36
Звук собственного голоса долбанул по мне, как молотом. Начали подкашиваться ноги, я стала хватать ртом воздух.
Райан помог мне опуститься на стул, подал воды, не задавая вопросов. Не знаю, как долго я просидела на этом стуле, не ощущая ничего, кроме беспредельного опустошения. Когда самообладание потихоньку вернулось ко мне, мысли заработали сбивчиво и тревожно.
Он звонил мне. Когда? Зачем?
Я видела, как Жилбер надевает перчатки, осматривает содержимое мусорного ведра, что-то из него достает и кладет в раковину.
«Ему понадобилось пообщаться со мной? — думала я. — Или с Гэбби? Что он собирался сказать? Может, хотел просто помолчать в трубку, припугнуть меня?»
По гостиной ходил, делая снимки, фотограф. Вспышка его камеры, будто светлячок, озаряла погруженную в полумрак квартиру.
«В последнее время автоответчик не раз фиксировал звонок без сообщения, — прозвучало в моей голове. — Это он звонил?»
Человек в перчатках и спецодежде складывал книги в пакеты для сбора вещественных доказательств, наполненные пакеты опечатывал, маркировал и ставил на них свою роспись. Другой посыпал черно-красные поверхности полок белым порошком, третий — освобождал холодильник, складывая его содержимое в пакеты из плотной коричневой бумаги, а затем в контейнер-морозильник.
«Может, он убил ее здесь, — размышляла я. — Может, вот эти стены, эта мебель — последнее, что она видела в этой жизни?»
Райан о чем-то разговаривал с Шарбонно. Обрывки фраз доносились до меня со всех сторон сквозь удушающую жару. «Где Клодель?.. Уехал… Проверить чердак… подвалы… Найти ключи…»
Шарбонно куда-то удалился, вернулся с женщиной средних лет в халате и тапочках. Они опять ушли, а с ними и человек, упаковывавший книги.
Райан снова и снова предлагал отвезти меня домой, осторожно повторяя, что я уже ничем не могу помочь. Я это знала, но не могла уехать отсюда.
Бабушка явилась часам к четырем. Она не проявила ни враждебности, ни желания помочь: нехотя рассказала, что собой представляет мсье Тэнгуэй. Спокойный. С каштановыми редеющими волосами. Среднего телосложения, роста. Похожий на тысячу других мужчин Северной Америки. Она понятия не имела, когда и куда ее сосед ушел. Он и раньше исчезал, но всегда ненадолго. Об этом ей было известно только потому, что Матье кормил его рыбок. К ребенку он относился хорошо, за помощь платил. Больше она ничего об этом человеке не знала, да и виделась с ним довольно редко. Ей казалось, у него есть работа и машина, но это только казалось. Она не интересовалась им и не хотела ввязываться в эту историю.
Следственно-оперативная группа обрабатывала квартиру до позднего вечера. Я уехала раньше. В пять часов мной овладело непреодолимое желание уйти из этого логова. Когда Райан в очередной раз предложил увезти меня, я согласилась.
В машине мы почти не разговаривали. Райан сказал, что я не должна покидать квартиру и что за моим домом установлено круглосуточное наблюдение. Никаких ночных вылазок. Никаких самостоятельных расследований.
— Довольно, Райан, — ответила я, выдавая голосом свое изможденное состояние.
Остаток пути мы оба хранили напряженное молчание. Остановив машину у моего дома, Райан вышел вместе со мной на улицу и посмотрел на меня как-то по-особому:
— Послушайте, Бреннан, я не хочу своими поучениями усугублять ваше страдание. Скажу одно: мы задушим эту мразь, и мне очень бы хотелось, чтобы вы дожили до этого счастливого момента.
Его забота тронула меня сильнее, чем я того желала.
На поимку Тэнгуэя полиция бросила все силы. Каждому копу в Квебеке, полиции провинции Онтарио, полиции штатов Нью-Йорк и Вермонт были разосланы распечатки с его словесным портретом. Но Квебек велик, пересечь его границу и где-нибудь спрятаться — задача вполне осуществимая.
