Книга: Плоть и кровь
Назад: 18
Дальше: 20

19

Дейви Саутар согласился встретиться с Ребусом в клубе.
По пути в Гар-Би Ребус старался не думать о Саутаре. Он вместо этого думал о строительных фирмах. Брайан Холмс только и смог ему сообщить, что это вполне легальные фирмы и они не нанимают временных людей, чтобы уйти от налогов. Звонок Шивон Кларк в офис журнала «Снуп» оказался более продуктивным. Статью, которую они собирались опубликовать в следующем выпуске, Мейри Хендерсон не писала по их заказу. Это часть более крупной статьи, над которой она работает для одного американского журнала. С какой стати американский журнал интересуется убийством эдинбургского полицейского? Он подумал, что знает ответ на этот вопрос.
Он направился к парковке Гар-Би, медленно проехал по травке мимо гаражей к зданию клуба. Театральная труппа тоже не решилась оставить машину на парковке. Может быть, кто-то уже пытался влезть в их фургон, и тот теперь стоял рядом с дверями клуба. Ребус припарковался рядом.
— Мусор, — раздался чей-то голос.
На крыше здания было с полдюжины подростков, глазевших на него. Еще больше их стояло и сидело около дверей. Дейви Саутар пришел не один.
Они пропустили Ребуса. Он словно прошел по коридору ненависти. Внутри слышна была какая-то перебранка.
— Да я к ней не прикасался!
— Она была здесь минуту назад.
— Ты на что намекаешь — что я вру?
Трое молодых людей, возводивших декорации, прекратили работать и теперь смотрели, как развивается ссора. Дейви Саутар препирался с каким-то человеком. Они стояли друг перед другом, чуть не соприкасаясь лицами. Кулаки сжаты, противники напыжились.
— В чем проблема? — спросил Ребус.
Питер Кейв, который сидел, опустив голову на руки, встал.
— Никаких проблем, — беззаботно сказал он.
Но тот, кто сцепился с Дейви, считал, что проблема была.
— Этот сопливый ублюдок, — сказал он, имея в виду Дейви Саутара, — упер у меня пачку сигарет.
Судя по виду Саутара, ему хотелось что-нибудь разбить. Занятно, что не физиономию своего обвинителя. Ребус не знал, чего он ждал от театральной компании. Но явно не такого развития событий. Обвинитель был высоким и жилистым, с длинными сальными волосами и щетиной, отросшей за несколько дней. Он, казалось, ничуть не боялся Саутара, чья репутация наверняка должна была опережать знакомство с ним. Рабочие на сцене тоже, судя по всему, были не прочь ввязаться в разборку. Ребус засунул руку в карман, вытащил нераспечатанную пачку сигарет и протянул ее Дейви Саутару.
— На, — сказал он. — Возьми и отдай джентльмену его сигареты.
Саутар напустился на него, как леопард в зоопарке, недовольный своей клеткой:
— Не нужны мне…
Шум стих. Саутар оглядел лица обступивших его людей, потом рассмеялся истерическим тонким смехом, ударил себя по голой груди, покачал головой, потом взял сигареты у Ребуса и швырнул на сцену другую пачку.
Ребус повернулся к обвинителю:
— Вас как зовут?
— Джим Хей.
Говорил он с акцентом западного побережья.
— Послушайте, Джим, возьмите сигареты и устройте себе десятиминутный перекур на улице.
Джим Хей хотел было возразить, но потом передумал. Он дал знак своей бригаде, и они последовали за ним на улицу. Ребус слышал, как они зашли в фургон. Теперь он повернулся к Дейви Саутару и Питеру Кейву.
— Я удивлен, что вы тут появились, — сказал Саутар, оживившись.
— Ну, у меня много сюрпризов.
— Только в последний раз, когда вы сюда приезжали, вам пришлось уносить ноги. Вы, кстати, должны извиниться перед Питером.
Саутар совершенно преобразился. Он, казалось, был довольнехонек, словно и не помнил, когда в последний раз выходил из себя.
— Не думаю, что это так уж обязательно, — сказал в тишину Питер Кейв.
— Извинение принято, — сказал Ребус.
