Назад: 5

Дальше: 7

6

Пятница, 18 ноября

08:04

На следующее утро Лунд и Странге приехали в управление очень рано. В комнате для совещаний за стеклянной перегородкой уже сидели Брикс, Рут Хедебю и, как всегда озабоченный, Эрик Кёниг.

В телевизионных новостях убийства все еще приписывали террористам. Уже четыре жертвы, а полиция и служба безопасности так и не выяснили, кто стоит за Мусульманской лигой.

Странге выключил телевизор.

— О чем можно так долго болтать? — Он кивнул на трех людей за стеклом, увлеченных разговором. — И почему они нас не зовут?

Перед Лунд на столе лежали последние отчеты, но она только делала вид, что читает их. Она думала о своей жизни в Гедсере, о тех беззаботных днях, похожих один на другой, когда единственной ее заботой было отлавливать несчастных нелегалов. Что-то ей подсказывало, что скоро она снова этим займется.

— Может, соизволите сказать мне хоть слово?

Странге подтянул стул поближе к ней. Несмотря на короткую ночь, он не выглядел уставшим. А может, просто не подавал вида, сохраняя свою обычную энергичность и готовность в любую минуту приняться за новое задание.

— Что вы хотите от меня услышать?

— Да что угодно! Нам сейчас нельзя сдаваться. Мы только-только что-то нащупали. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Мы что-то нащупали.

— Ничего подобного. Мы умеем только находить новые трупы.

Точно так же было и с делом Бирк-Ларсен: то казалось, что убийца уже найден, а потом все запутывалось еще больше. И все оттого, что они постоянно натыкались на стену лжи, об этом кричал ей Майер, уже сидя в инвалидном кресле в госпитале. Им лгали все: политики, школьники, учителя, даже родственники и коллеги-полицейские, заботясь только о своих личных интересах и не думая об убитой девушке. И еще в одном прав Майер: они провалили дело, потому что были разобщены.

Сейчас все обстояло примерно так же, хотя Ульрик Странге ничего этого, разумеется, знать не мог.

— Мы бродим кругами по одной и той же комнате, — прошептала Лунд, — потому что та, которая нам нужна, находится неизвестно где и под замком.

В этот момент дверь распахнулась, в кабинет вошел Кёниг, а за ним — мрачная Хедебю и невозмутимый Брикс. Совещание закончилось.

Шеф службы безопасности направился прямо к ним.

— По поводу того инцидента в Афганистане, — сказал он. — Мы не знаем в точности, что там произошло. Однако некая фундаменталистская группировка считает, что солдаты все-таки были виновны, несмотря на оправдательный приговор военного суда.

Лунд только вздохнула и ничего не сказала.

— Все указывает на это, — продолжал Кёниг. — Взять хотя бы веб-сайты. Налицо прямые угрозы против солдат и системы, которая их оправдала. Это направление и должно стать главным в расследовании. Кто бы его ни вел.

Хедебю слушала, сложив руки на груди и не глядя ни на кого. Лунд прекрасно понимала, к чему все идет.

— Результатов пока не достигнуто, — сказала заместитель комиссара полиции. — Поэтому я прошу Брикса с сегодняшнего дня составить новую следственную команду.

Странге вскочил:

— Что?

— Вы можете отдохнуть несколько дней… — попыталась смягчить удар Хедебю.

Лунд не слушала. Все это она уже проходила. Поэтому стала смотреть на подборку фотографий, вывешенных на стене. Обуглившийся череп Грюнера. Умоляющий взгляд Анны Драгсхольм в объектив видеокамеры. И разрезанный пополам жетон Мюга Поульсена, окрашенный его кровью.

— Мы уже далеко продвинулись. — Странге еще пытался спорить.

— Вы упустили свидетеля! — крикнула Хедебю. — В то время, когда рядом находился убийца!

— Она сбежала! Не могли же мы держать ее в наручниках!

В голосе Хедебю зазвучали визгливые нотки. Она не любила, когда ей перечили.

— Вы знали, что религиозные фанатики взялись истребить весь этот отряд. Вы допустили грубейшую ошибку, и не пытайтесь отрицать это…

Сколько фотографий. Лунд переводила взгляд с одного снимка на другой, не понимая, почему они так мало говорят ей. Раньше, когда она еще работала в полиции, она умела не просто смотреть, но и видеть, и дар воображения помогал ей постепенно выстроить всю картину.

— Это возмутительно, — негодовал Странге, пока заместитель комиссара полиции приводила свои доводы.

— Вы не могли бы помолчать! — прикрикнула на них Лунд. — Я пытаюсь думать.

Стало тихо. Затем Хедебю решила, что с нее хватит:

— Вы оба можете отправляться домой.

— Что, если это кто-то другой? — предположила Лунд, будто не слышала последних ее слов. — Что, если это вовсе не фундаменталисты, которым не понравился отряд Рабена? — Она встала, прошлась перед снимками жертв. — Все это так… симметрично. Так логично. Разве так работают террористы? Составляют списки, разрабатывают план?

— Что вы хотите сказать? — заинтересовался Брикс, хотя Кёниг и Хедебю переглядывались с недовольным видом.

— Представьте, что нас намеренно вводят в заблуждение. — Лунд повернулась к нему, впилась в него глазами. — Представьте, что кто-то создал миф и заставил нас в него поверить. Листовки, Единоверец, Мусульманская лига. Эта марионетка Кодмани.

— Да что она такое несет, Брикс? — раздраженно бросила Хедебю.

Лунд посмотрела на нее:

— Вы можете подумать спокойно хотя бы минуту? Драгсхольм хотела возобновить дело. Она просила Томсен дать повторные показания. — Повернувшись к фотографиям, она углубилась в раздумья. — Кто-то не хочет, чтобы тому делу снова дали ход.

— Кто? — крикнула Хедебю. — Они все мертвы. Остался один Рабен, но вот беда — он был в Херстедвестере, а это надежное алиби.

— Взрывчатку украли со склада в Рювангене, — вставил Странге. — И детонаторы использованы армейские. Разве кучка фанатиков-мусульман способна на такое?

Кёниг молчал, глядя на свои ноги.

— Мы даже не уверены, что в Гильменде что-то произошло, — сказала Хедебю. — Или что Драгсхольм хотела добиться пересмотра дела.

— Это мы как раз знаем, — тихо проговорил Кёниг. — Дело действительно будет пересмотрено, как я вчера узнал от министра. Теперь это политический вопрос, и я прошу всех соблюдать осторожность.

— Это вопрос четырех убийств! — не выдержала Лунд.

— Нет ничего, что связывало бы события в Гильменде с убийствами, — слабо сопротивлялся Кёниг.

Брикс даже удивился:

— Неужели? А по-моему, связь есть, и она многое объясняет.

— Армия своих не убивает! — воскликнул шеф службы безопасности. — Говорю же вам. — Взгляд на Хедебю: — Всем вам говорю. Мы должны заняться Мусульманской лигой, сторонниками Кодмани.

— Всех его сторонников мы уже задержали, — парировала Лунд. — И это никак не помогло Лисбет Томсен.

— Армия не…

— Мы говорим не об армии, а об одном человеке, — не дала она ему договорить. — Возможно, это один солдат, у которого есть мотив. И у него есть имя. Томсен назвала его мне. Перк…

— У меня нет времени на эту чушь. — Кёниг подхватил свой портфель и воззрился на Брикса. — Мы проведем брифинг, когда вы соберете новую следственную группу. Я хочу…

— Следственная группа перед вами, — бесстрастно заговорил Брикс. — Лунд и Странге продолжат работать над делом.

Хедебю и Кёниг так и замерли, не дойдя до двери.

— Объяснитесь, — сказала Хедебю.

— Я начальник отдела убийств. И только я решаю, кому поручить ведение того или иного дела. Два этих сотрудника лучше остальных знакомы с материалами, назначать кого-то другого было бы поспешно и неэффективно. — Он улыбнулся мягко. — Уверен, что вы поймете.

В первую секунду казалось, что Хедебю будет возражать. Однако она, подумав, сказала только:

— Вы, Брикс, несете полную ответственность.

И тогда они ушли.

Лунд тоже взялась за куртку.

— Мы в Рюванген, — сказала она.

— Только не давайте им повода жаловаться, — предупредил ее Брикс.

— Мы должны найти Перка.

Двое оперативников в форме вели кого-то в комнату для допросов. Лунд узнала Луизу Рабен.

— Что здесь делает его жена?

— Вчера она виделась с мужем, — ответил Брикс. — Кто такой Перк?

— Как такое возможно? Разве служба безопасности не ведет за ней наблюдение?

— Не знаю. Она признала, что рассказала ему о том, где может быть Томсен. Этот Перк…

— Перк — это призрак, — вставил Странге. — Его придумал Рабен. — Он задумчиво посмотрел на Лунд. — Он ведь не совсем здоров. Может, Рабен и есть тот Перк. Вы об этом думали?

— Да, думала, — признала она. — Одевайтесь, мы едем.

Три часа понадобилось на то, чтобы пересечь на байдарке в тусклом свете луны узкий пролив между островом Скогё и материком. Еще час ушел на поиски машины Пастыря, спрятанной в лесу недалеко от паромного терминала.

Рассвет застал Рабена на узком длинном пролете Эресуннского моста. Перед глазами, на зеркале, раскачивалось распятие, и от этого монотонного движения его то и дело клонило в сон. К десяти часам он уже вернулся в Вестербро, в пустую церковь Торпе. Священник встретил его в синей рубашке, джинсах и в дурном расположении духа.

— Ты не можешь здесь оставаться. Уже два раза приходили полицейские. И звонила Луиза. Полиция знает, что ты говорил с ней. Ее сейчас допрашивают.

На скамье лежала забытая кем-то утренняя газета. С первой страницы на Рабена смотрела Лисбет Томсен — моложе, красивее, счастливее, чем он помнил. Заголовок гласил: «Четвертый гражданин Дании стал жертвой террористов».

— У меня нет денег. Сможете одолжить мне немного?

— Зачем они тебе?

— Хотя бы пару тысяч.

Торпе кивком указал на дверь.

— Пойди да ограбь еще одну заправку. Ты теперь этим промышляешь?

Священник был крепким и мускулистым, но настоящим солдатом он никогда не был. Рабен только шагнул к нему, а Торпе уже испугался.

— Йенс, это нужно прекратить. Ты остался один. Сдайся полиции. Так ты, по крайней мере, сохранишь свою жизнь.

— Вы думаете?

— Да. Поговори с ними, объясни все…

Он страшно устал и не хотел спорить. Торпе — священник, его долг — помогать.

— Так вы дадите мне денег?

— Сдайся, Рабен.

Он вздохнул, печально посмотрел на Торпе:

— Вы не понимаете. Томсен сказала, что та женщина-адвокат хотела возобновить наше дело.

— Какое дело? О чем ты вообще говоришь? Ты болен, ты не можешь отличить правду от выдумки.

— Я потерял трех бойцов в Гильменде! И не говорите, что мне это приснилось.

Торпе молчал.

— Пастырь, постарайтесь же понять. Она что-то узнала, что-то… не знаю. — Он постучал пальцами по лбу. — Узнала то, что застряло где-то здесь.

— Ты должен сдаться.

— Если я сдамся, то их смерть будет бессмысленной. Да и меня убьют, скорее всего. Как вы не понимаете? — Он схватил газету, показал ее старику. — Адвокат никогда не говорила со мной ни о каких террористах. Только о том, что случилось там.

Торпе отвел взгляд, занервничал.

— Она к вам тоже приходила. Так? — спросил Рабен.

— Я никогда с ней не встречался. Ты спятил. Тебе помощь нужна. Да, слухи до меня доходили. Но никакого офицера там не было. Они все проверили…

— Это легко можно скрыть.

— Йенс, у тебя жена и сын, подумай о них.

— Я только что видел, как Лисбет Томсен разорвало на куски. Не просите меня подставить вторую щеку. Слишком поздно. Мне нужны деньги, черт побери…

Священник направился к двери, но Рабен был быстрее, поймал его за ремень. Торпе вскинул руки, сдаваясь. В заднем кармане его джинсов лежал бумажник. Там едва набиралась тысяча крон.

— Разве у вас нет банковской карты?

Торпе только покачал головой:

— Какая карта, о чем ты говоришь? Я слуга Господа. Живу только на пожертвования.

Рабен огляделся, нашел медный сосуд для сбора денег.

— Тогда я одолжу немного у вашего босса, — сказал он, вытряхивая несколько монет и купюр.

Томас Бук сидел на заднем сиденье министерского автомобиля и слушал Плоуга, который зачитывал куски передовицы одной из утренних газет. Статья была убийственной. На Бука обрушились с жесткой критикой за неадекватное поведение на пресс-конференции.

— Эрлинг Краббе открыто заявляет, что не желает больше иметь с вами дел, — добавил Плоуг. — Кое-кто из правительства согласен с ним.

— А что говорит Грю-Эриксен на публике?

— Что он ждет объяснений.

— Как будто мы не ждем, — пробурчал себе под нос Бук, глядя на пробегающие за окном пригороды.

Он попросил Карину о встрече у нее в доме. Плоугу идея не понравилась. Теперь Карина Йоргенсен превратилась лишь в папку для отдела кадров и больше не являлась личным секретарем министра.

— Я поговорил кое с кем в Министерстве обороны, — сообщил Плоуг. — Им ничего не известно о связи Монберга с тем афганским делом.

В голосе его первого заместителя звучали нотки, которые Бук уже научился узнавать. Плоуг явно что-то недоговаривал.

— Ну?

— Я ошибался насчет Монберга. Оказалось, он не всегда был честен со мной. Эта интрижка с Кариной…

— Мне нужно с ней повидаться, не начинайте снова.

— Прошу вас, не говорите ничего, что усложнило бы процедуру увольнения. — Они затормозили перед современным многоквартирным домом на тихой улице. — И наверное, лучше, если вы пойдете один. Будет неприлично, если я окажусь…

— Замешан? — подсказал Бук.

— Нам не следует обсуждать дисциплинарный вопрос в личном порядке.

— Ради бога, Плоуг. Девушка всего лишь переспала со своим боссом.

— С министром королевы!

— С министром королевы, — повторил Бук с иронией в голосе. — И какая разница?

— Мы не знаем, что между ними было…

— По-моему, вы просто не хотите слышать о сексуальной жизни Монберга.

Плоуг энергично закивал:

— Если быть предельно честным, не хотел бы.

Казалось, дом тянется бесконечно. Он искал нужный номер.

