17
Архив клиники помещался в подвальном этаже и соседствовал с прозекторской и моргом. Это место было хорошо знакомо каждому врачу Бейсайда. Здесь они расписывались в карточках пациентов, окончивших лечение, здесь же готовили документы на выписку. Сюда стекались результаты анализов. Здесь на диктофон записывались устные распоряжения. В помещении стояли удобные столы и стулья, а поскольку рабочее время врачей могло длиться сутками, архив был открыт с раннего утра до девяти вечера.
Эбби появилась там в шесть вечера. Ее не удивили пустые столы: обеденное время. Только в углу сидел измотанный интерн. Его стол был завален листами с графиками и таблицами.
Чувствуя, как гулко бьется сердце, Эбби подошла к столу дежурного архивариуса.
— Добрый вечер, — улыбнулась она. — По поручению доктора Уэттига я собираю статистику по пациентам, которым пересаживали сердце. Вы бы могли сделать на компьютере выборку из базы данных? Имена и регистрационные номера всех пациентов за последние два года.
— Такие выборки мы делаем по письменному запросу отделения.
— Сейчас уже все ушли домой. Можно, я принесу вам запрос… задним числом? Мне бы хотелось к утру все сделать, а то… вы же знаете Генерала.
Архивариус рассмеялась. Да, она очень хорошо знала требовательного Генерала. Открыв окно поиска, она выстучала: «пересадка сердца». Затем задала годы поиска и нажала клавишу ввода.
Один за одним на экране стали появляться имена и регистрационные номера пациентов. Эбби завороженно смотрела на экран компьютера. Архивариус нажала кнопку «Печать». Через несколько секунд из щели принтера выполз лист со списком. Женщина подала список Эбби.
Двадцать девять имен. Последней в списке была Нина Восс.
— Вы можете принести мне материалы по первым десяти пациентам? — спросила Эбби. — Я бы тогда сразу взялась за работу.
Архивариус ушла в хранилище и вернулась с двумя увесистыми папками.
— Вот вам первые. Сейчас принесу остальные.
Папки с грохотом легли на стол. История болезни каждого пациента, которому пересаживали сердце, обрастала кучей документации, и эти двое не были исключением. Эбби открыла первую папку. Как всегда, титульный лист содержал сведения о пациенте.
Пациента звали Джералд Люрей. Возраст — пятьдесят четыре года. Источник оплаты — частное медицинское страхование. Жил пациент в Вустере, штат Массачусетс. Эбби не знала, насколько достоверны эти сведения, но перенесла все в блокнот с желтыми листами. Она записала дату и время операции, а также имена и фамилии врачей, участвовавших в пересадке: Аарон Леви, Билл Арчер, Фрэнк Цвик, Раджив Мохандас. И Марк. Информации о доноре не было, что не удивило Эбби. Донорская информация всегда хранилась отдельно. Но среди заметок, оставленных медсестрами, нашлась и такая: «0830 — Сообщили, что жатва завершена. Донорское сердце отправлено из Норуолка, Коннектикут. Пациент доставлен в операционную для…»
Эбби записала и эти сведения.
Вскоре архивариус подвезла на тележке еще пять историй болезни и отправилась за остальными.
Эбби работала, забыв о времени. Она ничего не ела и не делала перерывов. Только позвонила Марку предупредить, что домой вернется поздно.
К моменту закрытия архива ее шатало от голода.
По пути домой Эбби заехала в «Макдоналдс», где взяла бигмак, громадную порцию жареной картошки и ванильный коктейль. Ее мозгам был очень нужен холестерол. Она нашла закуток в углу, села и стала есть, одновременно разглядывая посетителей. В такое время сюда заходили перекусить после кино. Парочками сидели подростки. Были здесь и понурого вида холостяки. На Эбби никто не обращал внимания. Она доела картошку и ушла.
Прежде чем завести мотор, Эбби оглядела стоянку. Фургона не было.
