Глава двенадцатая
Лемье поспешил к машине, припаркованной у дома Морроу, чтобы завести ее. Они пока еще не возвращались, но темнота уже опустилась, а машине, чтобы прогреться, нужно было несколько минут. Если он заведет ее сейчас, то, когда они сядут, в салоне будет приятное тепло, а замерзшие окна оттают – и то и другое важно в декабрьский вечер.
– Не понимаю, сэр, – сказал он, вернувшись к Гамашу.
– Тут много чего непонятного, – с улыбкой ответил Гамаш. – Что именно тебя беспокоит?
– Понимаете, я впервые участвую в расследовании убийства.
– Да, я знаю.
– Но мне кажется, что для убийства существуют куда как более надежные способы.
– Например?
– Ну, franchement, то вообще практически любой способ, кроме убийства женщины электрическим током посреди замерзшего озера. Это какое-то сумасшествие.
Именно это и беспокоило Гамаша. Сумасшествие.
– Я имею в виду, почему бы не задушить ее? Или не пристрелить? Мы в Квебеке, стоит середина зимы – можно пригласить ее прокатиться и выбросить из машины. Тогда мы смогли бы использовать ее в качестве ледяной скульптуры на Празднике зимы в Кауансвилле. Тут нет никакой логики.
– И вот тебе урок номер один. – Они двигались к бистро Оливье. Лемье семенил, чтобы не отстать от Гамаша, который шел размеренным, но широким шагом к ярко освещенному заведению. – Логика тут как раз есть.
Гамаш резко остановился, и Лемье пришлось отскочить в сторону, иначе он врезался бы в старшего инспектора. Тот серьезными глазами посмотрел на молодого агента.
– Ты должен это знать. Во всем есть логика. Во всем. Просто мы пока не знаем, что это за логика. Мы должны увидеть все глазами убийцы. В этом-то и трудность, агент Лемье. И вот почему не каждый может работать в отделе по расследованию убийств. Ты должен знать, что человеку, который совершил это, именно такой сценарий представлялся хорошим, разумным действием. Поверь мне, ни один убийца никогда не думает: «Ой, какая глупость, но я все равно так сделаю». Нет, агент Лемье, наша задача состоит в том, чтобы найти в этом здравое зерно.
– Как?
– Мы, конечно же, собираем улики. Это немалая часть нашей работы.
– Но не вся, верно?
Лемье знал, что у Гамаша почти идеальный послужной список. Он каким-то образом умудрялся найти убийцу там, где другие заходили в тупик. И Лемье замер на месте. Вот сейчас этот человек объяснит ему, как это делается.
– Мы слушаем.
– И всё?
– Мы слушаем очень внимательно. Стало яснее? – Гамаш ухмыльнулся. – Мы слушаем до боли в ушах. Нет, агент, правда в том, что мы просто слушаем.
Гамаш открыл дверь бистро и вошел внутрь.
– Patron. – Оливье подошел к Гамашу и поцеловал его в обе щеки. – Говорят, ожидается снег.
– Завтра до двух дюймов. А может, больше. – Гамаш глубокомысленно кивнул.
– У вас чей прогноз – «Метео Медиа» или «Берлингтона»?
– «Радио Кэнада».
– Ах, patron, они думали, что на последнем референдуме победят сепаратисты. Прогнозам «Радио Кэнада» доверять нельзя.
– Возможно, в ваших словах есть резон, Оливье.
Гамаш рассмеялся и представил Лемье. В бистро было полно народа – люди выпивали перед обедом. Он кивнул одному, другому.
– Хорошая компания.
– На Рождество всегда полно народа. Многие приходят семьями, а с учетом того, что сегодня случилось, все спешат в «Рикс».
Рикс? Что еще за Рикс? Лемье снова пришел в недоумение. Кажется, он только что установил рекорд. В этом расследовании ему хватало нескольких минут беседы с очередным свидетелем, чтобы полностью перестать понимать происходящее, причем это были в основном англичане. Теперь же старший инспектор говорил по-французски и с другим квебекцем, а Лемье уже с самого начала потерял нить. Это не предвещало ничего хорошего.
– Похоже, люди не очень огорчены, – заметил Гамаш.
– C’est vrai, – согласился Оливье.