Наконец нашел. Квартира была на первом этаже. Дверь открыла Карина, улыбнулась, провела Бука в яркую, залитую солнцем комнату. У стены стоял контрабас, на столе — открытый ноутбук. Повсюду валялись газеты вперемешку с игрушками, папки с бумагами и недоеденное яблоко на полу.

Симпатичная квартира, подумал Бук. В ней чувствовалось тепло семейной жизни, а он так по ней соскучился.

Карина попросила его подождать минутку, а сама ушла в другую комнату. Он тронул струну на контрабасе, прислушался к звучной ноте. Затем обратил взгляд на газеты. Разворот одной из них почти полностью занимало его собственное несчастное лицо под заголовком: «Паралич в фолькетинге».

Карина вернулась с ребенком на руках — очаровательной девочкой лет трех. Она посадила дочку на диван и попросила почитать книжку.

— Я только помогу няне перенести кое-какие вещи, — сказала Карина. — Лотта, я сейчас… — окликнула она молодую темноволосую девушку с книгами в руках, мелькнувшую за открытой дверью.

Затем они обе исчезли. Бук встал перед маленькой девочкой, поклонился и произнес очень серьезно:

— Меня зовут Томас Бук. Доброе утро, мадам.

Она хихикнула и тоже поклонилась:

— Меня зовут Мерле Йоргенсен.

— Мерле? Это мое любимое имя.

— Мама сказала, что ты смешной.

— Мерле! — воскликнула Карина, входя в комнату.

— Не переживайте, — успокоил ее Бук. — Я смешной. И мне нравится все смешное. Без этого жизнь была бы трудной.

Пришла няня Лотта и взяла малышку за руку. Пора было отправляться в детский сад. Карина проводила их до двери и вернулась в комнату.

— Если вы пришли по поводу моего увольнения… — сказала она. — Я сделаю все, как велит министерство. Никаких проблем со мной не будет. Мне придется объясняться с полицией?

— Я не знал, что у вас есть дочь.

Она увидела газеты на столе и сложила их стопкой, спрятав неприятный Буку снимок.

— Я не сказала об этом, когда устраивалась на работу. Извините, мне придется скоро бежать на почту.

Она ходила по комнате, собирая счета и письма. Бук подошел к контрабасу и снова зацепил пальцем струну.

— Значит, ее отец музыкант?

— Нет. Это мой инструмент. Пожалуйста, не надо его… Хотите кофе?

— Вы больше не должны делать мне кофе.

— Да мне и не приходилось. Отец Мерле юрист. Только нам он предпочел большие деньги — уехал в Дубай.

— Карина, я не хочу, чтобы вы увольнялись, — без обиняков заявил Бук. — Для этого нет никаких причин. Я бы очень хотел снова видеть вас в министерстве, пожалуйста.

Она казалась удивленной.

— Я говорю это исключительно из корыстных соображений, — добавил он. — Вы хорошо выполняете свою работу, в отличие от меня.

— А с Плоугом вы посоветовались? Я же обманула его. И вас.

— Плоуг не считает, что вы совершили что-то предосудительное.

Она посмотрела на него красноречиво: «Ну конечно…»

— Карстен и сам был бы не прочь, — добавил Бук.

Она не улыбнулась.

— Умоляю, Карина. Мне нужна ваша помощь.

— Нет.

— Я должен выяснить, каким образом Монберг оказался вовлеченным в это дело. Вы не догадываетесь, почему он скрывал свои встречи с Анной Драгсхольм?

— Я бы вам давно рассказала!

— Тогда к чему вся эта секретность?

Она покачала головой и подняла руку, в которой была зажата пачка бумаг. Пора закругляться.

— Почему он пытался покончить с собой?

Вот тогда Карина забыла обо всем.

— Что?

— Я узнал об этом вчера вечером. Вот и еще один секрет, который он хотел сохранить. Никакого сердечного приступа у него не было, он принял большую дозу снотворного. Может, его мучила совесть?

Она медленно опустилась на диван, все еще потрясенная.

— Не знаю, что и сказать. Монберг пытался покончить с собой? Но почему?

Карина была так расстроена, что Бук пожалел о своих словах.

— Не представляю, — сказал он. — Пожалуйста, не уходите…

— У меня остались кое-какие вещи в офисе, мне надо будет зайти за ними.

— Обязательно загляните ко мне.

Зазвонил мобильник Бука. На этот раз тревога в голосе Плоуга чувствовалась даже больше, чем обычно.

— Министр обороны созывает совещание.

— Какая повестка?

— Не говорят. Сегодня после обеда.

— Передайте Россингу, что у меня нет времени на загадки, — сказал Бук и нажал кнопку отбоя.

— Это правда, что в живых остался всего один боец из того отряда? — спросила Карина, провожая его к двери.

— Да. Только мы не знаем, где он. И… — Второй вопрос казался еще более сложным. — И почему он в бегах.

— Вы узнаете это, Томас. Что бы ни говорили другие. У вас все получится.

— Так мы договорились? Вы зайдете ко мне, когда будете в офисе? — еще раз повторил свою просьбу Бук и вышел на улицу ждать машину.

Она была припаркована в другом конце улицы. Как догадался Бук, Карстен Плоуг не испытывал желания встречаться с бывшей коллегой даже на секунду.

Склад боеприпасов в Рювангене: деревянные ящики с армейскими штампами на боках, пластмассовые контейнеры на полках от пола до потолка, все подписано и пронумеровано. У входа их встретили полковник Ярнвиг и Саид Биляль, оба в форме защитного цвета.

Биляль держал в руках свой паспорт и справку о прививках.

— Наверное, вам уже не терпится отправиться в путь?

Лунд предприняла отчаянную попытку завести светский разговор, когда возникла заминка с оформлением пропусков. Однако неулыбчивый молодой офицер, которому не было еще и тридцати, казалось, нес службу даже во сне.

— Я солдат. Делаю, что приказано. И я поеду не раньше чем через месяц, у меня здесь еще административная работа.

Лунд подумала о своем сыне. Марк тоже объявил ей, что пойдет в армию, когда придет время. Так он собирался заработать на обучение в университете. О своем решении он говорил так, словно солдат — это всего лишь профессия, такая же как бухгалтер, юрист или врач…

Торстен Ярнвиг был военным до мозга костей. Она не могла представить его никем другим. Но Биляль так молод, он еще не сформировался, не сложился как личность, он мог бы быть кем угодно.

Мир изменился. В ее детстве война казалась или чем-то экстраординарным, или очень далеким отголоском прошлого, которое никогда не вернется и осталось лишь в памяти у родителей, у бабушек и дедушек как воспоминание о нацистах в тяжелых сапогах, марширующих по улицам Копенгагена перед толпами мятежных датчан.

Теперь война стала вездесущей и нескончаемой. Потоком кровавых кадров она льется с телевизионных экранов двадцать четыре часа в сутки. Ребенок, придя из школы, спокойно листает какую-нибудь брошюру по профориентации, напичканную оружием, самолетами и боевыми кораблями, и никого это не смущает. Военные конфликты вросли в ткань повседневной жизни, что было просто немыслимо еще два десятилетия назад. То есть поведение Биляля вполне закономерно, это ее дискомфорт не вписывается в современность.

— Мюг Поульсен работал здесь, — говорил Ярнвиг, пока они шли по длинному коридору к просторному помещению в глубине здания. — У него был ключ. Вероятно, у него был доступ и к какому-нибудь мастер-коду. Чтобы попасть внутрь, нужно и то и другое.

— Вероятно? — переспросила Лунд.

— Код не был присвоен кому-то лично, — сухо сказал полковник. — Большего я вам сказать не могу.

Лунд наморщила лоб:

— Вы не аннулируете коды, когда кто-то умирает? Разве это не самая первая мера…

Ярнвигу не нравились эти вопросы.

— Я же вам сказал. Коды генерирует система, никто не мог представить, что случится такое.

— Системы безопасности создаются как раз для таких ситуаций, которые никто не может представить. — Странге пристально смотрел на полковника. — В этом вопросе вы крайне небрежны. Когда я заезжал за копией отчета военного прокурора, я не заметил в этой зоне ни одного охранника.

— Не знал, что вы эксперт в военной безопасности.

Странге не сдавал позиции:

— Я служил в армии. И я знаю, что такое небрежность.

Биляль стоял чуть позади и с интересом наблюдал за своим командиром.

— Мы готовимся к трудной миссии за рубежом, — процедил Ярнвиг, чудом умудряясь сохранять хладнокровие. — Склад охраняется электронной системой. Только семь человек знают коды доступа.

— Один из них мертв, а другой убийца, — вставила Лунд. — Хотя существует вероятность, что он проник сюда без кода. В котором часу произошла кража?

Биляль сверился с текстом документа, который был у него в руках:

— Система зафиксировала, что внешний замок был отключен в ноль часов тридцать девять минут, то есть сразу после полуночи. Затем, для выхода, еще раз в один час четыре минуты.

Ярнвиг привел их в основное хранилище. В огромном, похожем на ангар помещении было полно оперативников в форме, они молча разбирали ящики, коробки и стеллажи. Вдоль одной стены были сложены стволы орудий, ожидая установки на место; в углу стоял приподнятый на домкратах армейский внедорожник.

Часть хранилища была отгорожена решетками. Сейчас она была открыта, внутри работали полицейские. Полковник направился прямо туда. На бетонном полу, обведенный черным маркером, лежал сорванный навесной замок.

— Боеприпасы и взрывчатка были в ведении Поульсена, — сказал он, когда они вошли в отгороженную часть. Последним шел Биляль. — Ключ нужен был именно для этого замка.

— Найти это место невозможно, имея только ключ и код, — заметила Лунд. — Этот человек должен был отлично…

— Мы составили список гражданских лиц, которые хорошо знают территорию части, — прервал ее Ярнвиг. — Он приближается к нескольким сотням. Подрядчики, родственники…

Лунд прошлась перед полками, разглядывая зеленые металлические ящики с загадочными штампами. Ее по-прежнему волновал код.

— Если это сгенерированный код, — рассуждала она, — то его мог знать любой гражданский техник. Это так? Или кто-то из другой воинской части? А может, из штаба армии?

— Нам неизвестно, где генерируется код, — хмуро сказал Ярнвиг. — Я уже устал это повторять. Лисбет Томсен была хорошим бойцом. Как она погибла?

— Кто-то расставил мины-ловушки в ее доме. Одна из них сработала. — Лунд внимательно следила за его лицом. — Мы получили химический анализ взрывчатки, которая ее убила. Она с вашего склада.

Полковник еще больше насупился.

— Мы оказываем все возможное содействие…

— А вдруг вы ничего не замечали, потому что он один из вас? — высказал предположение Странге.

— В ограждении нашли пролом! Если бы кражу совершил кто-то из своих, зачем ему делать это?

Странге оглядывал хранилище.

— Отвлекающий маневр? — предположил он. — Тот, кто вынес взрывчатку, хорошо здесь ориентировался, знал, что и где искать.

Ярнвиг не нашелся что ответить.

— Мне нужны фамилии всех офицеров и солдат, которые имели право доступа в основные помещения склада, — сказала Лунд.

— Три капрала, два офицера, Поульсен…

— Поульсен убит! А вы?

— Конечно, у меня тоже есть доступ. Я командир части. Сколько еще вы будете тратить наше время…

— Тратить ваше время?

Брикс просил не делать ошибок. Но Брикса здесь не было, а если бы и был, то поведение этого надменного человека возмутило бы его точно так же, как ее.

— Думаю, нам придется продолжить разговор в управлении, полковник, — сказала она.

— Почему?

— Потому что допросы мы проводим там.

Ярнвиг обернулся на своих людей, на свои боеприпасы. Это его крепость, подумала Лунд. Его маленькое государство. Вот почему она хотела увидеть его там, где он не чувствовал бы себя таким уверенным и защищенным.

— У меня нет времени.

Странге подошел и встал рядом с ним.

— Вы можете поехать с нами добровольно. Или мы арестуем вас.

— Это воинская часть…

— Это Дания, — перебила его Лунд. — Будьте так любезны, пройдите к машине.

Бойцы части вытягивались по стойке смирно, когда мимо них в бессильной ярости шагал Ярнвиг со склада мимо казарм к черному полицейскому «форду».

Когда Бук и Плоуг прибыли в Министерство юстиции, на входе их уже ждал отчет службы безопасности.

— Кёниг пишет, что изучение исламистских групп еще не завершено, — сказал Плоуг, проглядывая отчет на пути в кабинет Бука. — Он считает, что убийства совершены в отместку за некое военное преступление, которое, по мнению фундаменталистов, имело место в Гильменде два года назад.

— Да-да, это все мне известно, — нетерпеливо кивал Бук. — Но есть ли хоть один факт в доказательство этой теории?

Плоуг передал ему тонюсенький отчет.

— Тут ничего нет. Придется вам спросить об этом Кёнига лично. И также тут нет ничего, что связывало бы Монберга с Анной Драгсхольм.

Чиновник кашлянул в кулак — верный признак того, что он готовился сказать что-то неприятное.

— Кёниг жалуется на недостаток содействия со стороны полиции, — произнес он.

Они уже поднялись по ступеням и были в двух дверях от кабинета министра.

— По-моему, это уже чересчур! Служба безопасности сама две недели скрывала от полиции важную информацию.

— Если не возражаете, я займусь этим. И еще: я объявил о вакансии на место вашего личного секретаря. У меня есть на примете две подходящие кандидатуры…

— Я не хочу нового секретаря, — сказал Бук, надеясь, что это не прозвучало капризно. — Я хочу, чтобы Карина…

Он замолчал. Перед его дверью стоял Флемминг Россинг в длинном плаще; министр обороны заметно нервничал.

— У вас найдется минутка? — спросил Россинг. — Я специально пришел сюда.

— Сейчас не лучшее время для разговоров, Россинг. Давайте поговорим позже. Я попрошу секретаря…

Россинг улыбнулся. Чуть загнутый, похожий на клюв нос, алчный взгляд — Буку он всегда напоминал хищную птицу, высматривающую добычу.

— У вас нет секретаря. Слухами земля полнится.

— Две минуты, не больше.

Но Флемминг Россинг уже не слушал его, он прошел в кабинет и встал у окна, из которого виднелись сплетенные драконы.

— Премьер-министр вкратце ввел меня в курс дела, — произнес Россинг. — Нам надо поговорить.

Бук сел на диван, а Россинг стал прохаживаться вдоль окна. Карстен Плоуг, по своему обыкновению, беззвучно исчез.