Домой она вернулась в четверть одиннадцатого. Марк уже лег, погасив в доме весь свет. Эбби даже обрадовалась: не придется отвечать на вопросы. Быстро раздевшись, она тоже легла, но не прижалась к спящему Марку. Она почти боялась до него дотрагиваться.
Когда Марк вдруг проснулся и потянулся к ней, Эбби одеревенела.
— Я весь вечер по тебе скучал, — прошептал он.
Развернув Эбби к себе, Марк наградил ее долгим многообещающим поцелуем. Он гладил ей талию, потом бедра. Эбби лежала как манекен, не способный ни ответить, ни воспротивиться. Она не открывала глаз. В висках стучало. Марк обнял ее, потом вошел в нее.
«С кем я занимаюсь любовью?» — думала Эбби, сотрясаясь от его толчков.
Его бедра неистово ударяли по ее бедрам.
Потом все кончилось.
— Я люблю тебя, — прошептал Марк.
И только когда он уже видел седьмой сон, Эбби прошептала ответ:
— Я тоже тебя люблю.
Утром, без двадцати восемь, Эбби снова вошла в архив. Несколько врачей шуршали бумагами, готовясь к первому обходу. Эбби запросила еще пять историй болезни. Быстро переписав нужные сведения, она вернула папки архивариусу и ушла.
Полдня она провела в медицинской библиотеке, подбирая статьи для доктора Уэттига. В архив она вернулась лишь после обеда.
Она заказала еще десять историй.
Вивьен расправилась с последним ломтем пиццы. Четвертым по счету. Для Эбби оставалось полной загадкой, куда все это вмещается. Не иначе как в хрупком, почти детском теле китаянки пряталась мощная печь, сжигающая калории. Они уже достаточно долго сидели в закусочной Джанелли, но Эбби смогла проглотить лишь несколько кусочков, и те через силу.
— Значит, Марк до сих пор не знает? — спросила Вивьен, вытирая губы бумажной салфеткой.
— Я пока молчу. Просто боюсь ему рассказывать.
— Как ты выдерживаешь? Живете в одном доме и не разговариваете.
— Мы разговариваем на другие темы. А эту я не трогаю.
Эбби постучала по блокноту с записями. Блокнот она повсюду носила с собой, а дома старалась класть туда, где Марк не нашел бы. Вчера, вернувшись из «Макдоналдса», она спрятала его под диван. Она сама удивлялась, как незаметно привыкла что-то недоговаривать и прятать от Марка. Надолго ли ее хватит?
— Эбби, тебе все равно придется поговорить с ним.
— Только не сейчас. Пока мы не узнаем что-то конкретное, я буду молчать.
— Ты никак боишься Марка?
— Я боюсь, что он станет все отрицать. А я не смогу понять, говорит он правду или врет. — Она устало провела по волосам. — Боже, как все изменилось. Я всегда считала, что твердо стою на ногах. Если мне чего-то хотелось, я работала как проклятая. И вдруг — полная растерянность. Что делать? В каком направлении двигаться? Я не знаю. Все, на что я раньше могла рассчитывать, оказалось ненадежным.
— В том числе и Марк?
— Особенно Марк, — призналась Эбби, растирая себе щеку.
— Эбби, ты жутко выглядишь.
— Ничего удивительного. Я скверно сплю. Мысли, мысли. Не только о Марке. Вся эта история с Мэри Аллен. Я так и жду, что ко мне явится детектив Кацка, позвякивая наручниками.
— Думаешь, он тебя подозревает?
— Думаю, ему хватает ума не считать меня убийцей Мэри.
— Он ведь тебя больше не тревожит своими визитами. Возможно, просто спустит это дело на тормозах. Мне кажется, ты внушаешь ему доверие.
Эбби вспомнились спокойные серые глаза Бернарда Кацки.
— Он не тот человек, у которого все на лице написано. Кацка не только умен. Он настойчив. Я его побаиваюсь, и в то же время он как-то странно меня притягивает.
