овуляция?
— Скажите мне, что вы обнаружили!
— Назовите приблизительную дату ее овуляции. Полагаю, вы знаете, раз в течение нескольких месяцев делали попытки.
Я долго думал, уставившись на Куколку:
— Я… я уже не помню… Ведь прошло больше полугода…
— Постарайтесь!
— Ах да! Это был день весеннего равноденствия! Двадцать первое марта!
— Боже мой! Похоже, совпадает!
— Говорите!
— Помните сестру Клеманс, которую пытал авиньонский инквизитор отец Михаэлис?
— Конечно… Скульптура Хуана де Жуаньи… Кара, которую убийца применил к Приёр за ее прошлые грехи…
— Точно! Решение было у меня перед глазами, а я его не видела! Все тексты, касающиеся отца Михаэлиса, были опровергнуты Церковью и святой инквизицией, так что святому отцу при жизни не могло быть предъявлено никакое обвинение. Его автобиография, обнаруженная в начале четырнадцатого века и переписанная монахами-копиистами и скрибами, была использована Королевским трибуналом, чтобы подчеркнуть злодеяния инквизиции. Вот, послушайте некоторые пассажи из его рассказа: «Посредством единственной женщины, Евы, грех вошел в жизнь, и через этот грех порок распространился меж всеми женщинами…» «Избранные души, особенно извращенные, расплачиваются за свои собственные ошибки. Я очищаю их от всей мерзости души и тела, я помогаю им духовно возвыситься в тот момент, когда они предстанут перед Господом. Своими страданиями они каждый раз немного смывают первородный грех». А вот что меня заинтриговало: слово в слово то, что написал убийца: «Девочка не родится, потому что я нашел ее. Искра не полетит, и я спасу нас всех. Я исправлю их ошибки…»
Скрючившись в своем углу, я обхватил голову руками, словно под действием сильных наркотиков:
— Господи… Что он хотел этим сказать?
— От имени инквизиции и в наказание за ересь отец Михаэлис замучил и возвел на костер бессчетное количество женщин. Действия инквизитора и выдвинутые им подозрения никогда не обсуждались. Приверженцы называли его Красный Ангел.
— Красный Ангел?
— Да. Посланник, исполняющий волю Господа путем кровопролития…
— Боже милосердный! — Сердце колотилось у меня в висках. — А эта фраза, «девочка не родится…», что она означает?
— Красный Ангел повествует о том, что Господь просветил его относительно рождения младенца, одержимого шестьюстами шестьюдесятью шестью демонами. Девочки, на которую возложено распространение первородного греха, зла на земле. Рождение ребенка было прогнозировано на двадцать пятое декабря…
— В Рождество?
— В день рождения Христа. На страницах своей автобиографии он описал женщину, мать этого дьявольского младенца. Многое совпадает с чертами вашей жены…
— Дайте мне эти страницы!
— Я… у меня их нет… Книга представляет собой старинный список… Его нельзя выносить из библиотеки…
— Покажите вашу сумочку.
— Я…
— Прошу вас… Я хочу прочесть…
Сжав губы, она протянула мне ксерокопии. Я вслух прочел: «Я остриг ее светлые волосы, которыми она так дорожила. В ее лазоревых глазах светились странные огоньки, свойственные женщинам, вступившим в сговор с дьяволом. Чтобы заставить ее признаться, я на достаточно долгое время запер Сюзанну в подвал, где гнили расчлененные тела животных. В конце концов она заговорила. Жертвоприношение ребенка после его рождения станет огромной победой над Злом».
Остальное я читал как свидетельство о собственной смерти. Внутри у меня все умерло. Я не испытывал ничего, кроме ярости, бессилия, невыносимой душевной боли. Мир вокруг меня рушился…
Младенец… Сюзанна вот-вот родит… Наше долгожданное дитя. Звезды и серебряные шары мерцали в моей голове. Вулкан моих мыслей извергнулся… Падение в пустоту, нечто вроде обморока с сохранением сознания…
Я хотел быть рядом с этим ребенком, я бы отдал душу и тело за то, чтобы прижаться ухом к нежным округлостям живота его матери, чтобы приложить к нему руку и уловить первое движение его ножки. И эти мгновения были у меня украдены навсегда, навечно…
— Как… оно… Чем там кончается? — прошептал я, раздавленный не имеющей названия тоской.
Элизабет нервно мерила шагами комнату.
— Ребенок должен был родиться до двадцать пятого декабря… Убежденный в том, что его борьба со Злом потерпит неудачу, если он не убьет младенца в Рождество, отец Михаэлис сделал все, чтобы отсрочить роды. Он… Я не могу вам сказать… Они обе умерли, вот и все!
— Что… что он с ней сделал?
— Там это написано…
— Скажите! — проревел я.