– Чудовище мертво, и деревня празднует, – сказал Габри, появляясь возле Оливье.
– Габри, – укоризненно проговорил Оливье. – Это ужасно. Разве ты не знаешь: о покойниках – только хорошее.
– Извини. Ты прав. Си-Си умерла. – Габри посмотрел на Гамаша. – Это прекрасно.
– Господи ты боже мой, – простонал Оливье. – Иди отсюда. Он контактирует с Бетт Дэвис.
– Да, вечерок сегодня будет нервный, – согласился Габри. – Salut, mon amour.
Габри и Гамаш обнялись.
– Вы еще не развелись с женой? – спросил Габри.
– А вы?
Габри подошел к Оливье и встал рядом с ним.
– Есть такая мысль, теперь это вполне законно. Старший инспектор может стать нашим шафером.
– Я думал, нашим шафером будет Рут.
– Это верно. Старший инспектор, извините.
– Возможно, я мог бы выступить подружкой невесты. Дайте мне знать, если что. Я слышал, вам сегодня досталось: вы пытались вернуть к жизни мадам де Пуатье.
– Досталось не больше, чем Питеру. И я подозреваю, что значительно меньше, чем Рут.
Оливье мотнул головой в сторону окна и невидимой отсюда женщины, в одиночестве сидящей на холоде.
– Она скоро появится – выпить свой виски.
– Я бы хотел забронировать два номера в вашей гостинице, – сказал Гамаш, обращаясь к Габри.
– Надеюсь, не для этой вашей ужасной стажерки, что была с вами в прошлый раз.
– Нет. Для инспектора Бовуара и меня.
– Merveilleux. Номера вас ждут.
– Merci, patron. Увидимся завтра.
Направляясь к двери, он прошептал Лемье:
– «Рикс» – это кафе из фильма «Касабланка». Вот тебе урок номер два. Если чего-то не знаешь, спрашивай. Ты должен уметь признавать, что ты чего-то не знаешь, иначе будешь все больше запутываться. А то и того хуже. Придешь к неправильному выводу. Все ошибки, которые я совершил, объяснялись тем, что я делал какое-то предположение, а потом действовал так, будто это свершившийся факт. Это очень опасно, агент Лемье. Поверь мне. Я вот думаю: не пришел ли ты уже к какому-нибудь ложному выводу?
Это глубоко уязвило Лемье. Ему отчаянно хотелось произвести на Гамаша хорошее впечатление. Это было необходимо, чтобы закрепиться в отделе. А теперь по какой-то причине старший инспектор давал ему понять, что, возможно, он, Лемье, на ложном пути. Но по мнению самого Лемье, он не был ни на каком пути. И никаких выводов об этом деле тоже пока не сделал. Да и кто бы мог на таком раннем этапе?
– Ты должен действовать очень осторожно, агент Лемье. Я часто думаю, что на той руке, которой мы пишем или которой стреляем, с тыльной стороны нужно вытатуировать: «Я могу ошибаться».
Они стояли в темноте у бистро, но Лемье предположил, что старший инспектор улыбается. Глава отдела по расследованию убийств Канадской полиции не мог исповедовать такую идеологию неуверенности.
Но Лемье понимал, что его задача – учиться у Гамаша. И еще он знал, что если будет наблюдать за Гамашем и слушать, то раскрыто будет не только убийство, но и сам Гамаш.
И Робер Лемье хотел, чтобы это произошло.
Он вытащил блокнот и на трескучем морозе записал для себя два урока. Потом подождал, не будет ли третьего, но Армана Гамаша словно приморозило к месту – он был в шапке, в варежках, все было готово, кроме самого человека.
Он смотрел на что-то вдали. На что-то находящееся за этой очаровательной деревушкой, за Рут Зардо и освещенными соснами. Он смотрел на что-то в темноте.
Агент Лемье присмотрелся внимательнее, дал своим глазам время приспособиться к темноте. И увидел очертания чего-то более темного, чем темнота. Дом на холме над деревней. На его глазах темнота обрела очертания, и на фоне темного неба появились контуры башенок и еще более темного соснового леса. Из одной трубы струился дымок, и его, словно привидение, почти сразу уносило в лес.
