Глава 18
Я чуть не забыла обещание Карлинга позвонить и вздрогнула от звонка телефона, который так и остался на столе в каюте. Я-то снова пыталась дозвониться Дилану, однако его телефон был абсолютно недоступен, даже голосовая почта не включалась. Так недолго и спятить: начнешь звонить каждые пять минут в надежде, что вот сейчас-то он как раз и включил телефон.
Мой телефон зазвонил сразу после девяти. Я драила раковину на камбузе и прикидывала, можно ли уже отправляться в постель и сумею ли я так рано заснуть.
— Алло.
— Дженевьева, это Джим Карлинг.
Надо бы внести его в список контактов, чтобы не пугаться при виде незнакомого номера.
— Привет, Джим, — ответила я и почувствовала, что краснею, хотя рядом никого нет.
Прошлой ночью он целовал меня и прижимался всем телом к моему телу. Он лежал рядом со мной на кровати и держал меня за руку, пока я не уснула, и все же с утра я снова думала только о Дилане.
— Прости, что так поздно, — сказал он. — Хотел позвонить раньше, но был занят. Только сейчас урвал минутку.
— Ничего-ничего, — ответила я. — Еще раз спасибо за то, что вчера откликнулся. — Как будто он заехал починить протекающий кран и картину повесить. — Ты был очень добр.
— Как там Джози и Малькольм? — спросил он.
— Они очень расстроены, — сказала я. — Малькольм похоронил кота.
— Ты им объяснила, как это произошло?
— С Джози я почти не говорила, она была не в себе. Но Малькольм очень неглуп.
— Верно, — сказал он. — Мне так и показалось, когда я беседовал с ним.
Небольшая пауза.
— Ты все еще на работе? — спросила я.
— Да. Сегодня допоздна.
— Бедняжка, ты небось очень устал!
— Да уж, — рассмеялся он, — есть немного. Ну что ж, я просто хотел проверить, как ты. Помни: если понадоблюсь, я всегда рядом. Договорились? Или звони прямо на пульт. Сразу кого-нибудь вышлют.
— Спасибо, — сказала я. И на этом все?
— Скоро увидимся, — сказал он. — Доброй ночи.
Я положила телефон на стол. Мне было плохо и грустно. Хоть бы предложил заехать после работы, глянуть, как я. Кастрюли я отмыла и готовилась укладываться, чистила зубы в ванной. Я зажгла все лампы в каюте и не выключала радио — пусть заглушает тишину. Тишина — хуже всего, решила я, когда марина засыпает, тьма опускается на Медуэй и слышны только завывания ветра да плеск воды о корпус «Мести прилива», поднимающейся вместе с прибывающей водой со своего илистого ложа. Лишь бы не послышался вновь тот мягкий стук. Если каждую ночь включать радио, кое-как продержусь.
Я выключила повсюду свет и забралась в постель. Радио поставила на таймер, отрубится само в час ночи. К тому времени я наверняка усну. Уплыву на мирных мелодиях «Классик-ФМ», а проснусь уже при свете дня. И никаких чаек, царапающих когтями крышу над моей головой. Никаких шагов на понтоне. Ничто не будет плавать за бортом и биться о корпус.
Я спала и, кажется, видела во сне Дилана. