12
— Есть что-нибудь от вашего брата? — спросил Ребус Кена Смайли на следующее утро, прибыв в контору на Феттс.
— Он звонит не очень часто.
Ребус пытался обратить Смайли в сторонника, которому можно доверять. Других потенциальных союзников он здесь не видел. Блэквуд и Ормистон поочередно кидали в его сторону неприязненные взгляды, из чего он сделал два вывода. Во-первых, им поручено выяснить, что осталось (если осталось) от исходного «Щита и меча». Во-вторых, им известно, кого надо благодарить за это задание.
Ребус, довольный их недовольством, решил, что не станет упоминать о том, что Мэтью Вандерхайд проводит параллельное расследование. С какой стати показывать им, как можно сократить путь, если они-то наверняка отправили бы его бежать всю марафонскую дистанцию!
— Вы навестили подружку Билли Каннингема?
— Да у нее одна забота — не знает, что делать с его мотоциклом.
— И это все?
Смайли пожал плечами:
— Все, если я не захочу купить его разобранную «хонду».
— Осторожнее, Смайли. Как бы вам не подхватить опасную заразу.
— Какую?
— Чувство юмора.
Ребус по пути на Сент-Леонардс потирал челюсть и подбородок, ощущая под пальцами колкость щетины. Он вспомнил, что, когда прикасался к АК-47, ощущение было совсем другое. Он задумался о фанатизме. У Шотландии и своих проблем хватает — зачем ей ввязываться еще и в ирландские? Они похожи на сиамских близнецов, которые отказались от операции по разделению. Только вот одного из близнецов принудительно сочетали браком с Англией, а у другого развилась болезненная страсть к членовредительству. Политики бессильны разрешить их проблему — тут нужен психиатр.
Сезон маршей, сезон протестантской активности закончился до следующего года, хотя отдельные небольшие процессии еще случались. Настал черед международного фестиваля, праздничная пора, когда можно на время забыть о бедах своей маленькой страны. Он снова вспомнил о двух незадачливых артистах, которые надумали устроить шоу в Гар-Би.
Сент-Леонардс, похоже, влился в общее веселье. Они даже пантомиму устроили. Какой-то тип решил взять на себя убийство Билли Каннингема. Его тут же окрестили Враки-из-Баки.
Для того прозвища было две причины. Первая: он — по причине психической неустойчивости — постоянно плел небылицы. Вторая: он заявил, что родом из Баки. Вообще-то, он был всего-навсего местный, эдинбургский бродяга, не лишенный известной изобретательности. Из барных полотенец он сам сшил себе куртку и теперь являл собой ходячую рекламу алкогольной продукции, благодаря которой он еще жил — и из-за которой умирал.
Таких, как он, было пруд пруди, жили себе и жили и менять ничего не хотели, пока кто-нибудь (обычно полиция) не начинал к ним приставать. Их пытались насильно «вернуть в общество» — то бишь в честную нищету, — потому что сердце правительства черствело, а кошелек худел. Некоторые из этих людей развязавшийся шнурок не могли завязать, не разрыдавшись. Какой уж там честный труд.
Сейчас Враки-из-Баки сидел с сержантом Холмсом в комнате для допросов, где его угостили горячим чаем и сигаретами. В конце концов его выставят за дверь, сунув, вероятно, пару фунтов в руку, поскольку на его цветастом одеянии из пивных полотенец карманов не имелось.
Шивон Кларк сидела в комнате оперативного штаба. Ей пудрил мозги инспектор Алистер Флауэр.
Значит, кое-кто забыл о просьбе Ребуса относительно графика дежурств.
— Кого я вижу, — громко сказал Флауэр, увидев Ребуса. — Да ведь это наш человек из ШОБОПа! Молочка принес?
По выражению лица Ребуса было ясно, что шутка прошла мимо него, а потому Флауэр снизошел до объяснений.
— Шотландское общество «За безопасность общественного питания» — то же самое сокращение, что и у Шотландского отдела по борьбе с оргпреступностью.
— А правда, что Шон Коннери начинал молочником, — сказала Шивон Кларк. — Киноактером он стал уже потом.
Ребус улыбнулся ей, по достоинству оценив ее попытку разрядить атмосферу.
Судя по виду Флауэра, у него была заготовлена не одна такая шутка, а потому Ребус пока прикусил язык.
— Они о тебе очень высокого мнения, — без тени юмора сказал он.
Флауэр моргнул:
— Кто?
Ребус чуть шевельнул головой:
— Ну, люди из ОБОПа.
Флауэр уставился на него, потом прищурился:
— Ври, да не завирайся.
Ребус пожал плечами:
— А чего тут завираться? Я серьезно. Тамошние ребята наслышаны о тебе и уже к тебе присматриваются… Говорю, что слышал.
Флауэр переступил с ноги на ногу. Он чуть ли не застеснялся, щечки его зарозовели.
— Меня просили передать тебе…
Ребус подался вперед, то же самое сделал и Флауэр.
— …что, как только появится лишнее молоко, они тебе позвонят.
Флауэр злобно зарычал, оскалив два ряда узких зубов, и отправился на поиски более легкой жертвы.
— Он заводится с пол-оборота, — сказала Шивон Кларк.
