28
Роберт Тротье заплатил агентству за размещение объявлений о продаже своей квартиры в газетах на полтора года вперед.
— На такие шикарные хатки, как в Вестмаунте, покупателей, наверное, находится не много.
— Не знаю, Райан. Никогда не бывала в том районе.
— Однажды я видел по телевизору, как выглядит изнутри одна из таких квартир.
— Объявления поданы «РеМаксом»?
— Нет. Их давал «Ройал Лепаж».
— В разделе «Объявления»?
— По-моему, да. Мы все выясним поточнее.
— Возле его дома тоже есть знак?
— Да.
— А возле дома Дама?
— Она, ее муж и их трое детей жили вместе с его родителями. Это жилье принадлежало семейству Дама испокон веков. Все они рождались в нем и умирали.
Я задумалась:
— А чем занималась Грейс Дама?
— Воспитанием детей. Вязанием салфеточек для церкви. Временными подработками в разных местах. Кстати, одно время она работала в мясном магазине.
— Отлично. — Кто-то превратил в мясо торговку мясом. — А муж?
— Чистенький. Потомственный водитель грузовика.
Пауза.
— Какие ваши соображения?
— По поводу метро или объявлений в газете?
— И по тому и по другому поводу.
— Черт возьми, Бреннан! Я ничего не знаю. — Он помолчал. — А вы что обо всем этом думаете?
Я пораскинула мозгами:
— Наверное, Сен-Жак читает в газетах объявления о продаже недвижимости, выбирает адрес и начинает крутиться где-нибудь в том районе, ища жертву. Потом следит за этой жертвой, выжидает удобный случай и убивает ее.
— А метро здесь при чем?
Я поразмыслила:
— По всей вероятности, то, чем этот ненормальный занимается, для него своего рода спорт. Он в этой игре — охотник, намеченная женщина — жертва. Та дыра на Берже — его засада. Место его охоты — определенная часть города.
— Территория, ограничивающаяся шестыми по счету станциями от «Берри».
— У вас на сей счет какие-то другие мысли?
— Не понимаю, почему он выискивает жертву именно по объявлениям о продаже жилья?
— Почему? Очевидно, считает, что если дом выставлен на продажу, то женщина остается в нем одна, чтобы показывать потенциальным покупателям. Беззащитная женщина. Может, он звонит по телефону, указанному в объявлении, наводит справки…
— Почему шесть остановок?
— Понятия не имею. Этот парень сумасшедший.
— В городе, по всей вероятности, он ориентируется прекрасно.
Мы оба обдумали это.
— Работник метро?
— Таксист?
— Коп?
Последовала напряженная пауза.
— Бреннан, я не…
— Конечно нет.
— И потом, Дама не вписывается в эту схему.
Я промолчала.
— Ганьон найдена в центре, Дама в Сен-Ламбере, Тротье в Сен-Жероме. Если этот тип ездит по городу не на машине, а в метро по проездному билету, как, по-вашему, ему удалось развезти тела убитых по всем этим местам?
— Не знаю, Райан. Но в четырех из пяти случаев все совпадает. Объявление в газете, станция метро. Дыра Сен-Жака, или как там его, расположена прямо у «Берри», и в этой дыре мы нашли кучу газет с объявлениями. Не принять такие совпадения в расчет просто нельзя.
— М-да.
— Можно изучить газетную коллекцию Сен-Жака, посмотреть, что он для себя оставлял.
— Верно.
Мне в голову пришла еще одна мысль.
— Наверное, будет не лишним проконсультироваться со специалистом по сексуальным извращенцам.
Райан не ответил.
— Сообщать об этом Клоделю вовсе не обязательно, — продолжила я. — Я поговорю на эту тему с одним своим знакомым, пока неофициально.
Минуту спустя я уже набирала код Виргинии. Мне ответили, и я попросила пригласить Джона Сэмюеля Добжански. Его не оказалось на месте. Я оставила сообщение.
Попыталась позвонить Паркеру Бейли. Опять оставила сообщение.
Набрала номер собственной квартиры, надеясь поговорить с Гэбби и узнать ее планы на вечер. Мне ответил мой голос, записанный на автоответчик.
Потом позвонила Кэти. Ее тоже не было.
Я не могла связаться ровным счетом ни с кем.
