8
На следующий день был праздник в чью-то честь. Кажется, Колумба. Часам к десяти утра эти сутки обернулись кошмарным сном наяву.
Я добиралась до морга в тумане настолько густом, что очертания ближних гор растворялись совершенно. Прибыв на место, я работала до половины одиннадцатого, а когда решила сделать перерыв на кофе – оказалось, что в ординаторской сидит Ларк Тирелл. Он молчал, пока я наполняла чашку густой маслянисто-черной жидкостью и насыпала туда белый порошок подсластителя.
– Нужно кое о чем поговорить.
– Да, конечно.
– Не здесь.
Ларк пристально поглядел на меня. Непонятное выражение его глаз зародило во мне недоброе предчувствие.
– Ларк, что случилось?
– Пойдем.
Взяв под руку, Тирелл буквально выволок меня в заднюю дверь ординаторской.
– Темпе, даже не знаю, как сказать… – Он качнул своей чашкой, и по кофе поплыли радужные круги.
– Говори, как есть, – промолвила я ровно, не повышая голоса.
– К нам поступила жалоба.
Я молчала, ожидая продолжения.
– Чертовски неловко, что так вышло. – Ларк еще пару секунд пристально разглядывал свою чашку и лишь затем поднял взгляд на меня. – Дело касается тебя.
– Меня?! – переспросила я, не веря собственным ушам.
Ларк кивнул.
– Что я натворила?
– В жалобе говорится о непрофессиональном поведении, которое может негативно сказаться на результатах расследования.
– Например?
– Пребывание на месте крушения без надлежащих полномочий и неправильное либо небрежное обращение с вещественным доказательством.
Я остолбенела и уставилась на него.
– Да, и нарушение границ частного владения.
– Нарушение границ? – Я похолодела.
– Ты бродила вокруг дома, о котором мы говорили?
– Я не нарушала никаких границ! Просто хотела поговорить с хозяевами.
– Ты пыталась проникнуть в строение?
– Нет, конечно!
И тут же я припомнила, как пробовала поддеть металлическим прутом ставню.
– К тому же на той неделе у меня был официальный допуск на место крушения.
– Кто дал тебе его?
– Меня отправил сюда Эрл Блисс. Тебе это хорошо известно.
– Видишь ли, Темпе, в этом-то и проблема. – Ларк потер ладонью подбородок. – Тогда ОЗЧС еще не была официально привлечена к расследованию.
Эти слова потрясли меня до глубины души.
– А в чем же состояло неправильное или небрежное обращение с вещественными доказательствами?
– Дьявольски неохота об этом спрашивать, но… – Рука Ларка вновь принялась терзать подбородок. – Темпе…
– Да спроси уж.
– Ты подбирала на месте крушения останки, которые еще не были зарегистрированы?
Ступня.
– Я рассказывала тебе об этом случае.
«Спокойно, Бреннан, спокойно».
– Я приняла решение, основываясь на своем личном мнении.
Ларк промолчал.
– Если бы я не забрала ту ступню, ее давным-давно переварили бы койоты. Поговори с Эндрю Райаном. Он был там.
– Непременно. Мы во всем разберемся. – Он подался ко мне и с силой сжал мое плечо.
– Ты принимаешь историю всерьез?
– Другого выхода нет.
– Почему это?
– Ты же знаешь, пресса с меня глаз не спускает. Репортеры набросятся на этот случай, словно шакалы на падаль.
– Кто подал жалобу? – Я моргнула, стараясь отогнать подступившие слезы.
– Этого я тебе сказать не могу.
Ларк уронил руку, выпустив мое плечо, и отвернулся к окну, за которым клубился туман. Белесая мгла уже рассеивалась, постепенно, снизу вверх обнажая окрестности. Тирелл опять повернулся ко мне. Выражение его лица было странным.
– Но могу сказать, что здесь замешаны весьма влиятельные люди.
– Далай-лама? Объединенный комитет начальников штабов? – Голос мой зазвенел от гнева.
– Темпе, не сердись на меня. Расследование крушения – сенсация национального масштаба. Если начнутся проблемы, никому не захочется за них отвечать.
– Стало быть, из меня при случае можно будет сделать козла отпущения?
– Ничего подобного. Я просто должен действовать по инструкции.
Я глубоко вдохнула.
– Что дальше?