— Поэтому-то я и называю его Заводной Оранжист.
— Он что — оранжист?
— Известно, что прежде он участвовал в маршах двенадцатого июля. — Ребус на секунду задумался. — А может, лучше Коп-Оранжист? — (Кларк застонала.) — Ну а что у тебя есть для меня от наших друзей-тьюхтеров?
— Вы имеете в виду ребят с Оркнейских островов? Думаю, им не очень нравится, когда их называют тьюхтерами. — Она изо всех сил старалась произнести это слово правильно, но, будучи англичанкой, потерпела неудачу.
— Запомни, — сказал Ребус, — шотландское «teuch» родственно английскому «tough». Не думаю, что они возражали бы, назови я их крепкими парнями. — Он подтащил стул к ее столу. — Ну, так что у тебя?
Она открыла блокнот, нашла нужную страницу.
— Забриски-хаус — это небольшая ферма. Скромный домик — одна спальня и еще одна смежная комната…
— Тут нам, пожалуй, ничего не светит.
— Увы, сэр. Нынешние владельцы ничего не знают о прежних, но соседи вспомнили, что в семидесятые годы это место арендовал человек, который называл себя Кухулин.
— Как-как?
— Мифологический воин, кажется кельтский.
— И больше он никак себя не называл?
— Больше никак.
По духу это отвечало «Фактологии плавучей анархии». Кельтский хиппи. Ребус знал, что в начале семидесятых многие молодые шотландцы подражали своим американским и европейским ровесникам, отмежевываясь от общества, присоединяясь к движению хиппи. Но спустя годы многие из них возвращались и неплохо устраивались в жизни. Он сам чуть было не стал хиппи. Но вместо этого попал в Северную Ирландию.
— Что-нибудь еще? — спросил он.
— Всякая мелочь. Словесный портрет двадцатилетней давности — этого человека описала женщина, которая с детства была слепа на один глаз.
— Это и есть твой источник?
— По большей части — да. Местный полицейский констебль там провел кое-какое расследование. Он поговорил с бывшим начальником почты и еще с парой лодочников. Для доставки провизии в Раузи нужны лодки, а почтальон пользуется собственной. Этот тип, Кухулин, жил затворником, питался тем, что выращивал. Тогда ходили разные разговоры, потому что в Забриски-хаус наезжали всякие странные люди — молодые женщины, не носившие бюстгальтеров, бородатые длинноволосые мужчины.
— Местные, наверно, были в ужасе.
Кларк улыбнулась:
— Отсутствие бюстгальтеров упоминалось не единожды.
— Ну, в таком месте чем еще развлекаться?
— Там есть еще одна ниточка — констебль попытается ее размотать. Обещал позвонить сегодня.
— Ну, ждать чуда не приходится. Ты была когда-нибудь на Оркнейских островах?
— Вы не принимаете во внимание…
Ее тираду прервал телефонный звонок.
— Констебль Кларк слушает. Да.
Она кинула взгляд на Ребуса и, подвинув к себе блокнот, принялась писать. Предположив, что звонит тот самый полицейский с острова Хой на Оркнеях, Ребус принялся расхаживать по кабинету. Ему опять напомнили, почему он не годится для этой работы, почему он так не подходит для той карьеры, которую выбрала для него жизнь. Оперативный штаб по расследованию убийства действовал как конвейер. У каждого была своя маленькая задача, и каждый ее методично выполнял. Может быть, кто-то другой ухватится за ниточку, которую ты стал разматывать, а потом еще кто-то будет допрашивать подозреваемого или потенциального убийцу. Ты часть большого механизма. Ребус так работать не мог. Он хотел все нити держать в своих руках, хотел лично расплетать клубок с самого начала до победного конца. Его не без одобрения называли терьером — раз сжав зубы, он их уже не разжимал. Есть такие собаки — им приходится насильно разводить челюсти, иначе их не оторвать от горла врага.
К нему подошла Шивон Кларк.
— Есть что-то? — спросил он.
— Мой дружок-констебль выяснил, что Кухулин держал свинью, корову и несколько кур. Это была часть его натурального хозяйства. Констебль решил разузнать, что сталось с ними, когда Кухулин уехал.
— Мудрая мысль.
— Так вот, оказалось, что Кухулин продал их другому фермеру, а этот фермер ведет учет. Нам повезло. Кухулину пришлось ждать денег, и он оставил фермеру адрес в области Шотландские границы.
Она помахала перед ним клочком бумаги.
— Ты не больно-то радуйся, — охладил ее Ребус. — Речь идет об адресе двадцатилетней давности и о человеке, чьего имени мы не знаем.
— Уже знаем. У фермера и это записано. Его зовут Фрэнсис Ли.
— Фрэнсис Ли? — В голосе Ребуса слышались скептические нотки. — Уж не он ли играл за «Манчестер» в семидесятые годы? Фрэнсис Ли… или Фрэнк Ли. Хоть Фрэнсис Ли, хоть Фрэнк, моя дорогая, мне совершенно наплевать.
— Вы думаете, это тоже вымышленное имя?
— Не знаю, пускай полиция Шотландских границ выясняет. — Он оглядел помещение оперативного штаба. — Хотя нет, давай-ка по зрелом размышлении займемся этим сами.
