26
Доктор Бреннан, я ни на что не годная старуха. У меня никогда не было ни работы, ни собственного дела. Я не написала книгу, не разбила сад. Я не наделена даром сочинять стихи, рисовать, музицировать. Все годы своего замужества я только была верной и послушной женой. Любила супруга и во всем поддерживала его. Такова была роль, к которой подготовили меня происхождение и воспитание.
Мартин Патрик Векхоф был хорошим кормильцем, любящим отцом, честным бизнесменом. И все же сейчас, когда я сижу, оглушенная мертвой тишиной бессонной ночи – не первой и не последней, – мою душу терзают сомнения. Была ли у человека, с которым я прожила почти шестьдесят лет, еще одна, неизвестная мне сторона? Было ли в его жизни что-то неправедное?
Посылаю вам дневник, который муж хранил под замком. У жены, доктор Бреннан, есть свои способы узнать любой секрет супруга – особенно если она подолгу остается одна и не обременена делами. Я обнаружила этот дневник много лет назад, возвращалась к нему снова и снова, прислушивалась к тому, что говорят вокруг, следила за новостями. И молчала.
Человека, который погиб по пути на похороны Пата, звали Роджер Ли Фэрли. В его некрологе указана дата смерти. Прочтите дневник. Прочтите вырезки.
Я не вполне понимаю, что все это значит, но ваш визит меня напугал. За минувшие после него дни я глубоко заглянула в свою душу. Довольно. Я не вынесу еще одной ночи наедине со страхом.
Я стара и скоро умру. Однако прошу вас об одном: если мои подозрения оправдаются, оберегите от бесчестья нашу дочь.
Прошу прощения за то, что в прошлую пятницу была с вами так невежлива.
С глубочайшим сожалением,
Марион Луиза Уиллоугби Векхоф.
Сгорая от любопытства, я еще раз проверила охранную систему, сделала себе чаю и унесла чашку в кабинет. Приготовив блокнот и ручку, открыла дневник, достала конверт, лежавший между страницами, и выложила на стол его содержимое.
Из конверта посыпались аккуратные вырезки: одни неведомо откуда, другие из «Шарлотт обсервер», «Рэли ньюс энд обсервер», «Уинстон-Салем джорнал», «Эшвилл ситизен таймс», известной также как «Голос гор», и «Чарлстон пост энд курьер». По большей части это были некрологи. И несколько очерков о выдающихся людях.
Поэт Кендалл Роллинс умер от лейкемии 12 мая 1986 года. Помимо других родственников, у него остался сын, Пол Хардин Роллинс.
Волосы у меня встали дыбом. В списке членов правления «АП» был П. Х. Роллинс. Я сделала пометку.
Роджер Ли Фэрли погиб восемь месяцев назад, когда его спортивный самолет разбился в Алабаме. Вот оно – о чем говорила миссис Векхоф. Я наскоро нацарапала имя и дату смерти – 13 февраля.
Самая старая вырезка была посвящена аварии 1959 года, в которой погиб Энтони Аллен Беркби.
Остальные имена были мне совершенно незнакомы. Я добавила их в свой список вместе с датами смерти, отложила вырезки и вернулась к дневнику.
Первая запись была сделана 17 июня 1935 года, последняя – в ноябре 2000-го. Листая страницы, я заметила, что почерк несколько раз менялся – будто записи вели разные люди. Хроники последних трех десятилетий писались плотным неразборчивым почерком, его с трудом можно было прочесть.
Возвращаясь к первой странице, я подумала, что Мартин Патрик Векхоф и впрямь был на редкость скрытным. Следующие два часа я продиралась сквозь ряды поблекших от времени строчек, то и дело поглядывая на часы, когда отвлекали мысли о Люси Кроу.
Во всем дневнике не было ни одного нормального имени. Всюду использовались то ли шифры, то ли прозвища: Омега, Ил, Хафра, Чак, Ицмана.
Я распознала букву греческого алфавита и египетского фараона. Одни слова казались смутно знакомыми, другие не вызывали ни малейших ассоциаций.
Здесь были финансовые отчеты: приход, расход, ремонт, приобретение, награды, штрафы. Были описания разных событий: ужин, деловая встреча, литературная дискуссия.
Начиная с сороковых стала появляться другая разновидность записей: списки кодовых имен вместе с группами непонятных знаков. Я пролистала несколько страниц. Одни и те же действующие лица год за годом появлялись в этих списках, потом исчезали и больше уже не встречались. Когда кто-то исчезал, его место занимал новый.
Я посчитала: ни в одном из списков ни разу не было больше восемнадцати имен.
Когда я наконец откинулась на спинку стула, чай давно остыл, а шея затекла так, словно ее подвесили на веревке и оставили сушиться на ветру. Верди спал на двухместном диване.
