25

Последующие дни походили на головокружительный спуск на «русских горках» в парке «Шесть флагов». Неделя за неделей ползла в гору черепашьим шагом – и вдруг все ухнуло вниз, да так стремительно, что дух захватывало. Вот только аттракцион этот трудно было назвать увеселительным.

День склонялся к вечеру, когда мы с Райаном сошли с самолета в аэропорту Шарлотта. За время нашего отсутствия осень наконец вступила в свои права, и сильный ветер хлопал полами курток, когда мы шли к крытой автостоянке.

Мы поехали прямиком в офис ФБР на углу Второй и Трайон. Макмагон только что вернулся из тюрьмы, где допрашивал Билли Холмса.

– Вчера вечером, когда Холмса волокли в кутузку, он был накачан дурью по самые гланды, визжал и рыдал, обещая сдать кого угодно и что угодно – вплоть до матча в Малой лиге, который его команда нарочно проиграла в четвертом классе.

– Кто он вообще такой? – спросил Райан.

– Записной неудачник тридцати восьми лет. Ошивается среди байкеров Атланты.

– «Ангелов ада»?

Макмагон кивнул.

– Нельзя сказать, что он полный придурок, но мозгов у парня меньше, чем у леденца на палочке. В клубе его терпят, пока может пригодиться.

– Что делал Холмс в Шарлотте?

– Может, заскочил пообедать в Ротари-клубе.

– Ему и в самом деле известно, кто звонил в ФБР? – спросила я.

– В четыре утра он был более чем склонен все выложить. Именно поэтому полицейские, которые произвели арест, позвонили нам. Когда я прибыл в тюрьму, Холмс успел отоспаться и его законопослушный пыл несколько поугас.

Макмагон взял со своего стола кружку, помешал в ней и стал разглядывать содержимое, точно это проба фекалий.

– К счастью, в момент ареста паршивец был на испытательном сроке за бродяжничество – скакал, как резиновый мячик, по всей Атланте. Нам удалось убедить парня, что в его же интересах выложить все начистоту.

– И что же?

– Холмс клятвенно заверяет, что присутствовал, когда замышляли эту проделку.

– Где?

– В баре «Клермон» на окраине Атланты. Примерно в шести кварталах от телефона-автомата, с которого был анонимный звонок.

Макмагон поставил кружку на стол.

– По словам Холмса, он пьянствовал и баловался наркотиками с парой «ангелов» – некими Харви Потитом и Нилом Таннахиллом. Дружки говорили о Перчике Петричелли и крушении самолета, и тут Потит решил, что будет круто повести ФБР по ложному следу.

– Зачем?

– Приступ пьяной гениальности. Если Петричелли жив, припугнуть его, чтобы держал язык за зубами. Если погиб вместе с самолетом – получится предостережение всем остальным: мол, посмейте только язык распустить, братья вас живо сотрут с лица земли. Так сказать, устрашение на халяву.

– С чего бы этим уродам говорить о делах при постороннем?

– Потит и Таннахилл нюхали дозы в машине Холмса. Наш герой валялся на заднем сиденье в отключке. По крайней мере, так они считали.

– Значит, сообщение о бомбе было обыкновенной фальсификацией, – сказала я.

– Выходит, так. – Макмагон сдвинул кружку вдоль края книги учета.

– Метро взял назад свои показания о том, что видел Петричелли, – добавил Райан.

– Надо же, как неожиданно!

Где-то в коридоре зазвонил телефон. Кого-то позвали. Мимо двери процокали, удаляясь, торопливые каблучки.

– Похоже, ваш напарник и его подопечный стали жертвами трагической случайности.

– Итак, шри-ланкийские экстремисты к делу непричастны, Симингтон претендует на звание «Филантроп года», а «Ангелы ада» всего лишь развеселые шутники. Мы вернулись к исходной ситуации: известно, что самолет взорвался, и неизвестно почему.

