7
Когда я в десятом часу вечера вернулась в «Дом на холме», Райан подстерегал в засаде. Я и не заметила его, пока не услышала голос:
– Похоже, мы имеем дело со взрывом.
Я замерла, потянувшись к ручке раздвижной двери.
– Райан, сейчас не время.
– Джексон сделает заявление завтра утром.
Я повернулась к висевшим на крыльце качелям. Детектив, одной ногой упершись в перила, медленно покачивался вперед и назад. Он затянулся, и крохотный красный огонек сигареты подсветил его лицо.
– Это точно?
– Как то, что Богоматерь переспала с голубем.
Я заколебалась, потому что не прочь была узнать новости о расследовании, вот только источник этих новостей внушал опасения.
– Бреннан, день выдался дьявольски тяжелый. Прошу прощения за все, в чем перед тобой провинился.
У меня не было возможности подробно копаться в нашей утренней размолвке, но одно решение я все-таки приняла. Настало время разорвать порочный круг – мои отношения с Райаном. Отныне и навсегда наше общение станет исключительно деловым.
– Расскажи.
Райан похлопал рукой по сиденью качелей.
Я подошла, но садиться не стала.
– Почему именно взрыв?
– Присядь.
– Если это уловка, можешь…
– Обнаружены воронки и вдавливание волокон.
В тусклом свете горевшей над нами лампочки лицо Райана казалось совершенно безжизненным. Он сделал глубокий вдох и швырнул окурок в гущу папоротников, что взлелеяла Руби. Я проводила взглядом рассыпавшиеся в темноте искорки, мысленно представляя падение рейса 228 «Эйр транссаут».
– Так ты хочешь это услышать?
Плюхнув между нами свой пакет, я уселась на качели.
– Что значит «воронки»?
– Воронки появляются, когда твердое или жидкое тело мгновенно превращается в газ.
– То есть при детонации.
– Именно. Взрыв моментально повышает температуру на несколько тысяч градусов и распространяет ударные волны, которые создают на металлических поверхностях эффект омывания газом. Примерно так описывает это группа специалистов по взрывам. Сегодня на совещании они показывали слайды. Результат напоминает апельсиновую корку.
– Они обнаружили воронки?
– Воронки замечены на фрагментах самолета. И оплавленные края, что также указывает на взрыв.
Райан легонько толкнул качели.
– Что значит «вдавливание волокон»?
– Волокна одних материалов проникают в глубину других, неповрежденных. Все это, само собой, видно только под очень мощным микроскопом. Кроме того, на концах некоторых волокон найдены следы высокой температуры и мгновенного оплавления.
Качели вновь плавно качнулись – и греческий салат, второпях сожранный по пути из морга, угрожающе всколыхнулся в желудке.
– Прекрати раскачивать.
– Некоторые макроснимки просто потрясающие.
Я застегнула куртку и сунула руки в карманы. Днем было еще тепло, но вечерами ощутимо холодало.
– Итак, воронки, мгновенно оплавленные края металла, вдавливание волокон – все это означает взрыв. С чем вполне сообразуются травмы нашей знакомой ступни.
– А также тот факт, что большая часть фюзеляжа упала на землю неповрежденной.
Я уперлась ногой в пол на крыльце, чтобы помешать нам качнуться вперед.
– Все это, вместе взятое, подтверждает теорию со взрывом.
– Но что стало его причиной?
– Бомба. Ракета. Механическая неисправность. Отдел ФАА по обеспечению безопасности от взрывов проведет хроматографический анализ, чтобы, возможно, обнаружить следы химических веществ, сделает рентгеновские снимки и рентгенографическую дифракцию для идентификации видов молекул. И еще что-то… ах да. Инфракрасную спектрофотометрию. Не уверен, что слово точное, зато как звучит!.. Все это, конечно, при условии, что им удастся отобрать хлеб у криминалистической лаборатории ФБР.