Он подтащил стул и сел. Саутар решил, что это неплохая мысль. Он нашел стул и для себя и сел, резко опустившись на сиденье. Ноги он широко расставил, руки засунул в тугие карманы джинсов, изо рта у него свисала сигарета. Ребус тоже хотел закурить, но просить сигарету не собирался.
— Так в чем проблема, инспектор?
Саутар согласился на встречу, но не сказал, что на ней будет присутствовать и Питер Кейв. А может быть, Кейв оказался здесь случайно. В любом случае Ребус не возражал против его присутствия. У Кейва был бледный, усталый вид. Сомнений, кто здесь старший, кто кем командует, не возникало.
— У меня есть несколько вопросов — вопрос о предъявлении обвинений или о чем-то криминальном не стои́т. Договорились?
Саутар соизволил крякнуть в ответ, разглядывая шнурки своих баскетбольных кед. Он и на этот раз был без рубашки, все в той же поношенной джинсовой куртке. Куртка была грязная, ее украшали рисунки тушью и слова, написанные темными чернилами, главным образом чьи-то имена. От грязи и засаленности некоторые слова и рисунки стали неразличимы, тем более что поверх них уже появились новые надписи более густыми и темными чернилами. Саутар вытащил руку из кармана и провел ею по светлым кудряшкам на груди. Он посмотрел на Ребуса дружелюбным взглядом, губы его чуть раздвинулись. Ребус с трудом подавлял в себе желание врезать ему кулаком по физиономии.
— Я могу уйти в любое время, когда захочу? — спросил он у Ребуса.
— В любое.
Стул заскреб ножками по полу — Саутар отодвинул его назад, потом встал. Потом рассмеялся и снова сел. Устроился поудобнее, расставив ноги шире некуда.
— Ну, тогда задайте вопрос, — сказал он.
— Ты знаешь про Бригаду непримиримых оранжистов?
— Конечно. Легкий вопрос — давайте следующий.
Но Ребус уже повернулся к Кейву.
— А ты про нее тоже знаешь?
— Не могу сказать, что я…
— Эй, это я здесь отвечаю на вопросы!
— Через минуту, мистер Саутар.
Дейви Саутару это понравилось — «мистер Саутар». До сего дня его называли «мистер» только в Отделе социального обеспечения и при переписи.
— Бригада непримиримых оранжистов, мистер Кейв, — это экстремистская протестантская группировка, небольшая, но хорошо организованная, штаб-квартира у нее находится на востоке Центральной Шотландии.
Саутар подтвердил это кивком.
— Бригаду выкинули из Оранжевого ордена за экстремизм. Это может дать вам некоторое представление о них. Вы знакомы с их программой, мистер Кейв? Может быть, мистер Саутар вам поможет?
Опять «мистер»! Саутар хмыкнул.
— Ненавидеть папистов, — сказал он.
— Мистер Саутар прав. — Ребус ни на мгновение не отрывал глаз от Кейва с того момента, как повернулся к нему. — Они ненавидят католиков.
— Паписты, — сказал Саутар. — Католики. Латиняне. Труполюбы. Ирландцы херовы.
— И еще несколько ругательных прозвищ, — вставил Ребус. Он выдержал выверенную паузу. — Ведь вы принадлежите Римской католической церкви?
Кейв, словно забывшись, кивнул в ответ, а Саутар скосил глаза в его сторону. Ребус неожиданно повернулся к Саутару:
— Кто возглавляет бригаду, Дейви?
— Мм… Иэн Пейсли! — Он рассмеялся и получил в ответ улыбку Ребуса.
— Ну а если по правде?
— Понятия не имею.
— Нет? Не знаешь Гэвина Макмарри?
— Макмарри? У которого гараж в Карри?
— Именно. Он и есть главнокомандующий Бригады непримиримых оранжистов.
— Верю вам на слово.
— А его сын — начальник его армейской полиции. Парнишка по имени Джеймси. На год-другой моложе тебя.
— Неужели?
Ребус покачал головой:
— Краткосрочная потеря памяти. Вот к чему приводит плохое питание.
— Что?
— Ну, все эти чипсы и хрустики. От алкоголя ты отказался. Все это не очень способствует умственной деятельности. Я знаю, как это бывает в районах вроде Гар-Би, — ешь всякую дрянь и колешься любой гадостью, какую удается достать. Тело начинает чахнуть и умирать, вероятно еще до того, как это происходит с мозгом.
