10
Утром я, вопреки обыкновению, опоздала на десять минут к утренней летучке, но никто ничего не сказал и как будто даже этого не заметил. Убийство Дэнни Уэбстера висело черной тучей, готовой, казалось, вот-вот разразиться мощным ливнем. Ошарашенные, растерянные, люди двигались как сонные мухи. И даже Роза, проработавшая у меня столько лет, впервые позабыла, что я пью только черный кофе.
Недавно переоборудованный, с толстыми синими коврами, длинным новым столом и темными панелями, конференц-зал выглядел бы уютно, если бы не анатомические модели и человеческий скелет под пластиковым покрывалом, напоминающие о суровой реальности обсуждаемых здесь вопросов. Окон, разумеется, не было, а изобразительное искусство было представлено портретами моих предшественников, исключительно мужчин, угрюмо смотревших на нас со стен.
В это утро по обе стороны от меня сидели помощники главного администратора и главный токсиколог из располагавшегося этажом выше отдела криминалистики. Мой заместитель, Филдинг, сидевший по левую руку, ел йогурт белой пластмассовой ложечкой. Рядом с ним расположилась новая помощница.
— Вы все, конечно, в курсе случившегося с Дэнни Уэбстером, — начала я, занимая обычное место во главе стола. — Не стоит и говорить, как эта ужасная, бессмысленная смерть сказалась на всех нас.
— Доктор Скарпетта, есть ли какие-то новости? — спросила новенькая.
— На данный момент нам известно следующее… — Я изложила все, что знала. — Судя по тому, что мы видели на месте преступления вчера вечером, Дэнни получил по меньшей мере одно пулевое ранение в затылок.
— Что насчет гильз? — спросил Филдинг.
— Полиция нашла одну, в кустах, неподалеку от улицы.
— То есть его застрелили на Шугар-Боттом, а не в машине?
— Судя по всему, не в машине и даже не около нее.
— О чьей машине идет речь? — поинтересовалась одна из сотрудниц, ассистентка, поступившая в медицинскую школу уже далеко не в молодые годы и относившаяся ко всему чересчур серьезно.
— О моей. О «мерседесе».
Она смутилась, и мне пришлось еще раз объяснять всю ситуацию. Ее следующий вопрос продемонстрировал присутствие логики.
— А не может ли быть так, что убийца преследовал цель убить вас?
— Господи. — Филдинг раздраженно поставил стаканчик на стол. — Что вы такое говорите!
— Действительность отнюдь не всегда приятна, — парировала ассистентка, демонстрируя не только логику, но и занудство. — Я всего лишь предполагаю, что если машина доктора Скарпетты стояла возле ресторана, который она многократно посещала прежде, то убийца поджидал именно ее. Или, может быть, кто-то следил и не знал, кто в машине, потому что, когда Дэнни подъехал к тому месту, было уже темно.
— Давайте перейдем к другим вопросам, — предложила я, отпив приготовленного Розой и безнадежно испорченного сахаром и искусственными сливками кофе.
Филдинг придвинул к себе листок со списком вызовов и принялся читать, как всегда, нетерпеливым тоном северянина. Не считая Дэнни, поступивших в морг было трое. Один погиб при пожаре, второй оказался заключенным с хроническим сердечным заболеванием, третьей была семидесятилетняя женщина, жившая с дефибриллятором и кардиостимулятором.
— Помимо прочего, больная страдала от депрессии. Сегодня, в три часа ночи, муж услышал, как она встает. Судя по всему, женщина зашла в кабинет и там выстрелила себе в грудь.
К рассмотрению на предмет вскрытия были представлены и другие несчастные, те, что умерли ночью от инфаркта миокарда и в автомобильных авариях. В список «отказников» я занесла пожилую женщину, очевидную жертву рака, и бедняка, проигравшего борьбу с ишемической болезнью сердца. Закончив, мы отодвинули стулья, поднялись, и я спустилась вниз. Сотрудники относились ко мне с уважением, никто не задавал ненужных вопросов насчет того, как я себя чувствую. Никто не проронил ни слова в лифте, где я молча стояла перед закрытой дверью, и в раздевалке, где мы переоделись в защитные комбинезоны и вымыли руки. Я уже надела бахилы и натягивала перчатки, когда подошел Филдинг и, наклонившись, прошептал:
— Давайте я сам займусь им. — Он сочувственно посмотрел мне в глаза.
— Справлюсь. Но в любом случае спасибо.
— Доктор Скарпетта, не насилуйте себя, не надо. Меня не было здесь, когда он пришел. Я ни разу с ним не встречался.
— Все в порядке, Джек.
Мне и раньше приходилось проводить вскрытие знакомых, и многие, как полицейские, так и врачи, не всегда относились к этому с пониманием. Они утверждали, что результаты более объективны, если этим делом занимается кто-то другой, человек со стороны. Я никогда не соглашалась с таким мнением и считала, что объективность выводов гарантируется, помимо прочего, еще и присутствием свидетелей. Конечно, я знала Дэнни недолго и не очень хорошо, но он работал под моим началом и в каком-то смысле умер за меня. Я была перед ним в долгу.
Дэнни лежал на каталке, рядом со столом, на котором я обычно проводила вскрытие, и от одного только его вида у меня перехватило дыхание. Холодный, скованный трупным окоченением, он выглядел так, словно все живое вышло из него за ночь, после того, как я оставила его одного. На лице запеклась кровь, губы были слегка приоткрыты, будто он пытался что-то сказать перед смертью. Пустые глаза невидяще смотрели через узкие щелочки век. Увидев красную скобу, я вспомнила, как он мыл пол. Вспомнила, каким он был жизнерадостным и как погрустнел, когда мы заговорили о Теде Эддингсе.
— Джек. — Я кивком подозвала Филдинга.
Он почти подбежал ко мне.
— Да, мэм.
— Ловлю вас на слове и хочу воспользоваться вашим предложением. — Я начала наклеивать ярлычки на пробирки, лежавшие на хирургическом столике. — Не могли бы вы мне помочь, если, конечно, уверены, что справитесь.
— Что нужно сделать?
— Мы будем работать вместе.
— Без проблем. Хотите, чтобы я вел запись?
— Давайте сфотографируем его, но сначала застелем стол.
Дэнни получил регистрационный номер МЕ-3096, и это означало, что его дело было уже тридцатым в новом, 1996 году в центральном округе Вирджинии. Тело пролежало в холодильнике несколько часов и неохотно поддавалось нашим манипуляциям. Когда мы поднимали его на стол, руки и ноги стучали о нержавеющую сталь, словно протестуя против того, что мы делаем. Мы сняли грязную, окровавленную одежду. Руки никак не желали вылезать из рукавов, узкие джинсы упрямо цеплялись за ноги. Я проверила карманы и выгребла двадцать семь центов мелочью, тюбик помады от обветривания и связку ключей.
— Странно, — сказала я, складывая одежду и убирая ее на укрытую простыней каталку. — А где же ключ зажигания от моей машины?
— У вас был с дистанционным пультом?
— Да. — Я расстегнула застежку-липучку и сняла с колена скобу.
— Значит, на месте преступления его не было.
— Там не нашли, а поскольку и в замке зажигания ключа тоже не было, я предположила, что Дэнни забрал его с собой. — Я стащила толстые спортивные носки.
— В таком случае ключ либо потерялся, либо его забрал убийца.
Я подумала о вертолете, добавившем проблем на месте преступления, и вспомнила, как Марино, потрясая кулаком, возмущенно кричал что-то в камеру репортера новостного канала.
— Так, у него татуировки. — Филдинг взял планшет с ручкой.
На подъеме ноги Дэнни красовалась пара игральных костей.
— Ух ты, глаза змеи. Должно быть, было больно.
Я нашла на теле два шрама — один от аппендэктомии и другой, давний, на колене, полученный, скорее всего, еще в детстве. Самые свежие шрамы, от артроскопа, на правом колене, приобрели синюшный цвет; мышцы на этой ноге показывали минимальную атрофию. Я взяла образцы ногтей и волос, не заметив при беглом взгляде каких-либо признаков борьбы. Ничего такого, что позволяло бы предположить сопротивление человеку, которого Дэнни встретил на выходе из «Хилл-Кафе», когда обронил пакет с остатками обеда.