В последующие несколько дней все мои мысли были заняты только одним — гаданием, где Тэнгуэй. Может, затаился в какой-нибудь норе и довольно посмеивается. Или вообще умер. Или сбежал. Серийные убийцы нередко так поступают: предчувствуя приближение опасности, срочно куда-нибудь уезжают. Некоторых вообще не удается найти. Нет. В то, что мы никогда его не поймаем, я отказывалась верить.
Все воскресенье я просидела дома. Мы с Верди как будто спрятались в кокон: я не одевалась, не включала ни радио, ни телевизор. От одной мысли, что я увижу на экране фото Гэбби или услышу описание жертвы и подозреваемого, делалось дурно.
Позвонила я всего троим людям. Сначала Кэти, потом своей тете в Чикаго. С восьмидесятичетырехлетием, тетушка! Всего наилучшего!
Я знала, что Кэти в Шарлотте, просто хотела в этом удостовериться. Она мне не ответила. Неудивительно. Проклятые огромные расстояния! Нет. Спасительные расстояния. Я не желала, чтобы моя дочь находилась где-нибудь в этих краях, под боком у монстра, который недавно держал в своих грязных лапах ее фотокарточку. Она об этом ничего не должна была знать.
Третий звонок — родителям Гэбби. Ее мать, напичканная лекарствами, лежала в постели. Я поговорила с мистером Макаулеем. Похороны были назначены на четверг.
Некоторое время я безутешно рыдала, сотрясаясь всем телом. Демоны, живущие в моей крови, орали, что жаждут алкоголя: «Накорми нас! Заглуши! Утоли нашу боль! Все так просто!»
Да, очень просто. Но я не сделала этого. Выстояла. Если я сдамся сейчас, то потеряю работу, друзей, уважение к себе. И позволю Сен-Жаку-Тэнгуэю с легкостью с собой расправиться.
«Нет, я не сдамся, — решила я твердо. — Ни бутылке, ни маньяку. Ради светлой памяти о Гэбби. Ради себя и дочери».
Абсолютно трезвая, я ждала, сгорая от желания выложить Гэбби все, что творилось в моей душе. Очень часто я подходила к окну и проверяла, не уехали ли копы.
В понедельник около половины двенадцатого позвонил Райан. Ламанш закончил аутопсию. Причина смерти — перетяжка кровеносных сосудов. Несмотря на то что тело уже начало разлагаться, Ламанш нашел на шее Гэбби глубокий след от удавки. Кожа над этим следом и под ним была порвана в нескольких местах.
Райан замолк. Я представила Гэбби, которая изо всех сил пытается дышать, до последнего мгновения цепляясь за жизнь. Стоп. Хорошо еще, что мы нашли ее так быстро. Не знаю, что со мной стало бы, если бы мне самой пришлось обследовать ее останки. Я и так с ума сходила от боли.
— …Были тоже повреждены. Да, еще он сказал, что на той штуковине, которой этот сукин сын ее задушил, были какие-то звенья или петли. У нее на коже остались углубления, по форме напоминающие спираль.
— Следов насилия он не обнаружил?
— Об этом сложно судить. Она довольно сильно разложилась. Но спермы не было.
— Когда наступила смерть?
— По словам Ламанша, самое меньшее — пять дней назад. Самое большее — десять.
— Довольно давно.
— Тело могло разложиться и сильнее, ведь было зарыто неглубоко, а в последнее время стоит жуткая жара.
О боже! Не исключено, что он убил ее в день исчезновения.
— В ее квартире вы побывали?
— Да, ваша подруга явно приходила туда примерно перед самой смертью, хотя никто из соседей с ней не встречался.
— А о Тэнгуэе что-нибудь удалось выяснить?
— Весьма неожиданную информацию. Этот парень работает учителем в небольшой церковной школе на западном острове. — (Я услышала шелест бумаги.) — В школе «Сен-Изидор». С девяносто первого года. Двадцать восемь лет. Холост. В графе «Другие родственники» в форме принятия на работу он написал «нет». Мы проверяем достоверность всех этих сведений. Живет здесь тоже с девяносто первого. Согласно показаниям хозяйки квартиры он приехал откуда-то из Штатов.
— Отпечатки пальцев нашли?
— Много. Сегодня утром их образцы уже отправили на юг.