— Интересно, — улыбнулась Вивьен. — Добыча, заинтригованная охотником.
— Иногда мне хочется позвонить Кацке и выплеснуть все. Все, что знаю, о чем догадываюсь, что предполагаю. — Эбби уронила голову. — Я очень устала. Мне бы вырваться отсюда. Я бы целую неделю отсыпалась.
— Может, стоит съехать от Марка? У меня есть гостевая комната. Бабушка на днях уезжает.
— Я думала, она приехала к тебе насовсем.
— Нет. Она попеременно гостит у всех своих внуков. В Конкорде живет моя двоюродная сестра. Сейчас она морально подготавливается к бабушкиному визиту.
Эбби покачала головой:
— Я не знаю, что мне делать. Понимаешь, я люблю Марка. Я ему не доверяю, но по-прежнему люблю. И в то же время понимаю: то, что мы затеяли, может его разрушить.
— Зато спасти его жизнь.
Эбби печально посмотрела на Вивьен:
— Я спасаю его жизнь и одновременно ломаю его карьеру. Вряд ли он горячо меня поблагодарит.
— Аарон бы тебя поблагодарил. И Кунстлер тоже. И жена Хеннесси вместе с ребенком.
Эбби молчала.
— Насколько ты уверена, что Марк причастен к торговле органами?
— Я совсем не уверена, и от этого мне еще труднее. Я хочу ему верить, но у меня нет никаких доказательств его причастности или непричастности. — Она перелистала желтые страницы блокнота. — Я просмотрела двадцать пять историй. Все они связаны с пересадкой сердца. Некоторые операции проводились два года назад. Имя Марка упоминается везде.
— Но там же стоят имена Аарона и Арчера. Сами по себе имена ни о чем не говорят. Что еще ты сумела узнать?
— Все истории болезни достаточно схожи. Ничего, за что можно было бы зацепиться.
— А как насчет доноров?
— Вот тут уже становится чуточку интереснее. — Эбби оглянулась по сторонам, потом наклонилась к Вивьен. — Не во всех историях упомянут город, откуда привозили донорское сердце. Но кое-где есть. Оказалось, что четыре сердца привезли из Берлингтона.
— Из больницы имени Уилкокса?
— Этого я не знаю. Медсестры не пишут, в какой клинике изымали сердце. И вот что интересно: Берлингтон — город небольшой, но почему-то богатый на пострадавших, у которых была зафиксирована смерть мозга.
Обе ошеломленно переглянулись.
— Тут что-то уж очень странное, — пробормотала Вивьен. — Мы ведь с тобой строили версии о подпольной сети торговцев органами. Органы были, но сведения о донорах нигде не регистрировались. Но все это никак не объясняет сразу нескольких доноров из одного города. Если только…
— Если только речь не идет о производстве доноров.
«Берлингтон — университетский город, — подумала Эбби. — Там полным-полно молодых здоровых студентов с молодыми здоровыми сердцами».
— Можешь назвать мне даты по четырем берлингтонским жатвам? — попросила Вивьен.
— Могу. А тебе зачем?
— Проверю их по некрологам в берлингтонских газетах. Узнаю, чьи смерти пришлись на эти даты. Возможно, таким образом мы сумеем установить имена четверых доноров и узнать, в результате чего у них зафиксировали смерть мозга.
— Не во всех некрологах указывается причина смерти.
— Тогда придется взглянуть на их свидетельства о смерти. Кому-то из нас предстоит увлекательная поездка в Берлингтон. Полагаю, что мне. Место, где я давно мечтала побывать… в кошмарных снах.
Голос Вивьен звучал почти весело. Знакомая бравада женщины-воина. Мысленно она уже съездила туда. Однако сейчас Эбби улавливала в ее голосе тщательно скрываемое волнение.
— Ты действительно хочешь это раскапывать? — спросила Эбби.
— Если мы бросим то, что начали, Виктор Восс победит. А проигравшими окажутся такие, как Джош О’Дей.