– Когда я уезжал из Брайсон-Сити, позвонил Магнус Джексон. Сказал, его дознаватели обнаруживают признаки медленного горения.

– Какие именно признаки? – спросила я.

– Геометрической формы прожоги на обломках.

– И что это значит?

– Пожар предшествовал взрыву.

– Механическая неисправность?

Макмагон пожал плечами.

– Они могут отделить предаварийное горение от послеаварийного? – не отступала я.

– По мне, так все это бред.

Макмагон схватил кружку и выбрался из-за стола.

– Итак, Орешек может стать героем.

Мы с Райаном тоже встали.

– А Метро окажется на мели, – добавил Райан.

– Не правда ли, жизнь прекрасна?

Я до сих пор не рассказывала Райану о пакостных намеках Дейвенпорта касательно его самого и Бертрана. Сделала это сейчас, перед отелем «Адамс Марк». Полицейский слушал, сцепив руки на коленях, и глядел прямо перед собой.

– Вот же крысиный выползок! – Блики фар плясали по его лицу, искажая окаменевшие от ярости черты.

– Нынешняя новость сведет эти домыслы к нулю.

– Да уж…

– Уверена, что выпад Дейвенпорта на самом деле не был направлен на то, чтобы скомпрометировать тебя или Бертрана. Всего лишь дополнение к его основной цели.

– И что же у него за цель?

– Не отступлюсь, пока не выясню.

Райан поиграл желваками.

– Кем, интересно, он себя возомнил?

– Власть имущим.

Он помолчал, потирая ладонями джинсы, затем подался ко мне и взял за руку.

– Уверена, что не хочешь со мной поужинать?

– Мне нужно забрать кота.

Райан выпустил мою руку, рванул ручку дверцы и выбрался из машины.

– Утром позвоню, – бросила я вслед.

Он с грохотом захлопнул дверцу и был таков.

Вернувшись во Флигель, я обнаружила на автоответчике четыре сообщения.

Энн.

Рон Гиллмэн.

Два звонка неизвестно от кого. Положили трубку, так ничего и не сказав.

Отправила сообщение на пейджер Гиллмэна. Он перезвонил, когда я собиралась положить Верди еду.

– Крюгер говорит, что ДНК твоих образцов совпадает.

У меня екнуло в груди.

– Он уверен?

– Шанс ошибиться – один на семьдесят квадрильонов. В общем, тех громадных чисел, которыми любят бросаться эти ребята.

– Зуб и ступня принадлежат одному и тому же человеку? – уточнила я, по-прежнему не до конца веря в услышанное.

– Именно так. Можешь отправляться за ордером.

Я позвонила Люси Кроу. Шерифа не оказалось на месте, но помощник обещал ее разыскать.

В номере Райана трубку не брали.

Зато Энн отозвалась после первого же гудка:

– Ну как, узнали, кто взорвал самолет?

– Скорее, поняли, кто не мог его взорвать.

– Уже неплохо. Как насчет поужинать вместе?

– А где Тед?

– В Орландо, на совещании по организации сбыта.

Мой буфет был пуст, как земля в первый день творения. И я была так возбуждена, что сидеть дома казалось невыносимым.

– Через полчаса в «Таверне Фостера»?

– Заметано.

«Таверна Фостера» – уютный ресторанчик в подвале. Стены, покрытые панелями из темного дерева, до середины обиты стеганой черной кожей. В одном конце зала протянулась резная стойка, в другом расставлены изрядно потертые столы. Таверна до боли напоминает паб на Сельвин-авеню – маленькая, темная и безупречно ирландская.

Перед Энн стояли ирландское жаркое и шардоне. Если бы я не воздерживалась от выпивки, то предпочла бы резаное пиво, но Энн уже выбрала шардоне. Я заказала солонину с капустой и минеральную воду «Перье» с лаймом. Обычно беру минералку с лимоном, но сейчас хотелось выпить чего-то зеленого.