Оставшуюся часть рабочего времени я разбирала корреспонденцию и составляла рекомендации для студентов. Я хотела поговорить с Добжански. И с Бейли. В моей голове как будто тикали часы, и я никак не могла сосредоточиться. Тик-так. Когда к нам поступит очередная жертва? В пять я махнула на все рукой и поехала домой.
В квартире меня встретила тишина. О присутствии в ней Верди или Гэбби не говорил ни единый звук.
— Гэб?
«Может, отдыхает?» — промелькнуло у меня в голове.
Дверь в комнату для гостей была закрыта. Верди спал у меня в спальне, на кровати.
Я погладила его по голове:
— По-моему, я должна срочно поменять наполнитель в твоем лотке. — Его аромат уже распространялся по всей квартире. — Прости, Верд. Я почти все время на работе. Ужасно много дел.
Простил он меня или нет, я не поняла.
— Где Гэбби?
Безразличный взгляд. Потягивание.
Я поменяла наполнитель в лотке. Верд тут же помочился туда, забрызгав пол.
— Эй, Верд, будь, пожалуйста, поаккуратнее. Гэбби, конечно, не чистоплюйка, но твоя задача не равняться на Гэбби, а следить за собой. — Я осмотрела косметику и моющие средства Гэбби. — По-моему, она навела в своих вещах порядок.
Я попила диетической колы и переоделась в халат. На ужин я, естественно, планировала пойти куда-нибудь с Гэбби.
Автоответчик мигал, давая понять, что звонил всего один человек. Я.
Неужели Гэбби не услышала звонка? Или просто не захотела поднимать трубку? Или отключила в тот момент телефон? Может, она заболела? Или куда-нибудь ушла?
Я приблизилась к ее комнате и осторожно постучала:
— Гэб?
Постучала громче.
— Гэбби?
Я приоткрыла дверь, заглянула внутрь и увидела привычный для подруги кавардак. Украшения. Бумаги. Книги. Разбросанная повсюду одежда. Лифчик на спинке стула. На дне раскрытого платяного шкафа груда туфель и сандалий. И на фоне всего этого аккуратно застеленная кровать. Я удивилась столь разительному несоответствию.
— Паршивка!
Появился Верди.
— Она вообще ночевала здесь сегодня?
Верди взглянул на меня, запрыгнул на диван, два раза обернулся вокруг себя и улегся. Я села с ним рядом. Мой желудок привычно сжался.
— Она опять туда ходила, Верд.
Верди растопырил пальцы задней лапы и принялся вылизывать их.
— Это ужасно.
Верди сосредоточил внимание на углублениях между пальцами.
— Ладно, постараюсь не думать об этом сейчас.
Я прошла на кухню и вытащила посуду из посудомоечной машины. Спустя десять минут я успокоилась настолько, что смогла набрать номер Гэбби. Никто не ответил. Разумеется. Я позвонила ей в офис. Длинные гудки.
Я вернулась на кухню. Открыла холодильник. Закрыла его. Вновь открыла, сознавая, что должна поужинать. Взяла новую банку диетической колы, прошла в гостиную, поставила колу рядом с первой банкой, пустой, нажала кнопку «Вкл.» на пульте дистанционного управления телевизором, попереключала каналы и выбрала какую-то комедию, зная наперед, что смотреть ее не буду. Мои мысли переносились от убийств к Гэбби, к черепу в садике и обратно, ни на чем конкретном не останавливаясь. Диалоги и смех из фильма служили для них фоном.
Злоба на Гэбби. Обида, ощущение, что тебя использовали. Боль. Тревога за ее безопасность. Страх за новую жертву. Отчаяние из-за собственной беспомощности. Я чувствовала себя эмоционально вымотанной, но не могла перестать об этом думать.
Не помню, как скоро я оказалась рядом с телефоном, когда он зазвонил.
Гэбби!
— Алло?
— Могу я поговорить с Темпе Бреннан? — произнес знакомый мне с детства мужской голос.
— Джей Эс! Боже! Как я рада тебя слышать!
Джон Сэмюель Добжански. Моя первая любовь. Лагерь «Нортвудз». Наш роман длился все это лето и следующее, бурный роман. Потом я уехала на юг, а Джей Эс — на север. Я занялась антропологией, встретила Пита. Джей Эс выучился на психолога. Женился, развелся. Дважды. Спустя годы мы вновь повстречались в академии. Я узнала, что Джей Эс специализируется на убийствах, вызванных психическими расстройствами на сексуальной почве.
