16
— Да, я знал их обоих, — сказал Марк, наливая себе еще один бокал. — Ларри Кунстлера знал лучше, чем Хеннесси. Тот проработал у нас недолго. А вот Ларри — он был одним из тех, кто меня сюда пригласил. Я знал его еще по университету. Отличный был парень. — Марк поставил бутылку на стол. — На редкость отличный парень.
Мимо прошел метрдотель, провожавший к соседнему столику броско одетую женщину. Едва та подошла, ее встретил хор восторженных голосов:
— Ну вот и наша красавица… Какое чудесное платье!
Их наигранное веселье показалось Эбби вульгарным. Даже неприличным. Она бы предпочла провести этот вечер дома, вдвоем с Марком. Но ему захотелось праздника. Им ведь так редко выпадали совместные свободные вечера. И потом, они до сих пор не отпраздновали помолвку. Марк заказал вино, произнес тост, после чего пил бокал за бокалом уже без всяких тостов. Бутылка почти опустела. В последнее время он все чаще прикладывался к выпивке.
Эбби смотрела, как Марк допивает последнюю порцию, и думала: «Это все стресс и мои проблемы. Они же и по Марку бьют».
— Почему ты никогда не рассказывал о них? — спросила Эбби.
— Да как-то повода не находилось.
— Я удивляюсь, что никто не вспомнил их имен. Особенно после смерти Аарона. Команда за шесть лет потеряла троих коллег, и никто не сказал о них ни слова. Поневоле начинаешь думать, что вы боитесь вспоминать о них.
— Не боимся. Просто нам очень тяжело вспоминать об этом, вот мы и стараемся не бередить раны. Особенно в присутствии Мэрили. Она была знакома с женой Хеннесси. Даже устроила для той праздник «Детский душ».
— Для ребенка, который тоже погиб?
Марк кивнул:
— Мы были в шоке, когда узнали. Представляешь? Была семья — и нет. Мэрили до сих пор не может спокойно слышать о Хеннесси. У нее начинается истерика.
— А это действительно был несчастный случай?
— За несколько месяцев до гибели они купили дом. Там барахлила система отопления. Они все собирались ее заменить, да так и не собрались… Да, это был несчастный случай.
— Но смерть Кунстлера — не несчастный случай?
— Нет, — вздохнул Марк. — Ларри покончил с собой.
— Как ты думаешь, почему он это сделал?
— А почему Аарон это сделал? Почему вообще люди сводят счеты с жизнью? Мы можем назвать с десяток причин. Но по правде, Эбби, мы не знаем. Никогда не знаем. И никогда не понимаем. Мы смотрим на общую картину жизни и говорим: «Жизнь меняется к лучшему. Она всегда меняется к лучшему». Я не знаю, какая последняя капля толкнула Ларри на самоубийство. Но в целом причина мне понятна. Он перестал видеть картину целиком. Он утратил жизненную перспективу. Его горизонты сузились. Когда такое происходит, люди распадаются. Если человек перестает видеть будущее, он теряет все.
Марк глотнул вина. Потом еще. Эбби показалось, вино уже не доставляет ему прежнего удовольствия. И еда тоже.
Десерт они заказывать не стали. Из ресторана оба выходили молчаливыми и подавленными.
Марк вел машину, не обращая внимания на сгущающийся туман и зарядивший дождь. Поскрипывание стеклоочистителей заменяло им разговор.
«Когда такое происходит, люди распадаются. Если человек перестает видеть будущее, он теряет все».
Эбби вглядывалась в туман.
«Похоже, я приближаюсь к этой точке. Я перестаю видеть будущее. Я не знаю, что меня ждет в ближайшее время. И не только меня. Нас».
— Эбби, я хочу тебе кое-что показать, — вдруг сказал Марк. — Мне важно знать твое мнение. Возможно, ты назовешь меня сумасшедшим. Или моя идея тебя всерьез разозлит.
— Какая идея?
— Моя давнишняя мечта.
Они поехали на север от Бостона, через Ревер, Линн и Свомпскотт. Возле гавани Марблхед Марк остановил машину и сказал:
— Она здесь. В конце пирса.
«Она» была яхтой.
Эбби стояла на дощатом причале, дрожа от холода и совершенно не разделяя восторгов Марка. А он мерил пирс шагами, ходя взад-вперед вдоль яхты. В его голосе звучало радостное возбуждение. Он оживленно размахивал руками. И куда только делась усталость?
— Это яхта крейсерского класса. Длина палубы — сорок восемь футов. Полная экипировка. Все, что нам нужно. Новенькие паруса, самое современное навигационное оборудование. На ней почти не плавали. Эта малышка готова перенести нас, куда пожелаем. В Карибский бассейн. В Тихий океан. Эбби, ты только посмотри, какую свободу она нам обещает! — Марк стоял с поднятой рукой, словно салютовал яхте. — Абсолютная свобода! Понимаешь?