— А внутри перчатки, которая лежала на тех лапах?
— В ней по крайней мере два отпечатка оказались довольно отчетливыми. И смазанный рисунок ладони.
У меня перед глазами всплыл образ Гэбби, потом — полиэтиленового пакета для мусора. Перчатки. Я машинально написала в открытом блокноте: «Перчатка».
— Бертран сейчас в Ленноксвилле. Клодель пытается что-нибудь выведать в «Сен-Изидоре», но пока почти безрезультатно. У них летние каникулы, на работу выходят только сторожа и уборщики.
— А в его квартире вы нашли что-нибудь? Имена, телефоны?
— Нет. Ни фотографий. Ни телефонных книжек. Ни писем. Этот тип живет будто в социальном вакууме.
Некоторое время мы оба обдумывали сказанное.
— Это, по всей вероятности, и объясняет его странные хобби, — сказал Райан.
— Вы о страсти к убийству животных?
— Да. А еще о коллекции ножей.
— Ножей?
— Их у него больше, чем у ортопеда. В основном хирургические — скальпели и лезвия. Он хранил их под кроватью. Вместе с коробкой хирургических перчаток. Оригинал.
— Одиночка-фетишист. Потрясающе!
— Еще он обожает порнографию. Мы нашли у него целую стопку засмотренных чуть ли не до дыр журналов.
— Что еще о нем узнали?
Опять послышался шелест бумаги.
— У него есть машина. «Форд» восемьдесят седьмого года выпуска. Сейчас ее разыскивают. Сегодня утром мы получили копию с фотографии, вклеенной в его водительские права, увеличили ее и тоже повсюду разослали. Но…
— Что?
— По-моему, бабушка права: его внешность весьма непримечательная. Или же на ксероксных и факсовых копиях он не похож на себя.
— Как вы думаете, это и есть тот самый Сен-Жак?
— Возможно. Или Жан-Кретьен. Или торговец хот-догами с улицы Сен-Поль. Кстати, ему ни разу не выписали штрафа за неправильную парковку. Очень законопослушный мальчик.
— М-да. Хороший мальчик, обожающий порно, хирургические инструменты и разрезанных животных. — Пауза. — Кстати, что это были за зверьки?
— Пока неизвестно.
Я взглянула на слово, которое вывела в блокноте, и сглотнула, смачивая пересохшее горло:
— А внутри той перчатки, которая лежала с Гэбби, что-нибудь обнаружили?
Произнести вслух ее имя далось мне с трудом.
— Нет.
— Мы так и думали.
— Да.
Из трубки доносились привычные звуки кабинета отдела убийств.
— Я завезу вам копию его фотографии, чтобы вы знали, как он выглядит, на случай если столкнетесь с ним. Хотя я считаю, что вам не следует отходить от дома до тех пор, пока мы не выловим его.
— Я сама приеду. Хочу сходить в биологическую лабораторию.
— Я ведь сказал, что…
— Только не разыгрывайте передо мной крутого мачо, Райан.
Райан глубоко вздохнул.
— Вы что-то от меня скрываете?
— Бреннан, я рассказал вам все, что мы знаем.
— Я подъеду через тридцать минут.
Я была в лаборатории менее чем через полчаса. Мне сообщили, что перчатки уже в биологической лаборатории.
Я посмотрела на часы: двенадцать сорок. Позвонила в центральный штаб КУМа, собираясь спросить, могу ли я посмотреть фотографии, сделанные в квартире Сен-Жака на Берже. В штабе уже начался обеденный перерыв. Секретарь записал мое сообщение.
Ровно в час я вышла из своего офиса и направилась в отдел биологического анализа. В просторном кабинете не было никого, за исключением женщины с пышными волосами и пухленьким, как у рождественских ангелов, лицом. Она взбалтывала в пузырьке какую-то жидкость. На столе лежали две латексные перчатки.
— Bonjour, Франсуаз.
— А! Я почему-то так и подумала, что сегодня вас увижу. — Херувимские глаза Франсуаз выразили сострадание. — Мне очень-очень жаль. Даже не знаю, как вас поддержать.