— Помнишь времена в лагере «Нортвудз»?
— Еще бы!
Мы оба рассмеялись.
— Я не хотел звонить тебе домой, но ты оставила номер, вот я и отважился.
— И правильно сделал. Спасибо.
Спасибо. Спасибо.
— Я собиралась попросить тебя проанализировать кое-какую ситуацию. Мы столкнулись здесь с одним жутким явлением. Ты не против?..
— Темпе, когда ты перестанешь меня расстраивать? — с шутливой обидой ответил он.
Ужиная на встречах в академии, поначалу мы оба чувствовали, что между нами вновь может возникнуть роман. Быть может, чересчур увлеклись воспоминаниями о юности, или наша страсть действительно еще не потухла. В любом случае ни я, ни он вслух об этом не говорили, а со временем и вовсе отказались от безумной затеи нового сближения. Прошлое лучше оставлять в прошлом.
— Год назад ты сказал, что опять в кого-то влюбился. Как у тебя дела в этом плане?
— Все закончилось.
— Прости. У нас тут совершено несколько убийств, я полагаю, что они взаимосвязаны. Если я опишу их тебе, ты сможешь определить, идет ли речь о серийном убийце?
— Я все могу.
Одна из наших любимых фраз в былые годы.
Я рассказала об Адкинс и Моризет-Шанпу, потом — когда и где были обнаружены тела других женщин и каким образом они были изувечены. К этому добавила изложение своей теории о метро и объявлениях.
— Никак не могу убедить копов, что между этими убийствами есть связь. Они продолжают твердить, что определенной модели поведения преступника мы до сих пор не имеем. Их слова не лишены смысла, ведь одну из жертв застрелили, другую задушили, жили они в разных районах города.
— Тпру! Тпру! Остановись.
— Хорошо.
— Поиск схожих моментов в подобных ситуациях, естественно, очень полезен, но серийные убийства вовсе не обязательно должны выглядеть одинаково. Бывает, что в одном случае преступник связывает жертву телефонным проводом, в другом — принесенным с собой шнуром, первую закалывает и разрезает, вторую душит или пристреливает, у кого-то что-нибудь похищает, у кого-то ничего не берет. Один парень в моей практике убивал другим способом каждую свою последующую жертву. Ты слушаешь?
— Да.
— Со временем эти ребята становятся все более опытными, познают с каждым новым убийством, что эффективно, что не очень. Большинство из них постепенно улучшают технику исполнения.
— Ясно.
— Во внимание следует принимать также и сотню внешних обстоятельств, которые, несомненно, влияют на манеру совершения преступления независимо от того, какой бы идеальный план ни был у преступника.
— Угу.
— Ты должна понять меня правильно. Общие черты в манере совершения маньяком ряда преступлений, конечно, очень важны. Мы серьезно над ними работаем. Но различия тоже ничего не означают.
— На что ты ориентируешься в своей работе?
— На ритуальный элемент.
— Ритуальный?
— Некоторые мои коллеги называют это росписью или визитной карточкой, однако увидеть эту роспись можно не всегда на всех местах преступления. В процессе совершения убийства преступники следуют определенной схеме в основном потому, что именно эта схема уже сработала в первом, во втором случае. Они приобретают уверенность в себе и все больше уверяются, что, если придерживаться определенных правил, их никогда не поймают. Что зачастую их выдает, так это неуемный гнев. Этими людьми движет злоба. Злоба порождает в их мозгу фантазии о насилии, и в конечном счете ими овладевает острое желание претворить эти фантазии в жизнь. Чаще всего, выплескивая свою злость, такие люди следуют определенному ритуалу.
— Что это значит?
— Им хочется почувствовать, что жертва унижена, в полном их распоряжении; какие у нее глаза или сколько ей лет, нередко не играет роли. Один из типов, с которым я работал, убивал людей в возрасте от семи до восьмидесяти одного года.
— Так на что же ты обращаешь особое внимание?