Она покачала головой:
— Не понимаю.
— На этой яхте мы умчимся от обыденности. На черта нам сдался Бостон? Что мы забыли в этой клинике? Мы купим яхту — и поминай как звали. Полный вперед!
— Куда?
— Куда угодно.
— Я не хочу плыть куда угодно.
— Нет причин оставаться здесь. Особенно сейчас.
— Есть. Во всяком случае, для меня, — сказала Эбби. — Я не могу сорваться с места и уплыть в неизвестность! Марк, мне осталось три года ординатуры. Я должна закончить ординатуру, иначе я никогда не стану хирургом.
— Посмотри на меня, Эбби. Я уже хирург. Я стал тем, кем ты хочешь стать. Или думаешь, что хочешь. И со своего уровня я тебе говорю: все это не стоит наших усилий.
— Я столько лет училась. Столько лет шла к своей цели. И я не хочу от нее отказываться.
— А как насчет меня?
Эбби смотрела на Марка и понимала: вся эта давнишняя мечта полностью ориентирована на него. Яхта. Бегство на свободу. Мужчина, решивший жениться, вдруг испытал неистовое желание вырваться из дома. Убежать от семейного очага, который собрался строить. Вряд ли он сознавал, что Эбби была просто одним из атрибутов его мечты.
— Я хочу купить эту яхту, — сказал Марк, его глаза лихорадочно блестели. — Я подал заявление на покупку, потому и приехал домой так поздно. Я встречался с брокером.
— Ты подал заявление, ничего мне не сказав? Даже не позвонил?
— Я понимаю, это звучит по-идиотски…
— Разве эта яхта нам по карману? Я по уши в долгах! Мне еще столько лет выплачивать студенческие займы. И ты, зная об этом, покупаешь яхту?
— Можем взять ипотеку. Это все равно что купить второй дом.
— Яхта не дом.
— Все равно это выгодное вложение денег.
— Я бы не согласилась вкладывать свои деньги в яхту.
— А я и не трогаю твои деньги.
Эбби попятилась.
— Ты прав, — тихо сказала она. — Это же вообще не мои деньги.
— Эбби, — застонал Марк. — Эбби, ну что ты…
Снова пошел дождь. Струи ударяли ей по лицу, холодя кожу. Эбби вернулась в машину. Через некоторое время вернулся и Марк. Оба молчали. Единственным звуком был стук дождя по крыше.
— Я аннулирую заявление, — тихо сказал Марк.
— Я хочу совсем не этого.
— А чего ты хочешь?
— Я думала, между нами больше общего. Я имею в виду не деньги. Меня они не заботят. Но мне больно слышать, что ты считаешь их своими деньгами. Неужели у нас так и будет: твои деньги и мои деньги. Может, пригласим адвокатов и составим брачный контракт? Разделим мебель, а потом и детей.
— Ты не понимаешь…
В его голосе прозвучала странная, неожиданная интонация. Нота отчаяния. Марк завел двигатель. Половину обратной дороги они ехали молча. Потом Эбби сказала:
— Пожалуй, нам стоит еще раз серьезно обдумать нашу помолвку. Может, тебе вовсе и не хочется жениться.
— А тебе выходить замуж?
— Не знаю, — вздохнула Эбби. — Уже не знаю.
И это была правда. Она не знала.
ЖЕРТВЫ ТРАГЕДИИ — СЕМЬЯ ИЗ ТРЕХ ЧЕЛОВЕК
Пока семья доктора Алана Хеннесси мирно спала, коварный убийца неторопливо выходил из подвала, направляясь в их спальню. Это был не человек. Он не проник в дом снаружи. Из-за неисправности в системе отопления дом наполнился угарным газом, унесшим жизни тридцатичетырехлетнего Алана, его тридцатитрехлетней жены Гейл и их шестимесячной дочери Линды. Трагедия случилась в новогоднюю ночь. Тела обнаружили на следующий день друзья погибших, приглашенные на праздничный обед.
Эбби перемотала микрофишу, и на экране появились фотографии Хеннесси и его жены. У Алана было мясистое серьезное лицо. Жена улыбалась. Фотографии дочки газета не поместила. Вероятно, в редакции «Глоуб» решили, что все шестимесячные младенцы выглядят одинаково.
Потом она взяла другую микрофишу и прочла о трагедии, случившейся тремя с половиной годами ранее. Нужная Эбби заметка оказалась на первой странице раздела городских новостей.