— Merci. Все в порядке. — Я указала головой на перчатки. — Что вам удалось выяснить?
— Вот эта чистая. Следов крови нет. — Она жестом указала на перчатку Гэбби. — К обследованию второй я только приступила. Хотите поприсутствовать?
— Да, спасибо.
— Я взяла соскоб с этих коричневых пятен и обезводила его в солевом растворе.
Она взглянула на жидкость сквозь стеклянную стенку пузырька, поместила его в подставку для пробирок, взяла пипетку и нагрела ее стеклянную часть над пламенем.
— Сначала я сделаю тест на определение человеческой крови.
Достав из холодильника малюсенькую бутылочку, она открыла ее и опустила внутрь трубку пипетки. Как кровь, всасывающаяся в комара, антисыворотка быстро побежала вверх, заполняя трубку. Франсуаз подняла ее и быстро заткнула большим пальцем.
— Кровь прекрасно знает собственные белки или антигены. Когда в нее добавляешь чужие антигены, она стремится разрушить их при помощи антител. Некоторые антитела уничтожают чужие антигены, некоторые вынуждают их сблизиться друг с другом. Это сближение называется реакцией агглютинации. Антисыворотку получают в животных, чаще всего в кроликах или курицах, путем введения в них крови животного другого вида. Кровь кролика распознает чужаков и, желая защититься, вырабатывает антитела. Если к ней добавить человеческую кровь, образуется человеческая антисыворотка, козью — козья, лошадиную — лошадиная. Когда человеческую антисыворотку смешиваешь с человеческой кровью, происходит реакция агглютинации. Взгляните. Если коричневые пятна на перчатке — следы человеческой крови, значит в пробирке, в которой я сейчас смешаю ее с антисывороткой, появится осадок.
Она взяла пузырек, набрала в другую пипетку растворенный в нем соскоб с перчатки Тэнгуэя, выдавила жидкость в чистую пробирку и добавила к ней антисыворотку.
— А сколько времени уходит на подобную процедуру? — поинтересовалась я.
— От трех до пятнадцати минут. Все зависит от интенсивности антисыворотки.
Мы подождали пять минут и рассмотрели содержимое пробирки под люкс-лампой. Никакого осадка не появилось. Прошло еще пять, десять минут. Жидкость оставалась прозрачной.
— Значит, это не человеческая кровь. Давайте проверим, может, это кровь животного, — сказала Франсуаз, направляясь к холодильнику.
— А вы можете определить, какому конкретно виду принадлежит та или иная кровь? — спросила я.
— Нет. Обычно удается установить только семейство: кошачьи, полорогие, жвачные.
Она достала из холодильника подставку с пробирками и поставила ее на стол.
На каждой тонкостенной емкости я увидела название какого-нибудь животного. Коза. Крыса. Лошадь. У меня перед глазами возникли лапы из кухни Тэнгуэя.
— Давайте попробуем собачью антисыворотку, — сказала Франсуаз.
Опять тот же результат.
— Может, беличью или крысиную? — предложила я.
Франсуаз задумалась:
— Да, пожалуй. Возьмем крысиную.
Менее чем через четыре минуты в пробирке, в которой она смешала антисыворотку с жидкостью из пузырька, выпал осадок: желтоватый сверху, прозрачный внизу, туманно-белый посредине.
— Ну вот, — произнесла Франсуаз. — Это кровь какого-то мелкого грызуна: крысы или суслика. Не знаю, поможет ли вам эта информация, но другой я не смогу вам предоставить.
— Поможет, — ответила я. — Могу я воспользоваться вашим телефоном?
— Конечно.
Я набрала внутренний номер кабинета, расположенного на этом же этаже.
— Лакруа, — послышалось из трубки.
Я назвала свое имя и объяснила, что мне нужно.
— Конечно. Подходите через двадцать минут, я как раз освобожусь.
Я под роспись взяла перчатки, проследовала в свой кабинет и занялась проверкой и подписанием документов, скопившихся на столе. А спустя двадцать минут вернулась в отделение биологии и вошла в кабинет с табличкой: «Incendie et Explosifs». «Воспламеняющиеся и взрывчатые вещества».