– Ракета? – Я впервые услышала о такой возможности.
– Вряд ли, но предположение высказывалось. Вспомни, какая шумиха была по поводу того, что рейс восемьсот восемьдесят мог быть сбит ракетой. Пьер Сэлинд-жер бился об заклад, что виноваты военные.
Я кивнула.
– А в этих горах засело несколько вооруженных группировок. Быть может, белое отребье Эрика Рудольфа осчастливило своим вниманием рынок оружия – прикупило новую игрушку.
Рудольф разыскивался в связи с рядом нападений на клиники, где делали аборты, и как подозреваемый в организации взрыва на Олимпийских играх 1996 года в Атланте. Не утихали слухи, что он скрывается где-то в здешних горах.
– Есть предположения, в каком месте самолета рвануло?
– Пока об этом еще рано говорить. Группа, которая занимается внутренним состоянием рубки и салонов, сейчас составляет схему повреждений кресел. Это поможет точно определить место взрыва.
Райан оттолкнулся обеими ногами, но я удержала качели на месте.
– Наша группа занимается тем же в отношении ран и увечий. Пока получается, что самые серьезные повреждения получили люди в задней части самолета.
Антропологи и патологи в тот момент составляли диаграмму распределения травм сообразно расположению кресел.
– А что говорят радарщики?
– То, чего и можно было ожидать. Сразу после взлета самолет направился на северо-восток, в сторону Атенса. Диспетчерский пункт Атланты ведет рейсы до Уинстон-Салема, а уж там управление берет на себя Вашингтон, так что наш объект до самого падения оставался в пределах компетенции Атланты. Радар зафиксировал аварийный сигнал от пилота – через двадцать с половиной минут полета. Примерно через девяносто секунд цель на радаре распалась на две части – возможно, на три – и исчезла с экрана.
Далеко у подножия холма вспыхнули фары. Мы с Райаном наблюдали, как они двигались сквозь темноту, затем вынырнули на подъездную аллею и резко погасли на стоянке слева от дома. Минуту спустя на дорожке возник темный силуэт человека.
– Пришлось работать допоздна? – окликнул Райан, когда тот подошел ближе.
– Кто здесь? – На фоне черного неба человек был почти неразличим.
– Энди Райан.
– А, bonsoir, сэр. Я и забыл, что вы тоже квартируете здесь.
Владелец голоса явно много лет потреблял виски. Насколько я смогла разглядеть, это был плотного сложения мужчина в кепке с широким козырьком.
– Сиреневый гель для душа – мой.
– Приму к сведению, детектив Райан.
– Угостил бы вас пивом, но бар уже закрыт.
Вновь прибывший поднялся на крыльцо, придвинул стул, который стоял напротив качелей, поставил рядом спортивную сумку и сел. Неяркий свет упал на мясистый нос и лицо в прожилках лопнувших сосудов.
Когда Райан представил нас друг другу, специальный агент ФБР Байрон Макмагон снял шляпу и учтиво склонил передо мной голову. Мелькнули густые седые волосы, расходившиеся волнистыми прядями от пробора посередине.
– Угощение за мной.
Макмагон расстегнул сумку и достал упаковку из шести банок «Курз».
– Дьявольское зелье, – пробормотал Райан, выуживая банку пива из пластиковой оплетки.
– Да уж, – согласился Макмагон. – И спасибо дьяволу, что оно есть.
И выразительно помахал мне жестянкой.
Давно уже мне ничего не хотелось так, как сейчас – этого пива. Я не забыла, как растекается хмель по жилам, как рождается внутри отрадное тепло, когда частицы алкоголя проникают в организм. Не забыла блаженство расслабления и легкости бытия.
Но я слишком хорошо знала себя. Чтобы обрести это знание, ушли годы, и теперь я отчетливо понимала, что каждая двойная спираль моей ДНК несет в себе безоговорочную покорность Бахусу. Как бы ни манила мысль о радостном облегчении, я прекрасно знала, что эйфория будет краткой, а гнев и презрение к себе продержатся гораздо дольше. Пить мне было нельзя.