— Давайте перевернем.
Филдинг взял Дэнни за ноги, я подхватила под руки. Мы перевернули его на живот, и я, добавив света и вооружившись лупой, тщательно осмотрела затылок. Длинные темные волосы слиплись от крови. Я убрала кусочки мусора и осторожно ощупала голову.
— Здесь нужно обрить, но, судя по всему, мы имеем дело с контактной раной за правым ухом. Где пленки?
— Должны быть готовы. — Филдинг огляделся.
— Нам понадобится реконструкция.
— Черт.
Глубокая звездообразная рана больше соответствовала выходному отверстию — она была огромного размера.
— Определенно вход, — сказала я, осторожно выбривая скальпелем область раны. — Видите, вот здесь отметка от ствола. След очень слабый. Вот… — Я обвела кружок пальцем. — Почти как от винтовки.
— Сорок пятый?
— Диаметр отверстия — полдюйма, — пробормотала я, прикладывая линейку. — Вполне соответствует сорок пятому.
Я убирала осколки костей, чтобы посмотреть мозг, когда появившийся техник положил снимки на стоявший неподалеку лайтбокс. Ярко-белая форма пули располагалась в лобной пазухе, в трех дюймах от темени.
— Боже мой, — прошептала я, не в силах отвести глаза.
— Это что еще за чертовщина? — удивился Филдинг.
Мы подошли ближе.
Деформированная пуля, большая, с загнутыми назад острыми лепестками, напоминала когтистую лапу.
— С «гидра-шок» такого не бывает, — заметил мой заместитель.
— Не бывает. Это что-то особенное, какая-то специальная высокоэффективная пуля.
— Может быть, «старфайр» или «голден сейбр»?
— Похоже на то. — Ничего подобного я в морге еще не видела. — Но еще больше это похоже на «блэк тэлон», потому что найденная гильза не «ремингтон», а «винчестер». «Винчестер» выпускал «блэк тэлон», пока его не сняли с рынка.
— «Винчестер» производит и «силвертип».
— Это определенно не «силвертип». Вы когда-нибудь видели «блэк тэлон»?
— Только в журнале.
— Антиотражающее покрытие. Латунная оболочка. Жуткая вещь. Проходит через тело, как циркулярная пила. Отличная штука для правоохранительных органов, но если попадет не в те руки… даже представить себе страшно.
— Ну и ну. — Филдинг покачал головой. — Похожа на осьминога.
Я сняла латексные перчатки и надела другие, из плотной ткани — патроны вроде «блэк тэлон» считались опасными для работников «скорой помощи» и морга и обращаться с ними требовалось с особой осторожностью. Такие пули представляют угрозу даже большую, чем игла, и я не знала, был ли у Дэнни гепатит или СПИД. Меньше всего мне хотелось порезаться о зазубренный край и порадовать убийцу Дэнни, став еще одной жертвой.
Филдинг натянул пару синих нитриловых перчаток, более прочных, чем латексные, но все же недостаточно надежных.
— Вы можете надевать их, когда записываете, но и только, — сказала я.
— Думаете, они не годятся?
— Да. — Я воткнула в розетку вилку от пилы. — Наденете, станете работать с такой вот штукой и порежетесь.
— На автомобильного вора что-то не похоже. Тот, кто имеет при себе такое оружие, человек очень серьезный.
— Можете не сомневаться. — Я повысила голос, чтобы перекрыть вой пилы. — Серьезнее не бывает.
Картина, открывшаяся нам под черепной коробкой, служила мрачной иллюстрацией к трагической истории. Пуля раздробила височную, затылочную, теменную и лобную кости, и если бы не потеряла энергию, столкнувшись с каменистой частью височной кости, то наверняка прошла бы навылет, и мы остались бы без очень важной улики. То, что «блэк тэлон» сделал с мозгом, выглядело ужасно: взрыв газа и разлет латунных и свинцовых осколков разворотили то чудесное вещество, благодаря которому Дэнни был тем, кем был. Я обмыла пулю, после чего очистила ее слабым раствором «клорокса», поскольку телесные жидкости не только известны как окислители металлических улик, но и могут быть заразными.
Около полудня я упаковала пулю в двойной пластиковый пакет и отнесла наверх, в криминалистическую лабораторию, где на полках, в промаркированных пакетах хранилось оружие всевозможных марок и моделей. Были здесь и ножи, и полуавтоматическое оружие, и даже сабля. За столом, всматриваясь в экран компьютера, сидел Генри Фрост, человек новый для Ричмонда, но хорошо известный в своей области.
— Марино заглядывал? — спросила я, переступая порог.
Фрост поднял голову, но узнал меня не сразу, словно только что вернулся из некоего далека, где мы никогда не встречались.
— Часа два назад. — Он пробежал пальцами по клавиатуре.
— Значит, гильзу он вам передал. — Я подошла ближе.
— Я с ней сейчас работаю. Приказано считать приоритетом номер один.
Фрост был примерно одного возраста со мной и имел за спиной по меньшей мере два развода. Привлекательный, по-спортивному подтянутый, с пропорциональными чертами, коротко стриженный, он, согласно распространяемой подчиненными и пользующейся популярностью легенде, бегал марафон, увлекался рафтингом и мог одним выстрелом сбить с сотни шагов муху со спины слона. По моим личным наблюдениям, Фрост любил свою работу больше, чем любую женщину, и всем прочим темам предпочитал разговор об оружии.
— Это ведь сорок пятый? — спросила я.
— Но мы ведь не знаем наверняка, что пуля имеет отношение к данному преступлению, ведь так? — Он коротко взглянул на меня.
— Так. Наверняка не знаем. — Я подкатила стоявшее неподалеку офисное кресло. — Гильзу нашли примерно в десяти футах от предполагаемого места убийства. В лесу. Гильза чистая и с виду новая. А еще у меня есть вот это. — Я опустила руку в карман халата и вынула оттуда конверт с пулей «блэк тэлон».
— Ого!
— Подходит к сорок пятому «винчестеру»?
— Вот это да! Верно говорят, что в жизни все случается в первый раз. — Он открыл конверт и мгновенно оживился. — Сейчас определю размер валиков и бороздок и через минуту скажу, сорок пятый это или нет.
Фрост передвинулся к микроскопу и, положив пулю на рабочий столик, закрепил ее воском, чтобы не оставлять на металле следов, которых там не было раньше.
— О’кей, — пробормотал он, не отрываясь от микроскопа, — нарез слева, у нас шесть бороздок и валиков. Измерим… По первым — один-пять-три, по вторым — ноль-семь-четыре. Надо посмотреть в ХСО, — добавил он, имея в виду созданный ФБР каталог «Характеристики стрелкового оружия». — А теперь определим калибр.
Пока компьютер рыскал по базам данных, Фрост измерил пулю с помощью верньера. Результат никого не удивил — сорок пятый калибр. Компьютер также выдал двенадцать моделей оружия, подходящего для стрельбы этими патронами. Все армейские, за исключением «зиг-зауэра» и нескольких «кольтов».
— Что там насчет гильзы? — спросила я. — О ней нам что-нибудь известно?
— У меня есть видео, но еще не смотрел.
Фрост вернулся на прежнее место, к мощному компьютеру, соединенному с помощью модема с общенациональной базой данных по огнестрельному оружию «Драгфайр». Это приложение было частью массивной Информационной сети анализа преступлений, сокращенно ИСАП, в разработке которой принимала участие Люси. Создавалась система с одной целью: собрать воедино все преступления, совершенные с применением огнестрельного оружия. Короче говоря, я хотела узнать, не было ли применено оружие, убившее Дэнни, где-то еще, тем более что, судя по типу боезапаса, преступник не был новичком.
Все выглядело просто. 486-й соединялся с видеокамерой и микроскопом сравнения — образ выводился на двадцатидюймовый экран. Фрост перешел в другое меню, и перед нами развернулась таблица с серебристыми дисками, каждый из который представлял гильзу сорок пятого калибра со своими уникальными характеристиками. Наша занимала место в левом верхнем углу, и я отчетливо видела на ней все отметины, оставленные металлическими частями оружия, из которого убили Дэнни Уэбстера.