ТЕЛО ПРОПАВШЕГО ВРАЧА ОБНАРУЖЕНО ВО ВНУТРЕННЕЙ ГАВАНИ
Сегодня было опознано тело, обнаруженное во вторник во внутренней гавани Бостона. Утопленником оказался доктор Лоренс Кунстлер, торакальный хирург одной из городских клиник. Пустую машину доктора Кунстлера нашли на прошлой неделе возле южного въезда на мост Тобин. По мнению полиции, он покончил жизнь самоубийством. Пока никто из возможных свидетелей не откликнулся на просьбу дать показания, расследование обстоятельств дела продолжается…
Эбби подвинула микрофишу и стала рассматривать фотографию Кунстлера. Хирург был запечатлен в сугубо официальной позе, которую дополняли белый халат и стетоскоп в руке. Доктор Кунстлер смотрел прямо в объектив аппарата.
А сейчас — прямо на нее, Эбби Ди Маттео.
«Зачем вы это сделали, доктор Кунстлер? Почему вы прыгнули?» — недоумевала Эбби.
К этим мыслям потом примешалась еще одна, которую она не смогла подавить: «И по своей ли воле вы прыгнули с моста?»
Отстранение от дежурств и обходов имело свои преимущества. Эбби могла хоть целый день не появляться в Бейсайде, никто и не заметит. Никто ее не хватится. Выходя из Бостонской публичной библиотеки в сутолоку площади Копли-сквер, Эбби одновременно ощущала пустоту и облегчение, что ей не надо со всех ног нестись в клинику. Свое время она может тратить как угодно. Этот день — в ее распоряжении.
Эбби решила навестить Элейн.
Несколько дней подряд она пыталась узнать ее новый номер. Мэрили Арчер и жены других врачей-трансплантологов даже не знали, что у Элейн изменился номер.
Лица Кунстлера и Хеннесси слишком глубоко врезались ей в память. Болезненно глубоко. В таком состоянии она ехала по шоссе номер девять на запад, в сторону Ньютона. Эбби не слишком хотелось ехать к вдове Аарона, но все эти дни, думая о Кунстлере и Хеннесси, она невольно думала и об Аароне. Эбби вспоминала день его похорон. Ее удивляло, что никто тогда и словом не обмолвился о двух предыдущих смертях. В любой другой компании, при схожих обстоятельствах, кто-нибудь да вспомнил бы об этих людях. Кто-нибудь обязательно сказал бы: «Вот и еще один. Уже третий». Или: «Почему в Бейсайде трагически погибают врачи?» Или: «Как вы думаете, это печальная особенность клиники?» Но все молчали. Даже Элейн, которая наверняка знала Кунстлера и Хеннесси.
Даже Марк.
«Если он умолчал об этих смертях, о чем еще он умалчивает?»
Подъехав к дому Элейн, Эбби не торопилась выходить. Она сидела, обхватив голову и пытаясь волевым усилием стряхнуть с себя подавленность. Но тягостное состояние не проходило.
«Все разваливается на куски, — думала Эбби. — Моя работа. А теперь я теряю Марка. Самое скверное во всем этом, что я даже не знаю, почему так происходит».
С того самого вечера, когда Эбби упомянула про Кунстлера и Хеннесси, их отношения с Марком разительно изменились. Они по-прежнему жили вместе и спали в одной постели, но общались совершенно механически. В том числе и в сексе. В темноте, с закрытыми глазами. Таким сексом она могла бы заниматься с кем угодно.
Может, Элейн ей что-нибудь расскажет?
Эбби вышла из машины, поднялась на крыльцо. Там лежали две свернутые газеты, принесенные почтальоном. Газеты были недельной давности и успели пожелтеть. Почему Элейн их не взяла?
Эбби нажала кнопку звонка. Когда никто не ответил, она постучала, потом снова стала звонить. Она слышала мелодичное треньканье, а следом наступала тишина. Ни шагов, ни голосов. Пожелтевшие газеты подсказывали ей: здесь что-то случилось.
Передняя дверь была заперта. Эбби спустилась с крыльца, обогнула дом и прошла в сад. Дорожка, выложенная каменными плитами, вилась между изгибами клумб с ухоженными азалиями и гортензиями. Лужайка выглядела свежевыкошенной, живые изгороди — подстриженными, но от патио веяло странной пустотой. Эбби вспомнила: в прошлый раз здесь была садовая мебель. Стол под широким зонтом и стулья. Они исчезли.
Кухонная дверь тоже была заперта, но рядом с патио Эбби обнаружила стеклянную раздвижную дверь. Та оказалась открытой. Эбби отодвинула дверь, вошла и позвала:
— Элейн!
Комната опустела. Мебель, ковры — все исчезло. Даже картины. Эбби ошеломленно смотрела на голые стены, на пол, где на месте ковра темнел прямоугольник (остальная поверхность пола успела выгореть на солнце). Эбби прошла в гостиную. Ее шаги гулко отдавались в пустых комнатах. Дом был чисто убран и совершенно пуст, если не считать нескольких рекламных открыток, валявшихся в почтовом ящике. Открытки не были именными.
Эбби прошла на кухню. Даже холодильник был пуст и вымыт внутри. Его стенки пахли дезинфицирующим средством. Эбби сняла трубку настенного телефона. Гудка не было.