— Зашил половые губы…
Я выронил ксерокопированные листки, и они какое-то мгновение кружились в воздухе, прежде чем с оскорбительной осторожностью опуститься на пол. У меня прерывался голос:
— Но… почему он взялся за мою жену? Почему Сюзанна?
— Из-за сходства: имя, внешность, факт, что в тот момент она оказалась беременна… По причинам, которых, возможно, нам никогда не удастся объяснить…
— Но… откуда он мог знать? Я… Даже я не знал, что мы ждем ребенка! Он… Человек без лица… догадался!
Элизабет поднесла ладонь к губам, вернулась в гостиную, подняла Куколку, повертела ее в руках, стараясь не встречаться со мной глазами, и снова поставила на рельсы.
— Должно же существовать какое-то логическое объяснение!
— Я… Кто он? Кто он? Он очень силен… Что… Какие еще страшные секреты раскрывает эта книга? Где… где он ее держал?
— Местность не может совпадать с нынешней. Я уже проверила. Теперь нам известно, что толкает его действовать. Он копирует кровавый путь Красного Ангела. Отец Михаэлис убил еще многих, многих невинных, прежде чем его разоблачили и он покончил с собой в монастыре. Он завещал записки своим приверженцам… Наш убийца сам не остановится. Вы должны преградить ему путь, Франк!
— Но как можно преградить путь призраку?
— Зацепитесь за то, что он сделал, я вам уже говорила! Эти убийства вполне реальны. Если он хочет, чтобы ребенок появился в срок, то будет хорошо обращаться с вашей женой. Судя по препаратам, которые он использовал на бойне, и введенному вам кетамину, он сведущ в назначении лекарств. Он сделает все возможное, чтобы роды прошли хорошо…
— Чтобы потом совершенно спокойно убить ребенка?
— У нас впереди еще целых два месяца, Франк. Шестьдесят дней, чтобы взять его…
— Какова хронология убийств святого отца? Какую роль в его кровавом сценарии играет девушка с бойни?
— Отец Михаэлис похитил и на протяжении долгих дней пытал Мадлену Демандо, которую держал взаперти в одном из донжонов монастыря. Все происходило в строжайшей тайне, при помощи нескольких приверженцев. Девушка тоже была уличена в сговоре с дьяволом по той простой причине, что поддерживала отношения с разными мужчинами…
— Как Мариваль с ее интернет-сайтами… Вся эта переписка, которую она вела с паршивыми выродками… Как умерла Мадлена Демандо?
— Под пытками… Наш убийца берет за образец Красного Ангела, но добавляет свой личный штрих в виде более продолжительных истязаний. Что касается его жертв, их грехи более тяжелы; в случае с Гад — жизнь, отданная пороку; в случае Приёр — это увечение трупов; безнравственное обращение с животными и физическое надругательство над ними, выставленное на всеобщее обозрение, — в случае Мариваль… Не говоря уже о вашей соседке, которую, зная о ее даре ясновидения и пророчества, он, вероятно, считал колдуньей… Он покарал их всех, поскольку, судя по их поступкам, они не боялись Бога! Они преступали законы, установленные Всевышним для смертных!
Элизабет достала из сумочки оставшиеся листы ксерокопий и положила их на кровать:
— Вот вся автобиография полностью. Почти две сотни страниц бесчинств… Все внятно описано… — Она встала возле меня. — Между убийствами Мадлены Демандо и Сюзанны Гоффриди, матери, которой предстояло родить младенца шестистам шестидесяти шести демонам, он совершил еще одно.
— Опишите его мне.
— Это была женщина, на исповеди признавшаяся в своих гомосексуальных наклонностях… — Она нервно кашлянула. — Он выжег ей половые органы и груди… Знаете, все указывает на то, что отец Михаэлис составлял свои записки в приступе безумия. Ни один другой письменный источник того времени не описывает этих убийств, — похоже, автобиография представляет собой нагромождение лжи. Вот почему она нигде не упоминается, иначе бы отец Михаэлис считался самым страшным серийным убийцей всех времен…
— Я попрошу об усилении вашей безопасности. Возможно, вы под угрозой.
— Не стоит.
— Я настаиваю. — Я подумал о видео, просмотренном утром в SEFTI. Мысль о том, что убийца снимает «snuff movies», показалась мне логичной, если сколько-нибудь принять во внимание мир жестокости, в котором он действует. Но по тому, что мне рассказала Элизабет, я понял, как ошибался.
В Человеке без лица, в Красном Ангеле, не было ничего человеческого. Меня мучил один вопрос:
— Шестьсот шестьдесят шесть — это же число дьявола?