— У вашей большое смещение влево. — Фрост указал на похожую на хвост полосу от округлого углубления левее ударника. — Есть и другая отметка, тоже слева. — Он дотронулся до экрана пальцем.
— Выбрасыватель? — поинтересовалась я.
— Нет. Думаю, тоже от ударника, но при отскоке.
— Это необычно?
— Я бы сказал, уникально для данного оружия. Давайте прогоним, если хотите.
— Давайте.
Фрост открыл другие данные, касавшиеся полусферической формы отметки, оставленной ударником на мягком металле капсюля и направления бороздок. Пулю, изъятую из головы Дэнни, мы не трогали, потому что ее связь с гильзой еще не была подтверждена. Исследование этих двух улик осуществлялось раздельно, поскольку бороздки и валики, как и отметки от ударника, различаются так же, как отпечатки пальцев и обуви. Оставалось только надеяться, что эти два свидетеля расскажут одну и ту же историю.
В данном случае, как ни удивительно, так и оказалось. После того как Фрост закончил поиск и мы подождали пару минут, «Драгфайр» уведомил нас о наличии нескольких кандидатов, претендовавших на связь с маленьким никелированным цилиндром, найденным в десяти футах от оставленной Дэнни кровавой дорожки.
— Так, посмотрим, что у нас здесь, — разговаривая с самим собой, бормотал Фрост. — А вот и ваш лидер. — Он провел пальцем по стеклу. — Вне конкуренции. Идет с явным отрывом от остальных.
— «Зиг-зауэр Р220» сорок пятый? — Я изумленно уставилась на него. — Наша гильза совпала не с другой гильзой, а с оружием?
— Да, черт возьми. Именно так.
— Давайте уточним, а то, может, я чего-то не понимаю. — Я все еще не могла поверить удаче. — Вы не можете ввести в систему характеристики оружия, если это оружие не передано в лабораторию. Передается оно, в большинстве случаев, полицией, имеющей на то свои причины. Так?
— Обычно именно так и делается, — согласился Фрост, распечатывая скрины. — Имеющийся в базе данных сорок пятый «зиг-зауэр» совпадает с тем, который отстрелил гильзу, найденную рядом с телом Дэнни Уэбстера. Это мы только что установили. Остается только получить подлинную гильзу после проверочного выстрела, когда мы найдем оружие. — Он поднялся из-за стола.
Я не двинулась с места, продолжая всматриваться в список «Драгфайр» с его символами и аббревиатурами, рассказывавшими нам историю этого оружия. Его отпечатки оставались на каждой отстрелянной им гильзе. Я подумала о Теде Эддингсе, застывшем в холодной воде реки Элизабет, об окровавленном Дэнни у входа в туннель, который никуда больше не вел.
— Тогда получается, что этот пистолет каким-то образом оказался на улице.
Фрост выдвинул ящик стола.
— Похоже, что так. Но подробностей дела я не знаю, так что сказать, почему он оказался в системе, уже не могу. — Он заглянул в другой ящик. — Помню только, что к нам оружие поступило из полицейского участка округа Энрико. Черт, где же CVA5471? Нет, серьезно, здесь уже и повернуться негде.
— Пистолет сдали прошлой осенью, — сказала я, обнаружив на экране дату поступления. — Точнее, двадцать девятого сентября.
— Верно. В тот же день его и оформили.
— А вы знаете, почему полиция сдала пистолет?
— Это у них надо спросить.
— Давайте позвоним Марино.
— Хорошая мысль.
Я позвонила Марино на пейджер. Он ответил, что сейчас занят, но обязательно перезвонит попозже. Фрост тем временем достал папку-регистратор. Внутри лежал прозрачный пластиковый пакет, в каких мы обычно хранили гильзы и патроны, ежегодно сотнями поступающие в лаборатории округа.
— Вот оно.
— У вас здесь есть какой-нибудь «зиг-зауэр Р220»? — Я тоже поднялась.
— Только один. Должен лежать на полке с другими сорок пятыми.
Пока Фрост возился с микроскопом, я прошла в комнату, которую, в зависимости от вкуса, можно было назвать и магазином ужасов, и лавкой игрушек. На полках стеллажей теснились пистолеты, револьверы, автоматы. Изобилие собранного в тесной комнате оружия наводило на мрачные мысли: сколько смертей, сколько жертв, многие из которых попадали ко мне. Черный «зиг-зауэр» так походил на девятимиллиметровый, состоявший на вооружении ричмондской полиции, что поначалу я даже не смогла их различить. Разумеется, при более внимательном рассмотрении становилось понятно, что сорок пятый несколько больше и, как мне показалось, дуло у него немного другое.
— Где у вас штемпельная подушечка? — спросила я.
Фрост, приникнув к микроскопу, выстраивал гильзы таким образом, чтобы их было легче сравнивать.
— В верхнем ящике стола, — сказал он, и в этот самый момент зазвонил телефон. — Загляните поглубже.
Пошарив, я достала баночку с чернилами для снятия отпечатков пальцев и развернула белоснежную хлопчатобумажную салфетку, которой накрыла тонкую и мягкую пластиковую подушечку. Фрост взял трубку.
— Привет, старина. Да, у нас совпадение по «Драгфайр». — Прислушавшись, я поняла, что он разговаривает с Марино. — Можешь проверить кое-что?
Он сообщил Марино то, что мы уже знали, и, положив трубку, повернулся ко мне.
— Сейчас свяжется с полицией округа Энрико.
— Хорошо, — рассеянно бросила я, прижимая дуло пистолета сначала к чернильной подушечке, а потом к белой салфетке. — Различия определенно есть.
— Думаете, нам удастся идентифицировать именно этот тип пистолета? — спросил Фрост, снова придвигаясь к микроскопу.
— В случае с контактной раной это теоретически возможно. Проблема в том, что оружие сорок пятого калибра обладает такой поражающей силой, что обнаружить отпечаток дула на голове практически невозможно.
Случай Дэнни не был исключением, хотя я и постаралась, призвав на помощь все свои умения из области пластической хирургии, по мере возможности реконструировать входное отверстие. Но, сравнивая отпечаток на салфетке с диаграммами и фотографиями, сделанными внизу, в морге, я не находила никаких оснований усомниться в том, что именно «зиг-зауэр Р220» послужил орудием убийства. Более того, я даже заметила крохотный выступ на нижней части ствола.
— А вот и наше подтверждение, — сказал Фрост, подстраивая фокус микроскопа сравнения.
Мы оба обернулись — по коридору кто-то пробежал.
— Хотите посмотреть? — спросил он.
— Да, — ответила я, и тут же по коридору, звеня ключами, промчался кто-то еще.
— Что за черт? — Фрост поднялся и, нахмурившись, шагнул к двери.
Голоса в коридоре звучали громче, люди снова побежали, но уже в обратную сторону. Мы вместе вышли из лаборатории и увидели спешащих к своим постам охранников. Эксперты, выглядывавшие в коридор из дверей своих кабинетов, спрашивали друг друга, что происходит, но никто ничего не знал. Внезапно над нашими головами зазвенела сигнализация, а на потолке замигали красные огоньки.
— Да в чем дело, черт побери?! — закричал Фрост. — Учебная пожарная тревога?
— В расписании ничего такого нет. — Я закрыла руками уши. Мимо снова побежали люди.
— Тогда, получается, пожар? — удивился он.
Я посмотрела на спринклеры на потолке.
— Надо уходить отсюда.
Я сбежала вниз по лестнице и только успела проскочить в дверь на своем этаже, когда сверху настоящим белым вихрем обрушился холодный галон. Чувство было такое, словно миллионы палочек одновременно ударили в огромные цимбалы. Я металась от комнаты к комнате. Филдинг уже покинул помещение, как сделали это и другие. Эвакуация проводилась в спешке — люди не успели даже задвинуть ящики, на столах остались включенные слайд-модули и микроскопы. Облака холодного газа шли волнами, и в какой-то момент возникло сюрреалистическое ощущение, будто я лечу на бомбардировщике сквозь ураган. Я заглянула в библиотеку, в туалеты и, убедившись, что все покинули помещение, пробежала по коридору, выскользнула за дверь и на секунду остановилась — перевести дыхание. Сердце понемногу успокаивалось.