— Мне известно, что Монберг — ваш друг, — начал Бук. — И вам может быть неприятно то, что вылезает наружу в ходе расследования. Сожалею, но мы должны докопаться до правды.

— Я помню то время, когда меня впервые назначили министром, — произнес Россинг, поглядывая с улыбкой на портреты над столом. — Вы нервничаете. Хотите всем понравиться. Особенно премьер-министру. Это все равно что вернуться в школу и снова пробиваться в отличники.

— Я никогда не был отличником. Нельзя ли ближе к делу, я действительно очень занят.

Россинг подвинул к себе стул.

— Между Монбергом и тем старым военным делом нет никакой таинственной связи. Я знаю это.

— Что ж, раз так…

— Постарайтесь понять одну вещь. Фроде испытывал огромный стресс уже давно. Затяжные переговоры по антитеррористическому законопроекту, неурядицы дома. Вы позволите?

Не дожидаясь ответа, Россинг налил себе стакан воды.

— К женщинам его всегда влекло. — Россинг кивнул в сторону комнаты напротив. — Пустой стол за вашей дверью — тому доказательство. И вот в таких обстоятельствах к нему обратилась Анна Драгсхольм. Знакомы они были уже много лет.

Бук с сомнением взглянул на тонкую папку, полученную от службы безопасности, и положил ее на стол.

— В отчете Кёнига об этом ни слова.

— Фроде читал лекции в университете, где училась Драгсхольм. У них завязался роман. Он был уже женат, росли дети, поэтому он вскоре порвал с ней.

Министр обороны глотнул воды и задумчиво подвигал бровями, прикидывая, как далеко он может зайти в своих откровениях.

— Не думаю, что после того Фроде общался с ней. Он иногда рассказывал мне о своих… увлечениях. — Орлиное лицо Россинга стало жестче, чем обычно. — Я терпеть не мог этих рассказов. Он делал вид, будто это признания, но на самом деле ему просто хотелось похвастаться. А потом объявилась Драгсхольм с просьбой о помощи. Он встретился с ней… — Россинг горько усмехнулся. — По старой памяти.

— Ну и что вы этим хотите сказать? — спросил Бук.

Голубые глаза Россинга вспыхнули сердито.

— Монбергу плевать было на то судебное разбирательство. Он просто хотел снова затащить ее в постель. Вот и все. Когда ее убили, он впал в отчаяние. Никогда раньше не видел его в таком состоянии. Через несколько дней он не выдержал и…

Бук ждал, сложив руки на объемном животе.

— За пару дней до этого мы обедали с ним вместе. Он мог говорить только об одном: о том, что вся его жизнь была чередой ошибок. Что все, достигнутое здесь… — Он обвел рукой кабинет. — Все это бессмысленно. Я торопился, не хотел выслушивать подробности еще одной любовной связи, и потом…

— То есть вы хотите сказать, что это просто мелкий скандал на сексуальной почве? И что лучше поскорее обо всем забыть?

Он впился глазами в Бука:

— Этого я не говорил. Я знаю, что рано или поздно все станет известно, но считаю, что сейчас нам это нужно меньше всего. Пострадает он, пострадает правительство, а эта ведьма Биргитта Аггер получит очень хорошие козыри.

— Четыре человека убиты, а вы просите…

— Я ничего не прошу. Вы министр юстиции, решение принимать вам. Но Монберг не имеет к этому делу никакого отношения. Втяните его сюда — и мы искупаемся в грязи с головы до ног, а результата не получим. Подумайте, прежде чем действовать, Томас. Пожалуйста.

Он допил воду, поставил стакан на стол. Заметив отчет службы безопасности, перелистал его, положил обратно.

— Жаль, что вы не рассказали мне всего раньше, — сказал Бук.

— И как бы это вам помогло?

— Я был бы лучше подготовлен.

— Сомневаюсь. Не забывайте, что мы министры. Мы не должны знать всё, это и невозможно, наша задача — принимать решения. Правильные, если получится, хотя мало кто потом помнит их. — Он пошел к двери, по дороге похлопав Бука по плечу. — Долго помнят только неудачи.

В комнате для допросов Ярнвиг как-то сразу потерял весь свой внушительный вид. Лунд стояла у окна, наблюдая за полковником, который сидел за столом, и чувствовала произошедшую в нем перемену. В Ярнвиге появилась тревога, которую она никогда не замечала в этом уверенном человеке за стенами воинской части.

— Вчера вы утверждали, что в той деревне не пострадал ни один мирный житель.

— Это правда, — согласился он.

— Я говорила с Томсен перед тем, как она сбежала вместе с Рабеном. Она рассказала мне другую историю.

— Нет, эту сказку мы слышали. Военный прокурор лично все проверял. Совершенно точно доказано, что эти слухи вымышлены.

Странге в расслабленной позе устроился на небольшом черном диванчике и оттуда смотрел на Ярнвига; тот, как обычно, держал спину прямо, был собран и подтянут.

— Вы потеряли трех человек из того отряда, — сказал Странге. — Может, вам просто было не до выяснения истины?

— Обвинения с них снял прокурор, а не я.

— Опишите нам, как все происходило. — Лунд села напротив полковника, положила ладони на стол, устремив взгляд больших внимательных глаз на Ярнвига. — Мне интересно. Я ведь лицо гражданское, к тому же женщина. Мне многое непонятно в вашем мире.

— Задайте вопрос, я отвечу, — сказал он с неприязнью в голосе. — Если смогу.

— Когда отряд Рабена привезли обратно на базу, что они вам сказали?

— Вы знаете сами! Они утверждали, будто получили сигнал от другого патруля, попавшего в засаду за пределами нашей зоны, там, где, возможно, территорию контролировали талибы.

— Возможно?

— Возможно, — повторил он. — Это Афганистан. Там нет границ, нет линий фронта. Они сказали, что сигнал поступил из какой-то деревни. Когда они пришли туда, там оказался один офицер, Перк. Его обстреливали, и ему нужна была помощь.

— Что еще?

— Еще они говорили, что Перк укрылся в одном из домов. Вместе с ним они просидели в окружении сорок часов, связь с ними была прервана, они понятия не имели, где находятся. Вертолет, посланный за Томсен, искал их, но безрезультатно.

Ярнвиг отпил кофе из кружки, которую подала ему Лунд.

— Несколько местных потом заявили, будто что-то случилось с семьей, жившей в том доме. Но они просто хотели денег.

— Расскажите поточнее, что они говорили? — спросила Лунд.

— Они сказали, что семью убил датский офицер. Отца, мать и двоих или троих детей, не помню. Никто ни в чем не был уверен. Такие обвинения просто нелепы.

— Вы приезжали в деревню, задавали вопросы?

— Говорю же вам, это Афганистан! Мы сделали все, что смогли. Даже добрались до того дома. Там действительно был взрыв, мы это видели. Но никто не слышал ни о каком сигнале от попавшего в засаду патруля. — Его глаза потемнели. — За исключением Рабена… В районе не было никаких других отрядов. Вообще никаких войсковых подразделений…

— Томсен слышала о ком-то с фамилией Перк, — напомнила Лунд.

Ярнвиг подался вперед и ударил кулаком по столу.

— Нет офицера с такой фамилией! Неужели вы думаете, я его не искал? Рабен — мой зять. Мне он никогда не нравился, но ради дочери я хотел правосудия.

Странге покачал головой:

— Но зачем Рабену лгать? А остальным? Все они рассказали вам одно и то же.

— Та авантюра стоила трех жизней. Рабен всегда был упрям, с трудом подчинялся приказам. Может, он хотел стать героем. А может, пытался переложить вину на другого.

— А как же семья? — спросила Лунд. — В том доме действительно кто-то жил? Вы их нашли? Что они рассказали?

— Нет. Как нам сообщили, они убежали.

— Все?

— Все.

Лунд перелистала блокнот.

— Вы командовали тем контингентом. Проверку проводили вы лично?

— Нет, — ответил Ярнвиг таким тоном, будто это было бы ниже его достоинства. — Меня тогда не было в лагере. Но когда я вернулся, меня детально проинформировали. Было очевидно…

— Стоп! — скомандовал Странге. — Вас в лагере не было?

— Именно это я и сказал. Я был на совещании Совета безопасности в Кабуле. Мой заместитель держал меня в курсе.

— Имя? — тут же спросила Лунд.

— Капитан Согард. Теперь он, разумеется, майор. Я вернулся через два дня после того, как Рабена и его людей привезли из деревни. Согард предоставил мне полный отчет, и я…

— Спасибо, на сегодня мы закончили, — остановила она полковника.

— Что?

— Это все. — Лунд кивком указала на дверь. — Вы можете идти.

Выходя из комнаты, Ярнвиг столкнулся на пороге с Бриксом. Лунд наблюдала за тем, как они расходились в дверях — молча, только обменявшись взглядами.

— Чует мое сердце, Ярнвиг теперь поднимет шум, — заметил Странге. — А ведь нам велели не дразнить гусей.

Когда она смотрела в окно вслед выходящему из здания полковнику, она вдруг поймала себя на той же мысли, что пришла к ней накануне. Люди в военной форме не всегда были редкостью в Управлении полиции. Во времена немецкой оккупации тут обосновались нацисты и управляли штатом датских полицейских, оставшихся на посту. Некоторые датчане переметнулись на другую сторону, допрашивали партизан. Лунд доводилось слышать легенды о привидениях в подвале, в котором немцы и их пособники из местных когда-то избивали и пытали подозреваемых, а затем отправляли их в Минделунден умирать привязанными к столбам на бывшем стрельбище.

Кое-кто из тех «оборотней» тоже нашел свою смерть, их казнили партизанские отряды — прямо на пороге собственных домов, на автобусных остановках по пути на работу…

Война не всегда была чужеземной экзотикой. Для кого-то война — привычная, повседневная вещь, часть жизни вроде плохой погоды или болезни. Лунд просто повезло, что до сих пор ей не приходилось сталкиваться с этим мрачным явлением, схоронившимся в тени.

— Где Согард? — спросила она.

— Я оставил ему уже четыре сообщения. Он так и не перезвонил.

— Вот как? — заинтересовалась Лунд.

Как только Россинг ушел, Бук дал Карстену Плоугу задание проверить прошлое Монберга, а сам надел теплое зимнее пальто и покинул Слотсхольмен ради горячей сосиски в кафе на площади. Стоило пересечь мост, и он оказался среди нормальной городской жизни. Здесь люди занимались своими делами, не подозревая о лихорадочной деятельности в серых зданиях на другом берегу канала. На протяжении долгих веков Данией правили с этого маленького острова, с тех самых пор, как воин-архиепископ Абсалон возвел на нем свой замок. В свободное время, в бытность свою депутатом парламента, Бук посетил руины замка, сохранившиеся под дворцом Кристиансборг. Уже почти целое тысячелетие Слотсхольмен был магнитом для власти, а за властью, не сомневался Бук, всегда следуют слухи, скандалы и интриги.

Когда он вернулся, ничего нового его не ждало.

— По-моему, он рассказал правду, — сказал Плоуг. — Монберг действительно преподавал в университете, когда там училась Драгсхольм. У них мог быть роман. После университета она какое-то время работала за рубежом, а потом получила место в армии.

— Так мы точно знаем, что у них был роман?

Чиновник пожал плечами:

— Спальни мы не прослушиваем, насколько мне известно. А если и прослушиваем, то не спальни министров. Надеюсь, вы не были резки с Флеммингом Россингом, он не из тех, кому можно перечить.

В кабинет зашла Карина с дочкой на руках. По случаю холодной погоды девочка была в белом шерстяном пальто и очаровательной шапочке. Бук поклонился и произнес торжественно:

— Мерле Йоргенсен, добро пожаловать. Томас Бук и его драконы приветствуют вас.

Она хихикнула и спросила:

— Какие драконы?

Бук показал ей башню старой биржи за окном.

— Они ненастоящие, — объявила девочка звонким голосом, готовая отстаивать свою правоту.

— А кто знает, что настоящее, а что нет? — спросил Бук.

— Взрослые знают…

— Ну, если только взрослые… Ты меня извини, нужно позвонить. — Он взглянул на Карину. — Мы сможем поговорить до вашего ухода?

Потом набрал номер Россинга.

— Если вы снова собираетесь спорить… — сухо заговорил министр обороны, когда Бук до него дозвонился.

— Нет-нет, никаких споров. Я обдумал ваши слова. Вы правы: я еще не вполне освоился на новом посту. Простите мою узколобость.

Россинг промолчал.

— Теперь я понимаю, — продолжал Бук, — что надо смотреть на ситуацию в целом. Я буду рекомендовать премьер-министру не будить спящих собак. Расследование убийств пойдет своим ходом, но вовлекать туда Монберга нет никакой нужды.

— Рад, что мы наконец нашли общий язык. Вы хороший человек и будете прекрасным министром. Право же, нам стоит почаще общаться.

Из своей комнаты выглянул Плоуг и замахал Буку рукой.

— Что скажете об ужине? — продолжал Россинг. — Я знаю отличный французский ресторан. Может, сегодня же вечером и посидим?

— Спасибо, но сегодня я не смогу, — солгал Бук.

— Только не говорите, что у вас на ужин эти ужасные хотдоги!

— Как-нибудь в другой раз. Обещаю.

Плоуг продолжал отчаянно жестикулировать, поэтому Бук распрощался с Россингом и вернулся в кабинет. Карина сидела в кресле, ее дочка возле окна улыбалась драконам и что-то шептала.

— Монберг связан с тем афганским делом, Томас, — сказала Карина с виноватым видом. — Драгсхольм обратилась к нему с жалобой на процедурные ошибки военной прокуратуры.

Плоуг слушал, стоя у двери. Карина достала из сумки какие-то документы.

— Расследование проигнорировало показания, данные бойцами. Монберг знал, что это дело…

— Карина, — вмешался Плоуг, — все это мы знаем. Если вы пришли в надежде вернуть место…

— Давайте хотя бы дослушаем ее, — остановил его Бук.

— Сначала я ничего не могла найти, — сказала она, указывая на документы. — А потом вошла в систему и сверила фамилии бойцов отряда с файлами архива.

— У вас больше нет доступа к компьютерам министерства! — возмутился Плоуг.

Бук взглядом заставил его замолчать.

— Расследование проводило Министерство обороны, — продолжила она. — Но Монберг присутствовал на одной встрече, которая касалась… — Она нашла нужное место на листе. — Касалась Йенса Петера Рабена. В то время он уже сидел в Херстедвестере.