Разговор явно принял неожиданный оборот.
— Что это вы несете? — завопил Саутар. — Я не колюсь. И кому хочешь морду набью!
Ребус посмотрел на обнаженную грудь Саутара:
— Как скажешь, Дейви.
Саутар вскочил на ноги, стул из-под него отлетел назад. Он сбросил с себя куртку, надул грудь, поднял обе руки, показывая бицепсы.
— Можете ударить меня в живот, а я даже не моргну.
Ребус мог в это поверить. Живот у парня был плоский, лишь усиленный рябью мышц, и выглядел так, словно был высечен из мрамора. Саутар опустил руки, сложил их на груди.
— Ни одной слабинки — видите? А дурь для дураков.
Ребус примиряюще поднял руки:
— Ты меня убедил, Дейви.
Саутар еще несколько секунд смотрел на него, потом рассмеялся и поднял куртку с пола.
— Интересная татуировочка, кстати.
На нем были обычные доморощенные наколки синими чернилами и одна большая профессиональная на правом бицепсе. Татуировка представляла собой Красную руку Ольстера со словами «Не сдадимся» чуть ниже. Под ней были буквы и послания: ОДС, ПЗО, РППЖ — и SaS.
Ребус дождался, когда Саутар наденет куртку.
— Ты ведь знаешь Джеймси Макмарри, — утверждающим тоном сказал он.
— Разве?
— Ты с ним разговаривал в прошлую субботу, когда бригада маршировала по Принсес-стрит. Ты туда заявился на марш, но тебе пришлось уйти. Однако прежде ты поздоровался со старым дружком. Ты ведь с самого начала знал, что мистер Кейв — католик. Да? То есть, я хочу сказать, он и не скрывал этого.
Саутар, казалось, был сбит с толку. Вопросы следовали один за другим, сосредоточиться было трудно.
— Пит был с нами честен, — признал Саутар, старясь не терять почву под ногами.
— И это тебя не беспокоило? Я хочу сказать, ты приходишь в его клуб, приводишь с собой свою банду. И банда католиков тоже приходит. Как к этому относится Джеймси?
— К нему это не имеет никакого отношения.
— Но ты увидел в этом плюс. Встретиться с католической бандой, разделить территорию. Так это действует в Ольстере — ты об этом слышал. Кто тебе об этом сказал? Джеймси? Его отец?
— Его отец?
— Или кто-то из «Щита»?
— Я даже никогда… — Дейви Саутар замолчал. Потом, тяжело дыша, ткнул пальцем в сторону Ребуса. — Вы по уши в дерьме.
— Я стою на твоих плечах. Брось, Дейви.
— Мистер Саутар.
— Хорошо, пусть будет мистер Саутар.
Ребус повернул руки раскрытыми ладонями вверх. Он сидел на стуле, раскачиваясь на задних ножках.
— Давай-ка сядь. Разговора-то всего ничего. Все знают про «Щит», все знают, что ты в нем состоишь. Ну, может, кроме мистера Кейва. — Он повернулся к Питеру Кейву. — Скажем так: «Щит» — это еще более экстремистская организация, чем Бригада непримиримых оранжистов. «Щит» собирает деньги — делает это посредством насилия и вымогательства — и отправляет оружие в Северную Ирландию.
Саутар отрицательно покачал головой:
— Вы — ничто, у вас ничего нет.
— Но зато у тебя есть кое-что, Дейви. У тебя есть ненависть и есть злость. — Он снова повернулся к Кейву. — Понимаете, мистер Кейв? Вам следует задать себе вопрос: почему Дейви мирится с преданным сыном Римской церкви, или «Римской шлюхи», как сказал бы об этом сам Дейви? И ответить на этот вопрос необходимо.
Когда Ребус оглянулся, Саутар был на сцене. Он раскидывал декорации, пинал их, топтал, потом спрыгнул и бросился к двери. Его лицо покраснело от злости.
— Билли тоже был другом, Дейви? — (От этого вопроса он замер на месте.) — Я имею в виду Билли Каннингема.
Саутар бросился прочь.
— Дейви! Сигареты забыл!
