Глава 40
Больница ночью — ужасное, надрывающее душу место.
Два часа мы с Джози просидели на жестких пластмассовых креслах, привинченных к полу. Сперва нас, вернее, Джози пропустили к Малькольму. Мне позволили глядеть в приоткрытую дверь, рядом со мной стоял полицейский и следил, как бы я чего не сделала, не сказала и не убежала, — уж не знаю зачем, но они тут были. Спустя какое-то время я перестала обращать внимание, а потом глянула: мужчина-полицейский ушел, а на его месте сидит женщина в униформе. Она заговорила со мной, я почти ничего не понимала, но какой-то смысл уловила, кивнула и сказала: «Да, хорошо». Она этим удовлетворилась и смолкла.
Женщина-полицейский принесла мне стаканчик коричневой жидкости — кофе, надо полагать. Жидкость обжигала глотку, но и этого я почти не замечала. Голова была занята приведением в порядок всего, что произошло, однако события упорно отказывались выстраиваться хоть в каком-то порядке. Мозг пылал, а любая версия выходила ущербной, жалкой, неверной. Джози и та перестала меня расспрашивать. Стоило ей упомянуть Малькольма, и я опять начинала рыдать. Она рассказала мне о том, как поднялась на борт «Джин из Скэрисбрика» и нашла там муку. Целую кучу муки на палубе. Джози понятия не имела, откуда она взялась.
Хотя бы эта деталь была мне понятна: Малькольм вытащил из трюма сверток, оставленный мне Диланом, поскольку он думал, что там наркотики. Он позвонил им, вышел на Фица — опять-таки в уверенности, будто ему в руки попала часть контрабанды, принадлежащей этим бандитам. Фиц самолично явился в марину, чтобы навести порядок: он-то думал, что наконец поймал за руку тех, кто крадет часть импортируемых им наркотиков, и найти их он рассчитывал на барже Малькольма и Джози. Но когда они вскрыли упаковку на глазах у Малькольма — бедняга Малькольм, и преступник-то из него никакой, он даже не догадался заглянуть внутрь, — вместо кокаина там обнаружилось шесть пакетов муки. С разрыхлителем.
— Вон тот, который раньше приезжал, — сказала Джози, и я подняла голову.
Джим Карлинг шагал к нам по коридору. В джинсах, в коричневой куртке. Он хмурился и поглядывал по сторонам так, словно что-то упустил, не знает, что происходит, и потому злится на самого себя.
Я встала, хотела окликнуть его или помахать, но заколебалась: как он отреагирует, что-то скажет в ответ. А он, заметив меня, улыбнулся. Подошел и ласково притронулся к моей руке, хотел обнять, но я уклонилась. Нам было неловко друг с другом, мы держали дистанцию. В конце концов, это же не дружеская встреча, скорее деловая.
— Где ты был? — первым делом спросила я.
— Я спешил. Как только получил твое сообщение, сразу выслал в марину патрули…
— Его чуть не убили, Джим. Они едва не убили Дилана. И Фиц стрелял в Малькольма. Это было ужасно, это было… — Я вновь расплакалась, — похоже, я не в силах была дольше минуты удерживать слезы.
Джим обеими руками обнял меня, и на этот раз я не вырывалась. Я громко, уже не стесняясь, всхлипывала, а он крепко обнимал меня, и гладил по волосам, и что-то успокоительно бормотал, и от этого мне становилось только хуже.
Наконец он сказал мне:
— Пойдем пройдемся.
Рыдания унялись, но дыхание не выровнялось, руки дрожали. Обхватив меня за плечи, Джим повел меня в коридор, мимо стойки регистратора к выходу.
Сильно похолодало, воздух был колючим. Я глубоко втянула его в себя и подумала: впредь я буду благодарна даже за свежий воздух, за возможность дышать. Мы отыскали деревянную скамейку, посидели немного в темноте. Неужели он пришел сказать мне, что Дилан умер? Его увезли на «скорой», и, сколько бы я ни спрашивала, никто, видимо, понятия не имел, что с ним сталось.
— Ты понимаешь, что тебя должны будут арестовать? — заговорил Джим.
— Кажется, я ударила его рубанком.
— Ничего не говори мне. Я не должен ничего об этом знать. Всего лишь предупреждаю.
— Что с Диланом? — спросила я. — Ты знаешь? Мне тут ничего не говорят.
Лицо Джима омрачилось.
— Он поправится, — сказал он.
— Ты его видел? В самом деле не так плохо? Я думала, они его добили. Думала, Фиц его убил.
— Нет, с ним все будет в порядке. Фиц тоже в больнице. Сам себе яичко отстрелил, представляешь?
— Как?
— Случайно, понятное дело. Производственный риск — не стоит носить огнестрельное оружие за поясом. Он уже арестован, возле его палаты пост.
— А остальные?
— У Леона Арнольда всего-навсего сотрясение мозга, можешь себе представить? И второй тоже на верхнем этаже, раны головы: с виду страшно, а на самом деле оклемается.
Я ждала, что он расскажет и о Никсе, но Джим замолчал.
— А что с моей баржей?
— За ней вышлют буксир и, когда поднимется прилив, приведут обратно в док. По-моему, она цела.
— Знаешь, они ведь Дилана искали, — спохватилась я.
— Да.
— Ты должен охранять его от них, Джим.
— В этом по большей части и состоит моя дерьмовая работка: вытаскивать Дилана из неприятностей.
— Мне ты сказал, что учился с ним вместе. Теперь я знаю, что ты соврал, только не поняла зачем.
Он пристально посмотрел на меня, на его щеках проступил румянец.
— Я не стал бы лгать тебе, не будь на то серьезных причин.
Край неба посерел, на фоне туч проступили четкие очертания деревьев. Я устала, замерзла. Хотелось домой, спать и спать без конца.
— Что теперь будет? — спросила я.
— Фицу предъявят обвинение. Тебя допросят и, если повезет, отпустят на поруки. Дальше вы с Диланом сможете делать все, что пожелаете, а я тихонько исчезну и буду размышлять о том, что не сбылось.
Теперь и к моим щекам прихлынула краска. Я причинила боль и ему, и Дилану.
— Прости, — сказала я.
Он с минуту молчал, потом коротко засмеялся:
— Ну да, конечно, мне бы следовало знать, что такое везение не для меня. К тому же ни одна женщина так не бесила меня, как ты.
Я отважилась поднять глаза и увидела прятавшуюся за улыбкой обиду:
— Это я тебя бесила? Вот нахальство! А тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен!
Не стоило такое говорить. Его передернуло.
— Послушай, я не это хотела сказать. Ты же сделал все, что мог, правда же? Не твоя вина, что я вернулась на лодку, хотя ты не велел. Я сама дура.
— Нет, ты права. Я подвел вас обоих.
У входа остановилась машина «скорой», взвизгнула и внезапно умолкла сирена. Мы поднялись со скамьи и направились обратно к больнице.
— Можно мне повидать Дилана? — спросила я.
Снова этот взгляд. Обида и боль в глазах.
— Попробую договориться, — сказал он.