— Это тот солдат, который бежал? — удивленно спросил Плоуг.

— Да, тот самый, — подтвердила Карина. — Протокола встречи не сохранилось. Если бы не одна строчка в ежедневнике Монберга, я бы даже не знала, что речь шла о Рабене.

— Карина, — начал Бук, — все это очень интересно…

— Встречу инициировал министр обороны. Я помню его звонок. Он был очень настойчив. — Она нахмурилась, припоминая. — А вот Монберг совсем не испытывал желания там присутствовать.

Бук задумчиво тер подбородок.

— Россинг заверял меня, что между Анной и Монбергом не было ничего, кроме старой интрижки. Чуть ли не клялся в этом.

— Значит, он лгал.

Плоуг неодобрительно поджал губы.

— Он лгал! — повторила она с нажимом. — А как еще можно объяснить его поведение?

Двое мужчин молча посмотрели на нее.

— Как еще?

— Вы только что сказали Россингу, что больше не будете заниматься этим вопросом, — напомнил Плоуг министру. — Будет неприлично, если вы не сдержите слова.

— Неприлично? — взревел Томас Бук. — Да я просто тянул время, остолоп вы эдакий!

Тихий чиновник сжался от его крика. Дочка Карины больше не улыбалась драконам, а испуганно смотрела на взрослых.

— Извините, — произнес Бук тише. — Извините, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло.

После допроса Луизу Рабен отвезли домой на полицейской машине. Это не было любезностью, вместе с ней приехали двое оперативников, чтобы провести обыск ее комнат в доме Ярнвига. Полицейские заглядывали куда хотели и брали что хотели. Она сидела за кухонным столом. Наконец они добрались и до кухни. Один стал проверять ящики шкафов, второй занимался ее сумочкой и записной книжкой. Добродушный лысый крепыш лет сорока, он был дотошен и никуда не торопился.

— Это ваша записная книжка? — спросил он, доставая ее из сумки.

— Да. Там нет ничего интересного.

Тем не менее он уложил ее в свою коробку.

В кухню вошел Йонас и встал у стола с насупленными бровями.

Луиза Рабен заставила себя улыбнуться. Таков материнский долг: будь веселой и бодрой. Всегда.

— Привет, солнышко!

Она провела рукой по его темным волосам. Он не улыбался.

— Ты хорошо провел день?

Высокий коп с записной книжкой подмигнул мальчику. Йонас посмотрел на него, затем перевел хмурый взгляд на его коллегу.

— Дяди помогают мамочке прибраться, — сказала Луиза. — Они уже почти закончили, сейчас пойдут домой.

— Распишитесь вот здесь, — сказал коп и протянул ей заполненную форму.

Пока она пыталась пробежать глазами документ, мужчина нагнулся и протянул руку к рюкзачку, висящему на спине Йонаса.

— Отличный рюкзак, — сказал он. — Это тебе папа подарил?

— Нет! — резко произнесла Луиза, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься.

Второй полицейский забрал со стола ее компьютер и стал засовывать его в прозрачный пакет.

— Почему они забирают наш компьютер? — заныл Йонас. — Я не хочу, чтобы они забирали компьютер.

— Все хорошо, милый. — Она притянула его к себе. — Они просто возьмут его ненадолго. А мы скоро купим тебе игровую приставку, хорошо?

Вскоре они и вправду ушли. Она приготовила сыну поесть. Он почти не разговаривал, как ни пыталась она его растормошить. Луиза всегда думала, что семьи распадаются под аккомпанемент криков, ссор и взаимных обвинений. Но нет. Это происходит вот так, в молчании и непролитых слезах.

Йонас поковырял вилкой в тарелке и через несколько минут встал из-за стола, ушел в комнату, включил там телевизор.

Из-под вытяжки послышалась телефонная трель. Луиза выглянула в коридор, проверяя, что рядом никого нет. Ее мобильный забрала полиция. Подозревая, что так и случится, она заранее переставила сим-карту в другой аппарат и спрятала его за вытяжкой. Всего они не получат.

— Алло. Это Луиза.

— Это я, — услышала она голос отца. — Зайди ко мне прямо сейчас.

В кабинете Ярнвига сидел священник Гуннар Торпе, он был очень бледен. Луиза видела этого человека всего несколько раз, и всегда от этих встреч у нее оставался неприятный осадок. Она никак не могла понять, кто он: духовное лицо или солдат? Торпе был холостяком, к своей миссии в армии он относился со всей страстью, даже с жадностью. Когда они ехали на войну, он был с ними. А когда контракт заканчивался, он, казалось, даже обижался, что они возвращаются к своим семьям. Ревновал? Да, наверное, в этом дело, думала Луиза, глядя в его бегающие, сердитые глаза.

— Йенс болен, — сказал Торпе, поднимаясь на ноги. — Тяжело болен.

Она не села на предложенный им стул, осталась стоять со сложенными на груди руками, глядя на священника. Ее отец внимательно наблюдал за ними.

Армия всегда нуждалась в таких людях, как Торпе. Они точно знают, что правильно, а что нет.

— Мы должны помочь ему, — продолжал Торпе хорошо поставленным голосом. — Нужно остановить его, прежде чем он совершит что-нибудь непоправимое.

— Вы навещали его в тюрьме? — спросила она не слишком любезно.

Священник не ответил, и она знала, что сказать ему нечего: в Херстедвестере он никогда не был, Йенс говорил ей об этом.

— А я навещала, — продолжала она. — Каждую неделю. И я видела, что он выздоравливает, что с каждым днем ему становится лучше. Но его все равно не выпустили.

— Сейчас ему нужна помощь, — вступил в разговор ее отец. — Позвони ему. Скажи, что желаешь его видеть. А полиция сделает остальное.

— Ты хочешь, чтобы я предала его? — закричала она. — Отправила обратно в тюрьму?

— У него с головой не все в порядке, — настаивал Торпе. — То, что он говорит… просто бред какой-то.

— Мюг мертв, — сказала Луиза. — Грюнер тоже. Теперь Лисбет Томсен. И еще та женщина-адвокат. Это тоже бред?

— Он последний, кто остался в живых, Луиза…

У священника были руки солдата. Сейчас они были сложены у груди, словно в молитве.

— Я пыталась позвонить ему, — призналась Луиза. — Он не отвечает.

— Попробуй еще раз, — потребовал Ярнвиг. — Звони, пока не дозвонишься.

Она вышла от отца и, стоя в коридоре, смотрела, как серьезные мужчины в полном боевом снаряжении выносят со склада оружие, боеприпасы, амуницию. Впереди новый поход.

— Где ты, Йенс? — прошептала она. И добавила так тихо, что сама едва услышала себя: — Где я?

Квартал в Вестербро, рядом с которым стояла церковь Торпе, пользовался дурной репутацией. Секс-шопы, полулегальные бордели, наркоманские притоны, уличные проститутки.

В таком месте не составляло труда найти то, что было нужно Рабену. Две короткие беседы с какими-то типами недалеко от мясокомбината, телефонный звонок, кивок, адрес.

Это оказался большой ангар в районе моста Дюббёльсбро. Внутренние стены подпирались строительными лесами, воняло канализацией. У дальнего окна стоял ржавый зеленый фургон «фольксваген».

У детины в кожаной куртке было лицо боксера: покрытое шрамами и уродливое. Крепкое сложение говорило об увлечении бодибилдингом и пищевыми добавками. Рабен оценил все это. Одни люди учатся драться в тюрьме. Другие находят учителей получше.

Громила открыл заднюю дверь и скатал в рулон старый ковер. Рабен увидел небольшой арсенал: мелкокалиберные пистолеты, служебные револьверы, автоматы. Почти все оружие, несмотря на опасный вид, было поддельным и совершенно бесполезным для него. Должно быть, молчание Рабена было достаточно красноречивым. Парень смел в сторону дешевое барахло и вытащил черный «нойхаузен». Швейцарский самозарядник. Старый, но в отличном состоянии.

— Армейский, — сказал он. — Лучшее, что у меня есть. В Испании запросто получил бы за него четыре штуки евро.

Рабен взял пистолет в руку, подержал. Раньше он пользовался таким.

— Сколько у тебя?

— Шесть сотен, — ответил Рабен.

Человек с лицом боксера тупо уставился на него и пробурчал:

— Шесть сотен? Да с такими деньгами только за игрушечным пугачом ходить!

Обоймы в пистолете не было. Рабен сунул оружие за пояс.

— Ты слышал?

Спецназовская выучка стала его второй натурой. А противники — чем они крупнее, тем легче их свалить.

Рабен резко пнул торговца в голень, а когда тот взвыл, набросился на него, обхватил за ногу и толкнул, лишая равновесия, остальное сделал вес. Верзила с криком рухнул на землю, ударившись коротко остриженным черепом о бетонный пол.

Рабену оставалось только убедиться, что оглушенный противник в отключке. Для полной уверенности он пнул его в голову, потом быстро похлопал по карманам куртки. Обойма была там. Значит, пистолет его личный. Рабен вставил обойму на место и, теперь уже держа окровавленного громилу под прицелом, снова занялся его карманами. Забрал телефон и бумажник. Тысяча крон, не больше. Такие типы не носят с собой много, слишком опасный бизнес.

Бандит на полу уже приходил в себя. Он направил на Рабена тяжелый взгляд, который словно говорил: «Я найду тебя».

— Просто мне очень нужно, — сказал Рабен.

Рука с пистолетом поднялась, торговец побелел от страха. Этого и добивался Рабен.

— Лезь в машину, — приказал он. — Уезжай. Забудь обо мне и обо всем, что было. Не рассказывай никому. И молись, чтобы мы никогда больше не встретились. Иначе…

Дулом пистолета он указал на кабину фургона. Горе-коммерсант с избитым лицом, шатаясь, поднялся на ноги, добрел до открытой двери машины, забрался внутрь и уехал.

Когда Рабен тоже вышел на улицу, зазвонил телефон, который дал ему Торпе.

— Луиза?

— По-моему, отец знает этот номер.

— Это Пастырь ему сказал?

— Они волнуются за тебя, Йенс.

— Полиция в курсе, что ты со мной разговариваешь сейчас?

— Вряд ли. Как ты? Священник говорит, что тебе безопаснее сдаться. Он говорит…

— Я знаю, что делаю. Мне пора.

— Йенс! — выкрикнула она со слезами в голосе. — Ради бога… мы оба…

Он оборвал звонок и убрал телефон в карман, одновременно не забывая следить за тем, что происходит вокруг, среди секс-шопов и злачных местечек Вестербро. На углу тихо переговаривались двое подозрительных мужчин в черном. Мимо них, толкая детскую коляску, прошла молодая красивая женщина. Вдоль стены пристроились проститутки в мини-юбках в ожидании клиентов.

Жизнь шла своим чередом, несмотря ни на что.

Дежурный офицер сказал, что Согард принимает душ после тренировки. Лунд уточнила направление и отправилась прямо туда.

Влажный теплый воздух раздевалки был пропитан потом и дешевой туалетной водой. Она шагала вдоль красных шкафчиков и голых мужчин, которые при виде нее судорожно прикрывались полотенцами. Наконец один из них решился преградить ей путь.

Лунд вытащила полицейское удостоверение, глядя мимо смельчака:

— Я ищу майора Согарда. Кто-нибудь знает, где он?

Никто не ответил ей. Со стороны душевых кабинок доносился смех и шум воды. Лунд пошла туда, остановилась на пороге.

Среди белого кафеля и пара кто-то мылся, кто-то брился перед зеркалом. У всех на шее висели армейские жетоны. Согард еще стоял под душем. Он не проявил намерения прикрыться, как другие, полагая, должно быть, что ему есть чем гордиться.

— Слушаю, — сказал Согард, выходя из-под струи. На его обнаженном теле поблескивал серебряный жетон.

— Мы все утро пытались связаться с вами. Почему вы не ответили на сообщения?

— Сегодня у нас последний день перед отправкой первых групп. Мы все очень заняты.

— Мне нужно спросить у вас о том, что случилось в Афганистане.

Он не двинулся с места.

— Вы прямо здесь хотите говорить? — спросила она.

— Я собирался в сортир. — Он указал рукой на боковую дверь. — Туда вы тоже со мной пойдете?

— Одевайтесь. Или отправитесь в полицейское управление в наручниках.

— У меня распорядок…

— Мне чихать на ваш распорядок, — рявкнула Лунд, чувствуя на себе удивленные взгляды. — Немедленно выходите из душа или будьте готовы провести весь день у нас. Выбор за вами.

Она ждала его перед входом в здание, наблюдая, как солдаты разъезжают взад и вперед на бронированных машинах.

Согард не слишком торопился. Он вышел только через двадцать минут — безукоризненная парадная форма, светлые волосы под черным беретом высушены и тщательно причесаны.

— Вы напрасно тратите мое время, — сказал он, прежде чем она успела открыть рот. — Я знаю не больше, чем полковник Ярнвиг.

— Ну это вряд ли.

Отвечать на вопросы ему крайне не нравилось. Особенно если вопросы задавала она.

— Почему же?

— Ярнвиг был в Кабуле. В лагере вы оставались за старшего. И первые показания солдат должны были слышать именно вы.

Он презрительно рассмеялся:

— Вы, штатские, даже понятия не имеете, что такое армия.

Согард пошел к бронетранспортеру, Лунд направилась за ним.

— Так просветите меня.

— Мне нечего рассказать вам, кроме того, что вы уже знаете.

— Бойцы Рабена упоминали офицера по фамилии Перк.

Услышав это, Согард остановился. Смерил ее взглядом.

— Да, — согласился он. — Упоминали. Они были под обстрелом, трое их товарищей погибли. Рабен и Грюнер были так тяжело ранены, что мы опасались за их жизнь. Они много что болтали…

— Но Перк?

— Там не было никаких офицеров. Никто не звал на помощь. И никого с фамилией Перк. — Он махнул водителю бронетранспортера и, прищурившись, посмотрел на нее. — Рабен обязан был доложить в лагерь о своих действиях, получить разрешение. Он нарушил устав. И не в первый раз…

— Он ведь вам не нравится?

Согард на мгновение замялся.

— Он был хорошим солдатом. Вероятно, с его характером повышение в звании было ошибкой.

— Почему вы уверены, что не они убили ту афганскую семью?

— Потому что я там был. Это я руководил операцией по выводу группы Рабена из окружения.

Майор явно не желал вдаваться в подробности.

— То есть вы были первым, кто вошел в ту деревню? — спросила Лунд.