Ларк заглянул мне в глаза, и голос его смягчился.
– Я вынужден просить тебя уехать.
– Когда?
– Немедленно.
Настала моя очередь отвернуться и уставиться в туман.
«Дом на холме» в разгар дня был совершенно пуст. Я оставила Руби записку: поблагодарила за гостеприимство, извинилась за внезапный отъезд и за то, что вчера вечером обошлась с ней так черство. Затем собрала вещи, побросала их в «мазду» и рванула с такой скоростью, что из-под колес взлетели фонтанчики гравия.
Весь обратный путь до Шарлотта я то останавливалась, то резко бросала машину вперед, с визгом тормозя на светофорах, а затем то и дело перестраивалась из ряда в ряд, покуда не выбралась на окружное шоссе. Следующие три часа я ползла в плотной пробке, непрерывно сигналя. Говорила сама с собой, пробуя на вкус разные слова. «Гнусный». «Подлый». «Презренный». Другие водители избегали моего взгляда и торопливо уступали дорогу.
Я была взбешена и в то же время подавлена. Несправедливостью анонимного обвинения. Собственной беспомощностью. Целую неделю я без продыху трудилась в отвратительных условиях, без конца видя, обоняя, осязая смерть. Забросила все остальное, целиком посвятила себя делу… а затем меня прогнали взашей, точно служанку, которую заподозрили в воровстве. Не выслушали. Не дали возможности объясниться. Не поблагодарили. Собирай пожитки – и пошла вон.
Помимо профессионального унижения, я пережила еще и глубоко личное разочарование. Хотя мы с Ларком были друзьями много лет и он прекрасно знал, как я щепетильна в вопросах профессиональной этики, он не вступился за меня. Ларк никогда не трусил. От него я ожидала большего.
Безумная поездка сделала свое дело. На подступах к Шарлотту вулкан моего бешенства застыл, преобразившись в скалу ледяной решимости. Я не совершила ничего неподобающего и намерена очистить свое имя. Выясню, откуда взялась эта жалоба, опровергну ее и завершу свою работу. И призову к ответу обвинителя.
Пустота, царившая в моем городском доме, развеяла эту решимость без следа. Некому было встретить меня на пороге. Некому было обнять меня и заверить, что все будет хорошо. Райан выяснял отношения с далекой Даниэль, кем бы она ему ни приходилась, – впрочем, он заявил, что это не мое дело. Кэти где-то со своим то ли другом, то ли подругой, а Верди и Пит на другом конце города. Я бросила вещи, упала ничком на диван и разрыдалась.
Через десять минут я лежала безмолвно, тяжело и бурно дыша, будто маленький ребенок, только что переживший истерику. Ничего хорошего я этим не достигла, только чувствовала себя опустошенной. Волоча ноги, поплелась в ванную, тщательно высморкалась, затем прослушала записи на автоответчике.
И не обнаружила ничего для поднятия настроения. Звонил какой-то студент. Торговые агенты. Звонила моя сестра Гарри из Техаса. Энн, подруга, интересовалась, не сможем ли мы пообедать вместе, потому что они с Тедом собираются в Лондон.
Замечательно. Сейчас, когда я стирала эту запись, Энн и Тед, скорее всего, ужинали в «Савое». Я решила забрать Верди. По крайней мере, он будет лежать у меня на коленях и мурлыкать.
Пит по-прежнему живет в доме, где мы провели вместе почти двадцать лет. Хотя сам дом стоит несколько сотен тысяч долларов, забор вокруг него чинен деревянным брусом, а на заднем дворе торчат покосившиеся самодельные ворота – память о тех годах, когда Кэти увлекалась футболом. Дом покрашен, водосточные желоба вычищены, лужайка подстрижена рукой профессионала. В самом доме наводит порядок приходящая горничная. Но во всем, что выходит за рамки стандартного содержания дома, мой бывший супруг придерживается принципов невмешательства и починки на скорую руку. Он не чувствует себя обязанным равняться на кого бы то ни было. Когда-то я беспокоилась о том, что такое отношение может вызвать конфликт с соседями. Расставание с Питом избавило меня от этого беспокойства.
За тем, как моя машина подъезжает к воротам, сквозь щель в заборе следила косматая бурая морда. Когда я выбралась наружу, морда сморщилась и выдала негромкое: «Р-ряв!»