Но Дейви уже был за дверью и кричал что-то неразборчивое. Ребус закурил сам.
— У парнишки слишком много тестостерона — это вредно для его здоровья, — сказал он Кейву.
— Кто бы говорил…
Ребус пожал плечами:
— Это всего лишь игра, мистер Кейв. Можно сказать: умение вживаться в роль. — Он выдул облачко дыма. Кейв смотрел на свои руки, сцепленные на коленях. — Вы должны знать, во что вляпались.
Кейв поднял на него взгляд:
— Вы полагаете, что я поощряю межрелигиозную ненависть?
— Нет, я придерживаюсь гораздо более простой теории. Я думаю, вам нравится насилие и юные ребята.
— Вы с ума сошли.
— Что ж, мистер Кейв, возможно, вы всего лишь заблуждаетесь, возможно. Тогда спрыгните с этого поезда, пока не поздно. Полицейская щедрость краткосрочна. — Он подошел к Кейву, наклонился и проговорил вполголоса: — Они проглотили вас. Вы в желудке Гар-Би. Можете выбраться оттуда. Но времени осталось не так много, как вы думаете.
Ребус потрепал Кейва по щеке. Кожа была холодная и мягкая, как курица из холодильника.
— Вы как-нибудь посмотрите на себя самого, Ребус. Если вы не слепы, то перед вами предстанет кандидат в законченные террористы.
— Правда в том, что меня туда никогда не тянуло. А вас?
Кейв встал и направился мимо него к дверям. Не останавливаясь, он вышел на улицу и двинулся дальше. Ребус выдул дым из носа, потом сел на край сцены и докурил сигарету. Может быть, он слишком рано поджег фитиль Саутара. Но если все получится, как он задумал, то у него будет больше информации о «Щите». В настоящий момент у него в руках был клубок спутанных проводов, из которого торчали разноцветные концы. Обезвредить такую штуку трудно, если не знаешь, какой провод нужно отключить первым. Дверь снова открылась, и он увидел фигуру Дейви Саутара. За его спиной маячили другие — всего больше десятка. Саутар тяжело дышал. Ребус посмотрел на свои часы, дай бог, чтобы они шли точно. В другом конце зала был запасный выход, но куда Ребусу рвануть оттуда? Поэтому он забрался на сцену и смотрел на них — смотрел, как они наступают на него. Саутар молчал. Вся процессия двигалась беззвучно, слышно было только их дыхание и шарканье ног по полу. Они подошли к сцене. Ребус взял в руки доску — часть поломанной декорации. Саутар, не сводя глаз с доски, начал подниматься на сцену, но остановился, услышав вой сирен. На мгновение он замер, не сводя глаз с Ребуса. Полицейский улыбался.
— Ты думаешь, я пришел сюда без своей кавалерии, Дейви? — Вой сирен приближался. — Твой ход, Дейви, — сказал Ребус, стараясь говорить спокойным голосом. — Хочешь устроить новые беспорядки — вот тебе шанс.
Но Дейви Саутар молча спрыгнул со сцены. Он стоял с широко раскрытыми немигающими глазами, словно одним усилием воли можно было взорвать Ребуса. Зарычав напоследок, он развернулся и ушел. Остальные последовали за ним. Некоторые оглядывались на Ребуса. Он не хотел, чтобы кто-то увидел выражение облегчения на его лице, а потому закурил еще одну сигарету. Саутар был псих — отвязавшаяся пушка, но он еще был и силен. Ребус только теперь начал понимать, насколько тот силен.

 

Тем вечером он вернулся домой измотанным. Слово «дом» применительно к квартире Пейшенс теперь отчасти потеряло свой смысл.
Его немного трясло. Когда Саутар вышел из зала в первый раз, он всю свою злость выместил на машине Ребуса, вот и теперь на ней появились свежие вмятины, фары были разбиты, лобовое стекло расколото. Актерам в машине казалось, что они наблюдают вспышку бешенства. Потом Ребус рассказал им о том, что случилось с их декорациями.
Выезжая из Гар-Би в сопровождении полиции, он думал о театральной труппе. Тем вечером, когда он видел беглого ольстерца, их машина была припаркована у «Делла». Он все еще хранил их рекламный листок — тот, что был сложен в бумажный самолетик.