— Одним из первых с нашей стороны, — уточнил он.

— И вы не увидели там ничего существенного?

— Смотря что вы подразумеваете под этим словом. Мы увидели там трех мертвых бойцов, а все выжившие были ранены или контужены. Это считается существенным?

— А местные?..

— Местных там не было, ни мертвых, ни живых. В селе шесть или семь домов, все были пусты. В одном следы какого-то взрыва. Афганцы уходят, когда возникают проблемы, и обычно уже не возвращаются.

Согарда окликнули с другой стороны дороги.

— А через несколько месяцев вам прикололи очередную медаль и сделали майором?

Этот вопрос окончательно разозлил его.

— Я правильно понимаю: вас наградили за ту операцию?

— Разве мы не спасли их? Тех, кто остался в живых?

Перед Согардом затормозил открытый джип, и он взобрался на сиденье.

— Если бы в той деревне что-то произошло, ответственность легла бы на вас?

— Если бы что-то произошло — да. Но там ничего не было. Война — грязное дело. Мы погибаем, противники погибают. Те, кто оказывается посередине, тоже погибают. Мы идем в бой, чтобы убивать — и чтобы не пришлось убивать вам. Все, больше не о чем говорить.

— Есть, Согард. О четырех убийствах.

— Это ваше дело, — проговорил он, кивнул водителю коротко, и автомобиль сорвался с места.

Лунд стояла на дороге и смотрела вслед майору. За ее спиной загудели: транспортная колонна должна была следовать за джипом. Но Лунд это никак не касалось. Она достала из кармана телефон и стала набирать номер Странге.

— Проверьте алиби Согарда. Где он был? Кто его видел? Чем он вообще занимался в тот период, когда были совершены убийства?

— Хорошо, — согласился он. — Брикс получил сводку из штаба армии. Данные обо всех офицерах, которые служили за рубежом, за последние десять лет. Перк там не значится.

— Должен быть!

— Позвольте мне договорить. Несколько бойцов проходили подготовку под командованием лейтенанта, которого они прозвали Перк.

— Дальше!

— Его настоящее имя Пер Кристиан Мёллер. И он был в составе контингента «Эгир».

Какофония гудков за спиной становилась все громче, Лунд едва могла слышать, что говорит Странге. Она медленно сошла с проезжей части и двинулась к своей машине, прижимая телефон к уху.

— Где он сейчас? — спросила она.

— Этим я как раз занимаюсь, — ответил Странге. — Дайте мне еще час.

Поздним вечером они стояли перед домом на престижной зеленой улице во Фредериксборге, западном столичном предместье, недалеко от кладбища, где два дня назад похоронили Анну Драгсхольм. Дверь им открыла мать Пера Кристиана Мёллера, Ханна. Кроме нее, в доме никого не было. Свет она почти нигде не включила, и тем ярче полыхал огонь в камине в гостиной, куда она привела их, попутно рассказывая им об армейской карьере сына и демонстрируя то немногое, что от него осталось.

— Вот это, — указала она на фотографию, где мать, отец и крепкий юный сын стояли втроем на пляже, — любимые солнечные очки Пера Кристиана. Не хотите ли присесть? Муж сейчас в отъезде за границей, но я постараюсь помочь вам, чем смогу.

Ханна была полной женщиной на пятом десятке, немногим старше Лунд. Выглядела она хорошо: длинные ухоженные волосы, модная одежда, молодое, несмотря на морщины, лицо.

— Когда погиб ваш сын? — спросила Лунд.

— В мае. Два с половиной года назад.

— В мае?

— Да. Тринадцатого мая. При взрыве. — Ханна провела рукой по каштановым волосам. — Перепутать я не могла.

Она отошла к стене, чтобы повесить фотографию на место, рядом с портретом улыбающегося сына в форме.

— Надо уходить, — шепнул Странге Лунд. — Этот парень погиб за три месяца до того, как напали на отряд Рабена.

Она, не глядя на него, мотнула головой.

— Я пыталась уговорить его найти себе другое занятие, — сказала Ханна Мёллер, глядя на фотографии. — Он был нашим единственным ребенком, и я не хотела его отпускать. Но что тут поделаешь. Он мечтал только об армии, в ней была вся его жизнь. Ничего другого он не хотел. Только исполнять свой долг, быть хорошим гражданином. — Слабая улыбка. — Потом его произвели в лейтенанты, и с тех пор мы почти не получали от него вестей. Пока нам не позвонили и не рассказали о том, что случилось. Похоронили мы его рядом с церковью на нашей улице. Он пел там в хоре, когда был маленьким. Теперь он снова рядом с нами. Он снова наш.

— Надо оставить ее в покое, — снова зашептал Странге на ухо Лунд.

Она не слушала его, мучительно подбирая нужные слова.

— Надеюсь, хоть это вас утешает, — только и смогла выговорить она.

Ханна Мёллер мужественно улыбалась:

— Вы пришли из-за этих убийств? Та женщина-адвокат — она ведь у нас была. Задавала те же вопросы, что и вы.

— Вы имеете в виду…

— Драгсхольм. Анна Драгсхольм. Да, я знаю, я смотрю новости. Это так… ужасно.

Она подошла к ключам, висящим на крючках возле холодильника.

— Я показывала ей вещи сына. Вы, конечно, тоже захотите взглянуть.

Они проследовали за ней к деревянному сараю за домом. В резком свете трех флуоресцентных трубок на потолке — нагромождение коробок, ящиков, мешков, пакетов.

— Мы храним все его вещи. Я так хочу. — Она раскрыла одну коробку, достала футбольный мяч и пару ботинок — на мальчика лет двенадцати. — Хочу, чтобы все осталось.

Затем она перешла к чемоданам.

— Каждый раз собираемся что-нибудь выкинуть, да потом передумываем. Глупо, конечно, но…

— Что интересовало здесь Драгсхольм? — спросила Лунд.

— Документы о его смерти. На случай, если мы запросим компенсацию. — Улыбка спала с ее лица. — Мне тогда понадобилось отлучиться, ответить на звонок. Когда я вернулась, она копалась в его вещах. Очень бесцеремонно, если вы хотите знать мое мнение…

Лунд взяла в руки школьный портфель, отряхнула с него пыль, заглянула внутрь — пусто.

— Вот как вы сейчас. — Ханна Мёллер была на грани срыва.

— Она объяснила вам свое поведение? — спросил Странге.

— Нет. Зато она задавала много вопросов… очень странных. О похоронах и…

— О похоронах?

— Мне показалось, ее беспокоило то, что мы его не видели.

— Где не видели?

— В гробу. — Она потерянно оглядывалась по сторонам, словно уже жалела, что впустила их сюда и вообще завела этот разговор. — Мы хотели взглянуть на сына в последний раз, но нас отговорили. Он ведь погиб при взрыве…

— Значит, вам не позволили посмотреть на родного сына?

— Да.

— Кто так решил?

— Капитан Согард. И священник тоже не советовал. Они оба были вежливы… но очень настойчивы. По-моему, даже если бы мы умоляли их, они не дали бы нам посмотреть на Пера Кристиана. Как будто… — Она едва не плакала, а Лунд не хотела отвлекаться на слезы и эмоции. — Как будто он принадлежал им, как будто мы не мать с отцом нашему мальчику. Но похороны были очень красивые. Все были так добры к нам. Хотите, я покажу вам фотографию его могилы? Мы каждую неделю носим ему свежие цветы.

— Да, будьте любезны, — попросила Лунд.

Женщина ушла в дом, оставив их в сарае.

— Нет. — Странге помахал пальцем у нее перед носом. — Я на это ни за что не соглашусь. У людей такое горе. Не надо причинять им новых страданий…

— Драгсхольм была здесь! Вы что, оглохли?

— Но он погиб за три месяца до случая с «Эгиром»!

— А Согард клялся, что не знает никакого Перка. Значит, лжет…

— Перк мертв. Он лег в могилу еще до того, как все это началось.

Ульрик Странге был ей симпатичен, но иногда он приводил ее в ярость.

— Когда вы научитесь слушать? — воскликнула она. — Родителям не дали взглянуть на тело сына.

— Потому что его разорвало на куски!

Лунд думала о своем.

— Нам придется получить разрешение на эксгумацию. Надо посмотреть, что в гробу. Этот мерзавец Согард мог и камней туда накидать.

— Вы так шутите, Лунд? — громко сказал Странге. — Это безумие.

— Нужно достать гроб. Если вам это не очевидно, Странге, то я не понимаю, что вы до сих пор делаете в полиции. Ну, смотрите сами…

Лунд умолкла. В пылу спора они не услышали, как вернулась Ханна Мёллер. Оказывается, она уже давно стояла рядом. И конечно, все слышала.

Теперь она казалась гораздо старше, от прежнего радушия не осталось и следа.

— Я хочу, чтобы вы ушли из моего дома, — проговорила она гневно. — Немедленно.

— Мы думаем, что произошла ошибка… — попыталась успокоить ее Лунд.

— Убирайтесь! — крикнула Ханна Мёллер.

Гуннар Торпе был в своем обычном церковном облачении: черная сутана, белый воротник. Служба завершилась, последний прихожанин уже ушел, теперь осталось закончить бумажную работу, потом — навестить больных. Священник обошел напоследок церковь, гася свечи, запер входную дверь. Когда он возвращался назад в полной темноте, он чуть не споткнулся о скорченную фигуру рядом с последними рядами скамей. Увидев, кто перед ним, он вздрогнул от неожиданности:

— Йенс?

Рабен стоял в слабом свете лампы охранной сигнализации. Он был измотан и зол.

— Я никогда по-настоящему не верил в Бога, — тихо и жестко сказал он. — Но я был вынужден слушать все то дерьмо, которым вы пичкали нас. У нас ведь не было выбора? Там все казалось таким… нереальным.

Торпе застыл в нерешительности. Он не знал, бежать ему или оставаться на месте. В руках он держал тяжелый том Библии.

— Ну и где он, ваш Бог? — спросил Рабен. — Что он делает, глядя, как мы тут мучаемся? Хохочет до упаду? — Он поднялся и стал смотреть на алтарь, на фигуру на кресте. — Может, когда-нибудь изобретут такую таблетку. Примешь ее — и сразу поверишь. Я бы принял. А вы? Это бы сделало вас счастливее?

Коренастый человек в сутане молчал. Рабен прошелся вдоль рядов, обогнул старую крестильную чашу, высеченную из камня. Потом встал перед священником, сжимая в правой руке пистолет, взятый у торговца оружием.

— Скажите мне правду, Пастырь. Вы говорили с Луизой?

— Да, я ездил в Рюванген. Просил ее о помощи. Мы все хотим тебе добра, Йенс. Сейчас ты нужен Луизе, как никогда.

— Почему?

— Потому что она твоя жена и она любит тебя.

— Неужели? — с издевкой сказал Рабен и тут же пожалел об этом.

— Да, любит, хотя, Бог свидетель, как ты мучаешь ее. Не знаю, сколько еще она будет ждать.

Даже себе Рабен не смог бы ответить, зачем он затеял весь этот спектакль. Решение было принято, и далось оно нелегко. Когда он добывал оружие, он собирался как-то его применить. Но как?

— Если хотите, забирайте себе, — сказал он и положил пистолет на деревянную крышку купели. — Мне он не нужен.

Торпе моментально схватил пистолет.

— Мне нужно переодеться, — сказал он. — Пойдем со мной.

Рабен последовал за священником в боковой неф, к дальней двери. Пока они шли, Торпе говорил не умолкая — о вере, о Боге, о семье. О правде и честности. И еще об одной туманной и скользкой вещи, в которой Йенс Петер Рабен так ничего и не понял. О том, что называют правосудием.

Они пришли в крошечный офис. На письменном столе — компьютер, ежедневник, религиозные книги. На стене — пробковая доска для заметок.

Торпе вышел в смежную комнату, чтобы переодеться, а Рабен стал оглядываться по сторонам. Смотреть здесь было особо нечего, поэтому взгляд его остановился на пробковой доске. Визитки сантехников и кровельщиков, рекламные листовки ближайшего супермаркета, объявление о концерте на маленькой площади в Вестербро.

Неожиданно его внимание привлекло одно имя, напечатанное на более скромной карточке, чем остальные. Чувствуя, как перехватило горло, он вынул кнопку, которой была приколота визитка.

«Анна Драгсхольм, адвокат». Рабочий телефон, мобильный, адрес офиса в районе Новой Королевской площади.

Вот тебе и правда, думал Рабен. Правда — это то, что мы из нее делаем. То, что для одного человека ложь, для другого истина. Все зависит от того, на какой ты стороне.

— Пастырь! — крикнул он, сжимая в руке визитку и пытаясь сдержать ярость. — Черт бы вас побрал, Пастырь! Она была здесь. Драгсхольм. Проклятье…

Он вышел из комнаты в поисках Торпе. И наткнулся на него прямо за дверью. Священник уже переоделся и был теперь в армейской куртке защитного цвета. На лице его отражалась решимость, а в правой, вытянутой вперед руке был зажат черный пистолет.

— Делай что скажу, или я пристрелю тебя, — процедил Гуннар Торпе. — Руки за голову, Рабен, живо!

— Вы никогда толком не умели…

— Хватит одного выстрела, и все будут только рады.

Дуло приблизилось, скользнуло по виску Йенса Петера Рабена.

И он сделал, как было велено.

Серая могильная плита, чистая, изготовленная недавно. На ней имя: Пер Кристиан Мёллер. И две даты, между которыми всего двадцать семь лет. Простая надпись: «Hvil I fred».

Было начало девятого. Лунд руководила командой криминалистов, которую сама вызвала, и пыталась поскорее завершить телефонный разговор с матерью.

— Сара, ты обещала помочь мне. Свадьба…

— Возникли осложнения. Еще есть время.

— Да ты просто забыла! — обвинила ее Вибеке.

— Как я могла забыть? Я все помню. Приду утром.

— Завтра уже свадьба!

— Мам, я не могу сейчас говорить, перезвоню позже. Пока.

Вокруг могилы устанавливали прожекторы и оборудование для земляных работ.

— Тебе уже приходилось это делать? — спросила она Янсена.

Хороший парень. Он многим рисковал, когда помогал ей расследовать убийство Нанны Бирк-Ларсен, но каким-то чудом гроза миновала его. Теперь рыжеволосый криминалист осматривал надгробие и почву около него. Венок отложили в сторону, и оголенный могильный камень окружал только невысокий кустарник.

— Пару раз.

— Как глубоко придется копать?

— Метра два или около того.