Она вернулась к машине и остановилась, совершенно сбитая с толку. Какие-нибудь две недели назад она была в этом доме. Сидела в гостиной на диване, ела сэндвичи и рассматривала фотографии семьи Леви, украшавшие стену над камином. Сейчас все это казалось ей галлюцинацией.
Оцепенение не проходило. Эбби выехала на дорогу, включила автопилот и почти не обращала внимания на то, где и как едет. Она думала о внезапном отъезде Элейн. Куда сгинула эта женщина? Вряд ли Элейн захотелось коренным образом поменять свою жизнь. Ее отъезд скорее напоминал паническое бегство.
С тяжким чувством Эбби взглянула в зеркало заднего обзора. С прошлой субботы, когда она впервые увидела бордовый фургон, это вошло у нее в привычку.
За нею ехал темно-зеленый «вольво». Эбби стала припоминать, видела ли она эту машину возле дома Элейн. Может, и видела. Она не особенно смотрела по сторонам.
«Вольво» мигал ей фарами.
Эбби прибавила скорость.
Водитель «вольво» сделал то же самое.
Эбби свернула вправо, на главную магистраль. Этот участок дороги изобиловал заправочными станциями и магазинами.
«Свидетели, — думала она. — Целая толпа свидетелей».
Однако настырный «вольво» продолжал ехать за ней, неутомимо мигая фарами.
Хватит! Почему она должна уворачиваться от погони? Сколько можно бояться? Ей надоело трусить. Если кто-то из людей Восса собирается ее атаковать, она сама пойдет в атаку.
Эбби свернула на стоянку крупного торгового центра. Свидетелей и здесь было предостаточно. Покупатели выкатывали тележки. Те, кто еще собирался что-то купить, искали свободные места на стоянке. Здесь они и встретятся лицом к лицу.
Эбби затормозила.
«Вольво» с визгом остановился в нескольких дюймах от ее заднего бампера.
Эбби выскочила наружу, подбежала к «вольво» и сердито забарабанила в окошко водителя.
— Открывайте, черт вас побери! Открывайте!
Водитель опустил стекло. Посмотрел на Эбби, затем снял темные очки.
— Доктор Ди Маттео? — сказал Бернард Кацка. — Я так и думал, что это вы.
— Зачем вы меня преследовали?
— Я видел, как вы отъехали от одного дома.
— Не сейчас. Раньше. Зачем вы ездили за мной по пятам?
— Когда?
— В субботу. На фургоне.
— Я не знаю, о каком фургоне вы говорите, — покачал головой Кацка.
Эбби дала задний ход.
— Ладно, забудем фургон. Не надо больше за мной ездить, договорились?
— Я подавал вам сигналы, прося остановиться. Вы видели, как я мигал фарами?
— Я не знала, что это вы.
— Вы не откажетесь рассказать, что вы делали в доме доктора Леви?
— Хотела навестить Элейн. Я не знала, что она съехала.
— Здесь стоять нельзя. Почему бы вам не проехать на стоянку? Я хочу с вами поговорить. Или вы и сейчас откажетесь отвечать на вопросы?
— Смотря на какие.
— О докторе Леви.
— Вы только о нем будете спрашивать? Только об Аароне?
Кацка кивнул.
Эбби задумалась и решила: вопросы могут быть обоюдными. Даже молчаливый детектив Кацка способен ненароком выдать какую-нибудь нужную ей информацию.
Эбби обвела глазами торговый комплекс.
— Видите закусочную? Можем поговорить там, за чашкой кофе.
Копы и пончики. Два эти слова воскрешали в памяти городские шутки о бостонских полицейских. Каждый коп с внушительным животиком и каждая патрульная машина возле дверей закусочных «Данкин донатс» только подкрепляли их. Однако Бернард Кацка не любил пончики. Он взял лишь чашку черного кофе, да и тот пил без особого удовольствия. Эбби он казался человеком, за которым не только не водится грешков, но и который совершенно равнодушен к радостям жизни. Ничего лишнего и бесполезного.
И первый вопрос, заданный им, был строго по существу:
— Почему вы оказались в этом доме?
— Я же вам сказала: поехала навестить Элейн. Мне хотелось поговорить с ней.
— О чем?
— О личных делах.
— У меня сложилось впечатление, что вы были едва знакомы.
— Это она вам так сказала? — спросила Эбби.
— Вы согласны с такой характеристикой ваших отношений? — спросил Кацка, не отвечая на ее вопрос.
Эбби шумно выдохнула:
— Думаю, что да. Мы были знакомы через Аарона. Вот так.
— Тогда почему вы решили ее навестить?
Теперь Эбби медленно втягивала воздух, мысленно оценивая себя со стороны. Она нервничает. Это заметно. А у такого человека, как Кацка, ее нервозность вызывает подозрение.