– Ладно. Попробуем зайти с другой стороны.
Кот потянулся, но глаза не открыл.
Пользуясь датами из вырезок, предоставленных миссис Векхоф, я перелистала дневник. Через четыре дня после аварии, в которой погиб Беркби, шел очередной список кодовых имен. Там впервые появился Синухе, зато исчез Омега. Я просмотрела следующие страницы – Омега больше нигде не упоминался.
Значит, Энтони Беркби и был Омегой?
Ухватившись за эту гипотезу, я переместилась дальше, в 1986 год.
Через пару дней после смерти Кендалла Роллинса появился очередной список. Мани заменил Пианхи.
Сердце забилось чаще, и я продолжила сверять записи с датами из вырезок.
Джон Морган умер в 1972 году. Тремя днями позже в списке появился Арригаторе. Исчез Ицмана.
Уильям Гленн Шерман умер в 1979 году. Пять дней спустя в дневнике Векхофа появляется список. Там дебютировал Ометеотль. Ро канул в прошлое.
И так было со всеми некрологами, собранными миссис Векхоф. Через несколько дней после даты смерти – новый список кодовых имен. Всякий раз одно исчезало, и появлялся новичок. Сопоставляя вырезки с записями в дневнике, я соотнесла кодовые имена с настоящими – для всех, кто расстался с жизнью после 1959 года.
Э. А. Беркби – Омега. Джон Морган – Ицмана. Уильям Гленн Шерман – Ро. Кендалл Роллинс – Пианхи.
– Но как быть с предыдущими годами?
Верди ничем не мог мне помочь.
– Что ж, изменим тактику.
Я открыла чистую страницу в своем блокноте. Всякий раз, когда в списке одно кодовое имя заменялось другим, я выписывала дату. Времени это заняло немного.
В 1943 году Ила заменил Омега. Может, именно в этом году Беркби присоединился к «АП»?
В 1949 году место Хафры занял Нармер.
Фараон умер, да здравствует фараон. Может, у них что-то наподобие масонской ложи?
Я продвигалась дальше, добавляя год для каждого списка.
1949, 1972, 1979, 1986.
Впилась взглядом в даты. Затем молнией метнулась к своему дипломату, выхватила оттуда другие заметки и сверила их с нынешними.
– Твою мать!
Взглянула на часы – двадцать минут четвертого. Черт возьми, куда подевалась Кроу?
Сказать, что я не выспалась, – все равно что утверждать, будто у Квазимодо были проблемы с осанкой. Я металась, переворачивалась с боку на бок, задремывала вполглаза, но заснуть по-настоящему так и не сумела.
Когда зазвонил телефон, я давно уже была на ногах – разбирала белье на стирку, подметала патио, обрывала сухие листья и пила кофе, чашку за чашкой.
– Получили? – чуть ли не завопила я в трубку.
– Если это шутка, объясни, в чем соль.
– Пит, я не могу сейчас занимать линию.
– У тебя есть уведомление о вызове.
– Зачем ты звонишь в семь утра?
– Мне нужно вернуться в Индиану, повторно допросить Щекотку и Царапку.
Я не сразу сообразила, что он имеет в виду.
– Ты о «близнецах Боббси»?
– Я понизил их в звании. Звоню сообщить, что Бойду придется какое-то время провести в приюте «Гранбар».
– А в чем дело? Здешние полотенца для него недостаточно мягкие?
– Он не хочет злоупотреблять твоим гостеприимством.
– Но ведь у «Гранбара» чудовищно высокие цены.
– Бойду известно, что я – светило юриспруденции, так что и запросы у него немаленькие.
– Ничего, я с ними как-нибудь справлюсь.
– Пес просто нравится тебе, – подколол меня Пит.
– Нет, он редкостный обалдуй, но зачем бросать деньги на ветер, если у меня осталось пять фунтов «Альпо»?
– Служащие «Гранбара» будут безутешны.
– Ничего, переживут.
– Мы приедем через час.
Я обрабатывала чистящим аэрозолем внутренности мусорного ведра, когда телефон снова зазвонил. Голос Люси Кроу звенел от бешенства.
– Судья опять отказал. Не понимаю, что происходит. Фрэнк, в общем-то, человек спокойный и рассудительный, но сегодня утром так разошелся, что я думала, его удар хватит. Не стала упорствовать – побоялась, как бы этот проныра и впрямь не помер по моей вине.
Я рассказала о том, что обнаружила в дневнике Векхофа.
– Вы могли бы посмотреть данные по пропавшим без вести в семьдесят втором и семьдесят девятом годах?
– Да, конечно.
В трубке надолго воцарилось молчание.
– Когда мы ездили глянуть на тот дом, – наконец заговорила Кроу, – я заметила, что в грязи у крыльца валяется железный прут.
– Вот как?