— А гроб не поврежден?

Янсен сложил руки на груди и уставился на нее. Чинопочитанием он никогда не страдал, за словом в карман не лез и над тупыми вопросами всегда с большим удовольствием издевался.

— Боюсь, мы забыли прихватить свои волшебные рентгеновские очки. Вот скажи мне… Эй!

Кто-то из команды криминалистов начал выкапывать куст рядом с могилой.

— Не трогай, — распорядился Янсен. — Это ведь чей-то сын. Проявите каплю уважения, пожалуйста.

Странге уже добрую четверть часа висел на телефоне. Наконец он убрал мобильник от уха и подошел к Лунд с усталым и недовольным видом.

— У нас большие проблемы, — произнес он вполголоса. — Прямо сейчас мы не можем получить ордер. Судья хочет знать больше.

— Что за ерунда? Это я хочу знать больше. Поэтому мы и просим разрешение на эксгумацию.

— Нам нужны более серьезные основания, — терпеливо пояснил Странге. — Давайте еще раз встретимся с Согардом и Торпе. Священник знал их всех — и Рабена, и остальных бойцов отряда. — Он вдруг переменился в лице. — Пришла мать!

— Идите и поговорите с ней, — приказала Лунд.

— Нет. — Сказать это ей в лицо ему было непросто. — Лунд, вы такая умная. Я почти во всем поддерживаю вас. Но не сейчас. У нас нет права вскрывать могилу. Мать скорбит о сыне. Мы не можем…

— Где она?

— Там. — Странге кивком указал на серую церковь на окраине кладбища.

Когда Лунд зашла в церковь, Ханна Мёллер громко кричала на священника.

— Я требую, что вы прогнали отсюда этих людей! Я не позволю, чтобы оскверняли прах моего сына!

Лунд подошла к ней:

— Прошу вас, мы можем поговорить?

— Нет! И я не передумаю. Это могила моего сына.

Священник бесшумно скрылся.

— Возможно, произошла ошибка, — терпеливо продолжала Лунд.

— У вас нет на это права!

— Мы должны убедиться, что в гробу действительно он. Для этого нам нужно ваше разрешение.

Ханна Мёллер смотрела на нее с ненавистью и отчаянием.

— Обещаю, что мы будем действовать уважительно и аккуратно.

— С чего вы взяли, что в гробу может быть не он? Что все это значит?

— Есть информация о том, что его видели через три месяца после того, как он был объявлен погибшим. Трое солдат стали свидетелями одного инцидента в Афганистане. Там находился офицер, которого звали Перк.

— Вы хотите сказать, что он жив? — с болью в голосе воскликнула женщина.

— Я не знаю, — ответила Лунд. — Возможно, он был замешан в одном преступлении. Речь идет об убийстве мирных граждан…

— Пер не способен на такое!

— Имея ваше разрешение, мы могли бы начать немедленно. Иначе я вынуждена буду обращаться за судебным решением, и все затянется. Пожалуйста. Если вы…

— Вы не человек. Вы какое-то чудовище! — выкрикнула ей в лицо Мёллер. — Неужели у вас нет сердца?

Это обвинение задело Лунд за живое, она с трудом сдержалась. В памяти снова всплыла картина из прошлого. Когда-то Ян Майер, сидя в инвалидной коляске, сказал ей примерно то же самое. У нее есть сердце. И чувства тоже есть. Именно эти чувства вынуждают ее иногда мучить людей, и мучиться самой. Чтобы найти истину и избавить их от боли.

— Я понимаю, что вы испытываете… — снова начала она, стараясь говорить спокойно.

— Лунд! — В дверях стоял один из оперативников.

— Я занята, — бросила она, не оборачиваясь.

— Приехал Брикс. Он хочет вас видеть.

Ханна Мёллер молча смотрела на нее. Лунд вздохнула и вышла из церкви на кладбище. Все работы были остановлены.

У могилы стоял Брикс в плотном зимнем пальто и с каменным выражением на лице.

— Об эксгумации мы не договаривались, — сказал он, когда Лунд приблизилась к нему.

— Семье не позволили увидеть тело. Согард не дал им, при поддержке армейского священника.

— Этого недостаточно для того, чтобы вскрывать могилу.

Он был раздражен. Наверняка имел очередной неприятный разговор с Рут Хедебю.

— В этом деле все ниточки ведут в армию, а не к фанатикам во главе с Кодмани.

— Вы можете производить эксгумацию, только имея разрешение родственников или судебное постановление. Есть у вас одно или второе?

Она стояла перед ним с горящими глазами, уверенная в своей правоте.

— Этот гроб был опущен в землю, хотя никто из родственников не видел, что лежит внутри. Может, там вообще нет тела…

— Зачем кому-то хоронить пустой гроб?

— Чтобы замести следы Перка! Он был в Гильменде через три месяца после своей предполагаемой смерти и похорон.

Он кивком указал на группу криминалистов:

— Отправьте всех по домам.

После чего зашагал к воротам, за которыми стояла его машина. Лунд бросилась следом:

— Стойте! Брикс! Выслушайте меня!

Она схватила его за рукав, сама удивляясь собственной злости. Сказывался длинный день. Столько всего произошло. И у матери завтра свадьба…

Брикс обернулся и смотрел на ее пальцы до тех пор, пока она не отпустила его рукав. Они оказались в стороне от остальных, здесь их никто не мог слышать.

— Вы пригласили меня вернуться не просто так?

— Да, у меня были свои соображения, возможно ошибочные.

— Я вам понадобилась, потому что вы не считали Странге способным раскрыть это дело. И не знали никого другого, кто смог бы, кроме меня. Вы знали…

— Не обязательно рассказывать мне, что я знал или что я думал.

— Вы с самого начала знали, что дело сложнее, чем кажется.

Он сложил на груди руки и слушал с непроницаемым лицом.

— Зачем было вытаскивать меня из Гедсера, если вы боитесь доверять мне? Здесь что-то происходит…

Раздались шаги. Брикс приложил палец к губам. Это был Странге.

— Я дозвонился наконец до Согарда. Он говорит, что слишком занят и не будет больше отвечать на наши вопросы.

— Не будет? — переспросила Лунд, не сводя глаз с высокого человека в зимнем пальто. — Пусть его привезут в управление. Арестуйте его, если будет сопротивляться.

— А что со священником? — спросил Брикс.

Странге взглянул в блокнот:

— Торпе нет в церкви. Мы ищем его.

Брикс задумался.

— Мы ждали, и Грюнер погиб, — заговорила Лунд горячо. — Мы ждали, и Лисбет Томсен разорвало на куски прямо у нас под носом.

— Мать подаст на нас в суд, — сказал Брикс.

— Не подаст, если окажется, что мы правы. А если нет, то валите все на меня.

— Мне это не нравится… — не выдержал Ульрик Странге. — Женщина на пределе.

— Привезите и допросите Согарда, — распорядился Брикс. — Найдите священника. — Его взгляд пробежал вдоль ряда серых надгробий. — С матерью я сам поговорю.

Когда Луиза Рабен вошла в церковь в Вестербро, где служил Гуннар Торпе, ее встретили двое полицейских в штатском. Йонас тоже был с ней. В тот вечер не удалось найти няню. Один из копов, тот, что помоложе, был разговорчив и дружелюбен. Он усадил Йонаса на скамью, чтобы ребенок мог поиграть там своими солдатиками, после чего отвел Луизу в сторону.

— Вы знали, что он был здесь? — спросил полицейский.

— Ничего я не знала. Просто Йенс бывал в Вестербро. Я надеялась его здесь найти.

Было очевидно, что он ей не верит.

— Вы говорили с Торпе?

— Да! Он приезжал к нам в часть. Сказал, что виделся с Йенсом, что он в плохом состоянии и ему нужна помощь. Это все?

— Ваш муж мог разозлиться на капеллана за то, что он пытался сдать его?

Луиза Рабен не скрывала, что считает эти вопросы глупыми.

— Они друзья. Они вместе служили.

Лицо полицейского выражало только скептицизм.

— Может ли он причинить Торпе вред?

— Не так громко! — осадила она его, посмотрев на играющего сына.

— Священник куда-то очень торопился, — сказал ей коп. — Пропустил собрание приходского совета, не запер ворота. Его видели с каким-то человеком, похожим по описанию на вашего мужа. Мы беспокоимся о его безопасности.

— Йенс никогда не причинит ему вреда.

— У вас есть предположения, куда они могли пойти?

— Да мне-то откуда знать?

Больше он не казался дружелюбным.

— Вы связывались с ним после того, как он сбежал из тюрьмы. Этого достаточно, чтобы выдвинуть обвинение против вас.

Она посмотрела на Йонаса. Страшно подумать, что с ним будет в таком случае.

— Йенс никогда не помышлял о том, чтобы как-то навредить Гуннару Торпе. И всем остальным людям, с которыми служил. Они были ему ближе, чем семья, — добавила она с горечью.

У полицейского не осталось больше вопросов.

— Если он снова свяжется с вами и вы не сообщите нам об этом, то окажетесь под арестом. — Он тоже повернулся к Йонасу. — Подумайте о ребенке.

— Я рада, что вы так за нас переживаете.

Он нахмурился:

— Кажется, вы не воспринимаете мои слова всерьез.

— Четверо близких Йенсу людей мертвы. Он последний из отряда, кто остался в живых.

Оперативник посмотрел на своего коллегу, стоявшего в дверях, и тоже собрался уходить.

— Так как вы думаете, серьезно я воспринимаю ваши слова или нет? — бросила она ему в спину.

Харесковен, или Заячий лес, находился к северо-западу от города. Вдоль него проходила скоростная трасса, а внутри лес пронизывала паутина пешеходных троп и велосипедных дорожек.

Машину вел Рабен, Гуннар Торпе сидел на пассажирском сиденье и держал в руке пистолет.

— Куда едем, Пастырь? — спросил Рабен, глядя на залитую лунным светом дорогу.

— В рай или в ад. Я тебе это уже не раз говорил. Просто веди машину!

Впереди показался лес. Движения на трассе почти не было.

— Меня всегда тошнило от ваших проповедей. Что вам сказала Драгсхольм? Зачем она приходила?

С зеркала заднего обзора по-прежнему свисало серебряное распятие на цепочке и качалось в такт движению автомобиля. Рабен вспомнил свою ночную поездку из Швеции после смерти Лисбет Томсен.

— Она хотела возобновить дело, — продолжал Рабен. — Знала, что нас подставили…

Дуло поднялось над приборной панелью — Торпе указал на разветвление дороги.

— Здесь поверни налево.

Рабен продолжал ехать прямо.

— Налево, черт бы тебя побрал!

Холодная сталь вновь прижалась к его виску. Он сбросил скорость, нажал на тормоз, аккуратно свернул на боковую дорогу. Это была едва заметная грунтовка, вьющаяся среди высоких редких елей.

Совсем как на шведском острове, где погибла Томсен.

Городские огни исчезли вдалеке. Здесь не было ничего, кроме темноты, стройных деревьев и скудной зимней растительности между ними. Торпе показал на небольшую поляну, засыпанную опилками и стружкой, шлепнул рукой по торпедо, сказал:

— Сюда.

Рабен въехал на парковку, заглушил двигатель.

— Ключи оставь в зажигании, — сказал Торпе и жестом велел ему выйти из машины.

Ночь была холодной и влажной. Ухали совы, разбегались по норам вспугнутые зверьки. Еще давно, во время тренировок на выживание, Рабен выучил фазы луны. Два года он был лишен возможности наблюдать их, запертый в камере Херстедвестера. И вот четыре ночи свободы… Луна только начала убывать, и ее почти правильный диск с каждой минутой разгорался все ярче. Рабен видел больше, чем многие люди, и гораздо больше, чем Гуннар Торпе.

— Отойди от машины.

Рабен сделал шаг в сторону.

— Дальше! Дальше! — Священник размахивал пистолетом, как ребенок игрушкой. — Знаю я тебя, да и не только я. Встань от меня подальше, понял? А теперь иди.

— Я был солдатом, — медленно произнес Рабен, отступая в лес. — Вот и все.

— Одним из лучших и одним из худших.

— Кто это сказал?

— Согард. Все говорили.

— Что вы делаете, Пастырь? — спросил Рабен, обернувшись вполоборота.

Подрагивающее дуло пистолета неотрывно смотрело ему в спину.

Торпе был крепким мужчиной. Он служил в армии, ходил на передовую. Но ему не хватало спецназовской выучки, и это сказывалось в его нервозности, трясущихся пальцах, срывающемся голосе.

Резкий электронный писк на мгновение заглушил мягкий шепот леса. Рабен снова оглянулся. Это Торпе достал из кармана телефон и, зажав его в той же руке, что и пистолет, другой неуклюже давил на кнопки.

— Все выплывет наружу, — сказал Рабен. — Как бы вы ни старались замести следы.

— Что — все? — фыркнул Торпе. — Ты даже не помнишь. У тебя крыша поехала.

Левой рукой он поднес телефон к уху. Правой снова нацелил пистолет на Рабена.

— Алло? — произнес Торпе нараспев поставленным голосом, которым обычно читал свои проповеди. — Это полиция? Меня зовут Гуннар Торпе. Я нахожусь в Харесковене. Хочу сообщить о нападении.

Рабен остановился. Они были в тридцати метрах от машины.

— На меня напал бывший солдат, который сбежал из тюрьмы. Да, Йенс Петер Рабен. Он увез меня в лес, угрожая оружием.

— Какого черта… — начал Рабен, но осекся, увидев черное дуло пистолета, направленное ему в лицо.

— Нет, — продолжал Торпе; в его голосе звучал испуг, и возможно, он не был наигранным. — Я не знаю, где он сейчас. Я убежал. Жду вас у главной тропы, рядом с указателями. Вы легко меня там найдете.

Он сунул телефон в карман куртки.

— Могли бы сдать меня прямо в Вестербро, — недовольно буркнул Рабен. — Стоило ехать в такую даль…

— Я знаю тебя! — рявкнул Гуннар Торпе. — Ты хитрый, злопамятный и жестокий. А мне не нужны неприятности рядом с моей церковью. Сейчас я поеду обратно в город, и когда они меня здесь не найдут, они прочешут весь лес до последнего кустика и поймают тебя, как зверя. Ты и есть зверь.

— Я никогда не делал вам ничего плохого.

— Ты сам не знаешь, что делаешь. — Торпе покачал седой головой. — Возвращайся в Херстедвестер и сиди там, пока не выздоровеешь. Надеюсь, твоя жена тебя дождется…

— Чего хотела от вас Драгсхольм?