— В последнее время со мной происходили странные события. О них я и хотела поговорить с Элейн.
— Какие события?
— В минувшую субботу кто-то меня преследовал. За мной ехал бордовый фургон. Я его заметила на мосту Тобин. И потом снова, когда ехала домой.
— Что-нибудь еще?
— А вы считаете, этого мало, чтобы выбить человека из колеи? — спросила Эбби, в упор глядя на детектива. — Мне стало страшно.
Кацка молча разглядывал ее, словно пытался понять, настоящий ли страх написан на ее лице.
— Какое отношение тот фургон имеет к миссис Леви?
— Это ведь вы заставили меня задуматься о смерти Аарона. Вы усомнились, была ли его смерть самоубийством. Потом я узнала о смерти еще двух бейсайдских врачей.
Кацка нахмурился. Вероятно, он слышал об этом впервые.
— Шесть с половиной лет назад погиб некий доктор Лоренс Кунстлер. Он был торакальным хирургом. Спрыгнул с моста Тобин.
Кацка молчал, но Эбби заметила, как он чуть-чуть подался вперед.
— А три года назад погиб анестезиолог Алан Хеннесси. Отравление угарным газом. В газете его смерть назвали несчастным случаем. Дефект отопительной системы.
— К сожалению, такие смерти бывают каждую зиму.
— И вот совсем недавно… Аарон. Трое врачей. Все они работали в команде трансплантологов. Вам не кажется, что это уж слишком странное совпадение?
— К чему вы клоните? Вы считаете, что у команды трансплантологов есть тайный враг или враги? И эти враги периодически убивают врачей?
— Я просто обращаю внимание на странное стечение обстоятельств. Вы — полицейский. У вас принято проверять все версии. Думаю, стоит проверить и эту.
Кацка откинулся на спинку стула:
— Но как вы оказались в этой гуще?
— Друг, с которым я живу, тоже из команды трансплантологов. Марк хоть и не признаётся, но я чувствую его настороженность. Думаю, что вся команда обеспокоена. Каждый задает себе вопрос: кто следующий? Но они никогда не говорят об этом. Пассажиры, ожидающие посадки на самолет, тоже ведь не говорят об авиакатастрофах.
— То есть вы тревожитесь за вашего друга?
— Да, — ответила Эбби.
Это была лишь часть правды. На самом деле Эбби стремилась вернуть Марка. Вернуть прежнего Марка. Она не понимала, что произошло между ними, но чувствовала: их отношения разваливаются. И все началось с того вечера, когда она заговорила о Кунстлере и Хеннесси. Естественно, эти мысли Эбби оставила при себе. В них не было логики. Только чувства. Интуиция. А Кацка предпочитал более осязаемые вещи.
Сейчас он явно ждал от нее еще каких-то слов. Эбби молчала. Тогда он спросил:
— Может, вы хотите еще что-то мне рассказать? Подумайте.
«Он намекает на Мэри Аллен», — пронеслось в мозгу Эбби.
Ее охватил ужас. Глядя на этого человека, она испытывала почти неодолимое желание открыть ему все. Здесь и сейчас. Но ужас прошел. Эбби медленно отвела глаза и ответила вопросом:
— А зачем вы следили за домом Элейн? Вы ведь слежкой занимались?
— Я разговаривал с женщиной из соседнего дома, а когда вышел, увидел вашу машину. Вы как раз отъезжали.
— Вы опрашиваете соседей Элейн?
— Обычная практика.
— Сомневаюсь.
Вопреки своему желанию, Эбби посмотрела на Кацку. Его серые глаза оставались непроницаемыми. Ни подтверждения, ни намека.
— Почему вы до сих пор расследуете самоубийство?
— Вдова самоубийцы спешно собирает вещи и уезжает в неизвестном направлении. Никто из соседей не знает, куда она уехала. Согласитесь, это по крайней мере необычно.
— Вы же не хотите сказать, что Элейн двигало чувство вины или что-то в этом роде?
— Нет. Думаю, она испугалась.
— Чего?
— Может, вы мне подскажете, доктор Ди Маттео?
Эбби хотела снова отвести глаза, но не смогла. Взгляд Кацки не был ни требовательным, ни угрожающим. Детектив смотрел спокойно и внимательно. И уж чего она никак не ожидала, так это вспыхнувшего и тут же погасшего влечения к нему. Эбби не представляла, почему из всех мужчин, окружавших ее, она отреагировала только на этого копа.
— Нет, — сказала она. — Я сама не понимаю, почему Элейн… убежала.
— Тогда, быть может, я с вашей помощью сумею прояснить другой вопрос?
— Какой?
— Как Аарон нажил свое богатство?
— Насколько мне известно, он вовсе не был богат, — покачала головой Эбби. — Кардиолог зарабатывает самое большее тысяч двести в год. Немалая часть его заработков шла на образование сыновей. Они оба учатся в колледже.