В кабинете перед огромной машиной, называемой рентгеновским дифрактометром, стоял человек в лабораторном халате. Он повернулся и взглянул на меня своими добрыми, как у диснеевского оленя, глазами — с нависшими веками и загибающимися кверху ресницами.
— Bonjour, мсье Лакруа. Comment ça va?
— Bien. Bien. Принесли?
Я показала ему два полиэтиленовых пакетика.
— Давайте начнем.
Я прошла за ним в небольшую прилежащую комнату с машиной размером с фотокопировальный аппарат, двумя мониторами и принтером. На одной из стен здесь висела периодическая таблица Менделеева.
Лакруа натянул хирургические перчатки, положил пакетики для сбора вещественных доказательств на стол, извлек из каждого по перчатке, которые полчаса назад обследовала Франсуаз, и осмотрел их. Они выглядели идентично тем, которые были у него на руках.
— Перво-наперво определим основные характеристики: вес, плотность, цвет, отделку краев. — Произнося эти слова, он крутил перчатки в руках, изучая их. — Похоже, они одинаковые. Взгляните: края и на той и на другой закручиваются наверх.
Я приблизилась:
— А разве не все перчатки именно такие?
— Нет. Некоторые закручиваются внутрь. Так. Теперь выясним их состав.
Он поднес перчатку Гэбби к машине, положил ее на лоток под поднятой крышкой и нажал кнопку. Аппарат загудел, приступая к работе. В углу загорелась небольшая коробочка: белым на красном фоне высветилась надпись «Рентгеновское излучение». На панели с кнопками зажглись огоньки. Красный — рентгеновское излучение. Белый — питание. Оранжевый — крышка открыта.
Лакруа задал параметры, закрыл крышку и сел на стул перед мониторами:
— Присаживайтесь. — Он махнул рукой, указывая на второй стул.
На первом мониторе появилось изображение пустынного ландшафта: зернистые впадины и выпуклости, покрытые тут и там валунами и затенениями. На эту картинку накладывался ряд концентрических кругов. С правой стороны их пересекали две прерывающиеся в нескольких местах линии.
При помощи джойстика Лакруа сдвинул круги, поднимая их над валунами.
— Это наша перчатка, увеличенная в восемьдесят раз. Необходимо выбрать на ней наиболее подходящий для анализа участок и направить лучи именно на него. — (Несколько мгновений я наблюдала за перемещающимися на экране изображениями.) — Вот. Пожалуй, вот этот.
Лакруа нажал на аппарате какую-то кнопку. Тот загудел как-то по-иному.
— Начался процесс разрежения. Он продлится пару минут. Потом будет произведено сканирование. Очень быстро.
— И мы узнаем, из чего состоит перчатка?
— Oui. Рентгеновское излучение определит, какие элементы присутствуют в перчатке.
Шум стих, и в нижней части правого монитора на голубом фоне повырастали небольшие красные холмики. Спустя мгновение они немного увеличились, а из их верхушек вытянулись тонкие желтые полоски. В нижнем левом углу появилось изображение клавиатуры с названиями химических элементов на каждой клавише.
Лакруа ввел какую-то команду, и на экране высветились буквы. Некоторые из холмиков остались небольшими, некоторые растянулись, превратившись в длинные остроконечные полосы, похожие на гигантские термитники.
— Вот. — Лакруа указал подбородком на полосу справа.
Она выросла аж до верхнего края экрана, ее макушка срезалась. Соседняя полоска была вдвое короче. На обеих темнели знаки «Zn».
— Цинк. Соответствует стандарту. Он присутствует во всех подобных перчатках.
Он указал на две полосы слева, одну — приземистую, другую — поднявшуюся на три четверти экрана.
— Короткая — это магний. Длинная, обозначенная буквами «Si», — кремний.
Правее этих полос располагались две одинаковые, со знаками «S».
— Сера.
Полоса с буквами «Ca» достигала в высоту середины экрана.
— Кальция довольно много.
За кальцием следовал пробел, затем ряд небольших холмиков, соседей высоченной полосы цинка. Fe.
— А железа мало. — Лакруа откинулся на спинку стула и что-то прикинул в голове. — Типичный коктейль. Сейчас я сделаю распечатку данных и произведу ряд других проверок.