— На то, как убийца приближается к своей жертве. Внезапно на нее нападает? Или заговаривает с ней? Насилует? Или делает это после совершения убийства? Увечит ее или нет? Оставляет ли что-нибудь на месте преступления? Забирает ли что-то из ее вещей?
— Но ведь на все это тоже могут повлиять внешние обстоятельства?
— Конечно. Однако самое главное состоит в том, что, убивая, маньяк воплощает в жизнь свою мечту, то есть выполняет ритуал освобождения от злобы.
— Что ты думаешь по поводу тех случаев, которые я описала? В них ты усматриваешь эту роспись?
— Неофициально?
— Разумеется.
— Конечно усматриваю.
— В самом деле?
Я начала делать пометки в блокноте.
— Готов побиться об заклад.
— Ни обо что не бейся, Джей Эс. По-твоему, речь идет о сексуальном садисте?
— Сексуальные садисты не просто убивают, а получают наслаждение при виде страданий жертвы. Это возбуждает их.
— И?..
— Сделать однозначный вывод из того, что ты мне рассказала, я не могу, но предполагаю, что убийца всех этих женщин действительно сексуальный садист. Введение во влагалище или в прямую кишку жертвы различных предметов — один из излюбленных трюков этих извращенцев. Кстати, когда он делал это, женщины были еще живы?
— По крайней мере две точно были живы. О третьей ничего не могу сказать, ее тело мы нашли практически разложившимся.
— М-да, похоже, он и впрямь сексуальный садист. Неизвестно только, возбуждался ли он, мучая женщин. А это очень важно знать.
— Спермы на местах преступлений обнаружено не было.
— Полезная информация, хотя и не определяющая. Один раз мне довелось столкнуться с типом, который кончал на руку жертвы, потом эту руку отрезал и измельчал в миксере. Его спермы на местах преступления тоже не находили.
— Каким же образом вы его выловили?
— Однажды он повел себя не слишком аккуратно.
— Три из пяти женщин были расчленены. Это мы знаем наверняка.
— Но это не подтверждает того, что преступник сексуальный садист. Если, конечно, он не расчленил их до наступления смерти. Все серийные убийцы очень хитроумны. Они планируют каждое последующее убийство с особой тщательностью. Но разрезание мертвого тела не говорит о садизме или сексуальном извращении. Трупы часто разделяют на части просто для того, чтобы от них было легче избавиться.
— А отсечение кистей ни о чем не свидетельствует?
— Присутствие фактора сексуального расстройства это тоже не подтверждает. Иногда преступники проделывают подобные вещи из чистого желания показать жертве, что она абсолютно беспомощна. Но кое-какие выводы из твоего рассказа я сделать рискну. Итак, все убитые не были, скорее всего, знакомы с преступником. Трех из них он избил. Трем ввел во влагалище какие-то предметы. Предположительно, до наступления смерти. Характерная комбинация.
Я быстро записывала все, что говорил Джей Эс.
— Тебе следует проверить, откуда брал убийца введенные в жертв предметы. Возможно, именно это и есть составная часть той самой росписи.
Эти его слова я отметила на бумаге звездочкой.
— Какие характеристики сексуального садизма считаются основными?
— Повторяющаяся модель поведения. Использование какого-нибудь предлога для вступления в контакт. Жажда унизить жертву, заставить ее подчиниться. Проявление чрезвычайной жестокости. Возбуждение при виде страха и страданий жертвы. Сохранение каких-то ее вещей.
— Сохранение чего?
Я писала так быстро, что уже заболела рука.
— Каких-нибудь вещей жертвы в качестве сувениров.
— Сувениров?
— Сексуальные садисты часто что-нибудь берут себе на память с места преступления. Какой-то предмет одежды жертвы, украшение или что-нибудь подобное.
— А если они сохраняют вырезки из газет?
— Нередкий случай.
— А какие-нибудь записи они могут вести?
— Могут. Им нравится делать отметки на картах, в календарях, вести дневники, иногда даже записывать что-нибудь на магнитофон. Они фантазируют далеко не только непосредственно об убийстве, но также и о выслеживании жертвы, а еще перебирают в памяти свои предыдущие геройства.
— Ты сказал, что они очень хитроумные. Зачем же тогда хранят карты, календари и записи? Ведь это для них небезопасно.
— Чаще всего они считают себя гораздо выше и умнее копов. И уверены, что тем их никогда не поймать.