— Может, деньги перешли к нему от семьи?
— Вы имеете в виду наследство? — Эбби пожала плечами. — Я слышала, что отец Аарона был мастером по ремонту бытовой техники.
Кацка задумался. Теперь он смотрел не на Эбби, а в свою кофейную чашку. Он умел сосредотачиваться, забывая об окружающем мире. Мог оборвать разговор на полуслове и погрузиться в свои глубины. Эбби испытала еще одно странное чувство. Ей не понравилось, что ее оставили без внимания.
— Скажите, детектив, о какой сумме идет речь?
— О трех миллионах долларов.
Эбби ошеломленно заморгала.
— После исчезновения миссис Леви я счел необходимым более детально познакомиться с финансовым положением этой семьи. Я обратился к их бухгалтеру, и тот мне рассказал интересную вещь. Вскоре после смерти мужа Элейн обнаружила, что у него был счет в банке, зарегистрированном на Каймановых островах. Миссис Леви ничего не знала об этом счете. Она спросила бухгалтера, каким образом получить доступ к счету. И вдруг исчезла из города.
— Я понятия не имею, откуда у Аарона такая громадная сумма, — сказала Эбби.
— Вот и его бухгалтер не знает.
Они замолчали. Эбби потянулась к своей чашке. Кофе остыл. Ей вдруг стало холодно.
— Вы знаете, где сейчас может находиться Элейн? — тихо спросила Эбби.
— Предполагаем.
— А мне можете сказать?
Кацка покачал головой:
— В настоящий момент, доктор Ди Маттео, она вряд ли хочет, чтобы ее нашли.
Три миллиона долларов. Как Аарон Леви мог скопить три миллиона долларов?
Этот вопрос занимал Эбби весь обратный путь. Она не представляла, на чем может заработать такие деньги обычный кардиолог, пусть даже уровня доктора Леви. Ему ведь приходилось оплачивать частные университеты, где учились сыновья. Плюс траты жены, обожавшей дорогие антикварные вещицы. И почему он скрывал свое богатство? Эбби мало что знала о банках Каймановых островов. Слышала лишь, что там хранят деньги те, кто не хочет светиться перед службой внутренних доходов. Но почему о миллионах Аарона жена узнала только после его смерти? Эбби представляла, какой шок испытала Элейн, разбирая бумаги покойного мужа. Три миллиона долларов. Целое состояние. Почему Аарон скрывал эти деньги от семьи?
Три миллиона долларов.
Эбби подъехала к дому. Оглянулась по сторонам, нет ли поблизости бордового фургона. Это действительно вошло у нее в привычку.
Открыв дверь, она на автомате переступила через груду дневной почты. В основном профессиональные журналы. Вполне нормально, когда в доме два врача. Эбби собрала их все и понесла в кухню, где взялась раскладывать на две стопки. Их профессиональные интересы все же различались. Вначале Эбби рассортировала медицинскую рекламу. Затем настал черед собственно журналов. Все как обычно. Раскрывать что-либо и читать ей не хотелось.
Четыре часа. Эбби решила приготовить романтический ужин с вином и свечами. Почему бы нет? Она вела праздный образ жизни. Пока Бейсайд неторопливо решает ее профессиональное будущее, она попытается наладить отношения с Марком. Романтические ужины и женское внимание безотказно действуют на любого мужчину. Возможно, она потеряет работу, зато сохранит его.
«Что с тобой, Ди Маттео? Ты никак потихоньку ставишь крест на своей карьере?»
Подхватив свою стопку рекламных брошюр, Эбби поднесла их к мусорному ведру и нажала педаль. Крышка откинулась. Пока листовки и буклеты летели вниз, она заметила на самом дне бака большой коричневый конверт. Ее внимание привлекло слово «яхты», напечатанное крупными буквами в верхнем левом углу, где обычно стоял обратный адрес. Эбби достала конверт из бака, стряхнув кофейную гущу и яичную скорлупу.
Она прочла адрес целиком:
«Восточный ветер»
Яхты
Продажа и обслуживание
Гавань Марблхед
Письмо было адресовано Марку, но не на их домашний адрес, а на какой-то абонементный ящик.
Эбби еще раз перечитала обратный адрес: «Восточный ветер»… Яхты… Продажа и обслуживание.
Она прошла в гостиную, где стоял письменный стол Марка. Верхний ящик, где хранились его бумаги, был заперт, но Эбби знала, что ключ Марк держит в стаканчике с карандашами. Достав ключ, она отперла ящик.
Там в общей папке-регистраторе лежали различные документы, связанные с домом: договоры страхования, банковские бумаги, бумаги на машину. Эбби нашла ярлычок с надписью «Яхта». Раскрыв его, увидела папку с документацией на «Мое пристанище», модель J-35. Под этой папкой оказалась вторая, совсем новенькая. На ней значилось H-48.