– Он дома? – спросила я, захлопывая калитку.
Пес наклонил голову и свесил из пасти лиловый язык.
Я направилась ко входной двери и позвонила. Ответа не было.
Я опять позвонила. На цепочке брелока до сих пор болтался ключ от этого дома, но я не могла пустить его в ход. Хотя мы с Питом жили раздельно уже почти два года, схема наших новых взаимоотношений была еще далека от завершения. Пользование общим ключом означало бы определенную степень близости, на которую я не хотела намекать.
Однако сегодня четверг, вторая половина дня, и Пит, скорее всего, в офисе. А я хочу забрать своего кота.
Я уже рылась в сумочке, когда входная дверь распахнулась.
– Привет тебе, прекрасная незнакомка! Ищешь место для ночлега? – осведомился Пит, оглядев меня с головы до ног.
На мне были штаны цвета хаки и шнурованные ботинки «Док Мартенс» – то, что я надела в шесть утра, собираясь в морг. Зато Пит в костюме-тройке и мокасинах от «Гуччи» выглядел безупречно.
– Думал, ты на работе.
Я стерла костяшками пальцев следы размазанной туши на нижних веках и быстро, исподтишка заглянула внутрь дома. Если бы заметила там женщину, умерла бы от унижения.
– А ты почему не на работе?
Он поглядел по сторонам, понизил голос и жестом поманил меня к себе, словно собираясь поделиться секретной информацией.
– Рандеву с водопроводчиком.
У меня не было желания гадать, что же такое стряслось, если наш «мастер на все руки» предпочел обратиться к специалисту.
– Я приехала за Верди.
– Полагаю, он к твоим услугам.
Пит отступил на шаг. Я вошла в прихожую, освещенную люстрой, которая когда-то принадлежала моей двоюродной бабушке.
– Хочешь выпить?
Я одарила бывшего супруга взглядом, которым можно было бы нарезать на ломтики полевой шпат. Пит слишком часто был свидетелем моих актерских выступлений, а потому поспешно дал задний ход.
– Ты же знаешь, что я имею в виду.
– Я бы не отказалась от диетической колы.
Покуда Пит в кухне звенел стаканами и брякал кубиками льда, я подошла к лестнице на второй этаж и позвала Верди. Кот не появился. Проверила гостиную, столовую и кабинет.
Когда-то давным-давно я и Пит вместе жили в этих комнатах, читали, болтали, слушали музыку, занимались любовью… Мы растили Кэти – грудного младенца, малышку, затем подростка, с каждым этапом заново отделывали ее комнату и приспосабливали свою жизнь к новым условиям. День за днем я наблюдала в кухонное окно, как во дворе зеленеет, цветет и роняет листья жимолость, благодарно принимая смену времен года. То были сказочные дни, время, когда пресловутая «американская мечта» казалась реально достижимой.
Вернулся Пит. Он сменил деловой облик адвоката на небрежный имидж молодого горожанина. Пиджак и жилетка исчезли, узел галстука расслаблен, рукава закатаны чуть ниже локтей. Выглядел он отменно.
– Где Верди? – спросила я.
– С тех пор как у нас поселился Бойд, он предпочитает верхотуру.
Пит протянул мне стеклянную кружку, которую обвивала затейливая надпись: «Uz to mums atkal jaiedzer!» По-латышски это означало: «За это нужно выпить!»
– Бойд – это пес?
Энергичный кивок.
– Твой?
– Интересный вопрос. Устраивайся поудобнее, и я поведаю тебе сагу о Бойде.
Пит принес из кухни соленые крендельки и уселся рядом на кушетке.
– Хозяин Бойда – некий Харви Александер Дайнин, джентльмен, которому потребовались бесплатные юридические услуги. Арест оказался для Харви полной неожиданностью, а родных и близких у него нет, поэтому он изъявил желание, чтобы я присмотрел за его собакой до тех пор, пока он не уладит недоразумения с государством.
– И ты согласился?
– Я оценил степень его доверия.
Пит слизал соль с кренделька, с хрустом откусил большую петельку и запил ее пивом.
– Бойд останется без хозяина минимум на десять лет, максимум на двадцать. Я прикинул, что за это время он изрядно проголодается.
– Что он собой представляет?
