Я лучший, ну, скажем так – один из лучших в области нейронаук всех мастей, в том числе – нейропсихологии и когнитивной психологии. Это не хвастовство и не тщеславие, а факт, признанный международным научным сообществом. В пятьдесят два года я тот, кого называют величиной, авторитетом.

Но авторитет я приобрел, покинув мир науки, сойдя с прямой дорожки и ступив на запретную территорию. Я пошел неизведанным путем и стал "первачом", пионером, которому предстояло войти в историю своего времени.

Вот только для меня все кончено...

По прошествии шестнадцати месяцев томографических опытов с памятью – третий сезон программы "Память персональная и культурная" – повторение некоторых аномалий заставило меня связаться с лабораториями, где в рамках исследований применялся тот же радиоактивный маркер – Кислород-15.

Ответ был единодушным: никто не заметил ничего необычного.

Это вовсе не значит, что я ошибаюсь. Скорее всего, необычность полученных мной результатов связана с тем, что я вводил моим подопытным более высокие дозы препарата. Я чувствую, что переступил порог, и этот порог выявил его силу.

Слишком рано публиковать какие бы то ни были результаты. Я составляю отчет для тех, кто меня финансирует, для КАЭ, и в приложении на последней странице упоминаю об отмеченных в ходе исследований необычных явлениях, связанных с косвенным воздействием Кислорода-15 на человеческий мозг. Вывод: необходима отдельная исследовательская программа.

Реакция следует незамедлительно. Меня вызывают в штаб-квартиру КАЭ в мае. Двенадцать экспертов ждут меня в конференц-зале. Я с первого взгляда узнаю эти стриженные ежиком головы и безупречную форму: военные, с которыми я встречался два года назад, когда впервые представлял свою исследовательскую программу.

Я начинаю излагать все по порядку:

– Принцип ПТ (позитронной томографии) заключается во введении радиоактивного маркера в кровь испытуемого. Камера в режиме реального времени регистрирует испускаемые им сигналы, что позволяет фиксировать мозговую деятельность. Я выбрал в качестве такого маркера классический радиоактивный изотоп – Кислород-15 и...

Меня прерывают:

– В своем отчете вы пишете об аномалиях. Расскажите, что именно произошло.

– Я отметил, что испытуемые путают свои собственные воспоминания с историями, которые были им рассказаны во время сеанса.

– Уточните.

– Во многих тестах мы сообщаем испытуемым вымышленные истории и короткие анекдоты, которые просим их потом устно повторять. Так вот, они излагали эти истории как имевшие место в действительности. Все были уверены в том, что пережили такие события наяву, в реальной жизни.

– Вы полагаете, что именно применение Кислорода-15 вызвало эти явления?

– Да. Позитронная камера не может оказывать влияния на сознание – это так называемая бензин-вазивная техника. Кислород-15 – единственный препарат, вводимый нашим добровольцам.

– Как вы объясняете такое воздействие?

– Я никак его не объясняю. Возможно, на нейроны влияет радиоактивность или сама молекула воздействует на нейроны-трансмиттеры. Все указывает на то, что опыт возбуждает когнитивную систему, делая ее проницаемой для вводимой информации. Мозг перестает различать вымысел и реальность.

– Возможно ли, на ваш взгляд, с помощью этого вещества внедрять в сознание испытуемого... скажем так, искусственные воспоминания?

– Все гораздо сложнее, я...

– Так возможно или нет?

– Думаю, мы могли бы начать разработки в этом направлении.

Пауза. Следующий вопрос – от другого "человека в погонах":

– Вы когда-нибудь работали над методиками промывки мозгов?

Я смеюсь, безуспешно пытаясь разрядить атмосферу, напоминающую суд инквизиции.

– Лет двадцать назад. Я защитил докторскую на эту тему!

– Вы следили за научными достижениями в данной области?

– Более или менее. Но многие результаты не предаются гласности, в том числе – военные разработки. Я не знаю...

– Возможно ли использование определенных веществ в качестве своего рода химической "ширмы" для затуманивая памяти объекта?