Орудие моего несостоявшегося преступления.
Шериф опять помолчала.
– Если в частном владении вблизи от места падения самолета обнаруживаются обломки крушения – при условии, что операция по сбору обломков еще не завершена, – я имею право войти туда без ордера.
– Понимаю.
– Только по поводу непосредственно крушения. Например, для поиска уцелевших, которые могли отползти от места аварии. И быть может, умерли под стеной того дома.
– Или во внутреннем дворе.
– Если во время осмотра будет обнаружено что-то подозрительное, мне понадобится ордер по всем правилам.
– Да, конечно.
– Двоих пассажиров вроде бы до сих пор не нашли?
– Верно.
– Как по-вашему, этот прут может считаться обломком крушения?
– Вполне вероятно, что он вывалился из пола рубки.
– Вот и мне так подумалось. Надо бы его осмотреть.
– Я смогу приехать не раньше двух.
– Подожду.
К трем часам дня мы с Бойдом сидели на заднем сиденье джипа. Кроу вела машину, рядом с ней на переднем сиденье устроился один из помощников шерифа. Двое других ехали за нами во втором джипе.
Пес был взбудоражен не меньше, чем я, только по другой причине: он ехал, высунувшись в окно, и вертел мордой во все стороны, точно флюгер во время тропического циклона. Время от времени я силой заставляла его сесть. Он повиновался, но тут же вскакивал.
Под треск и шорох радиопомех мы мчались по окружному шоссе. Проезжая мимо Пожарной части Аларки, я отметила, что на стоянке у входа припаркованы один-единственный рефрижератор и пара легковушек. Вход охранялся патрульным автомобилем с эмблемой полиции Брайсон-Сити, и видно было, что водитель склонился над журналом, раскрытым прямо поверх руля.
Кроу доехала до того места, где заканчивался асфальт, затем до поворота на дорогу Службы охраны лесов, где три недели назад я оставляла машину. Не воспользовавшись прямой дорогой к месту крушения, она проехала еще три четверти мили и свернула на другой трелевочный путь. Целую вечность, казалось, мы с натугой ползли в гору. Наконец Кроу остановилась, оглядела лес вокруг, проехала еще немного, повторила осмотр – и решительно свернула с дороги. Вторая машина двинулась следом.
Джип подпрыгивал, раскачивался и трясся, по крыше и бокам машины скребли ветки. Бойд сжался на сиденье, словно черепаха, укрывшаяся в панцире, я поспешно убрала локоть, которым опиралась о край окна. Пес мотал головой из стороны в сторону, брызгая на всех слюной. Помощник шерифа выудил из кармана носовой платок и вытер шею, но не сказал ни слова. Я попыталась припомнить его имя. Крэг? Грегг?
Затем деревья расступились, и перед нами открылась узкая грунтовая дорога. Через десять минут Кроу затормозила, вышла из машины и толкнула то, что мне поначалу показалось сплошной стеной зарослей. Когда мы подъехали ближе, я увидела, что на самом деле она отодвинула створку ворот, целиком заросших пуэрарией и плющом. Через минуту впереди показался дом, некогда принадлежавший Эдварду Артуру.
– Чтоб мне провалиться! – пробормотал помощник шерифа. – В базе службы спасения этот дом значится?
– Как нежилой, – ответила Кроу. – До недавних пор я понятия не имела о его существовании.
Она подъехала к зданию и дважды посигналила. Никто не вышел.
– С другой стороны есть внутренний двор. – Кроу движением подбородка указала направление. – Скажи Джорджу и Бобби, чтобы прикрывали тот вход. Мы войдем через парадный.
Они выбрались из машины, синхронно расстегнули кобуры пистолетов. Помощник шерифа направился ко второму джипу.
– Оставайтесь здесь, – обратилась ко мне Кроу.
Я хотела возразить, но, перехватив ее взгляд, передумала.
– Сидите в машине, пока не позову.
Я закатила глаза, но промолчала. Сердце гулко колотилось в груди, и усидеть на месте мне было еще труднее, чем Бойду.
Кроу вновь оглушительно посигналила, обшаривая взглядом окна верхнего этажа. Вернулся помощник шерифа, держа наперевес помповое ружье. Вдвоем они подошли к дому и поднялись на крыльцо.
– Управление шерифа округа Суэйн! – В разреженном воздухе оклик Кроу прозвучал металлическим лязгом. – Полиция! Откройте!
Она грохнула кулаком по двери.
Ответа не последовало.
Кроу что-то сказала. Помощник шерифа расставил ноги и взял ружье на изготовку, а она принялась колотить по двери ногой. И опять никакого отклика.
Люси бросила еще пару слов. Помощник ответил что-то, все так же направляя дуло ружья на дверь.