Процедура действий по учебной тревоге была строго регламентирована. Я знала, что мои коллеги уже собрались на втором этаже парковочной площадки Монро-Тауэр, по другую сторону Франклин-стрит. К этому времени всем служащим лабораторий, за исключением начальников отделов, надлежало занять определенные штатным расписанием места. Судя по всему, я вышла последней, если не считать директора технических служб, отвечающего за все здание. Сам директор в эту минуту торопливо пересекал улицу, держа под мышкой защитную каску. Я окликнула его. Он оглянулся и, прищурившись, посмотрел так, словно и не знал меня вовсе.
— Ради бога, что происходит? — спросила я, догоняя директора.
— Происходит то, что вам в этом году бюджетных добавок лучше не просить. — Человек пожилой, он всегда хорошо одевался и был неизменно неприятен в общении. Сегодня же его просто трясло от ярости.
Я обернулась, но никакого дыма не увидела, хотя пожарные сирены звучали уже где-то поблизости.
— Какой-то идиот включил систему пожаротушения, которая не остановится, пока не сбросит весь газ. — Он посмотрел на меня так сердито, словно именно я и была во всем виновата. — Я сам, чтобы предотвратить затопление, поставил это чертово реле на тридцатисекундную задержку.
— Что все равно не помогло бы, если бы в лаборатории случился химический пожар или взрыв, — не удержавшись, напомнила я, потому что едва ли не все его решения отличались такой же непродуманностью. — И к чему тогда была бы тридцатисекундная задержка?
— Ничего бы такого не случилось. Вы хотя бы представляете, во что нам это теперь обойдется?
Я подумала о документах на своем столе, приборах, инструментах и многом другом… Все это промокло, разбросано и, возможно, повреждено.
— Но почему кто-то включил систему?
— Послушайте, я в данный момент знаю не больше вашего.
— Тысячи галлонов химикалий сброшены на мои офисы, на морг, на анатомический отдел… — Мы поднимались по лестнице, и сдерживать раздражение становилось все труднее.
— Да вы там и не заметите ничего, — отмахнулся директор. — Газ просто исчезнет… как пар.
— Он осядет на приготовленные к вскрытию тела, в том числе и на тела жертв убийства. Нам остается уповать лишь на то, что защита не станет поднимать этот вопрос в суде.
— Вы лучше думайте о том, хватит ли вам средств расплатиться за все это. Только на заправку газовых баллонов потребуются сотни тысяч долларов. Так что бессонные ночи мне обеспечены.
На втором уровне парковки собрались десятки сотрудников. Обычно учебные тревоги и занятия по эвакуации служили своего рода поводом пошутить и посмеяться, и люди ничуть не возражали против непредвиденных перерывов, особенно если погода стояла хорошая. Но сегодня никто не веселился. День был холодный, ненастный, и голоса собравшихся звучали взволнованно и озабоченно. Директор остановился поговорить с одним из подчиненных, а я огляделась и уже заметила группку своих коллег, но тут кто-то тронул меня за плечо.
— Да что с тобой такое? — проворчал Марино, когда я вздрогнула. — Посттравматический стрессовый синдром?
— Похоже на то. Ты был в здании?
— В самом помещении — нет, был поблизости. Услышал, что у вас пожарная сигнализация сработала, вот и решил посмотреть, в чем тут дело.
Скользнув взглядом по толпе, Марино подтянул тяжелый, увешанный атрибутами своей профессии ремень.
— Не расскажешь, что тут вообще творится? Уж не случай ли самопроизвольного возгорания?
— Что именно творится, я не знаю. Мне только сказали, что кто-то по ошибке включил сигнализацию, приведя в действие систему пожаротушения во всем здании. А ты что тут делаешь?
— Вижу, Роза здесь. И Филдинг тоже. Все тут. — Он удовлетворенно кивнул. — А вот ты замерзла, даже посинела.
— Так ты просто так здесь оказался? — не отставала я. Марино вел себя как-то уклончиво, а значит, что-то произошло.
— Говорю же тебе, эту чертову сигнализацию и на Броуд-стрит слышно.
И тут, словно по какому-то знаку, жуткий лязг и звон прекратились. Я подошла к стене и посмотрела через нее на наше здание. Что нас ожидает там, когда нам позволят вернуться? Пожарные машины въехали, громыхая, на парковку, и пожарные в защитных костюмах устремились к дверям.
— Увидел, что тут происходит, и подумал, что ты здесь, — добавил Марино. — Вот, решил проверить.
— Правильно решил. — От холода у меня уже посинели ногти. — Пистолет сорок пятого калибра, из которого убили Дэнни, «зиг-зауэр Р220», оказывается, уже успел отметиться в округе Энрико. Тебе об этом что-нибудь известно? — спросила я, глядя на город.
— А почему ты думаешь, что я успел так быстро навести справки?
— Потому что тебя все боятся.
— Точно, боятся. И должны бояться.
Марино придвинулся ближе и тоже прислонился к холодной бетонной стене. Только смотрел он не на город, а в противоположную сторону, потому что не любил, когда за спиной кто-то есть. Хорошие манеры в данном случае были ни при чем. Марино еще раз подтянул постоянно сползающий ремень и сложил руки на груди. Он избегал смотреть мне в глаза, но я видела — капитан зол как черт.
— Дело было одиннадцатого декабря, на перекрестке Меканиксвилл-Тернпайк и Шестьдесят четвертой. Полицейский подошел к припаркованной машине. Сидевший за рулем парень выскочил и начал убегать. Полицейский бросился за ним. Все это происходило поздним вечером. — Марино достал сигарету. — Преследование закончилось на Уитком-Корт. — Он щелкнул зажигалкой. — Что именно случилось, никто толком не знает, но во время погони полицейский потерял оружие.
В памяти у меня что-то щелкнуло, и я вспомнила, что несколько лет назад в полиции округа Энрико сменили табельное оружие, перейдя с девятимиллиметрового на «зиг-зауэр Р220».
— Потерял этот самый пистолет? — уточнила я.
— Угу. — Марино затянулся. — Когда такое случается, данные об утерянном оружии поступают в базу «Драгфайр».
— Не знала.
— Копы — тоже люди. Они теряют оружие, иногда его у них крадут. Вполне понятно, что утерянный пистолет берут на заметку на тот случай, если его используют в преступных целях.
— Итак, пистолет, из которого убили Дэнни, есть тот самый, что был утерян полицейским в округе Энрико? — на всякий случай уточнила я.
— Похоже, что так.
— Оружие пропало не больше месяца назад, — продолжала я, — и вот теперь им воспользовались для убийства Дэнни.
Марино стряхнул пепел и повернулся ко мне:
— По крайней мере, в той машине возле «Хилл-Кафе» не было тебя.
Я промолчала — что тут скажешь?
— Район, где убили Дэнни, не так уж далеко от Уитком-Корта и других, не самых благополучных районов. Так что речь, в конце концов, вполне может идти о заурядной попытке угона.
— Нет. — С этим я согласиться не могла. — Машину ведь не тронули.
— Что-то могло спугнуть преступника, вот он и передумал.
Я не ответила.
— А случиться могло что угодно. Например, в доме включили свет. Или злоумышленник услышал сирену. Или где-то неподалеку сработала охранная сигнализация. Может быть, застрелив Дэнни, этот мерзавец испугался и не довел дело до конца.
— Чтобы угнать «мерседес», убивать Дэнни было вовсе не обязательно. — Я смотрела вниз, на медленно текущий поток машин. — Преступник мог запросто уехать на нем прямо от кафе. Зачем было уезжать с Дэнни в лес? — Я поймала себя на том, что повышаю голос. — Зачем усложнять себе задачу?
— Всякое бывает, — повторил Марино. — Не знаю.
— А что насчет дорожной службы в Вирджиния-Бич? Какие у них сведения?
— Дэнни забрал твою машину где-то в пятнадцать тридцать. Тебе ведь так и сказали, что автомобили будут готовы именно к этому времени.