– Нет, спасибо.
– Это не последняя жестянка в мире.
– В том-то и проблема.
Макмагон улыбнулся, опустошил банку и бросил остальные в сумку.
– Итак, что думает обо всем этом ФБР? – спросил Райан.
– Похоже, самолет шарахнул какой-то сукин сын.
– У Бюро есть подозреваемые?
– Одно из первых мест в списке занимают ваши дружки-байкеры. Петричелли был убогой дрянью с соломой вместо мозгов, но у него имелись солидные связи.
– И?..
– Возможно, здесь поработал профессионал.
Порыв ветра качнул плетеные кашпо Руби, и на перилах и половицах заплясали черные тени.
– Есть и другой сценарий: место один «а» занимала некая Марта Симингтон. Три месяца назад Гаскелл Симингтон застраховал жену на два миллиона зеленых.
– Кругленькая сумма.
– Достаточно, чтобы облегчить горе безутешному муженьку. Да, забыл упомянуть вот что: сладкая парочка жила раздельно уже четыре года.
– Этот Симингтон – такая сволочь, что мог походя отправить на тот свет восемьдесят восемь человек? – Райан допил пиво и бросил пустую жестянку в спортивную сумку Макмагона.
– Мы намерены очень близко познакомиться с мистером Симингтоном.
Макмагон проделал то же самое со своей банкой.
– Вот еще сценарий: место двенадцать «f» занимал девятнадцатилетний юноша по имени Анурудха Махендран. Студент-иностранец из Шри-Ланки, вратарь футбольной команды.
Макмагон выудил из сумки еще пару банок и одну вручил Райану.
– Дядя Анурудхи, живущий в Шри-Ланке, работает на радиостанции «Голос тигров».
– «Тигров освобождения Тамил-Илама»?
– Именно, мэм. Дядюшка – известный крикун и наверняка застолбил теплое местечко в правительственном списке наилучших пожеланий со смертельным исходом.
– Вы подозреваете правительство Шри-Ланки? – изумилась я.
– Нет. Однако экстремисты есть с обеих сторон.
– Дядю не сломить – займемся племянничком. Донесем, так сказать, идею.
Райан откупорил очередную жестянку.
– Это маловероятно, но в расчет принимать приходится. Не забывая, конечно, о наших местных источниках.
– Местных источниках? – переспросила я.
– Я имею в виду двух сельских проповедников, которые живут неподалеку. Преподобный Исайя Клэборн клятвенно заверяет, что самолет сбил преподобный Люк Боумэн. – Макмагон отхлебнул пива. – Они соперники в деле укрощения змей.
– Укрощения змей?!
Я пропустила недоуменное восклицание Райана мимо ушей.
– Клэборн что-то видел?
– По его словам, он заметил, как из-за дома Боумэна поднялась струя белого дыма – и мгновение спустя прогремел взрыв.
– ФБР принимает это свидетельство всерьез?
Макмагон пожал плечами:
– Время совпадает. Место, судя по траектории полета, тоже подходящее.
– Что за змеи? – не унимался Райан.
– Анализ записи анонимного звонка что-нибудь прояснил? – продолжала я расспросы, не желая, чтобы разговор застрял на религиозном рвении наших соседей-горцев.
– Звонил мужчина, американец, белый, речь без ярко выраженного акцента.
– Это сужает круг подозреваемых до… скольких миллионов?
В глазах Макмагона мелькнуло странное выражение – будто он и впрямь задумался над моим вопросом.
– До двух-трех.
С этими словами Макмагон допил пиво, смял жестянку и бросил к предшественницам. Поднялся, пожелал нам доброй ночи и направился к двери. Брякнул колокольчик, и через минуту в одном из окон второго этажа зажегся свет.
Если не считать поскрипывания кашпо, на крыльце было совершенно тихо.