— Зверя, Люцифера. Пять могущественных демонов плюс Люцифер составляют первую шестерку. Затем шесть дней жестоких страданий наказания. И наконец, этих шестерых постигнет кара за их злодеяния против человечества. Это и есть шестьсот шестьдесят шесть.
— Какого точно числа должен был родиться этот ребенок? Эта дочь шестисот шестидесяти шести демонов?
— Двадцать пятого декабря тысяча триста тридцать шестого года.
— Прошло… ровно шестьсот шестьдесят шесть лет…
Элизабет собиралась что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Ее покинуло спокойствие, которое до сих пор поддерживало. Она скрестила на груди дрожащие руки. Я прошептал:
— Мы преследуем что-то сверхчеловеческое, Элизабет, и Дуду Камелиа это знала…
— Есть… есть одна деталь, Франк, которую я упустила в своем рассказе…
— Ну…
— Я… не могу в это поверить…
— Говорите же!
От внезапного шипения пара у меня едва не остановилось сердце. Элизабет непроизвольно вжалась в стену… В готовности устремиться по рельсам Куколка клокотала, дрожала… Бросившись к ней, я опустил рычаг…
— Видимо, когда вы держали ее в руках, то нечаянно запустили подачу давления… А я уже думал, она сломалась… А теперь говорите!
Она не без опаски отошла от стены.
— Перед смертью отец Михаэлис добавил одну фразу, которая завершает его автобиографию: «Я вернусь спасти мир… когда Зло снова спустится на землю…»
— Через шестьсот шестьдесят шесть лет после предполагаемого рождения того младенца! О боже!
Выпитая Элизабет залпом большая рюмка водки словно подстегнула ее. Я проглотил стакан виски «Four Roses», даже не оценив его букета, и уже опять был готов отдаться на волю темных волн алкоголя. Но какой-то голос призывал меня продолжать сражаться за Сюзанну и ребенка.
— Я должен зацепиться за что-то, или я чокнусь, — признался я Элизабет. — пусть это будет хоть сам дьявол, но я пойду до конца… У меня есть маленький след… Манчини, парня, который издевался над Жюли Виолен, убили, чтобы не дать ему разоблачить что-то очень важное. Во время нападения на учительницу он снимал себя.
— Вы шутите?
— Разве я похож на шутника? Я думаю, что в определенный момент песчинка по имени Манчини попала в превосходно отлаженную систему чудовищной смертоносной машины… И ее преспокойно убрали, симулировав несчастный случай… Это не дело рук… нашего Красного Ангела, разумеется… Убийца или убийцы Манчини не могли предполагать, что труп обнаружат так быстро, что смогут точно установить время смерти и сделать из этого вывод, что речь идет не о несчастном случае. Пока я не вижу никакой связи с нашим делом, но она существует, я убежден.
— Есть ли какие-то соображения относительно авторов преступления?
— Манчини поспешно уехал из дому среди ночи, так что я предполагаю, что он хорошо знал того, кто ему звонил. Его сотовый украден, информация в компьютере стерта. Я еду в Ле-Туке. Хочу навестить папашу Торпинелли и его сынка.
— Не слишком рискованно?
— Я хочу понять, Элизабет, вы улавливаете?.. Я не могу умереть, не узнав…
Перевернув пустую рюмку, как это делают русские, она поставила ее на стол и, возбужденная винными парами, заявила:
— Я стану вашими глазами и ушами. Все дела проходят через мои руки. Буду держать вас в курсе.
— Вы понимаете, что рискуете потерять свое место?
— Вы единственный, кто по-настоящему поверил в меня… И теперь я не могу вас оставить… Будем вдвоем сражаться с ним… Кто бы он ни был…
* * *
Я уже садился в поезд до Ле-Туке, когда у меня зазвонил сотовый.
— Комиссар… Шарко? — в трубке нервный и неуверенный голос.
— Он самый.
— Я соседка Альфредо Манчини… Помните? Девушка с… с гастроэнтеритом…
— Конечно. Я оставил вам свою визитную карточку.
— Я… долго колебалась, прежде чем позвонить… — Всхлипывания. — Я узнала… что произошел… несчастный случай… Только я не верю…
— Почему?
— Приезжайте… Я объясню.
Ее состояние нисколько не улучшилось. Будь она в форме, эта девушка показалась бы красивой, но сейчас испещренные кровавыми прожилками глаза и восковой цвет лица придавали ей вид зомби из паршивого фильма шестидесятых годов.
Она соблюдала дистанцию:
— Держитесь от меня подальше, если…
— Не беспокойтесь, микробы боятся меня больше, чем я их! Ну, рассказывайте!
Комната странным образом напоминала жилище Манчини. Надо полагать, в этом здании в основном обитали детки зажиточных представителей парижского населения. Кончиком языка девушка прикоснулась к поверхности жидкости в стакане, скривилась, а потом залпом выпила аспирин с водой.