— Что значит, мне так и сказали?
— Они назвали тебе это время, когда ты им звонила.
Я с удивлением посмотрела на него.
— Я никому не звонила.
Марино стряхнул пепел.
— Они сказали, что звонила.
— Нет. — Я покачала головой. — Звонил Дэнни. Это он имел с ними дело. И он же звонил мне на автоответчик.
— Значит, звонил кто-то, представившийся доктором Скарпеттой. Может, Люси?
— Очень сомневаюсь, что она стала бы выдавать себя за меня. А звонила точно женщина?
Марино замялся:
— Хороший вопрос. Но ты все-таки поинтересуйся у Люси. На всякий случай.
Пожарные выходили из здания. Это означало, что нам скоро разрешат вернуться. Я уже знала, что последует дальше: мы будем все проверять, строить предположения, жаловаться и надеяться, что до конца дня к нам никого больше не привезут.
— Что меня всерьез беспокоит, — продолжал Марино, — так это патроны.
— Думаю, Фрост вернется в лабораторию не позже, чем через час, — сказала я, но Марино только пожал плечами.
— Я ему позвоню, но сам в этот бардак лезть не собираюсь.
Расставаться со мной ему определенно не хотелось, и я видела, что волнует его не только расследование.
— Тебя что-то беспокоит?
— Да, док. Меня всегда что-то беспокоит.
— И что же на этот раз?
Он снова достал пачку «Мальборо», а я подумала о своей матери, постоянным спутником которой был кислородный баллон, потому что в свое время она курила не меньше.
— Не смотри на меня так, — предупредил Марино, шаря в кармане.
— Просто не хочу, чтобы ты себя убивал. А сегодня ты уж очень стараешься.
— Всем приходится когда-нибудь умирать.
— Внимание, — проблеял громкоговоритель одной из пожарных машин. — Говорит главное пожарное депо Ричмонда. Окончание пожарной тревоги. Вы можете вернуться в здание. — Сообщение сопровождалось повторяющимися писками и непрерывным гудением. — Внимание. Говорит главное пожарное депо Ричмонда. Окончание пожарной тревоги. Вы можете вернуться в здание…
— Лично я, — продолжал Марино, не обращая внимания на общую суету, — хотел бы помереть с банкой пива, за тарелкой начос и чили, с сигаретой и перед телевизором, по которому показывали бы бейсбол.
— А сексом при этом не хотел бы заниматься? — Я даже не улыбнулась, потому что ничего смешного в его отношении к собственному здоровью не видела.
— От секса меня Дорис излечила. — Говоря о женщине, с которой прожил в браке много лет, Марино переключился на серьезный тон.
Он отступил от стены, пригладил редеющие волосы и снова сердито поддернул ремень, словно питал неприязнь как к антуражу своей профессии, так и к грубо вторгшимся в его жизнь слоям жира. Я видела фотографии той поры, когда Марино служил полицейским в Нью-Йорке. На них он гарцевал на коне или восседал на мотоцикле, был крепким, жилистым и подтянутым, с густыми волосами, в высоких кожаных ботинках. Неудивительно, что в те дни Дорис сочла его привлекательным.
— Звонила вчера вечером. Ну, ты знаешь, она звонит мне время от времени. Обычно, чтобы поговорить о сыне, Рокки.
Он скользнул цепким взглядом по служащим, направившимся к лестнице, вытянул руки, пошевелил пальцами и глубоко вздохнул. Люди спешили; большинство замерзли и были не в духе и теперь хотели поскорее вернуться к работе и попытаться спасти то, что еще можно было спасти.
— Что ей от тебя нужно?
Марино еще раз огляделся.
— Ну, она вроде как вышла замуж. Такая вот тема дня.
Новость застала меня врасплох.
— Марино… мне так жаль…
— Теперь у нее хмырь на большой машине с кожаными сиденьями. Как тебе такое нравится? То она уходит. То заявляет, что хочет вернуться. Потом меня бросает Молли. А теперь еще и Дорис выходит замуж.
— Мне жаль, — повторила я.
— Давай-ка возвращайся, пока воспаление легких не подхватила. А я поеду в участок да позвоню Уэсли, расскажу, что у нас тут происходит. О пистолете ему точно надо знать. И, если начистоту, — он мельком взглянул на меня, — я уже знаю, что скажет Бюро.
— Скажет, что смерть Дэнни была случайной.
— А вот это, по-моему, не совсем так. Думаю, Дэнни мог пытаться разжиться крэком или чем-то еще, но нарвался не на того парня, у которого еще и полицейский ствол нашелся.
— Все равно не верю.
Мы пересекли Франклин-стрит. Я посмотрела на север — увидеть Черч-Хилл мешало внушительное, построенное в готическом стиле здание железнодорожного вокзала. От того места, где должен был находиться, Дэнни ушел сравнительно недалеко. Ничего такого, что указывало бы на его намерение купить отраву, я не обнаружила. Как не обнаружила, если уж на то пошло, и никаких свидетельств употребления наркотиков. Конечно, я еще не видела результатов токсикологического анализа, но знала наверняка, что и спиртным Дэнни не увлекался.
— Кстати, — сказал Марино, открывая дверцу «форда», — можешь забрать свой «мерс».
— С ним уже закончили?
— Да. Еще вчера вечером, чтобы утром сдать в лабораторию. Я им ясно дал понять: с этим делом тянуть нельзя! Все остальное идет своим чередом.
— Что нашли? — спросила я, думая о своей машине и обо всем том, что в ней произошло.
— Отпечатки, но пока что неизвестно, чьи. Собрали мусор пылесосом. Больше ничего. — Он опустился на сиденье, но дверцу закрывать не спешил. — В общем, я еще проверю, все ли там в порядке и можешь ли ты вернуться на ней домой.
Я поблагодарила Марино и повернула к зданию, уже зная, что никогда больше не буду ездить на этой машине, не смогу открыть дверцу, не смогу сесть за руль.
Клета мыла в фойе пол, секретарша вытирала полотенцем мебель. Я попыталась объяснить им, что в этом нет необходимости, что органический газ, в частности галон, безвреден для бумаги и инструментов.
— Газ испаряется, и никакого осадка не остается, — терпеливо наставляла их я. — Чистить и протирать ничего не надо. А вот картины на стенах стоит поправить, да и на столе у Меган полный беспорядок.
В приемной весь пол был усыпан бланками.
— А вот мне кажется, здесь до сих пор стоит какой-то странный запах, — упрямо заявила Меган.
— Глупенькая, это журналы так пахнут. Запах у них такой, — сказала Клета и повернулась ко мне. — А что с компьютерами?
— С компьютерами все должно быть в полном порядке. Меня куда больше полы беспокоят. Мокрые. Обязательно протрите насухо, чтобы никто не поскользнулся.
Ощущение безнадежности усилилось, пока я шла по мокрым плиткам. Пройдя по коридору к своему офису, я собралась с духом, открыла дверь и переступила через порог. Моя секретарша уже была на месте и занималась уборкой.
— Ну что? Насколько все плохо?
— Ничего страшного, если не считать ваших бумаг. Все разметало. Цветы я уже поправила. — Роза, представительная женщина предпенсионного возраста, посмотрела на меня поверх очков. — Вы же сами всегда хотели, чтобы в лотках ничего не было — ну и вот…
Я огляделась. Повсюду — на полу, на книжных полках и даже на ветках фикуса — лежали, словно сорванные ветром алюминиевые листья, свидетельства о смерти и отчеты о вскрытии.
— А еще я думаю, что, если вам кажется, будто сейчас все в порядке, это еще не значит, что так оно на самом деле. По-моему, кабинет нужно проветрить, а бумаги просушить на бельевом шнурке. — Свое мнение Роза излагала, продолжая работать. Седые волосы, схваченные на затылке резинкой, слегка растрепались.
— Думаю, мы вполне обойдемся без этого. Галон, высыхая, растворяется…
— И каска ваша как лежала на полке, так и лежит.
— Не успела…
— Плохо, что у нас нет окон. — Об окнах Роза вспоминала по меньшей мере раз в неделю.
— Вообще-то, единственное, что нам нужно, это просто все собрать. А вы все — параноики. Все до единого.