– И кого же вычеркнули из списка? – спросила Энн, кончиком пальца вылавливая из своего бокала соринку.

– Я не имею права об этом говорить, зато могу поделиться другим открытием.

– Рассчитала изменения температур во времени для Солнечной системы?

Энн стряхнула соринку с пальца. Волосы у нее были на вид как будто светлее, чем обычно.

– Это было на прошлой неделе. Ты осветлила волосы?

– По ошибке. Что за открытие?

Я рассказала о совпадении ДНК.

– Значит, твоя ступня принадлежит трупу, который разлагался по ту сторону стены.

– И это был вовсе не какой-то там олень.

– А кто же?

– Абсолютно уверена, что это был Джеремия Митчелл.

– Чернокожий чероки?

– Угу.

– И что теперь?

– Жду звонка от шерифа округа Суэйн. При совпадении ДНК получить ордер – раз плюнуть. Даже у судьи с замшелыми мозгами.

– Интересный образ.

– Спасибо.

За ужином было решено на День благодарения отправиться на курорт «Дикие дюны». Остальное время Энн описывала свое путешествие в Англию, а я слушала.

– Вы хоть видели что-нибудь, кроме памятников и соборов? – спросила я, когда она сделала паузу, чтобы перевести дыхание.

– Пещеры.

– Пещеры?

– Нечто потрясающее. Их вырыли где-то в восемнадцатом веке по велению того самого Фрэнсиса Дэшвуда. Он жаждал готической атмосферы, а потому вход в пещеры прикрывало трехстороннее каменное здание, стилизованное под неоготику. Церковные окна, двери, арки, посредине сам вход, отделанный камнем, а по обе стороны чугунная ограда. Еще там было устроено что-то вроде внутреннего двора. Сплошь готические изыски, к которым прилагаются сувенирный магазинчик, кафе, а еще столы и стулья из белого пластика для страдающих от жажды средневековых туристов.

Энн отпила глоток вина.

– Путь в пещеры ведет через длинный белый туннель с низким закругленным потолком.

– Почему белый?

– Бутафория. Пещеры были высечены в меловых пластах.

– И где находится это чудо?

– В Букингемшире, Вест-Уиком. Почти в часе езды на северо-запад от Лондона. Кто-то рассказал Теду про это местечко, и из-за него нам пришлось прервать поездку в Оксфорд. – Энн закатила глаза. – Темпе, эти пещеры – mondo bizarro, невероятный мир! Лабиринт коридоров с крохотными закутками, расселинами и боковыми ответвлениями. И все покрыто резьбой, от которой мороз по коже.

– Мороз по коже?

– По большей части изображения выглядят так, будто там порезвились дети, но зрелище очень уж гротескное.

– Например?

– Лицо с крестом, выдолбленным во лбу, или голова в ведьмовском колпаке, а вместо рта и глаз – овальные дыры.

Энн, как могла, изобразила зловещую гримасу.

– Коридоры разделяются и соединяются, непостижимо меняют направление. Там есть «пиршественный зал» и «река Стикс» с искусственными сталактитами, которую надо пересечь, чтобы войти в зал, называемый «внутренним храмом». Лично мне больше всего понравился извилистый коридор, ведущий в никуда. Там стоят обшарпанные манекены Дэшвуда и его приятелей.

– Зачем Дэшвуду понадобились эти пещеры?

– Может, денег у него было больше, чем мозгов. Кстати, там же расположена и его усыпальница. Смахивает на Колизей.

Энн залпом осушила бокал и поспешно проглотила вино, осененная новой идеей.

– Или, может быть, наш Фрэнки был Уолтом Диснеем восемнадцатого века. И мечтал заработать миллионы, показывая это место туристам.

– Разве там нет никаких объяснений?

– Есть, конечно. Снаружи, у входа, длинная кирпичная галерея с надписями на стенах, где рассказана вся история пещер. Я фотографировала, а потому ничего не читала. Тед читал.