Эбби раскрыла новенькую папку. Внутри лежал договор с фирмой «Восточный ветер», у которой Марк приобретал яхту модели H-48. Яхту знаменитой компании «Хинкли». Цифры означали длину палубы. Сорок восемь футов.
Эбби тяжело опустилась на стул. Ей стало нехорошо.
«Ты скрыл это от меня, — думала она. — Мне ты сказал, что отказываешься от покупки, а сам купил себе новую игрушку. В конце концов, это твои деньги, и покупка новой яхты лишь подтверждает твою позицию».
Ее взгляд скользнул в нижнюю часть листа, где оговаривались условия продажи.
Еще через несколько минут Эбби покинула дом.
— Торговля органами. Такое возможно?
Доктор Иван Тарасов перестал мешать сливки в чашке и поднял глаза на Вивьен.
— У вас есть хоть какие-то доказательства?
— Пока нет. Мы просто спрашиваем у вас, возможно ли такое. Если да, то как осуществляется эта… сделка?
Доктор Тарасов отхлебнул кофе и задумался. Часы показывали без четверти пять. В комнате отдыха хирургов Массачусетской клинической больницы было тихо, если не считать ординаторов, иногда проходящих в соседнюю раздевалку. Сам Тарасов всего двадцать минут назад вышел из операционной. На его пальцах еще оставались следы талька от хирургических перчаток, а на шее болталась маска. Рядом с этим человеком, чем-то напоминавшим деда, Эбби было очень уютно. Добрые синие глаза. Седые волосы. Тихий голос.
«Голос высшей власти принадлежит тому, кому незачем его повышать», — подумала Эбби.
— Естественно, ходят разные слухи, — сказал Тарасов. — Когда какой-нибудь знаменитости делают пересадку органа, сразу начинаются домыслы, не за денежки ли этот орган куплен. Но о доказанных случаях продажи я не слышал. Только подозрения.
— А какие слухи вам известны?
— Якобы кто-то купил более приоритетное место в списке очередников. Я лично с подобными случаями не сталкивался.
— Я сталкивалась, — выпалила Эбби.
— Когда? — удивился Тарасов.
— Две недели назад. Я говорю о Нине Восс, жене Виктора Восса. Она была третьей в списке очередников, но донорское сердце досталось ей. Те двое, что стояли впереди, вскоре умерли.
— ОСПО этого не допустила бы. И БОНА тоже. У них строгие правила.
— БОНА не знал об этом. В их базе данных даже нет сведений о доноре.
— Мне с трудом верится, — покачал головой Тарасов. — Если донорское сердце не прошло через ОСПО или БОНА, откуда оно поступило?
— Мы думаем, Восс заплатил, чтобы данные об этом сердце не заносили в базу данных. Так оно беспрепятственно досталось его жене, — сказала Вивьен.
— Пока нам известно немногое, — подхватила Эбби. — За несколько часов до операции миссис Восс бейсайдскому координатору по трансплантациям позвонили из больницы имени Уилкокса в Берлингтоне и сообщили, что у них есть донор. Сердце изъяли и самолетом доставили в Бостон. К нам в операционную его привезли около часа ночи. Курьером был некий доктор Мейпс. Он же привез документы на донора, но потом они странным образом пропали. С тех пор их никто не видел. Я заглядывала в справочник «Специалисты в области медицины». Там нет хирургов с такой фамилией.
— Тогда кто был… жнецом?
— Мы полагаем, что сердце изымал хирург Тим Николс. Такой человек в справочнике есть. В его послужном списке указано, что он несколько лет стажировался в МКБ. Вы его помните?
— Николс, — повторил Тарасов и покачал головой. — Когда он здесь стажировался?
— Девятнадцать лет назад.
— Надо бы заглянуть в архивы ординатуры.
— Мы считаем, тогда донорское сердце купили, — сказала Вивьен. — Миссис Восс нуждалась в пересадке, у ее мужа были деньги, чтобы купить ей сердце. Каким-то образом об этом стало известно за пределами Бейсайда. Слово за слово и все такое. В тот момент у Тима Николса появился донор, и Николс направил донорское сердце прямиком в Бейсайд, минуя базу данных БОНА. За это заплатили разным людям, включая и кого-то из персонала Бейсайда.
Чувствовалось, Тарасов шокирован услышанным.
— Такое вполне возможно, — сказал он. — Вы правы. Это вполне могло произойти.
Дверь комнаты открылась. Вошли двое ординаторов. Смеясь, они направились к кофейному агрегату. Эти парни долго наливали кофе, еще дольше обсуждали, сколько ложек сахара и сливок должно быть в чашке. Наконец они забрали чашки и ушли.
Тарасов все еще был ошеломлен.
— Я ведь сам направляю пациентов в Бейсайд. Мы сейчас говорим об одном из лучших в стране центров трансплантации. Почему персонал решился идти в обход регистрации донорских органов? Неужели им нужны проблемы с БОНА и ОСПО?