Вивьен помолчала, потом тихо спросила:
— Эбби, неужели ты готова отступиться?
Эбби снова спрятала лицо в ладонях:
— Уже не могу, даже если бы и хотела.
Машина Марка стояла в проезде.
Эбби припарковала свою рядом и выключила двигатель. Она долго сидела в салоне, набираясь сил, чтобы войти в дом. Чтобы увидеть Марка.
Наконец Эбби все-таки вышла из машины и поднялась по ступенькам крыльца.
Марк в гостиной смотрел вечерний выпуск новостей. Услышав ее шаги, он выключил телевизор.
— Как дела у Вивьен?
— Хорошо. Встает на ноги. Покупает частную практику в Уэйкфилде.
Эбби повесила плащ.
— А как прошел твой день? — спросила она.
— Возились с расслоением аорты. Давно не видел столько крови. Я думал, пациент затопит нам всю операционную. Только в восьмом часу закончили.
— Надеюсь, успешно?
— Нет. Умер на столе.
— Какой ужас. Я тебе очень сочувствую. — Эбби закрыла дверцу шкафа. — Что-то я сегодня устала. Пойду приму ванну.
— Эбби!
Их разделяло пространство гостиной. Но незримая пропасть между ними растянулась на целые мили.
— Что с тобой? — спросил Марк. — Что-то случилось?
— Ты и сам знаешь что. Это называется неопределенностью с работой.
— Я говорю не о работе. О нас с тобой. В наших отношениях какой-то сбой.
Эбби молчала.
— Я тебя почти не вижу. Ты целыми днями пропадаешь у Вивьен. А когда возвращаешься, тебя как будто нет.
— Ты понимаешь, что меня тревожит мое профессиональное будущее?
Марк привалился к спинке дивана. Он изменился в лице. Перед нею сидел сильно уставший человек.
— Эбби, я должен знать правду. Ты встречаешься с кем-то другим?
Меньше всего она ожидала услышать от Марка упрек в измене. Эбби чуть не засмеялась столь заурядным подозрениям.
«Если бы все было так просто! Если бы наши проблемы походили на проблемы других пар».
— Ни с кем я не встречаюсь, — сказала она. — Можешь мне верить.
— Тогда почему ты перестала со мной разговаривать?
— А разве сейчас мы с тобой не разговариваем?
— Это не разговор! Это мои попытки вернуть прежнюю Эбби. Я не заметил, где и как ее потерял. Я тебя потерял. — Марк тряхнул головой и отвернулся. — Я хочу увидеть прежнюю Эбби.
Эбби села на диван. Не рядом с ним. Поодаль. Она не могла себя заставить придвинуться к нему и положить голову на плечо.
— Эбби, поговори со мной. Пожалуйста.
И вдруг она увидела прежнего Марка. То полузабытое его лицо, улыбавшееся ей в операционной. Лицо, которое она любила.
— Пожалуйста, — тихо повторил он.
Марк взял ее за руку. Эбби не вырвалась. Она позволила себя обнять. Когда-то ей было очень спокойно и надежно в объятиях Марка. Сейчас напряжение не отпускало ее. Эбби лежала, прижавшись к его груди и ощущая себя куском дерева. Ей было ни расслабиться, ни успокоиться.
— Ну расскажи мне, — просил Марк. — Что между нами не так?
Эбби закрыла глаза. Больше всего она сейчас боялась заплакать.
— Все нормально между нами, — сказала она.
Его руки замерли. Эбби не поднимала глаз, не смотрела ему в лицо. Она снова ему врала, и он это знал.
На следующее утро в половине восьмого Эбби вырулила на стоянку клиники Бейсайд.
Она не торопилась выходить и разглядывала мокрые тротуары. Как и все последние дни, моросил нескончаемый дождь. Как резко изменилась погода. Только середина октября, а во всей этой мерзостной слякоти почему-то ощущается скорое наступление зимы. Минувшей ночью Эбби опять плохо спала. Она уже не помнила, что такое крепкий и спокойный сон. Сколько человек может прожить без сна? Когда постоянная усталость перейдет в психоз? Глядя в зеркало заднего обзора, Эбби едва узнавала в осунувшейся женщине себя. За две недели она постарела лет на десять. Если и дальше так пойдет, к ноябрю у нее наступит менопауза.