Черный ствол пистолета указал на дорожку среди деревьев.

— Иди туда, — приказал Торпе. — Беги!

Рабен посмотрел на узкую тропу, хмыкнул и шагнул навстречу человеку с оружием.

— Я ничего не знаю! — выкрикнул священник. — Стой на месте!

— Она встречалась с Мюгом, с Грюнером, с Томсен…

Рабен двигался к Торпе, и тот стал пятиться в сторону машины.

— Не подходи ко мне.

— Она хотела, чтобы они дали показания против того офицера. Против Перка.

— Я лично похоронил Перка за три месяца до этого!

Рабен наступал, не обращая внимания на пистолет. Торпе боялся отвести от него взгляд и шел спиной прямо к дереву.

— Не вынуждай меня, Рабен.

Он уперся в ствол и почувствовал себя в ловушке.

— Не вынуждай меня! — в панике заорал он.

Черная сталь холодом обожгла лоб Рабена.

— Ну что же вы, божий человек! Смелее!

Рабен расхохотался, когда Торпе нажал на курок. Раздался щелчок, священник нажимал снова и снова.

Тогда Рабен вынул из кармана горсть патронов и потряс ими перед ошеломленным капелланом.

— Неужели вы подумали, что я вручу кому-нибудь заряженный пистолет? — медленно проговорил Рабен, забирая оружие из трясущихся рук священника и вставляя патроны в пустой магазин. — Пусть и такому идиоту, как вы?

И снова поднялась рука с пистолетом, но на этот раз целью было перепуганное лицо Гуннара Торпе.

— Я хочу знать, что раскопала Драгсхольм. Я хочу знать, почему она решила возобновить дело.

Обе руки охватывают рукоятку, ноги расставлены — стрелок готов. Торпе струсил так, что у него подгибались колени.

— Она просила меня дать показания! Я слышал, как они говорили об этом Перке.

— То есть вы знали, что меня осудили напрасно, и все равно оставили меня гнить за решеткой?

— Что я мог сделать? Я всего лишь капеллан. Я ничего не знал.

Он вскинул руки — это была мольба, а не молитва.

— Я спрашивал у Согарда, что происходит, — сказал Торпе.

Лунный свет играл бликами на гладкой черной поверхности пистолета. Священник сполз по стволу вниз, опустился на колени.

— Что он вам рассказал?

— Сказал, что все это чушь и бред. Что никакого Перка там не было. Что в заключении военного прокурора…

— Там говорится, что я все выдумал.

— Было расследование!

— Меня заперли на два года. Накачивали наркотиками. Оторвали от семьи. А я был солдатом, защищал эту страну…

— Но я же не виноват! — Гуннар Торпе стоял на коленях, трясясь от страха. — Поговори с Согардом, с полковником Ярнвигом. С другими солдатами. Это же не я посадил тебя.

— Нет, не ты!

Коротким движением ноги он ударил Торпе в живот. Священник повалился на землю, вопя как обиженный ребенок.

— Ты меня там оставил.

Рабен сделал шаг в сторону, глянул на луну, прислушался. Машин пока не было. Только совы и ночные звери нарушали тишину леса.

— Прости меня.

Торпе встал на четвереньки. Крест, висящий на его шее, выскользнул из-под одежды и повис, почти касаясь прелой хвои. Рабен держал священника на мушке, и руки его не дрожали.

— Подумай о своей жене. Подумай о сыне.

Рабен только засмеялся:

— А как насчет моей души, Пастырь? О ней тоже подумать? — Он огляделся, не опуская пистолет, что-то обдумал. — Отвечать не обязательно.

С этими словами он зашагал к машине. Оглянулся только один раз. Гуннар Торпе по-прежнему стоял на коленях с опущенной головой, словно молился.

Ключи, оставленные в, замке зажигания, оказались очень кстати, хотя он бы прекрасно справился и без них. Рабен наслаждался каждым мгновением вновь обретенной свободы. Теперь главное составить план операции и четко ему следовать, соблюдая все правила по выживанию человека в этом враждебном мире.

Согард.

Безжалостный карьерист, готовый идти к своей цели, не гнушаясь никакими средствами. Это Рабен понял еще в Гильменде.

Он хотел получить ответы на свои вопросы, и он знал, где их искать.

Когда Лунд и Странге вернулись в управление, Согард уже ждал их в комнате для допросов. Та же парадная форма, то же высокомерное лицо.

— Будьте готовы к последствиям, — заявил он, прежде чем она успела вымолвить хоть слово. — Вы препятствуете выполнению боевой задачи.

— Вот ужас-то, — сказала Лунд. — Вы говорили, что не знакомы с офицером по имени Перк.

— Да, — невозмутимо ответил он. — Так и есть.

— Пер Кристиан Мёллер. Все называли его Перком.

— Но не я.

— Он был в составе контингента «Эгир», как и вы.

— А также еще семьсот пятьдесят мужчин и женщин по всему Афганистану плюс гражданские специалисты. Я не могу знать всех.

— Да бросьте, Согард, — усмехнулась Лунд. — Все-таки майор, как-никак. Неужели не могли придумать что-нибудь поумнее?

— Перк — не имя, а прозвище. Я не был знаком с этим человеком лично…

Странге уселся сбоку, сложил на столе руки и наблюдал за допросом.

— Но вы вместе с Торпе присутствовали на похоронах во Фредериксборге. Почему?

Голубые глаза Согарда вспыхнули внезапной яростью.

— Потому что мы привезли тело из Гильменда. Это был наш долг!

Лунд кивнула:

— И вы сделали все, чтобы никто не увидел его тело.

— Да, — согласился он. — Мёллер погиб в результате взрыва. — Он наклонился и заглянул ей в глаза. — Вы когда-нибудь видели, что остается от человека после взрыва?

— Видела, — тут же ответила она. — В Швеции. Я видела, как Лисбет Томсен разорвало на куски. А еще я видела Давида Грюнера, сгоревшего в своем инвалидном кресле. Так что хватит тут…

— Голову Перка оторвало от тела, вернее, от того, что было его телом! — выкрикнул Согард. — Я видел и не такое, а вот родители — вряд ли. Как насчет такого объяснения?

В дверь постучали. Какой-то офицер вызвал Странге в коридор. Лунд осталась наедине с майором. Она не надеялась добиться правды от этого человека, тем важнее было сделать все возможное.

— Вы, вероятно, очень удивились, когда Рабен и другие солдаты стали говорить, будто встретили Перка. Учитывая то, что он был мертв уже три месяца.

Согард пожал плечами:

— Не особенно. Это была не единственная ложь в их рапорте. Я был на похоронах Перка. Как я мог…

— Кто еще видел его? Кто зафиксировал факт его смерти?

Губы Согарда растянулись в широкой ухмылке.

— Все смешнее и смешнее! — сказал он, качая головой.

— Почему не производили вскрытие?

— Мы были на войне. В Афганистане. Если бы вы видели, что осталось от этого человека…

— На войне тоже есть правила.

Он по-прежнему улыбался.

— Так думают те, кто остается здесь, — негромко произнес он ровным голосом. — Полагаю, чтобы спокойно спать по ночам. Но вы не волнуйтесь. — Он подмигнул ей. — Мы не станем беспокоить вас правдой.

— Вы являетесь гражданином Дании. Закон…

— Перк покончил жизнь самоубийством, — оборвал ее Согард. — Или… — Он помолчал. — Или по какой-то причине решил позабавиться с самодельным взрывным устройством. Или сам его делал, кто знает? Он служил в группе контрразведки. Ходили слухи, что у него начались проблемы с головой. Такое случается. Сначала никто ничего не замечает, а потом бывает слишком поздно. Я не знаю, о чем он думал. Это не мое дело.

— Он был спецназовцем?

— Вы прекрасно понимаете, что на этот вопрос я не отвечу. По-моему, это самоубийство. Но точно мы никогда не узнаем. Ради его семьи…

— Не трудитесь. Мы скоро откроем гроб, и, скорее всего, он окажется пустым. Пока еще не поздно, вы успеете помочь себе, рассказав правду.

Он молчал несколько секунд. Что-то в его глазах насторожило Лунд.

— Вы хотите выкопать его? Вы ненормальная.

В дверь заглянул Странге.

— Лунд, — сказал он. — Нам нужно вернуться на кладбище.

Гроб перенесли в одно из подсобных строений при церкви. Дежурным патологоанатомом оказался тот самый бородач, с которым она работала по делу Бирк-Ларсен. Это он дал ей рецепт сидра из шведских яблок, который ей так и не пригодился.

— Привет, Лунд, — просиял он. — Рад тебя видеть.

Гроб стоял на деревянных козлах посреди помещения, вокруг толпились оперативники и криминалисты, топча комья земли, осыпавшиеся с него. Крышку сняли, и содержимое открылось взорам присутствующих.

— Белый мужчина. Возраст — пожалуй, около тридцати. Бедренная кость указывает на рост примерно метр восемьдесят. Его порядком потрепало. Да, на взрыв очень похоже. Почти ничего не уцелело. Помню, когда я работал на Балканах…

— Нет, — сказала Лунд. — У вас нет никаких доказательств, что это Мёллер.

— Согласен, нужны еще кое-какие анализы.

— Это не он! Вместо него могли положить совсем другой труп. Вскрытие не проводилось, свидетельства о смерти нет…

— Что это? — проговорил Странге, показывая на кусочек ткани между костями и разлагающейся плотью.

Один из экспертов вытащил обрывок материи защитного цвета. Он обогрел по краям, обтрепался, но на темном фоне еще можно было разглядеть несколько цифр и букв: «369045–9 Пер К.».

— Это ничего не значит! — отмахнулась Лунд. — Необходимо сделать анализ ДНК. И что у него с зубами?

Прямо голыми руками она полезла в гроб, и патологоанатому пришлось прикрикнуть на нее, чтобы она не прикасалась к телу. Ее взгляд заметался по помещению с такой скоростью, что она не сразу смогла сфокусировать его. Пока не заметила Брикса и хорошо знакомое ей выражение его лица.

— Не может быть, что это Мёллер, — стояла она на своем. — Согард и капеллан не хотели, чтобы родные смотрели на тело. И откуда Рабен мог знать имя человека, погибшего три месяца назад?

Брикс ничего не говорил. Странге тоже молчал. Патологоанатом внимательно рассматривал свои ботинки.

— Я же не сошла с ума! — воскликнула Лунд, и голос ее сорвался на визг.

Добрую минуту стояла тишина. В открытую дверь пристройки Лунд видела, что Ханна Мёллер по-прежнему стоит у входа.

— Подготовьте отчет об анализах как можно скорее, — распорядился наконец Брикс. — И пусть будет поменьше шума. Мы и так стали посмешищем.

— Брикс!

Он всегда умел заставить ее замолчать одним взглядом. Лицо с резкими чертами оставалось неподвижным.

— Мы возвращаемся в управление, — сказал он. — Вы двое можете поехать в моей машине.

Время сказки на ночь. Йонас сидел на диване, прислонившись к ее плечу, и слушал истории о воюющих драконах. Ее слабые попытки шутить не веселили его. Наконец книжка закончилась. Луиза погладила сына по каштановым волосам, потянулась за одеялом.

— Пора спать. Скоро будет готова твоя новая комната, там будет очень красиво. Ты рад?

Он посмотрел на нее, и Луиза оказалась бессильна перед его чистым взглядом. Обмануть ребенка очень трудно. Да и жестоко.

— Почему они все ищут папу?

— Это такая игра. — Но иногда нужно обманывать, думала она. Особенно когда сам не знаешь правды. — Он играет в прятки — так же, как ты в детском садике.

Мальчик лег головой на подушку. Он спал на этом диване уже почти год, с тех пор, как они вернулись в Рюванген со съемной квартиры — Луиза больше не могла платить за нее, сестринского жалованья не хватало. Ничего, скоро у него будет своя кровать.

— Он сделал что-то плохое?

— Нет. Они просто хотят его найти. А когда найдут, мы снова будем ходить к нему в гости.

Его бело-голубая пижамка становилась ему мала. Нужно покупать новую. Расходы, расходы… Снова просить у отца она не хотела. Эта неопределенность угнетала их всех, так продолжаться больше не могло.

— Тебе понравился самокат, который подарил майор Согард? Завтра пойдешь на нем кататься?

Йонас нахмурился и ничего не ответил.

— Ну, спокойной ночи, сынок, — прошептала Луиза, поцеловала его теплый лобик и подоткнула с боков одеяло.

В кухне сидел отец. Он был в походной форме и высоких ботинках и жевал бутерброд, проглядывая разложенные на столе газеты.

— Полиция нашла священника, — заговорил он, подняв на нее глаза. — Он сказал, что Йенс увез его в лес, угрожая оружием.

Она с тревогой приложила палец к губам и торопливо прикрыла плотнее дверь в комнату, где засыпал Йонас.

— С Торпе все в порядке, — добавил Ярнвиг. — Йенс только ударил его пару раз, а пистолетом лишь пугал.

— Зачем он это сделал?

Отец посмотрел на нее так же, как в детстве, когда она была непослушным подростком и не понимала того, что казалось ему очевидным.

— Потому что он болен. Пойми это. Ладно, я вернулся, чтобы проверить, как вы тут. Лучше, если вы с Йонасом какое-то время не будете покидать расположение части. До тех пор, пока его не задержат.

Он вытащил из кармана берет, надел.

— Это приказ? — спросила она с сарказмом.

— Это просьба отца. Я беспокоюсь о тебе. И о Йонасе…

— Я хочу наконец знать, что происходит, папа! Мюг, Грюнер, Томсен, та женщина-адвокат. Украденная взрывчатка. Вас с Согардом постоянно вызывают на допросы.

— Ничего не происходит.

— А теперь еще Торпе со своими небылицами. Я не верю ни единому слову.

— Ты никому не веришь, — тихо сказал он. — В этом вся проблема. Идет обычное полицейское расследование…

— Нет! — Ее громкий крик мог разбудить Йонаса, но она уже не сдерживалась. — Это неправда. Йенс мне говорил. В Афганистане случилось что-то ужасное. И все, что сейчас происходит, как-то связано с этим…

Ярнвиг молча стоял в дверном проеме.

— Скажи мне, — взмолилась она.

— Тебе не нужно этого знать.

— Скажи!

— Погибло трое бойцов.

— Дело не в этом.

— Трое бойцов погибли из-за ошибки Йенса. Он был их командиром. Он принял неверное решение. Я бы тоже переживал в такой ситуации, как любой из нас.