— А части тела?
— Что «части тела»?
— Какие-нибудь части тела жертвы они оставляют на память?
Пауза.
— Иногда. Не слишком распространенное явление.
— А о моих мыслях по поводу метро и объявлений что ты думаешь?
— Фантазии, которыми эти люди живут, порой весьма запутанны и специфичны. Некоторые из них мечтают об определенных территориальных пространствах, другие — о какой-то конкретной последовательности событий. Третьи ждут от жертвы особой реакции, поэтому вынуждают ее говорить те или иные фразы, надевать на себя ту или иную одежду. Но, Темпе, данные поведенческие модели характерны не только для сексуальных садистов, но также и для людей, страдающих другими психическими расстройствами. Не зацикливайся на сексуальном садизме, лучше обрати особое внимание на распознавание росписи, то есть «визитной карточки», которую оставляет, совершая преступление, только данный конкретный убийца. Вот самый верный путь его поиска, будь он сексуальным извращенцем или нет. Определенные станции метро и объявления в газетах, — возможно, это составляющие фантазий вашего ненормального.
— Каков твой общий вывод, Джей Эс?
— Мне кажется, вы столкнулись с поистине серьезным случаем, Темпе. С непомерным гневом. С ужасающей жаждой насилия. Если этот тип и есть тот самый Сен-Жак, то меня сильно смущает его поступок с кредитной карточкой. Либо он тупой, что вряд ли, либо по каким-то причинам был вынужден отважиться на столь небрежный шаг. Может, сильно нуждался в деньгах. Или же настолько уверился в собственном превосходстве над всем и вся. Череп в твоем саду — это знак. Либо насмешка. Либо — что тоже не исключено — в какой-то мере он желает, чтобы его наконец поймали. Мне очень не нравится, что ты так серьезно ввязалась в это дело. Череп. Твоя фотография. Судя по тому, что ты мне рассказала, этот тип тебя дразнит.
Я поведала ему историю о своей ночной поездке в монастырь и о машине, которая однажды меня преследовала.
— Темпе, этот парень крайне опасен!
— Если он приходил тогда в лес у монастыря, почему же просто не убил меня?
— Потому что ты застала его врасплох. Убийство не по плану не доставило бы ему должного удовольствия. По всей вероятности, у него даже не было с собой необходимых инструментов. Видеть тебя в бессознательном состоянии, а не парализованную от страха тоже не особенно ему понравилось, вот ты и осталась жива.
— У него не было возможности осуществить ритуал.
— Вот именно.
Мы поболтали о других вещах: об общих друзьях, о прошлом, о тех временах, когда смерть еще не стала неотъемлемой частью наших жизней. Положив трубку, я взглянула на часы: начало девятого.
Я потянулась, разминая затекшие мышцы, и ушла в воспоминания о прошлом. Отвлекло меня от них усиливавшееся чувство голода. Я разогрела замороженную лазанью и заставила себя ее съесть. Потом целый час приводила в порядок записи беседы с Джеем Эс.
В голове назойливо крутились его фразы о том, что преступник становится все более и более уверенным в себе, что он крайне опасен для меня. Я знала об этом и до нашего разговора.
В десять я отправилась в кровать. Лежа в темноте и таращась в потолок, я чувствовала себя одинокой и несчастной. Почему я взвалила на себя груз смертей всех этих женщин? Неужели какой-то психопат живет сейчас фантазиями о моем убийстве? Отчего никто не воспринимает мои тревоги всерьез? Почему я старею и вынуждена есть наспех приготовленные полуфабрикаты перед телевизором, который не смотрю?
Когда Верди свернулся у моего колена и я почувствовала его тепло, слезы, стремившиеся прорваться наружу еще во время нашей с Джеем Эс беседы, хлынули у меня из глаз. Я уткнулась в подушку, которую мы вместе с Питом покупали в Шарлотте. Вернее, это я ее покупала, а Пит стоял рядом, сгорая от нетерпения.
Почему наш брак развалился? Почему я сплю одна? Почему Кэти так недовольна жизнью? Почему моя лучшая подруга в который раз наплевала мне в душу? Где она? Нет, об этом думать не следует. Не знаю, как долго я пролежала с открытыми глазами, остро ощущая пустоту своей жизни и ожидая Гэбби.