В зеркале мелькнуло что-то бордовое. Эбби резко повернулась и увидела фургон, скрывшийся за соседним рядом машин. Она ждала, когда он появится снова, но он так и не появился.
Эбби быстро вылезла и пошла к дверям клиники. Портфель в руке казался ей якорем, тянувшим вниз. Где-то справа зафыркал автомобильный мотор. Эбби дернулась, ожидая увидеть фургон. Но это была совсем другая машина, водитель которой выезжал со стоянки.
Сердце бешено колотилось и успокоилось только в вестибюле клиники. Она спустилась по лестнице в подвальный этаж и направилась в архив. Это ее последний визит сюда. Осталось просмотреть еще четыре истории болезни.
Эбби быстро заполнила бланк запроса и подошла к столу архивариуса.
— Я могу получить эти истории болезни? — спросила она, подавая бланк.
Архивариус подняла голову. Возможно, Эбби только показалось, но женщина буквально застыла. Они встречались не первый раз, и архивариус всегда держалась приветливо. Сегодня она даже не улыбнулась.
— Мне нужны эти четыре истории болезни, — повторила Эбби.
Архивариус едва взглянула на бланк.
— Прощу прощения, доктор Ди Маттео, но я не могу их принести.
— Почему?
— Они недоступны.
— Но вы даже не проверили их наличие.
— Мне сказали, чтобы больше я не давала вам никаких материалов. Это распоряжение доктора Уэттига. И еще он просил вас немедленно зайти к нему.
Эбби побледнела и ничего не сказала.
— Он вообще не поручал вам сбор статистических данных, — с явным упреком добавила архивариус.
«Вы нам солгали, доктор Ди Маттео», — говорили ее глаза.
Эбби ничего не сказала. Ей показалось, что в комнате стало пронзительно тихо. Трое врачей, что тоже сидели в архиве, во все глаза смотрели на нее.
Она вышла из помещения.
Ее первым импульсом было покинуть здание клиники. Уберечь себя от неприятного разговора с Уэттигом и уехать. Не домой. Уехать из Бостона и не останавливаться, пока не отмахает тысячу миль. Интересно, сколько времени ей понадобилось бы, чтобы добраться до Флориды, где пляж и пальмы? Эбби никогда не была во Флориде. Она не была во множестве других мест. И теперь она могла наверстать упущенное. Достаточно лишь выйти из этой проклятой больницы, сесть в машину и сказать: «Да пошли вы все! Ваша взяла. Радуйтесь!»
Но она не покинула здание. Она вызвала лифт и поднялась на второй этаж.
Подъем длился совсем недолго, но за эти короткие мгновения Эбби успела кое-что четко осознать. Во-первых, она слишком упряма или слишком глупа, чтобы бежать. А во-вторых, она вовсе не хотела сейчас валяться на песке под пальмами. Она хотела вернуть свою мечту.
И снова административный коридор, устланный ковром. Кабинет Уэттига находился сразу за кабинетом Парра. Дверь в приемную президента была открыта. Естественно, секретарша Парра увидела Эбби. Она резко выпрямилась и схватилась за телефон.
Завернув за угол, Эбби вошла в другую приемную. У Генерала тоже была секретарша, возле ее стола стояли двое мужчин. Эбби видела их впервые. Секретарша Уэттига отреагировала на нее так же, как и секретарша Парра: вначале оторопела, затем выпалила:
— А! Вот и доктор Ди Маттео…
Незнакомцы повернулись к ней. В следующее мгновение Эбби уже жмурилась от фотовспышки. Ее снимали. Кадр за кадром.
— Что вы делаете? — закричала она.