Приехав на Сент-Леонардс, он отыскал их в программе «Фринджа»: «Театр активного сопротивления» — активного в противоположность пассивному, как предположил Ребус. Он сделал два звонка в Глазго. Ему обещали перезвонить. Остаток дня прошел как в тумане. Закрывая то, что осталось от его машины, он почувствовал чье-то присутствие у себя за спиной.
— Ну подожди, хорья морда! — Но, повернувшись, он увидел Каролину Рэттрей.
— Хорья морда?
— Я обознался.
Она обвила его руками.
— Но я — это я. Ты меня помнишь? Я — та, которая бог знает сколько дней пытается до тебя дозвониться. Я знаю, ты получаешь мои сообщения, — мне об этом сказали у тебя в отделении.
Наверное, Ормистон. Или Флауэр. Или кто-то еще, у кого зуб на него.
— Господи Исусе, Каро. — Он отстранился от нее. — Ты с ума сошла.
— Потому что пришла сюда? — Она оглянулась. — Она здесь живет?
Она говорила совершенно беззаботным голосом. Этого ему только сейчас не хватало. Его голова, казалось, вот-вот треснет прямо над бровями. Ему нужно было принять ванну и перестать думать. А чтобы перестать думать об этом деле, ему понадобится немало усилий.
— Ты устал, — сказала она.
Ребус не слушал ее. Он во все глаза смотрел на машину Пейшенс, на калитку, ведущую к ее квартире, потом на улицу, моля Бога, чтобы она не появилась.
— Я тоже устала, Джон. — Она заговорила громче. — Но за целый день всегда найдется время для того, чтобы проявить хоть капельку внимания.
— Не кричи на всю улицу, — прошипел он.
— Не смей мне указывать, что я должна делать.
— Боже мой, Каро…
Он зажмурил глаза, и она на мгновение смягчилась. Ему этого времени хватило, чтобы оценить свои физические и психические силы.
— Ты совсем замотался. — Она улыбнулась и прикоснулась к его лицу. — Извини, Джон. Я просто подумала, что ты меня избегаешь.
— Разве найдется такой мужчина, который стал бы тебя избегать, Каро?
Хотя он уже начал подозревать, что такой мужчина найдется.
— Пойдем выпьем, — сказала она.
— Не сегодня.
— Хорошо, — сказала она, надув губы. Мгновение назад она была буря и пламя, а теперь морская гладь при полном штиле. — Завтра?
— Отлично.
— Тогда в восемь часов в «Кали».
«Кали» означало бар отеля «Каледониан». Ребус кивнул.
— Отлично, — сказал он.
— Тогда до встречи.
Она снова прильнула к нему, поцеловала в губы. Он отпрянул от нее, вспомнив о запахе ее духов. Еще раз такой запашок — и Пейшенс взорвется, как ядерная бомба.
— До встречи, Каро.
Он проводил ее взглядом — она пошла к своей машине — и быстро спустился по ступенькам в квартиру.
Первым делом он включил краны в ванной. Посмотрел на себя в зеркало — и вздрогнул. Он увидел в зеркале своего отца. В старости отец отрастил маленькую седую бородку. В щетине Ребуса тоже пробивалась седина.
«Я похож на старика».
В дверь постучали.
— Ты ел? — раздался голос Пейшенс.
— Нет еще. А ты?
— Нет. Разогреть что-нибудь в микроволновке?
— Да, отлично.
Он добавил пены в воду.
— Пиццу?
— Что угодно.
Судя по ее голосу, она не сердилась. Таково свойство докторов: ты каждый день видишь столько боли, что от мелких болячек — вроде домашних ссор и подозрений в неверности — легко отмахнуться. Ребус стащил с себя одежду, бросил ее в корзину для грязного белья. Пейшенс постучала снова.
— Кстати, что ты делаешь завтра?
— Ты имеешь в виду вечером? — отозвался он.
— Да.
— Да ничего. Если только какой-то аврал на работе…
— Нет, ты уж постарайся освободиться. Я пригласила на обед Бремнеров.
— Замечательно, — сказал Ребус и, не проверив температуру, сунул ногу в воду. Кипяток! Он отдернул ногу и безмолвно закричал, глядя на себя в зеркало.
Назад: 18
Дальше: 20