— Вас раньше этим газом травили?
— Нет.
— То-то, — пробурчала Роза, складывая в стопку полотенца. — Осторожность никогда не бывает лишней.
Я села за стол, выдвинула верхний ящик стола и достала коробочку бумажных скрепок. Сердце в груди трепыхалось, и я боялась, что развалюсь прямо здесь, у себя в офисе. Секретарша, которая знала меня лучше, чем моя собственная мать, и замечала малейшую перемену в моем настроении, какое-то время работала молча, но в конце концов не выдержала.
— Доктор Скарпетта, отправляйтесь-ка вы домой. Я здесь и сама приберусь.
— Мы сделаем это вместе, — упрямо ответила я.
— Невероятно. Чтобы охранник совершил такую глупость…
— Какой охранник?
— Тот, что включил сигнализацию. Ему, видите ли, показалось, что наверху какая-то радиация. — Роза подняла с пола свидетельство о смерти и двумя скрепками прицепила его к протянутому через комнату шнуру.
— Какая радиация? О чем вы говорите? — Я отодвинула бумаги и недоуменно уставилась на нее.
— Кто ее знает. Так на парковке говорили. — Она потянулась и потерла поясницу. — А и впрямь быстро высыхает. Даже не верится. Как в фантастическом фильме. Думаю, следов и в самом деле не останется.
Я промолчала. Мысли снова перескочили на машину. Я представила, как сажусь в нее, и от ужаса закрыла лицо руками. Роза растерялась, не зная, что делать. Плачущей она меня еще не видела.
— Может, кофе?
Я покачала головой.
— Как будто ураган пронесся. А завтра все будет так, словно ничего и не случилось, — попыталась успокоить меня Роза.
Через какое-то время она ушла, тихонько закрыв за собой обе двери. Я с облегчением откинулась на спинку кресла, подняла трубку и набрала номер Марино, но его на месте не оказалось. Я набрала другой, «МакДжордж мерседес», из последних сил надеясь застать Уолтера.
К счастью, ответил он сам.
— Уолтер? Это доктор Скарпетта. — Я сразу перешла к делу. — Не могли бы вы забрать мою машину? — Голос у меня дрогнул. — Мне, наверно, нужно объяснить…
— Никаких объяснений не нужно. Насколько сильно она пострадала? — спросил он, давая понять, что следит за последними событиями.
— Я в нее больше не сяду, а для других она почти новая.
— Понимаю и нисколько вас не виню. Что бы вы хотели?
— Вы можете обменять ее на какую-нибудь другую прямо сейчас?
— У меня есть почти равноценная машина. Но не новая.
— В каком она состоянии?
— В неплохом. Это машина моей жены. «S-500», черная, кожаная отделка.
— Вы можете попросить кого-нибудь привести ее на мою стоянку, чтобы мы там обменяли автомобили?
— Моя дорогая, я уже еду.
Уолтер приехал к 17.30, когда стемнело. Подходящее время для продавца, чтобы втюхать подержанный товар отчаявшемуся покупателю вроде меня. Но, сказать по правде, с Уолтером я имела дело не первый год и доверяла ему настолько, что взяла бы у него машину не глядя. Это был импозантный мужчина с безукоризненными усами и коротко постриженными волосами. Одевался он лучше многих знакомых мне адвокатов и носил золотой браслет «медик алерт», потому что у него была аллергия на укусы пчел.
— Мне очень жаль, что так случилось, — сказал Уолтер, когда я освободила багажник.
— Мне тоже жаль. — Я не стала ни любезничать, ни притворяться. — Ключ только один. Второй потерян. И, если вы не против, я хотела бы уехать. Прямо сейчас. Не хочу видеть, как вы садитесь в мою машину. Очень хочу уехать. Здесь специальное радиооборудование, но этим займемся позже.
— Понимаю. Обговорим детали в другой раз.
Мне на все было наплевать. Меня не интересовало, что я получаю и что теряю, и так ли уж хороша моя новая машина. Будь это цементовоз, я уехала бы и на нем. Я нажала кнопку на панели и засунула пистолет между сиденьями.
Я поехала на юг по Четырнадцатой улице, свернула на Канале к автостраде, по которой обычно возвращалась домой, миновала несколько съездов, а потом развернулась. Мне вдруг захотелось проехать тем же маршрутом, которым, скорее всего, проехал накануне Дэнни. Следуя из Норфолка, он наверняка оказался бы на Шестьдесят четвертой, и в таком случае самым простым вариантом для него было бы свернуть к Медицинскому колледжу, находящемуся неподалеку от ОГСЭ. Мне же представлялось, что он поступил иначе.
После долгой дороги он, вероятно, думал прежде всего о том, где бы перекусить, и в этом смысле район моего офиса был для него не интересен. Работая у нас некоторое время, Дэнни прекрасно об этом знал. По моим расчетам, он свернул на Пятой улице — я сделала бы то же самое — и проехал по ней к Броуд-стрит. Каркасы зданий и пустые пока еще участки на месте будущего Биомедицинского исследовательского парка, куда планировалось перевести и мою службу, уже тонули во тьме.
Мимо почти бесшумно проехали одна за другой пара патрульных машин. За одной из них, на перекрестке возле «Мариотта», я остановилась, ожидая, пока загорится зеленый. Сидевший в ней полицейский, совсем еще молодой блондин, включил подсветку и записал что-то на металлическом планшете. Потом снял микрофон. Я видела его губы, видела, как он смотрит на темное здание участка за углом. Закончив разговаривать, он сделал пару глотков из бумажного стаканчика «севен-илевен». Я уже поняла, что в полиции он недавно, потому что не научился еще чувствовать обстановку и даже не догадывался, что за ним наблюдают.
Проехав дальше по Броуд-стрит, я повернула налево и миновала «Райт эйд» и старый «Миллер&Родс», закрывшийся некоторое время назад и, похоже, навсегда — в центре покупателей становилось все меньше. С одной стороны улицы темнела гранитная готическая крепость, в которой когда-то размещалась мэрия, с другой — кампус Медицинского колледжа, хорошо знакомый мне, но не Дэнни. Вряд ли он знал и о «Черепе и костях», где любили перекусить преподаватели и студенты. Где здесь припарковаться, он тоже не знал.
Я предполагала, что Дэнни поступил так, как поступил бы каждый, кто не слишком хорошо знаком с городом и кто едет на дорогой машине босса. Он поехал прямо и припарковался у первого же приличного заведения. В данном случае таким заведением как раз и оказалось «Хилл-Кафе». Я объехала квартал, как объехал его и Дэнни, чтобы припарковаться с южной стороны, где мы и нашли пакет с остатками обеда. Остановилась под чудной раскидистой магнолией. Опустила в карман пальто пистолет. Вышла. И тут же за проволочным забором зашелся лаем пес. Судя по тембру, он был здоровущий и ко мне, как будто мы сталкивались не впервой, питал лютую ненависть. На втором этаже небольшого домика вспыхнул свет.
Перейдя через улицу, я вошла в кафе. Как обычно, в это время там было дымно и шумно. Дайго смешивала напитки и меня заметила лишь тогда, когда я подошла к стойке и выдвинула стул.
— Выглядите вы сегодня не очень, дорогуша, — сказала она, опуская в стаканы кружочки апельсина и вишенки. — Что-нибудь покрепче?
— Не отказалась бы, но я на работе.
Пес на другой стороне улицы наконец-то успокоился.
— У вас с капитаном одна и та же проблема. Вы все время на работе. — Дайго взглядом подозвала официанта.
Передав ему один заказ, она тут же взялась за другой.
— Вы слышите собаку? Ту, что во дворе дома на противоположной стороне Двадцать восьмой улицы? — негромко спросила я.
— Вы, должно быть, про Злыдня говорите. По-другому я его и не называю. Сколько клиентов отпугнул, не сосчитать. — Дайго сердито застучала ножом, нарезая лайм. — Он ведь наполовину овчарка и наполовину волк. Надоел, да? Или что-то еще?
— Он так злобно и громко лает, вот я и подумала… Не помните, лаял ли пес после того, как Дэнни Уэбстер вышел отсюда прошлым вечером? Мы полагаем, что он припарковался под той магнолией, которая растет во дворе, за забором.