– Сам он считает себя антрепренером. Судья назвал его мошенником-рецидивистом.
– Я имела в виду пса.
– Бойд – чау-чау. По крайней мере отчасти. Для установления всех его предков понадобился бы анализ ДНК.
Пит сжевал вторую половину кренделька.
– Попадались тебе в последнее время интересные трупы?
– Очень смешно. – Выражение моего лица выдало Питу мои истинные чувства.
– Извини. Там, должно быть, творится нечто ужасное.
– Ничего, справляемся.
Мы какое-то время поболтали, а затем Пит пригласил меня поужинать. Как обычно. Он приглашал, я отказывалась. Сегодня мне припомнились голословные обвинения Ларка, лондонские развлечения Энн и Теда и пустота в моей квартире.
– Чем будешь угощать?
Пит изумленно вскинул брови.
– Лингвини с соусом вонголе.
Фирменное блюдо моего бывшего. Консервированные моллюски с разваренными макаронами.
– А давай, пока будут чинить трубы, я съезжу за стейками? Когда все наладят, можно будет пожарить мясо на гриле.
– Трубы будут чинить в туалете на втором этаже.
– Какая разница!
– Верди полезно увидеть, что мы по-прежнему друзья. Кажется, он до сих пор винит во всем себя.
И в этом весь Пит.
Бойд присоединился к нам за ужином, сидел возле стола, не сводя глаз со стейков «Нью-Йорк стрип», и время от времени трогал лапой чье-нибудь колено, ненавязчиво напоминая о себе.
Мы с Питом разговаривали о Кэти, о старых друзьях и о прежних временах. Он завел речь об одном текущем разбирательстве, а я описала случай из тех, с которыми мне довелось недавно работать: студента через девять месяцев после исчезновения его бабушка нашла повешенным в амбаре. Мне было приятно, что мы достигли того комфортного уровня общения, на котором возможно нормально разговаривать. Время летело, и Ларк со своей таинственной жалобой понемногу перестал занимать мои мысли.
После десерта (клубника с ванильным мороженым) мы ушли с кофе в кабинет и включили телевизор. Главным сюжетом новостей оставалось крушение самолета «Эйр транссаут».
Женщина с мрачным лицом стояла на обзорной площадке, спиной к далекому абрису Грейт-Смоки-Маунтинс, и говорила о соревнованиях, в которых уже никогда не примут участие тридцать четыре спортсмена. Она сообщила, что причина катастрофы до сих пор остается невыясненной, хотя теперь уже более уверенно говорят о взрыве в воздухе. На сегодняшний день опознаны сорок семь жертв крушения; расследование продолжается двадцать четыре часа в сутки.
– Как здорово, что тебе дали возможность отдохнуть, – заметил Пит.
Я промолчала.
– Или тебя отправили в город с каким-то секретным поручением?
Ощущая неприятное стеснение в груди, я упорно разглядывала носки своих ботинок.
Пит придвинулся ближе и указательным пальцем поднял мой подбородок.
– Детка, я ведь просто шучу. Ты в порядке?
Я кивнула – молча, потому что не доверяла собственному голосу.
– А с виду не скажешь.
– Все нормально.
– Может, хочешь об этом поговорить?
Очевидно, я хотела, потому что слова хлынули рекой. Я рассказала Питу о двух днях среди мертвой плоти и крови, о койотах и своих попытках определить происхождение ступни, об анонимной жалобе и о том, как меня отстранили от работы. Словом, обо всем, кроме Эндрю Райана. Когда я наконец выговорилась, то обнаружила, что сижу, поджав под себя ноги и обеими руками прижимая к груди диванную подушку. Бывший не сводил с меня испытующего взгляда.
С минуту мы оба молчали. На стене кабинета громко тикали школьные часы, и я лениво гадала, кто же их заводит.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
– Что ж, мы неплохо провели время, – сказала я, распрямляя ноги.
Пит взял меня за руку, все так же испытующе вглядываясь в мое лицо.
– Что собираешься делать?
– А что я могу? – раздраженно огрызнулась я, выдернув руку.
И так уже в замешательстве от приступа откровений, я страшилась того, что, как говорил опыт, последует за ними. Пит всем, кого доводили до ручки, неизменно давал один и тот же совет: «Пошли их скопом в задницу».
На сей раз мои ожидания не оправдались.