— Доктор, ваши комментарии по поводу смерти Мэри Аллен, — сказал незнакомец.
— Что? — опешила Эбби.
— Это правда, что она была вашей пациенткой?
— Кто вы такие?
— Гэри Старк, «Бостон геральд». Правда ли, что вы являетесь сторонницей эвтаназии? Нам известны ваши высказывания по этому поводу.
— Я не говорила ничего подобного о…
— Почему вас отстранили от служебных обязанностей?
Эбби попятилась:
— Отстаньте от меня. Я не намерена говорить с вами.
— Доктор Ди Маттео…
Эбби повернулась, чтобы убежать из приемной, и едва не столкнулась с Джереми Парром.
— Газетчики, вон из моей клиники! — рявкнул он. — Немедленно!
Он повернулся к Эбби:
— А вы, доктор, идите со мной.
Эбби послушно пошла за Парром. Он привел ее к себе в кабинет и плотно закрыл дверь.
— Полчаса назад мне позвонили из «Геральд». Потом из «Глоуб» и еще из десятка редакций. С тех пор звонки не прекращаются.
— Это дело рук Бренды Хейни?
— Сомневаюсь. Они каким-то образом пронюхали про морфин. И про пузырек в вашем шкафчике. Она об этом не знала.
— Тогда откуда?
— Утечка информации. Кто-то постарался. — Парр тяжело плюхнулся на стул возле своего стола. — Это нас погубит. Уголовное расследование. По всей клинике шныряют полицейские.
«Полиция. Ничего удивительного. Теперь и они узнали».
Эбби молча смотрела на Парра. Из ее пересохшего горла не выходило ни звука. Не сам ли Парр устроил утечку информации? Эбби сразу же отмела эту мысль. Разгорающийся скандал ударит и по нему.
Послышался резкий стук в дверь. Вошел доктор Уэттиг:
— Что мне делать с этими чертовыми репортерами?
— Вам, Генерал, придется выступить перед ними с заявлением. Сьюзен Касадо уже едет в клинику. Она поможет вам с формулировками. А до этого чтобы никто не вступал с ними ни в какие разговоры.
Уэттиг слегка кивнул. Казалось, только сейчас он заметил присутствие Эбби.
— Доктор Ди Маттео, вы позволите взглянуть на содержимое вашего портфеля?
— Зачем?
— Вы знаете зачем. Никто не давал вам права копаться в историях болезни. Это частные, конфиденциальные сведения. Приказываю вам выложить все записи, которые вы успели сделать.
Эбби не шевельнулась и не произнесла ни слова.
— Вряд ли дополнительное обвинение в краже данных улучшит ваше положение.
— В краже?
— Любая информация, которую вы добыли обманным путем, роясь в историях, считается воровством. Отдайте мне портфель. Вы слышите? Отдайте мне портфель.
Эбби молча протянула ему портфель. Она наблюдала, как Генерал щелкнул замком. Потом бегло просмотрел содержимое и вынул блокнот с желтыми страницами. Ей оставалось лишь тупо следить за его действиями. И опустить голову в знак поражения. Они снова ее переиграли. Они нанесли упреждающий удар, к которому она не была готова. А надо было бы подготовиться. Прежде чем идти сюда, нужно было спрятать записи. Но в тот момент ее занимал предстоящий разговор с Уэттигом. Она обдумывала, как объяснит ему свой обман.
Генерал закрыл портфель и вернул ей.
— Это все? — спросил он.
Эбби лишь кивнула.
Уэттиг смотрел на нее, затем покачал головой:
— Из вас, Ди Маттео, мог бы получиться замечательный хирург. Но настало время признать очевидный факт. Вы нуждаетесь в помощи. Я бы посоветовал вам пройти психиатрическое освидетельствование. С сегодняшнего дня я исключаю вас из ординатуры… Мне жаль, — тихо добавил он.
Последние два слова не были формальной вежливостью. Судя по интонации, Уэттиг действительно сожалел, что все так получилось.