— У меня такое чувство, что этот зверь вообще не умолкает.
— То есть вы не помните? Впрочем, я особенно и не надеялась…
Она жестом остановила меня и, пробежав глазами заказ, открыла бутылку пива.
— Конечно, помню. Говорю же, пес лает на всех и каждого. И тот бедняга не был исключением. Злыдень только что с цепи не сорвался, когда ваш парень вышел отсюда.
— А что было перед тем, как он вышел?
Дайго на секунду остановилась, нахмурилась.
— Да! — Глаза ее вспыхнули. — Вот сейчас я вспомнила. В начале вечера Злыдень лаял, как мне показалось, не переставая. Я даже сказала кому-то, что он с ума меня сведет. Хотела уже хозяину позвонить.
— Скажите, пока Дэнни был здесь, много народу пришло?
— Нет, — сразу же, без колебаний, ответила она. — Во-первых, он пришел сравнительно рано. Если не считать нескольких завсегдатаев, других клиентов не было. По-моему, до семи вообще никто не приходил. А к тому времени ваш паренек уже ушел.
— После того, как Дэнни вышел, собака еще долго лаяла?
— Как всегда, весь вечер. То лаяла, то замолкала.
— Значит, не постоянно.
— Ну, если бы постоянно, этого никто бы не вытерпел. Нет… — Дайго внимательно посмотрела на меня. — Думаете, если бы Злыдень лаял постоянно, это означало бы, что там кто-то есть, да? Что парня кто-то поджидал на улице? — Она, как указкой, едва не ткнула меня ножом. — Нет, не думаю. Если бы какой подонок там и появился, такое бы началось! Для того они пса и держат, чтоб чужие не ходили.
Я снова подумала об украденном «зиг-зауэре», припомнила, где именно полицейский потерял пистолет. Дайго была права. Обычный уличный преступник, несомненно, испугался бы большой злой собаки и постарался бы убраться поскорее, не привлекая к себе внимания. Я поблагодарила Дайго и вышла из бара. Постояла на тротуаре. Огляделась. Фонари, расположенные друг от друга на значительном расстоянии, казались в темноте грязно-желтыми пятнами, разбросанными вдоль узкой улицы. Пространство между домами заполняли плотные, неподвижные тени, где любой мог стать невидимкой.
Я посмотрела на свою новую машину, на дворик за ней, где притаился пес. Сейчас он молчал, и я прошла несколько ярдов по тротуару. Сначала пес не подавал голоса, потом глухо, угрожающе зарычал, и лишь от одного этого звука по моей спине пробежал холодок. К тому времени, когда я открыла дверцу, он уже стоял на задних лапах, злобно лая и сотрясая проволочную ограду.
— Ты ведь просто охраняешь свою территорию, да, малыш? Жаль, что не можешь сказать, кого видел здесь прошлым вечером.
Я посмотрела на домик за оградой, и тут верхнее окно вдруг отворилось, и в нем появился толстяк с взлохмаченными волосами.
— Замолчи, Бозо! — крикнул он. — Закрой пасть, тупая псина!
Рама со стуком закрылась.
— Все хорошо, Бозо, — сказала я, обращаясь к псу, которому кличка Злыдень подходила куда лучше. — Я ухожу и больше не буду тебя беспокоить.
Путь от ресторана до Франклин-стрит, где полиция нашла мою бывшую машину, занял не более трех минут. У спуска к Шугар-Боттом я развернулась — ехать вниз на машине, тем более на «мерседесе», было бы безумием.
Потом я подумала о другом.
Почему преступник решил передвигаться пешком в районе, где действовала широко разрекламированная программа «Сторож соседского дома»? В Черч-Хилле выпускали соответствующий информационный бюллетень, и местные жители без всяких колебаний звонили в полицию при обнаружении малейшего беспорядка. Разумеется, они подняли бы тревогу, услышав выстрелы. Учитывая все это, злоумышленнику стоило бы вернуться к машине и отъехать на безопасное расстояние.
Однако преступник поступил иначе. Может быть, прилично ориентируясь в этом районе города, он не знал его характера и культуры, потому что был нездешний. Может быть, он не взял мою машину, потому что припарковался где-то неподалеку и чужая его вовсе не интересовала — ни из-за денег, ни как средство эвакуации. Это предположение имело смысл, если за Дэнни следили целенаправленно, а не выбрали наугад. Пока он обедал, убийца мог оставить где-то машину, вернуться пешком к кафе и ждать в темноте возле «мерседеса» под лай Бозо.
Я проезжала мимо своего офиса, когда на боку завибрировал пейджер. Я взяла его, повернула к свету и, поскольку ни рации, ни телефона в машине не было, свернула на заднюю парковку ОГСЭ, откуда прошла к боковой двери и набрала код на панели. Лифт поднял меня наверх. Следы дневного переполоха исчезли, но развешанные Розой свидетельства о смерти представляли собой жутковатую картину. Я села за письменный стол и набрала номер Марино.
Он отозвался сразу.
— Ты где?
— В офисе. — Я посмотрела на часы.
— Ну конечно. Вот уж где тебе делать совершенно нечего. И, держу пари, одна. Поужинала?
— Что ты имеешь в виду? Почему это мне здесь нечего делать?
— Вот встретимся и объясню.
Встретиться договорились в «Линден-Роу-Инн», тихом, немноголюдном заведении в центре города. Зная, что Марино живет на другой стороне реки, я не стала торопиться, но, когда вошла, он уже сидел за столом у камина и, пользуясь тем, что находился здесь не по службе, пил пиво. Пожилой бармен с черным галстуком-«бабочкой» нес кому-то ведерко со льдом. В динамиках звучала музыка Пахельбеля.
— Ну, что теперь? — спросила я, усаживаясь. — Что стряслось?
Марино был в черной рубашке-поло, с трудом удерживавшей его расплывшийся, переваливающийся через пояс живот. В пепельнице уже валялись окурки, и пиво, которое он пил, не было, как я подозревала, ни первой, ни последней порцией.
— Хочешь узнать, из-за чего сегодня подняли тревогу, или тебя уже ввели в курс дела? — спросил он, поднимая кружку.
— Нет, пока мне никто ничего не рассказал. Слышала только, что кто-то среагировал на радиоактивную угрозу. — Я повернулась к официанту, подошедшему к нам с фруктами и сыром. — «Пелегрино» с лимоном, пожалуйста.
— Похоже, все серьезнее, чем тебе показалось.
— Что? — Я посмотрела на него с недоумением. — И, кстати, почему ты лучше меня знаешь о том, что происходит на моей работе?
— Потому что ситуация с радиоактивностью связана с расследованием убийства. — Марино снова приложился к кружке. — А если точнее, с убийством Дэнни Уэбстера.
Он ничего больше не сказал, предоставив мне возможность переварить услышанное, но мое терпение имело свои пределы.
— Хочешь сказать, его тело было радиоактивным? — недоверчиво спросила я.
— Нет. Радиоактивным был тот мусор, который собрали в твоей машине. И знаешь, что я тебе скажу? Парни, проводившие вакуумный сбор, так перепугались, что чуть в штаны не наложили. Мне и самому, признаться, стало сильно не по себе. Я ж сидел с тобой рядом, на том самом месте. Некоторые терпеть не могут змей или там пауков, а у меня такая же проблема с этой чертовой радиацией. Как у тех парней, что хватанули «эйджент оранж» во Вьетнаме, а теперь помирают от рака.
— Если я правильно понимаю, радиоактивный мусор находился на пассажирском сиденье моего черного «мерседеса»? — спросила я, глядя на него как на сумасшедшего.
— Точно. И я бы на твоем месте на нем больше не ездил. Ты же не знаешь, может, эта дрянь уже и к тебе прицепилась?
— Ездить на нем я больше не буду, так что не беспокойся. Но кто тебе сказал, что собранный в машине мусор радиоактивный?
— Та дамочка, что заведует этой штуковиной… СЭМ.
— Сканирующим электронным микроскопом.