– Безусловно, существует много подобных препаратов.

– Какие конкретно?

– Вы говорите о манипулировании...

– Так какие же?

Я нехотя отвечаю:

– Сейчас много говорят о таких веществах, как ГГВ – гаммагидроксибутират, но лично я уверен, что валиум гораздо эффективнее.

– Почему?

– Потому что валиум в некоторых дозах вызывает не только частичную амнезию, но и вырабатывает определенные автоматизмы. Пациент становится открытым для внушения. Кроме того, существует антидот: память испытуемому можно вернуть.

Пауза. В разговор снова вступает первый генерал:

– Принимая за данность, что человек подвергся подобной обработке, можно ли внушить ему новые воспоминания, введя Кислород-15?

– Если вы рассчитываете на меня...

– Да или нет?

– Да.

Пауза. Взгляды всех присутствующих обращены на меня.

– Объект ни о чем не будет помнить?

– Нет.

– Ни о первой процедуре с валиумом, ни о второй – с Кислородом-15?

– Нет. Но сейчас слишком рано...

– Кому, кроме вас, известно о подобных результатах воздействия?

– Никому. Я связывался с лабораториями, работающими с изотопом, но они ничего не заметили и...

– Мы знаем, с кем вы связывались.

– Вы... Я что, под наблюдением?

– Вы лично говорили с руководителями лабораторий?

– Нет, связывался по e-mail. Я...

– Благодарим вас, профессор.

В конце 1994-го был принят новый бюджет. Деньги ассигновали на программу "Кислород-15". Такова ирония истории: я задумал программу исследований, бился за нее – и не получил даже паршивого гранта, а на ту, над которой и не собирался работать, мне выделили миллионы.

Начинается кошмар. Мне наносит визит полицейский с двумя головорезами в черном. Великан с седыми усами в габардиновом плаще. Он представляется: Филипп Шарлье, комиссар. Выглядит жизнерадостным, улыбающимся толстяком, но мой инстинкт старого хиппи подсказывает, что человек опасен. Я узнаю в нем громилу, провокатора и мерзавца, уверенного в своей правоте и безнаказанности.

– Я пришел рассказать тебе историю, – объявляет он. – Из личного опыта. Помнишь теракты, наводившие ужас на Францию в период с декабря тысяча девятьсот восемьдесят пятого по сентябрь восемьдесят шестого? Улица Ренн, помнишь? Тринадцать убитых и двести пятьдесят раненых.

Я тогда работал на ДТН (Дирекцию по территориальному надзору). Нам дали все необходимое – тысячи людей, системы прослушки, ордера на задержание "с открытой датой". Мы перевернули вверх дном все исламистские берлоги, перетрясли палестинские каналы, ливанские сети, иранскую диаспору. Париж целиком и полностью находился под нашим контролем. Мы даже предложили награду в миллион франков за любые полезные сведения. Результат – ноль. Ни одной ниточки, никаких следов. Ничего. Нападения продолжались, людей убивали, ранили, калечили, а мы были бессильны.

В один прекрасный майский день 1986 года кое-что изменилось, и мы арестовали всех скопом: Фуада Али Салаха и его сообщников. Они держали оружие и взрывчатку в квартире на улице Де-Ла-Вут, в 12-м округе. Сборный пункт у них был в тунисском ресторане на улице Шартр, в квартале Гут-д'Ор. Я лично руководил операцией. Мы повязали всех за несколько часов. Чистая, четкая, безошибочная работа. Через день террор прекратился, в город вернулся покой.

Знаешь, что позволило нам совершить чудо? Маленькая "деталька", изменившая весь расклад. Один из членов группы, Лотфи бен Каллак, просто-напросто решил переметнуться. Он связался с нами и сдал сообщников – за вознаграждение. Он даже согласился устроить ловушку – изнутри.