— Значит, все из-за этого? Он просто чувствует себя виноватым?

— Пора тебе понять, что ты не знаешь своего мужа по-настоящему. Он не…

— Что? Не тот зять, о котором ты мечтал? Всего лишь обычный солдат, а не офицер, с которым ты мог бы выпивать за одним столом?

— Есть вещи, о которых я не имею права говорить…

— Или не смеешь?

Она повернулась к нему спиной, посмотрела на пирамиду из коробок, приготовленных к переезду в подвал, где так прилежно работал в свое свободное время Согард. Рюванген — это тюрьма, пусть и приятная по большей части. А ее обитатели заняты тем, что строят стены все выше и выше.

— Я думаю, тебе лучше уйти, — отчеканила Луиза Рабен.

Ярнвиг рассердился на нее. Это случалось нечасто. Он вернулся в кухню, взял ее за плечи, заставил посмотреть ему в глаза.

— Однажды ты ударил маму, и она ушла от тебя, — сказала Луиза медленно и нарочито спокойно. — Я поступлю так же.

— Я был хорошим мужем! И не по собственной воле уехал воевать через месяц после твоего рождения.

— Тогда не было войны. Кстати, Йенс тоже уехал не по собственной воле. Его послал туда ты.

— Нет! У него был выбор. Он пошел добровольцем.

Нахлынули воспоминания: прощание со слезами на глазах, крошечный Йонас в коляске, чувство одиночества, растущее в душе.

— Он хотел поехать, Луиза. Он умолял меня. И умолял не говорить тебе.

— Ты лжешь.

— Говори обо мне что хочешь, но только не это. — Он убрал руки с ее плеч. — Я никогда тебе не лгал. Йенс хотел уехать. Я пытался его переубедить, но он и слышать ничего не желал. Он сказал, что это… его долг.

Закипали слезы, а она всегда ненавидела их.

— Йенс совсем не тот человек, за которого ты его принимаешь… — сказал он и, вынув носовой платок из кармана, протянул ей.

— Пожалуйста, уходи, прошу тебя.

Он по-прежнему стоял напротив.

— Уходи отсюда! — крикнула она.

Когда Торстен Ярнвиг вышел, Луиза оглянулась. У двери, разделяющей комнаты, стоял Йонас. Она так и знала, что увидит его там. Такой был период в их жизни.

Перемирие с Россингом продлилось недолго. Около девяти часов вечера министр обороны позвонил Буку и потребовал объяснений, почему полиция эксгумирует тело офицера, убитого два года назад.

— В Дании одиннадцать тысяч полицейских, — ответил Бук. — Признаюсь, я не могу сказать вам, чем занят каждый из них в данный момент.

После такого ответа взаимное недовольство только нарастало, и разговор быстро завершился. Затем Бук попытался рассуждать логически — так же, как рассуждал, когда решал, будут ли продаваться произведенные его фермой молоко, свинина и яйца. Для начала нужно было определить, что им известно.

— Россинг попросил встречи с Монбергом. Мы точно знаем, что темой беседы был Йенс Петер Рабен.

Плоуг тем временем проверил содержимое своих папок и обнаружил один документ, имеющий отношение к той встрече.

— Если верить этому, — помахал он найденным листком, — официальной темой встречи было предупреждение преступной деятельности среди демобилизованных солдат.

— Почему нет протокола встречи?

— Они говорили наедине. Я был занят подготовкой законопроекта в тот день.

— Вас не позвали, Плоуг, будем откровенны.

— Ну да, не позвали. Но сам по себе этот факт нельзя считать подозрительным, А еще у Монберга была навязчивая идея сократить расходы на содержание тюрем. Полагаю, чем меньше солдат…

Плоуг не закончил фразу, так его взволновала другая мысль.

— Если Монберг знал о следствии, проведенном военной прокуратурой, и после убийства Драгсхольм не предупредил об этом полицию, — заговорил он, ходя из угла в угол, — дело совсем плохо.

— От полиции и службы безопасности было что-нибудь новое?

— Сейчас они препираются из-за эксгумации тела одного солдата. Вот уж действительно! Взять и выкопать, ничего никому не сказав. Кёниг в ярости. Он утверждает, что никакой необходимости в этом…

— Я хочу знать то, что знал Монберг. Все до последнего слова. И поговорите с Кариной. Она скоро будет. Я попросил ее зайти к нам, когда к Мерле придет няня.

— Вы попросили ее зайти? — обескураженно повторил Плоуг.

— Да. Чтобы поблагодарить. И чтобы умолять ее вернуться на работу.

— Нет! — Плоуг казался смертельно обиженным. — Это невозможно. Будет заседание дисциплинарного совета… Я объявил о вакансии…

— Ну так объявите о том, что вакансия закрыта.

— Она спала с министром!

— Со мной она спать не будет, не волнуйтесь. — Бук протянул помощнику свой телефон.

— Нет, — затряс головой Плоуг. — Я не стану. Бук, даже моему терпению приходит конец. Вы слишком многого от меня требуете.

И он торопливо вышел.

В приемной сидела Карина. Она была в джинсах, в которых никогда не появилась бы на работе, и в элегантном пиджаке с розовым шарфом.

«Попался», — подумал про себя Плоуг, проклиная коварство Бука.

— Привет, — сказала Карина и улыбнулась как ни в чем не бывало.

Он не мог просто развернуться и уйти. Это было бы невежливо.

— Томас сказал, что вы хотели меня видеть.

— Догадываюсь.

— Так вы хотели?

— Нет. Это была его идея. Он только что поставил меня перед фактом.

Она поднялась, изогнула губы в кроткой улыбке, которую он видел тысячи раз за последние несколько лет.

— Ладно. Я поняла, — сказала Карина и пошла к лестнице. Но, взявшись за перила, остановилась.

— Я хочу, чтобы вы знали, Плоуг… Мне очень нравилось работать здесь. Я многому научилась, и в основном от вас. Вряд ли здесь существует такая проблема, с которой вы не справитесь. Проекты, меморандумы, межправительственные диалоги…

— Спасибо, — улыбнулся он.

Она рассмеялась:

— Жаль только, что вы такой зануда, когда дело касается живых людей. И работа допоздна… — Карина неожиданно развернулась и встала перед ним. — От меня ушли одна за другой три няни, потому что каждый вечер мне приходилось сидеть тут до ночи, чтобы выполнить ваши… ваши невыполнимые требования. Но вам и этого было мало. Что бы я ни делала…

— Это правительство, — наставительно произнес Плоуг, стараясь подавить обиду. — Министерство юстиции. Все должно быть сделано как следует.

— Точнее — как хочет Плоуг. И никак иначе. Мне никогда не удавалось соответствовать вашим идеалам. И вдобавок я еще переспала с Монбергом. Представляю, как вы возмутились…

— Да, возмутился! — Его голос сорвался на фальцет.

— Я только что прошла через ужасный развод, моя личная жизнь рухнула, но вас это никогда не интересовало!

Он раскрыл рот, чтобы ответить, но не нашел слов. Ее ярость была направлена именно на него, а не на кого-нибудь другого. Мысли и чувства, которые люди обычно прячут глубоко в душе, у нее вдруг вырвались наружу, и эта внезапная откровенность привела Плоуга в смятение.

— Вы никогда не хотели знать, что со мной и как я себя чувствую. Никогда…

— Это не так… — пробормотал он и быстро пошел обратно в свой кабинет. К его ужасу, Карина последовала за ним, не проявляя намерения завершить неприятный разговор.

— Вы весь такой благоразумный… такой правильный. А как только происходит что-то живое, человеческое, когда нет правил и установленных процедур, вы тонете! Вы не знаете, что делать! Или вы стыдитесь меня? В этом дело?

— Просто вы заслуживаете большего! — воскликнул он и испытал огромное облегчение оттого, что смог произнести это.

От неожиданности она смолкла.

— Вы заслуживаете куда большего, Карина. Перед вами открывалась блестящая карьера, у меня не было никаких сомнений. И вы все разрушили… ради чего? Ради этого слабака Монберга? А я ведь столько для вас сделал, научил всему, что знал сам. Отвернулся на мгновение, и…

Хлопок в ладоши прозвучал как выстрел. Они обернулись и увидели грузную фигуру Томаса Бука, который с довольной ухмылкой стоял в дверном проеме.

— Громкие голоса и откровенные речи! — провозгласил он. — Я даже было подумал, а не вернулся ли я в Ютландию, к нормальным людям. Уже Бога благодарил. Но, — добавил он, решительно подходя к ним, — на эти пустяки у нас нет времени. Карина, вы снова приняты на работу. Плоуг, утрясите все формальности. Я только что звонил жене Монберга. Хорошие новости… — Он выдержал драматическую паузу. — Наш дорогой друг, мой предшественник, сегодня пришел в сознание. Его состояние стабильно. К нему разрешены визиты — по предварительной договоренности с докторами, конечно.

Карина что-то сказала, — но очень тихо, никто не услышал. Плоуг молчал.

— Мы должны поговорить с ним как можно скорее, — добавил Бук.

— Я позвоню в больницу, — сказал Плоуг, доставая телефон.

— Надо постараться опередить Россинга. Карина, соберите мне полную информацию по Рабену, мне нужно все, что у нас есть на него. И узнайте у полиции и службы безопасности, как идет расследование. — Еще один оглушительный хлопок больших ладоней. — Ну что же вы стоите? За дело!

Карина склонила голову:

— Я еще не дала согласия, Томас.

Он расхохотался, и эхо его раскатистого смеха прокатилось вдоль белых стен министерства.

— Вы не отказались. Плоуг, повысьте Карину в должности и прибавьте оклад. Все, работаем.

И он ушел. Его неуклюжая фигура в бесформенном синем костюме скрылась за дверью. Карина и Плоуг помолчали.

— У вас есть няня на сегодня? — спросил наконец Плоуг.

— Да. — Она не могла смотреть ему в глаза, и это было чуть ли не в первый раз за время их совместной работы. — Карстен… Я не хотела обижать вас. Просто мне необходимо было выговориться.

— Я понял.

— Мне не нужно повышения, не нужно прибавки…

Плоуг посмотрел на нее, зачем-то стал поправлять очки.

— Это распоряжение министра. Если министр сказал…

— Хорошо-хорошо. — Она легонько похлопала его по руке. — Давайте займемся делом.

Отчет от криминалистов принесли Бриксу около полуночи. Рут Хедебю начала его просматривать.

— Анализ ДНК займет пару дней, — сказал Брикс.

Она скептически прищурилась:

— Не трать напрасно деньги. Военные прислали нам запись зубной формулы Мёллера. Патологоанатом все сверил. Это он, никаких сомнений.

Брикс и сам знал.

— Выбирай, кто будет за это отвечать: либо Лунд, либо ты.

Он молча стоял у окна.

— Что-то неясно? — спросила Хедебю.

— Интересно, сколько всего ошибок нам простят? — сказал он. — Если мы в конце концов окажемся правы?

Она бросила отчет на стол.

— Пока не похоже, что к этому идет.

Хедебю подошла к Бриксу, взяла его за руку, заглянула в глаза:

— Служба безопасности засекла Рабена.

Глаза Брикса сузились.

— Значит, они поймали его?

— Нет. Подробностей я не знаю, из Кёнига слова не вытянешь. Завтра снова встречаемся по этому вопросу.

— Если им известно, где Рабен…

Она стряхнула пылинку с его пиджака.

— Не делай глупостей. Поговори с Кёнигом. Вы должны работать вместе.

За стеклянной перегородкой в полутемном помещении отдела маячил силуэт Лунд.

— Подумать только, как ты в ней ошибся, — проговорила Хедебю. — А может, ты к ней неравнодушен? Что скажешь, Леннарт?

Он бы засмеялся, если бы имел силы.

— Она видит то, чего мы не замечаем. Даже когда проходим мимо.

— Тебе решать, — пробормотала Хедебю, проводя пальцами по его руке. — Но, по-моему, будет лучше, если все закончить прямо сейчас.

Лунд все поняла, как только Брикс вошел в комнату. Когда он попросил вернуть оружие и удостоверение, она протянула их, не говоря ни слова. Отдавать пистолет ей было не жалко. А вот удостоверение…

— Я сообщу в Гедсер, что вы возвращаетесь к своей работе.

Странге, который тоже был в отделе, молча смотрел на них.

— Освободите Согарда, — сказал ему Брикс. — Он нам больше не нужен.

Лунд посмотрела, как он выходит в коридор и набирает номер на своем мобильнике, потом стала собирать вещи: сумка, темная куртка, пакетик жевательной резинки, едва заметный под грудой бумаг на столе. Странге подошел к ней, присел на край стола.

— Хотите, я подвезу вас домой? — предложил он.

Она мотнула головой. Фотографии на стене по-прежнему притягивали ее, и ей трудно было не смотреть в ту сторону. Дело так и осталось нераскрытым, а она этого терпеть не могла.

— Спасибо за помощь, — произнесла она.

— Мне жаль…

За несколько дней она умудрилась устроить на его столе полный разгром. Стоило передвинуть один из документов, заваливших всю поверхность стола, как из-под него появлялся очередной пакетик жвачки. Лунд не помнила, чтобы она покупала их в таком количестве или чтобы вот так разбрасывала их повсюду. Хаос в мыслях — хаос в вещах. Странге, аккуратный и скрупулезный человек, вел себя по отношению к ней весьма терпимо.

— С вами было приятно работать, — сказала Лунд.

— Позвонить вам завтра?

Она только улыбнулась, не отрываясь от сборов.

— Передайте вашей маме от меня поздравления и наилучшие пожелания.

— Обязательно, — пообещала она и пошла к выходу.

— Лунд!

Он первым оказался у двери и распахнул ее, всегда вежливый, совсем не такой, как Ян Майер.

— Что?

— Не знаю, станет ли вам от моих слов легче, но я думаю, что вы правы. Не в случае с гробом, выкапывать его было глупо. Но что-то здесь действительно нечисто… — Он выглянул в коридор, где Брикс тихо говорил по телефону. — Дурно пахнет это дело.

— Не нужно звонить, — сказала Лунд и коротко улыбнулась. — В понедельник я уже буду в Гедсере.

— Мне будет вас не хватать, — сказал Странге, и ей снова стало неловко от его многозначительного взгляда.

Она поднырнула под его рукой и вышла в коридор, молча миновав Брикса, спустилась по спиральной лестнице и оказалась под ночным дождем.

Назад: 5

Дальше: 7