Гамаш глубоко вздохнул, выдохнул белое облачко, повернулся к молодому человеку и улыбнулся:
– Готов?
– Да, сэр.
Непонятно почему Лемье вдруг немного испугался и неожиданно обрадовался, что находится в обществе Армана Гамаша.
На вершине холма агент Лемье остановил машину у сугроба, посчитав, что оставил достаточно места для старшего инспектора, чтобы открыть дверь и выйти. Они с Гамашем несколько секунд разглядывали большой темный дом, а потом решительно двинулись по длинной тропинке к неосвещенной двери. По мере приближения к старому дому Хадли Гамаш пытался прогнать впечатление, что дом смотрит на него, что его полузакрытые жалюзи похожи на змеиные глаза с третьим веком.
Эта фантазия была слишком уж причудлива, но он смирился с этим свойством своего характера производить фантазии и даже поощрял его. Иногда оно ему помогало. А иногда доставляло боль. Гамаш не знал толком, к какой категории отнести эту фантазию.
Ришар Лион наблюдал из дома за двумя приближающимися мужчинами. Один из них явно был старшим, и не только потому, что он первым шел по тропе. Чувствовалось, что он привык командовать. Лион замечал это качество в других людях, главным образом как контрапункт полному отсутствию такового у него. Второй был помельче, постройнее, шел чуть припрыгивая, как молодой человек.
«Сделай вдох. Успокойся. Будь мужчиной. Будь мужчиной». Они уже почти дошли до двери. Что ему делать – пойти и открыть, прежде чем они подойдут? Или ждать, пока позвонят? Если он заставит их ждать, не расценят ли они это как грубость? А если он откроет дверь заранее, не сочтут ли они, что он нервничает?
Мысли Ришара Лиона метались, но тело его словно примерзло к месту. Это было его естественное состояние. У него был очень неуравновешенный мозг и очень щедрое тело.
«Будь мужчиной. Твердое рукопожатие. Посмотри ему в глаза. Голос тверже». Лион попытался напеть какую-то мелодию, чтобы голос его звучал ниже сопрано. За спиной у него в мрачной гостиной сидела, уставившись в пространство, его дочь Кри.
Что дальше? Обычно в таких ситуациях Си-Си точно говорила, что ему делать. «Будь мужчиной. Успокойся». Он, в общем-то, и не удивлялся, все еще слыша ее голос у себя в ушах. Этот голос чуть ли не утешал его.
«Боже мой, какой же ты неудачник».
Чуть ли не утешал. Ему помогло бы, скажи она что-нибудь конструктивное. Например: «Пойди открой дверь, идиот». Или: «Сядь – пусть подождут». Господи, неужели ему теперь все делать самому?
Зазвенел дверной звонок, и Ришар Лион подскочил на месте.
«Какой же ты идиот. Ты же знал, что они идут. Должен был подойти к двери и сразу их впустить. Они ведь решат, что ты хамишь. Боже, какой же ты никчемный!»
Арман Гамаш стоял у дверей, Лемье за ним. Гамаш старался не думать о том случае, когда он был здесь в последний раз. Пытался видеть в старом Дадли всего лишь обычный дом. А домá, говорил он себе, – это дело обычное, строительный материал. Из такого же материала сделан и его дом в Утремоне. Ничего из ряда вон в этом месте не было. Но все же ему казалось, что этот дом дрожит и стонет.
Арман Гамаш взял себя в руки, чуть расправил плечи и приподнял голову. Черта с два он позволит этому дому взять верх над ним. И все же какая-то его часть чувствовала себя шестилетним мальчишкой, который подошел к заколдованному дому из чистого духа противоречия, а теперь мечтает убежать отсюда со всех ног.
«Вот была бы картинка», – подумал он, представив Лемье, наблюдающего, как старший инспектор с воплями драпает мимо него в деревню. Нет уж, от этого лучше воздержаться. Пока.
– Может, их нет дома. – Лемье с надеждой огляделся.
– Они здесь.
– Добрый вечер.
Дверь неожиданно распахнулась, испугав Лемье, и появился невысокий коренастый человек с очень низким голосом. Гамаш подумал, что так говорят люди, выздоравливающие после бронхита. Человек откашлялся и повторил еще раз:
– Добрый вечер.