— Вот-вот. В мусоре обнаружился уран, на него среагировал счетчик Гейгера. Говорят, ничего подобного раньше не случалось.
— Определенно.
— Потом запаниковала уже служба безопасности, — продолжал Марино, — и один из охранников принял решение эвакуировать всех, находящихся в здании. Все бы ничего, да только парень забыл, что, когда разбиваешь стекло на красной коробочке и поворачиваешь ручку, тем самым включаешь и систему пожаротушения.
— Насколько мне известно, этой системой никогда прежде не пользовались, так что его забывчивость вполне понятна. Допускаю, что он даже и не знал этого. — Я невольно вспомнила директора — представить его реакцию было нетрудно. — Боже мой. И все это случилось из-за моей машины. В некотором смысле из-за меня.
— Нет, док. — Марино поймал мой взгляд и решительно покачал головой. — Это случилось из-за того, что какой-то мерзавец убил Дэнни. Сколько раз нужно повторять тебе одно и то же?!
— Я, пожалуй, выпью вина.
— Прекрати. Не изводи себя. Я знаю, что ты делаешь, и знаю, как ты работаешь.
Я поискала взглядом бармена. В помещении стало жарко. Сидевшая неподалеку компания из четырех человек шумно обсуждала «Зачарованный сад» во дворе заведения, где мальчишкой играл Эдгар Алан По.
— Он написал здесь одно из своих стихотворений, — говорила одна женщина.
— Я слышала, крабовые котлетки здесь хороши, — заметила другая.
— Не люблю, когда ты такая, — продолжал Марино, наклоняясь над столом и тыча в меня пальцем. — Выпьешь, наделаешь глупостей, а что я? Не смогу уснуть.
Бармен наконец обратил на меня внимание и, изменив маршрут, подошел к нашему столику. Я попросила заменить шардоне на скотч и, сняв блейзер, повесила его на спинку стула.
— Дай-ка сигаретку.
Марино от удивления открыл рот.
— Пожалуйста. — Я протянула руку.
— Нет, тебе нельзя, — уперся он. — Да ты и не хочешь.
— Предлагаю уговор: одну сигарету выкуриваю я и одну ты, а потом мы оба бросаем.
— Ты меня разыгрываешь, — засомневался Марино.
— Ничего подобного.
— А мне-то от такого уговора какая польза?
— Никакой, кроме того, что проживешь подольше. Если, конечно, еще не поздно.
— Спасибо. Но никаких сделок я с тобой заключать не буду. — Он вытряхнул из пачки две сигареты и щелкнул зажигалкой. — Давно не курила?
— Не знаю. Может, года три. — Я не почувствовала вкуса сигареты, но держать ее в губах было приятно, как будто именно в этом и состояло их назначение.
Первая затяжка, и легкие словно полоснуло лезвием. Мгновенно закружилась голова. Примерно то же я почувствовала, когда закурила свой первый «Кэмел» в шестнадцать лет. Как и тогда, никотин окутал мозг, мир как будто затуманился, а мысли стали упорядочиваться.
— Господи, как же мне этого не хватало. — Я стряхнула пепел.
— Вот и не донимай меня больше.
— Кто-то же должен.
— Послушай, это же не марихуана или что-то там еще.
— Не знаю. Марихуану не курила. Но если бы закон разрешал, сегодня, наверно, попробовала бы.
— Дело дрянь. Ты меня пугаешь.
Затянувшись в последний раз, я потушила сигарету. Марино наблюдал за мной молча и как будто настороженно. Он всегда немного паниковал, когда я чуточку выходила из колеи.
— Послушай. — Я перешла к делу. — Думаю, что вчера за Дэнни следили, и его смерть вовсе не была следствием ограбления, угона или неудавшейся сделки по наркотикам. Думаю, убийца поджидал его под магнолией на Двадцать восьмой улице, может быть, около часа, а потом встретил, когда он, уже в темноте, возвращался к моей машине. Помнишь, там, в доме напротив, пес? Так вот, по словам Дайго, пес этот лаял все время, пока Дэнни был в кафе.
Секунду-другую Марино молча глядел на меня, потом вздохнул.
— Ну вот, о чем я и говорил. Ты ходила туда сегодня. Одна.
— Ходила.
Он отвернулся, играя желваками.
— Вот и я про то же.
— Дайго говорит, что пес лаял не умолкая.
Марино не отреагировал на эту информацию.
— Я была там раньше, но он не подавал голос. А потом, когда я подошла к забору, он чуть с цепи не сорвался. Понимаешь?
— И кто, по-твоему, будет шататься по улице целый час, когда рядом пес слюной брызжет? — Марино снова посмотрел на меня. — Перестань, док.
— Уж точно не какой-то случайный убийца. В том-то все и дело. — Официант принес напитки. Я подождала, пока он обслужит нас, и добавила: — Думаю, Дэнни убил профессионал.
— Ладно, пусть так. — Марино допил пиво. — Но зачем? Что такого мог знать мальчишка, если только не был связан с наркотиками или не имел отношения к организованной преступности?
— Он был связан с Тайдуотером. Жил там. Работал в моем офисе. Оказался причастен к делу Эддингса. А мы знаем, что убийца Эддингса — человек очень ловкий. Там тоже все было тщательно спланировано.
Марино задумчиво потер щеку.
— Так ты уверена, что здесь есть связь?
— Думаю, никто не хотел, чтобы мы об этой связи узнали. Расчет строился на то, что со стороны убийство будет выглядеть как результат разборок уличной шпаны или сорвавшегося угона.
— Угу. Между прочим, все до сих пор так и думают.
— Не все. — Я перехватила его взгляд. — Многие, но не все.
— И ты убеждена, что целью был именно Дэнни.
— Целью могла быть и я. Может быть, его убили, чтобы припугнуть меня. Этого мы никогда уже не узнаем.
— С Эддингсом уже закончили? — Марино сделал знак бармену — еще по одной.
— Ты же знаешь, какой сегодня был день. Надеюсь, результаты получим завтра. А теперь расскажи, как дела в Чесапике.
Он пожал плечами.
— Понятия не имею.
— Как это ты понятия не имеешь? У вас там триста полицейских. И что, никто не расследует смерть Эддингса?
— Да будь их даже три тысячи, это не важно. В данном случае важно то, что отдел убийств топчется на месте. И мы ничего сделать не можем, потому что упираемся в стену, и эта стена — детектив Рош. Расследованием по-прежнему занимается он.
— Не понимаю.
— Он и твоим делом занимается.
Слушать о Роше у меня не было ни малейшего желания, — он не стоил моего времени.
— Я бы на твоем месте приглядывал за тылом. Серьезно. — Марино прямо посмотрел мне в глаза и, помолчав, добавил: — Знаешь, копы тоже треплются, и до меня кое-что долетает. Поговаривают, что ты приставала к Рошу и что его шеф постарается уговорить губернатора уволить тебя.
— Пусть говорят что хотят, — нетерпеливо отмахнулась я.
— Не все так просто. Люди смотрят на Роша, видят красавчика и думают, а почему бы и нет, почему бы ей и не увлечься. — Он снова поиграл желваками. Я знала, что Марино ненавидит и презирает детектива и с удовольствием переломал бы ему кости. — Не хотелось бы говорить об этом, но лучше бы он не был таким смазливым.
— Харассмент и внешность совершенно не связаны, имей это в виду. И вот что. Никакого дела против меня у него нет, так что и беспокоиться об этом не стоит.
— Проблема в другом. Рош хочет прижать тебя, док, и так просто не успокоится. Так или иначе, но он тебя достанет, если только сможет.
— Прежде пусть станет в очередь, желающих и без него хватает.
— Звонивший в дорожную службу в Вирджиния-Бич от твоего имени был мужчиной. — Марино выдержал паузу. — Это чтоб ты знала.
— Дэнни бы этого не сделал.
— Я тоже так думаю. А вот Рош, может быть, считает иначе.
— Чем займешься завтра?
Марино вздохнул.
— Долго рассказывать.
— Возможно, нам придется съездить в Шарлотсвилл.
— Зачем? — Марино нахмурился. — Только не говори, что Люси снова чудит.
— Нам надо туда по другой причине. Но, может, заодно и ее повидаем.