Лотфи был сумасшедшим. Никто не обменивает жизнь на несколько сотен франков. Никто не согласится жить как загнанный зверь, бежать на край света, зная, что рано или поздно месть тебя настигнет. Тем не менее я оценил результат его предательства. Мы впервые оказались внутри группы. В сердце системы, понимаешь? С этого мгновения все стало ясно, легко и результативно. В этом-то и заключается мораль моей истории. Террористы сильны одним – круговой порукой молчания. Они наносят удар, куда захотят и когда захотят. Существует единственный способ остановить их: просочиться внутрь сети. Проникнуть в их мозг. Только тогда все может получиться. Как с Лотфи. И благодаря тебе мы "сделаем" всех остальных.

Проект Шарлье прост, как апельсин: перевербовать с помощью Кислорода-15 людей, близких к террористам, внушить им искусственные воспоминания – например, идею мщения, – убедив сотрудничать и предать братьев по оружию.

– Программу назовем "Морфо", – объясняет он. – Потому что мы будем изменять психическую морфологию африкосов, их личность, географию их мозга. После чего – назад, в привычную среду, как зараженных бешенством псов в стаю.

И он заключает голосом, от которого кровь стынет в жилах:

– Выбор у тебя простой: с одной стороны, неограниченные средства, любые испытуемые, случай возглавить научную революцию – при полной конфиденциальности. С другой – возвращение к дерьмовой жизни научного сотрудника, которому вечно не хватает денег, работа в разваливающихся лабораториях, жалкие публикации. Не говоря уж о том, что мы-то программу не закроем – просто наймем других ученых и отдадим им твои записи. Можешь быть уверен – они свой шанс не упустят и станут авторами великого открытия.

В следующие несколько дней я навожу справки. Филипп Шарлье – один из пяти комиссаров Шестого отделения Главного управления уголовной полиции (ГУУП). Один из тех, кто отвечает за борьбу с терроризмом в международном масштабе. Его непосредственный начальник – Жан-Поль Маньяр, шеф "Шестого Бюро".

Коллеги прозвали его Зеленым Исполином, он известен особым пристрастием к работе под прикрытием и жестокостью методов. Маньяр регулярно отстраняет Шарлье: его собственная несгибаемость стала притчей во языцех, но в работе он привержен традиционным методам и ненавидит любые эксперименты.

Но сейчас весна 95-го, и идеи Шарлье находят безусловный отклик: Франция боится терроризма. 25 июля на станции скоростного метро Сен-Мишель взрывается бомба – погибают десять человек. Подозревают членов "Вооруженной исламской группы", но у полиции нет никаких зацепок.

Министерство обороны и Министерство внутренних дел решают профинансировать проект "Морфо": даже если результаты будут не сразу, – или их не будет вовсе! – в борьбе с государственным терроризмом пора применить новое оружие.

В конце лета 1995 года Филипп Шарлье наносит мне новый визит и ведет разговор об отборе подопытной крысы среди сотен исламистов, арестованных в рамках плана "Vigipirate".

Именно в это время Маньяр одерживает решающую победу. На железнодорожных путях найдена бутылка с зажигательной смесью, лионские жандармы готовятся ее уничтожить, но Маньяр требует всестороннего исследования, и на бутылке находят отпечатки некоего Халеда Келькаля, подозреваемого в совершении нескольких терактов. Развязка стала достоянием истории: Келькаль, как дикий зверь, затравлен в лесу близ Лиона и убит 29 сентября. Вся его сеть разгромлена.

Триумф Маньяра и старых добрых методов полицейской работы.

Конец проекту "Морфо".

Конец Филиппу Шарлье.

Но деньги на мою работу от министерств, отвечающих за безопасность страны, продолжают поступать. Уже в первый год результаты доказывают мою правоту. Именно введение значительных доз Кислорода-15 делает нейроны проницаемыми для внушения ложных воспоминаний. Память становится "пористой", поглощает вымышленные элементы и начинает воспринимать их как реальность.

Я работаю с несколькими десятками испытуемых, все они солдаты-добровольцы. Речь идет о крайне слабом психологическом воздействии. Одно искусственное воспоминание за один сеанс. Я каждый раз выжидаю несколько дней, чтобы убедиться, что "крючок" засел достаточно глубоко.