Теперь голос прозвучал в немного более здоровом регистре.
– Мистер Лион? Меня зовут Арман Гамаш. Я глава отдела по расследованию убийств Квебекской полиции. Извините, что беспокоим.
– Я понимаю, – сказал Лион, довольный и своим голосом, и своими словами, которые не казались отрепетированными. – Ужасный, ужасный день. Мы, конечно, в отчаянии. Входите.
Гамашу показалось, что эти слова были подготовлены заранее. Вернее, так: слова были правильными, вот только интонация фальшивая. Плохой актер, который говорит без чувства – просто произносит текст.
Гамаш глубоко вздохнул и перешагнул порог. Он почти удивился, когда обнаружил, что призраки и демоны не вьются вокруг него, что не случилось ничего непоправимого и катастрофичного.
Он всего лишь оказался в мрачной прихожей. Гамаш чуть не рассмеялся.
Дом почти не изменился. Неуютная прихожая по-прежнему встречала гостей темными деревянными панелями. Холодные мраморные полы были безупречно чисты. Гамаш и Лемье последовали за Лионом в гостиную. Гамаш обратил внимание, что в доме вроде бы нет никаких рождественских украшений. Да и освещение было недостаточным. В нескольких местах виднелись световые пятна, но их не хватало, чтобы прогнать мрак из комнат.
– Нельзя ли включить побольше света?
Гамаш кивнул Лемье, который быстро прошел в комнату и щелкнул выключателями. Гостиную залил яркий, чтобы не сказать веселый свет. Стены были голыми, на них оставались только прямоугольники в тех местах, где у Тиммер Хадли висели картины. Ни Си-Си, ни ее муж не озаботились тем, чтобы сделать здесь косметический ремонт. Да они вообще ничего не сделали в доме. Мебель, похоже, осталась от старых хозяев. Тяжелая, резная и, как предстояло узнать Гамашу, крайне неудобная.
– Моя дочь Кри. – Лион поспешил вперед и показал на сидящую на диване огромную девочку в желтом платье без рукавов. – Кри, эти люди из полиции. Поздоровайся, пожалуйста.
Она промолчала.
Гамаш сел рядом с ней и заглянул в ее глаза, смотревшие вперед и в никуда. Он подумал, что она, возможно, аутист. Явно отстала в развитии. Правда, она только что пережила смерть матери. Какой ребенок не впадет после этого в ступор?
– Кри, меня зовут Арман Гамаш. Я работаю в Квебекской полиции. С твоей матерью произошло ужасное несчастье, и я тебе очень сочувствую.
– Она всегда такая, – заметил Лион. – Хотя учится хорошо. Я думаю, это естественно для девочки. Переменчивость настроений.
«Все идет хорошо, – сказал он себе. – Ты обвел их между пальцев. Смотри не испорти дальше. Демонстрируй скорбь в связи с утратой жены и поддержку дочери. Будь мужчиной».
– Сколько лет Кри?
Лемье сел на небольшой стул в углу и вытащил блокнот.
– Тринадцать. Нет, постойте. Ей двенадцать. Сейчас, я подумаю. Она была…
Ну и ну.
– Все в порядке, мистер Лион. Мы сможем это выяснить. Я думаю, нам лучше поговорить с глазу на глаз.
– Кри не будет возражать. Правда, Кри?
Ответом было молчание.
– Но я буду, – сказал Гамаш.
Слушая это и делая заметки, Лемье пытался следовать совету Гамаша и не делать поспешных выводов касательно этого слабого, лепечущего, жеманного, глупого человечка.
– Кри, пожалуйста, поднимись наверх и посмотри телевизор.
Кри продолжала смотреть перед собой.
Лион слегка покраснел.
– Кри, я с тобой говорю. Прошу тебя, поднимись…
– Может, нам лучше перейти в другую комнату?
– В этом нет необходимости.
– Нет, есть, – мягко сказал Гамаш и встал.
Он жестом пригласил Лиона идти вперед. Маленький человечек поспешил вперед через коридор в находящуюся там комнату. Гамаш в дверях остановился и посмотрел на Кри – полную и дряблую, словно поднявшееся тесто.
Этот дом оставался трагическим.