– Вопрос о якобы незаконном пребывании на месте крушения прояснит твой шеф из ОЗЧС. Все прочие обвинения держатся на той ступне. Когда обнаружила эту штуку, ты была одна?
– Нет, рядом болтался один полицейский. – Я упорно не отрывала взгляда от подушки.
– Местный?
Я помотала головой.
– Он видел койотов?
– Да.
– Ты с ним знакома?
«О да, еще бы».
Я кивнула.
– Это поможет уладить дело. Попроси копа связаться с Тиреллом и описать ситуацию. – Пит откинулся на спинку дивана. – Со вторжением в частные владения будет потруднее.
– Никуда я не вторгалась! – с жаром возразила я.
– Насколько точно ты уверена, что с этой ступней дело нечисто?
– Я не считаю, что она принадлежала пассажиру самолета. Именно поэтому и разнюхивала, что к чему.
– Из-за возраста?
– В основном да. Вдобавок она выглядела сильнее разложившейся.
– Ты можешь на сто процентов верно определить возраст владельца этой ступни?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты абсолютно уверена, что покойный был стариком?
– Нет.
– Существует ли другой тест, который может надежнее подтвердить твои выкладки по возрасту? – В Пите проснулся адвокат.
– Проверю результаты гистологии, как только будут обработаны образцы тканей.
– Это когда?
– Приготовление препаратов может продлиться…
– Поезжай туда завтра. Добейся, чтобы твои препараты приготовили как можно быстрее. Не уходи, пока не узнаешь, какой размер воротничка был у этого парня и как звали его букмекера.
– Попробую так и сделать.
– Не пробуй. Просто сделай.
Пит был прав. Я проявила непозволительную слабость.
– Потом идентифицируй личность мистера Ступни и засунь эти сведения Тиреллу в задницу.
– Как я узнаю, кто он такой?
– Если твоя находка не имеет отношения к пассажирам самолета, стало быть, это останки кого-то из местных.
Я терпеливо ждала продолжения.
– Прежде всего выясни, кому принадлежит тот дом.
– А это я как узнаю?
– Фэбээровцы уже прочесали местность?
– Бюро участвует в расследовании, но пока факт диверсии не доказан, у них нет официальных полномочий. Кроме того, учитывая мое нынешнее положение, вряд ли люди из ФБР захотят делиться идеями.
– Тогда выясни это сама.
– Каким же образом?
– Проверь название недвижимости и налоговые ведомости в суде округа.
– Можешь объяснить поэтапно, как это сделать?
Пит заговорил, а я принялась делать пометки. Когда он умолк, моя решимость вернулась полностью. Больше никакого нытья, никакой жалости к себе! Я буду исследовать эту ступню, пока не узнаю досконально все о ее владельце. Потом выясню, откуда она взялась, определю личность покойного и прилеплю эти сведения на лоб Ларку Тиреллу.
– Спасибо, Пит, огромное спасибо!
Я подалась к нему и поцеловала в щеку. Не колеблясь ни секунды, Пит привлек меня к себе. Прежде чем я сумела отстраниться, бывший ответил мне поцелуем в щеку, затем в другую, а потом переключился на шею, ухо и губы. Я вдохнула знакомый запах его кожи, смешанный с ароматом одеколона «Арамис», – и в памяти вспыхнули сотни образов. Я ощутила тепло рук, которые знала добрых лет двадцать. Когда-то эти руки обнимали только меня.
Мне нравилось заниматься любовью с Питом. Всегда нравилось, начиная с первой чувственной бури, охватившей нас в его крохотной комнатке на Кларк-авеню в городе Шампань штата Иллинойс и в последующие годы, когда наша страсть стала основательнее и глубже, превратилась в мелодию, которую я знала назубок, как изгибы собственного тела. Секс с Питом был всеохватывающим. Чистое пиршество чувств и полная отрешенность от окружающего. Сейчас я нуждалась именно в этом. Нужно было испытать нечто знакомое и отрадное, отбросить здравый смысл, остановить время.
Я вспомнила тишину своей пустой квартиры. Вспомнила Ларка с его «весьма влиятельными людьми», Райана и неведомую Даниэль, разлуку и расстояние. Затем рука Пита легла на мою грудь.
«А пошли вы все в задницу», – подумала я.
И больше уже не думала ни о чем.