Остается провести последний эксперимент: стереть память объекта и поместить в его голову совершенно новые воспоминания. Я не спешу с такой "промывкой", похоже, что полиция и армия обо мне забыли. Все эти годы Шарлье занимается мелкими расследованиями, и он отстранен от власти. Маньяр царит и правит – он и его традиционные методы. Я надеюсь, что окончательно сорвался с поводка, мечтаю вернуться к гражданской жизни, официально опубликовать результаты моей работы и применить их "во благо".

Так бы все оно и было, не случись 11 сентября 2001 года.

Нападение на башни-близнецы и Пентагон.

Дыхание взрыва испепелило то, в чем были уверены полицейские всего мира, все методы расследования и шпионажа. Секретные службы, агентства, полиция и армии стран, которым угрожает Аль-Каида, сбиваются с ног. Политики в растерянности. Терроризм в очередной раз продемонстрировал свое главное преимущество: закрытость, тайну.

Начинаются разговоры о священной войне, химической угрозе, ядерной опасности...

Филипп Шарлье возвращается на переднюю линию борьбы. Он бешеный и одержимый. Силовик, действующий "на грани фола", жестоко – и эффективно. Досье "Морфо" эксгумировано. Позорные слова возвращаются на уста окружающих: психологическое воздействие, промывание мозгов, внедрение...

В середине ноября Шарлье объявляется в Институте Анри-Бекереля и говорит мне, широко улыбаясь:

– Шпионы возвращаются.

Он приглашает меня в ресторан. В лионский кабак, где подают жареную колбасу и бургундское. Кошмар возвращается, приправленный жиром и кровью.

– Знаешь, каков годовой бюджет ЦРУ и ФБР? – спрашивает он.

Я качаю головой – нет.

– Тридцать миллиардов долларов. У этих агентств есть спутники-шпионы, подводные лодки-шпионы, автоматические системы распознавания, передвижные подслушивающие центры. У них самая передовая технология электронного наблюдения. А еще есть НАБ (Национальное агентство безопасности) и их методы... Американцы могут все услышать и все увидеть. На земле больше не осталось секретов. В мире много об этом говорили, вспомнили Большого Брата... А потом оно случилось одиннадцатого сентября. Несколько парней, вооруженных пластиковыми ножами, сумели разрушить башни Всемирного торгового центра и хороший кусок Пентагона, убив около пяти тысяч человек. Американцы все слушают, все замечают – кроме людей, которые действительно опасны.

Зеленый Исполин больше не смеется. Он медленно поднимает ладони к потолку.

– Представляешь себе две чаши весов? На одной – тридцать миллиардов долларов. На другой – пластиковые ножи. Что, по-твоему, перевесило? Что заставило склониться эту чертову чашу? – Он в бешенстве ударяет по столу кулаком. – Воля. Безумие. Горстка одержимых сумела уйти от наблюдения, несмотря на новейшие технологии и тысячи секретных агентов. Потому что человеческий мозг всегда будет сильнее машины. Потому что ни один чиновник, живущий нормальной жизнью, не сумеет загнать в ловушку фанатика, ни в грош не ставящего свою жизнь и думающего лишь о служении высшей цели.

Он замолкает, чтобы отдышаться, и продолжает:

– Одиннадцатого сентября пилоты-камикадзе перед вылетом сбрили все волосы на теле. Знаешь, зачем? Чтобы войти в рай совершенно чистыми. Против таких мы бессильны. Их нельзя ни купить, ни понять, а шпионить за ними бессмысленно.

Его глаза яростно сверкают, словно он только что предупредил весь мир о неизбежности катастрофы:

– Повторяю, существует единственный способ вбить в землю этих фанатиков: перевербовать одного из них. Обратить его в нашу веру, чтобы вызнать изнанку их безумия. Только тогда мы сможем драться с этим врагом.

Зеленый Исполин поставил локти на стол, сделал глоток вина и улыбнулся из-под усов:

– У меня для тебя хорошая новость. С сегодняшнего дня проект "Морфо" возобновляется. Я даже нашел для тебя кандидата. – Он оскалился еще шире. – Правильнее будет сказать – кандидатку.