Энн опять поднесла к губам бокал – и обнаружила, что вина там – ни капли.

– Чуть дальше по дороге стоит изысканный дом в английском стиле – Медменхэмское аббатство. Его в двенадцатом веке построили монахи-цистерцианцы. Дэшвуд купил этот дом, перестроил и использовал для отдыха на лоне природы. Готические стены, обветшавший портик, а над ним полукругом высечен девиз.

Энн не проговорила, а выдохнула эти слова, жестом очертив над головой полукруг. Моя подруга – агент по продаже недвижимости, и ее описания зачастую грешат сильным риелторским акцентом.

– Что гласит девиз?

– Понятия не имею.

Принесли кофе. Мы добавили сливок, размешали.

– После того нашего разговора у меня из головы не выходит Дэшвуд, о котором ты упоминала.

– Довольно распространенная фамилия.

– И часто ты ее встречала?

– Точно не припомню.

– Ты знакома с кем-нибудь по фамилии Дэшвуд?

– Нет.

– Значит, не такая уж и распространенная.

С этим трудно было спорить.

– Фрэнсис Дэшвуд жил две с половиной сотни лет назад.

Энн уже готова была пожать плечами, когда у меня зазвонил мобильник. Я поспешно нажала кнопку ответа, бросив извиняющийся взгляд на других посетителей. Думаю, разговоры по сотовому в ресторанах – проявление крайней невоспитанности, но сейчас мне очень не хотелось пропустить звонок Люси Кроу.

Звонила и впрямь она. Торопливо выйдя из зала, я изложила суть дела. Шериф слушала, не перебивая.

– Для ордера более чем достаточно.

– А если этот умник опять откажет?

– Отправлюсь к Бэттлу сейчас же. Если снова заартачится, что-нибудь придумаю.

Когда я вернулась к столу, Энн уже заказала еще один бокал шардонне и достала внушительную стопку фотографий. Следующие двадцать минут я любовалась видами Вестминстера, Букингемского дворца, Тауэра, Лондонского моста и всех музеев, какие только есть в Большом Лондоне.

Было уже почти одиннадцать вечера, когда я въехала на территорию Шэрон-Хилла. Обогнула Флигель – и свет фар выхватил из темноты большой коричневый конверт, лежавший на крыльце у парадного входа. Я припарковала машину за домом, заглушила мотор и на дюйм опустила окно.

Слышны были только стрекотание сверчков да шум машин, проносившихся по Куинс-роуд.

Я стремглав промчалась к двери черного хода и нырнула в дом. И снова прислушалась, остро сожалея, что рядом нет Бойда.

Ничего – лишь урчание холодильника и громкое тиканье бабушкиных каминных часов.

Я уже собиралась позвать Верди, но тут он сам появился на пороге кухни, с ленивой грацией поочередно вытягивая задние лапы.

– Здесь кто-то был?

Кот сел и уставился на меня круглыми желтыми глазами. Затем полизал переднюю лапу, провел ею по правому уху, повторил маневр.

– Да, ты явно не боишься взломщиков.

Я прошла в гостиную, приложила ухо к двери, затем отступила на шаг и повернула дверную ручку. Верди наблюдал из коридора. Ни души. Я схватила конверт, попятилась в дом и заперла дверь на ключ.

Кот вежливо приглядывал за моими действиями.

На конверте размашистым женским почерком было написано мое имя. Обратного адреса не было.

– Смотри, адресовано мне.

Верди не ответил.

– Кто его принес? Не видел?

Я потрясла конверт.

– М-да… Саперы, пожалуй, не одобрили бы моих действий.

Я надорвала уголок конверта и заглянула внутрь. Ежедневник? Книга?

Разорвав конверт, я достала большую тетрадь в кожаном переплете. К обложке была прикреплена записка. Почтовая бумага изысканного персикового оттенка, почерк – тот же, что на конверте.

Взгляд мой сразу метнулся к подписи.

Марион Луиза Уиллоугби Векхоф.