— Три дня назад Альфредо дал мне ключ и попросил сохранить его и, если с ним что-нибудь случится, передать в полицию. Но…
Она протянула мне ключик.
— Вы знаете, от чего он может быть?
— Он говорил мне о каком-то сейфе, спрятанном на вилле его родственников… Там… важные диски.
— Вы знаете, что на них?
— Нет.
Я сжал кулаки:
— Вы должны были сказать нам об этом в первый раз!
— Он хотел, чтобы я отдала ключ, только если с ним случится несчастье! Он мне доверял!
И она снова принялась плакать. Я тихонько спросил:
— По телефону вы сказали мне, что не верите в несчастный случай…
— Ну да… Во-первых, история с ключом… Потом этот шум, тогда, ночью… В последнее время Альфредо был сам не свой. Будто его что-то беспокоило, он чего-то боялся…
— Как вы думаете, чего он мог бояться?
— Трудно сказать. Мы довольно часто ужинали вместе, и он казался каким-то отрешенным, более молчаливым, чем обычно. Он почти не ел, никуда не ходил…
— Вы были близки?
Она на мгновение задумалась:
— Просто друзья…
— Он не привлекал вас, а вы — его?
Новая тень сомнения, более заметная.
— Альфредо не в моем вкусе…
— А вы — не в его?
— Точно.
Я подошел и взял ее за руку:
— А теперь скажите мне правду. Альфредо мертв, и я, так же как вы, убежден, что его убили. Если мы хотим наказать тех, кто это сделал, вы должны мне все рассказать.
Она рухнула в кресло и откинула голову на высокую спинку:
— Ладно. Я была без ума от Альфредо. Красавчик, крепкий итальяха, кроме всего прочего… Но… он всегда отказывался… Не знаю почему…
Ее взгляд вперился в пустоту. Мне вспомнился фильм Манчини, мерзкие сцены нападения на Виолен. Я протянул девушке бумажный носовой платок, она вытерла им вспотевший лоб.
Я спросил:
— Альфредо был головастый? Например, в информатике?
— Вы не в курсе? Да он был бог! Мог за час залезть на любой сервер! Он целыми днями взламывал порносайты, добывал целые списки паролей и бесплатно выкладывал их на форумах…
— Вы правильно поступили с этим ключом… Знаете, я думаю, Манчини отказывался с вами спать, потому что хотел оградить вас от себя самого, от того, кем он был в действительности.
— Вам известно что-то, чего я не знаю? Скажите, что вы обнаружили?
Я встал и направился к двери:
— Манчини был болен. В двух шагах от убийственного помешательства. Он мог причинить зло огромному количеству людей, и вам в том числе…
Возле виллы Манчини мыкались двое караульных. Они покуривали, прислонясь к корпусу служебной машины.
— Комиссар, что вы здесь делаете? Вы знаете, что у вас нет…
— Чего у меня нет?
— Это… ваш шеф… Он запретил нам…
— Мне только надо кое-что проверить… Кое-что очень-очень важное… Всего на пару минут…
Караульный бросил взгляд на своего коллегу, тот сделал вид, будто ничего не слышал.
— Вы уверены, что у нас… не будет неприятностей, комиссар? Всего на пару минут?
— Да! Я войду и выйду, как сквозняк!
Я проник в дом и сразу направился наверх. Бегло осмотрев комнаты, я обнаружил просторный рабочий кабинет. Несмотря на робкое осеннее солнце, в нем царил полумрак. Никаких следов сейфа. Я подошел к массивному книжному шкафу, расположенному возле стены, прямо напротив письменного стола. В алфавитном порядке, возможно ни разу не открытые, стройными рядами стояли книги по экономике, маркетингу, информатике.
Сдвинуть с места тяжелый дубовый шкаф не представлялось возможным, тем более что, заглянув в щель между ним и стеной, я не обнаружил ничего, что можно было бы принять за сейф. Я провел рукой по периметру шкафа, потом между полками и вот под доской, поддерживающей второй ряд книг, нащупал маленький выключатель. Я быстро нажал на него.
Раздался сухой щелчок, и система механизмов разломила полки надвое. Левая половина отделилась от правой, и появился сейф, вмонтированный в скрытую книжным шкафом часть стены.
Мне не довелось воспользоваться ключом. Кто-то побывал здесь до меня. Замок высверлен, дверца слегка приоткрыта.
Разумеется, сейф был пуст.
В приступе ярости я сжал кулаки. Мои предшественники довели дело до конца. Никаких следов стальной пыли от высверленного замка ни на полу, ни на стене…
Шанс приблизиться к истине ускользнул у меня из-под носа. Но теперь я знал, что не впустую поеду в Ле-Туке…