Еще девять тестов выдали ту же самую информацию.
— Что ж, с этой перчаткой все ясно. Давайте проверим вторую.
Перчатка из кухни Тэнгуэя содержала больше кальция, и в ней вообще не было железа, кремния и магния, но присутствовало небольшое количество калия.
— Что это означает? — спросила я, хотя уже знала ответ.
— Каждый производитель латекса использует свой рецепт, несколько отличающийся от рецептов других предприятий. Конечно, и перчатки, изготовленные одной и той же фирмой, могут отличаться друг от друга количеством того или иного содержащегося в них элемента. Но эта разница довольно незначительна.
— Значит, эти перчатки — не пара?
— Они даже произведены разными компаниями.
Лакруа поднялся со стула и пошел к машине, чтобы извлечь из нее перчатку.
— Может, какой-то другой тест выдаст нам иную информацию?
— Уверяю вас, мы сделали все, что требовалось.
— А что, если они просто из разных коробок?
Лакруа посмотрел на меня:
— Сейчас я кое-что вам покажу.
Он прошел в главную лабораторию, о чем-то переговорил с ассистентом, вернулся с пачкой распечаток с изображением вытянутых полосок и холмиков и разложил их на столе:
— Посмотрите, какими незначительными были бы различия изображений, если бы эти перчатки изготовил один и тот же производитель.
Он придвинул ко мне несколько листов. Я внимательно рассмотрела холмы и полосы. Их размеры не совпадали идеально, но и не различались настолько разительно, насколько распечатки исследования двух перчаток, которые принесла я.
— Вот другие экземпляры. — Лакруа пододвинул ко мне еще несколько листов.
Я перевела на них взгляд и затаила дыхание. Один из рисунков показался мне очень знакомым. Zn. Fe. Ca. S. Si. Mg. Высокое содержание цинка, кремния и кальция. Я взяла распечатки результатов исследования перчаток Гэбби и приложила к этому листу. Изображения практически совпали.
— А вот эти перчатки изготовлены одним производителем, мсье Лакруа?
— Да-да. Именно это я и пытаюсь вам объяснить.
— Когда вы исследовали эту перчатку? — Мое сердце заколотилось быстрее.
— По-моему, несколько недель назад. — Он посмотрел на номер. 327468. — Если хотите, я посмотрю в компьютере, что это за дело.
— Да, пожалуйста.
Я уставилась на данные, высветившиеся на мониторе компьютера. Номер: 327468. Номер ЛМЛ: 29427. Запрос от: КУМ. Следователи: Л. Клодель, М. Шарбонно. Место обнаружения: 1422, улица Берже. Дата обнаружения: 24.06.94.
Старая перчатка в квартире Сен-Жака. Клодель решил, что владелец той конуры просто-напросто печется о своих руках. По его мнению, этот тип занимается в перчатках уборкой. Перчатка Сен-Жака была такой же, как перчатка Гэбби.
Я поблагодарила мсье Лакруа и направилась сдавать перчатки. Мысли неслись с сумасшедшей скоростью. Перчатка с кухни Тэнгуэя отличалась от той, которую мы нашли на теле Гэбби. На ней обнаружили капли крови животного. И его отпечатки пальцев. Перчатка Гэбби была чистой. У Сен-Жака тоже нашли перчатку. Такую же, как в могиле Гэбби. Что же все это значит?
На столе в своем офисе я увидела розовый листок с клеевым краем. Сообщение о том, что фотографии с улицы Берже отсканированы и хранятся на диске. Я позвонила в штаб и сказала, что через несколько минут за ним заеду.
Направляясь туда, я проклинала час пик и туристов, запрудивших окрестности старого порта. Втиснув свою «мазду» между двумя машинами, я вошла в здание штаба и сразу поднялась по лестнице на третий этаж. Как ни странно, диск, за которым я приехала, уже находился у встретившего меня дежурного сержанта. Я расписалась за него и, вернувшись в машину, засунула в портфель.
По дороге домой я постоянно смотрела в зеркало заднего вида, ища взглядом преследователя. Ища взглядом Тэнгуэя. Сен-Жака. Я ничего не могла с собой поделать.