– Ты прошлась по койотовым тропам? – спросил Райан, закурив.
– Да.
– И?..
– Ни койотов, ни разрытых могил.
– Обнаружила что-нибудь интересное?
– Дом.
– Кто там живет?
– Гензель, Гретель и ведьма-людоедка. – Я встала. – Откуда мне, черт возьми, знать?
– Хозяев не было дома?
– Никто не выскочил на крыльцо, чтобы предложить мне чашку чая.
– Там никто не живет?
Я забросила мешок на плечо и помедлила, обдумывая ответ.
– Не уверена. Когда-то вокруг дома был сад, но теперь он совершенно одичал. Само строение так добротно, что сложно определить, ухаживают за ним или оно просто не ветшает.
Райан выжидающе молчал.
– Вот одна странность. С фасада это самый заурядный горный коттедж из некрашеных бревен, но позади него имеется внутренний двор, окруженный стеной.
Лицо Райана на секунду озарилось оранжевой вспышкой света, а затем погрузилось в темноту.
– Объясни мне все-таки, что там за дела со змеями? У вас в Северной Каролине есть заклинатели змей?
Я уже собралась горячо отрицать этот факт, когда снова звякнул дверной колокольчик. Я оглянулась, ожидая увидеть Макмагона, но из дома никто не вышел.
– В другой раз.
Открывая раздвижную дверь, я заметила, что дощатая створка массивной внутренней двери приоткрыта. Войдя в дом, я захлопнула за собой дверь и подергала ручку, от души надеясь, что Райан сделает то же самое. И побрела в «Магнолию», сосредоточив помыслы на одном: в душ и немедленно спать. Я едва успела войти в номер, когда в дверь еле слышно постучали.
Решив, что это Райан, я придала лицу суровое выражение и приоткрыла дверь.
В коридоре стояла Руби, и лицо ее, безмерно усталое, было осенено мрачной торжественностью. На женщине были серый фланелевый халат, розовые носки и коричневые шлепанцы в форме звериных лап. Она прижимала руки к груди, тесно переплетя пальцы.
– Я уже собираюсь спать, – улыбнулась я.
Руби вперила в меня суровый взгляд.
– И уже поужинала, – прибавила я.
Руби подняла руку, словно хотела что-то выдернуть из пустоты. Пальцы ее едва заметно дрожали.
– Руби, что случилось?
– Дьявол может принимать множество обличий.
– А… да. – Больше всего на свете мне хотелось вымыться и заснуть. – Но я уверена, что вы его все равно обставите.
С этими словами я протянула руку, чтобы коснуться ее плеча, но Руби тотчас отпрянула и снова сплела пальцы на груди.
– Они споспешествуют Люциферу пред ликом Божиим. Богохульствуют.
– Кто «они»?
– Они завладели ключами Аида и смерти. Именно как сказано в Откровениях.
– Пожалуйста, Руби, выражайтесь яснее.
Глаза ее были широко открыты, уголки покраснели и влажно блестели.
– Вы не из этих мест, вам не понять.
– Чего не понять?
В моем голосе невольно прозвучало раздражение. Я не настроена была разгадывать аллегории.
– Здесь витает зло.
Она о пиве, что ли?
– Детектив Райан не…
– Беззаконные глумятся над Вседержителем.
Ничего не понимаю.
– Поговорим об этом завтра, хорошо?
Я взялась было за ручку двери, но Руби вдруг схватила меня за плечо. Шершавые от мозолей пальцы царапнули рукав моей нейлоновой блузки.
– Господь явил знамение!
Она подалась ко мне вплотную.
– Смерть!
Осторожно отцепив от своего плеча костлявые пальцы, я мимолетно пожала ладонь Руби и отступила на шаг. Закрывая дверь, видела, как ее низкорослая фигурка застыла, точно вкопанная, и скрученные жгутом волосы обвивают макушку, как седая змея.