Шериф вернулась к джипу. Морковно-рыжие кудряшки, выбившиеся из-под шляпы, были влажными от пота. Порывшись в багажнике, она направилась к крыльцу с ломом в руке.
Вогнав кончик орудия между оконными ставнями, она всем своим весом налегла на лом. Куда более внушительное исполнение моей дилетантской попытки взлома.
Кроу повторила движение, сопроводив его резким вскриком в духе Моники Селеш. Панель слегка подалась. Просунув лом глубже в щель, шериф снова налег ла на него – и ставня отлетела, с оглушительным трес ком ударившись о стену.
Кроу опустила лом, перевела дух и ударила в окно ногой. Стекло брызнуло, сверкая на солнце, водопадом осколков хлынуло на крыльцо. Кроу нанесла еще несколько ударов, неуклонно расширяя отверстие. Пес подбадривал ее возбужденным лаем.
Наконец шериф отступила на шаг и вслушалась. Не уловив внутри никаких признаков жизни, просунула голову в отверстие и повторила властный оклик. А затем достала из кобуры пистолет и скрылась в темноте дома. Помощник последовал за ней.
Целую вечность спустя входная дверь распахнулась, Кроу шагнула на крыльцо. И помахала рукой, приглашая меня войти.
Неловкими руками я прицепила к ошейнику Бойда поводок и намотала конец поводка на запястье. Затем выудила из пакета фонарик. Сердце неистово билось, едва не выпрыгивая из груди.
– Спокойно! – велела я собаке, приставив палец к ее носу.
Пес практически выволок меня из джипа и втащил на крыльцо.
– В доме никого нет.
Я попыталась прочесть мысли Кроу по ее лицу, но оно оставалось совершенно непроницаемо. Ни тени удивления, злости, опасений. Понять, что она думает или чувствует, было невозможно.
– Пса лучше оставить снаружи.
Я привязала Бойда к перилам крыльца. И, включив фонарик, вслед за Кроу вошла в дом.
Воздух внутри, вопреки моим ожиданиям, оказался совсем не затхлым. Пахло дымом, плесенью и чем-то неуловимо сладким.
Отвечающие за обоняние доли головного мозга пошарили в базе данных и выдали результат – церковь.
Церковь?
Доли мозга разделили запах на составные части: цветы, ладан.
Прямо за входной дверью располагался зал во всю ширину дома. Я медленно провела фонариком справа налево. Луч выхватывал из темноты диваны, кресла, кое-где столы, сдвинутые вместе и накрытые скатертями. Вдоль двух стен от пола до потолка протянулись книжные полки.
Северную стену целиком занимал камин, стену напротив – зеркало в вычурной раме. В тусклых недрах зеркала отражался луч моего фонарика, скользивший среди силуэтов укрытой драпировками мебели, и наши с Кроу фигуры, которые двигались вслед за ним.
Мы продвигались медленно, тщательно исследуя каждое помещение дома. В полосе бледно-желтого света плясали пылинки, порой вспугнутая моль металась, словно животное на шоссе, которое застигли слепящие фары автомобиля. Помощник шерифа, шедший позади нас, держал ружье на изготовку. Кроу подняла пистолет к лицу, крепко сжав его обеими руками.
За залом начинался узкий коридор. Справа видна была лестница, по левую руку располагалась столовая, прямо впереди – кухня.
Всю обстановку столовой составляли прямоугольный полированный стол и стулья. Я сосчитала стулья – по восемь с каждой стороны стола и по одному с торца. Восемнадцать.
Кухня располагалась в задней части дома, дверь ее была распахнута настежь.
Фарфоровая раковина. Водяной насос. Плита и холодильник, который явно старше меня.
– Здесь должен быть генератор. – Я жестом указала на кухонные агрегаты.
– В подвале, скорее всего.
Снизу донеслись голоса – очевидно, помощники Кроу уже спустились в подвал.
Поднявшись на второй этаж, мы оказались в коридоре, который протянулся как раз посередине дома. С двух сторон к нему примыкали по четыре крохотные спальни, в каждой спальне – по две самодельные двухъярусные койки. Небольшая винтовая лестница в самом конце коридора вела на чердак. Под карнизы были задвинуты еще две походные койки.
– Иисусе! – пробормотала Кроу. – Прямо как летний лагерь Спина и Марти!
Мне все это напомнило резиденцию секты «Небесные врата» в Чикаго. Я предпочла промолчать.
Мы уже повернули назад, чтобы спуститься, когда на парадной лестнице в дальнем конце коридора появился то ли Джордж, то ли Бобби. Он раскраснелся и взмок от испарины.
– Шериф, вам нужно глянуть на подвал.
– В чем дело, Бобби?
Капля пота проползла по его лбу и скатилась на щеку. Помощник нервно смахнул ее тыльной стороной руки.
– Будь я проклят, если сам это знаю.