— Ответ очевиден. Кому-то нужны деньги, — отрезала Вивьен.
И снова пришлось сделать паузу. В комнату вошел хирург. Его зеленый костюм пропотел насквозь. Чувствовалось, этот человек очень устал. Он плюхнулся на первый попавшийся стул и закрыл глаза.
— Мы просим вас проверить данные по ординатуре Тима Николса, — сказала Тарасову Эбби. — Пожалуйста, найдите сведения о нем. Мы хотим знать, действительно ли он стажировался здесь. Или его послужной список — чистой воды фальшивка.
— Я ему сам позвоню. Спрошу напрямую.
— Не делайте этого. Мы не знаем, как далеко простирается сеть торговцев органами.
— Доктор Ди Маттео, я не люблю осторожничать. Если у нас под носом действует сеть подпольной торговли донорскими органами, я хочу о ней знать.
— Мы тоже хотим. Но мы должны быть очень осторожны.
Эбби покосилась на задремавшего хирурга и понизила голос до шепота:
— Доктор Тарасов, за последние шесть лет умерло трое врачей Бейсайда. Два самоубийства и один несчастный случай. Все они работали в команде трансплантологов.
По выражению ужаса на лице хирурга Эбби поняла: ее предупреждение произвело желаемое действие.
— Вы никак пытаетесь меня напугать? — спросил Тарасов.
Эбби кивнула:
— Такие вещи одинаково страшны и для вас, и для всех нас.
Эбби и Вивьен стояли под серым бостонским небом, откуда на них лил холодный дождь. Они приехали в МКБ каждая на своей машине. Еще немного, и они разъедутся в разные стороны. Дни стали совсем короткими. Пять часов, а уже темнеет. Дрожа от холода, Эбби плотнее закуталась в плащ. На всякий случай оглядела стоянку. Бордового фургона не было.
— У нас пока мало данных, — сказала Вивьен. — Мы не можем инициировать расследование. Если сделаем это, Виктор Восс легко заметет следы.
— Нина Восс была не первой, кому пересадили купленный орган. Думаю, в Бейсайде это началось не вчера. Аарон умер, оставив на счету три миллиона долларов. Полагаю, эту сумму составили взятки, которые он получал в течение определенного времени.
— А потом ему стало страшно? Или совесть загрызла?
— Я только знаю, что он хотел уйти из Бейсайда. Мечтал убраться из Бостона. Наверное, ему этого не позволили.
— Тогда можно предположить, что смерти Кунстлера и Хеннесси имели ту же подоплеку.
Эбби выдохнула удерживаемый воздух. Снова оглянулась, ища глазами фургон.
— Я почти уверена, что так оно и было.
— Нам нужны новые имена. Данные по другим пересадкам. И побольше информации о донорах.
— Вся информация о донорах хранится в кабинете трансплантационного координатора. Мне бы пришлось туда пробраться и выкрасть бумаги… если они там. Помнишь, как исчезли данные о доноре Нины Восс?
— Хорошо, можно попробовать зайти с другой стороны. Со стороны реципиентов.
— Архив клиники?
Вивьен кивнула:
— Поищем имена тех, кто стоял в очереди на пересадку. Важно, какое место в очереди они занимали на момент операции.
— Нам понадобится помощь БОНА.
— Конечно. Но вначале нужно узнать имена и даты.
— Это я сделаю, — сказала Эбби.
— Я бы тебе помогла, но меня в клинике и на порог не пускают. Я для них самый страшный кошмар.
— Мы обе.
Вивьен улыбнулась, словно этим можно было гордиться. В своем громадном плаще она сейчас казалась совсем маленькой. Почти ребенком. Такая хрупкая союзница. Но стоило увидеть ее глаза, и хрупкость облика отходила на задний план. Взгляд китаянки был решительным и бескомпромиссным. Вивьен за свою жизнь успела много чего повидать.
— Хотела тебя спросить насчет Марка. Я не поняла, почему мы должны держать от него в секрете наши поиски?
Эбби тяжело вздохнула. Один этот вздох уже был достаточно красноречив.
— Я думаю, что он часть этой сети.
Каждое слово давалось ей с болью и мукой.
— Марк? — удивилась Вивьен.
Эбби кивнула. Она смотрела на серое небо, подставив лицо дождю.
— Он хочет уйти из Бейсайда. Говорил о желании уплыть на яхте далеко-далеко. Убежать. Совсем как Аарон перед смертью.
— Думаешь, Марк тоже получал взятки?
— Несколько дней назад он купил парусную лодку. Не просто лодку. Яхту.
— Так он всегда сходил с ума по парусным судам.
— Только эта яхта стоит полмиллиона долларов.
Вивьен молчала.
— И что самое жуткое — он заплатил наличными, — прошептала Эбби.
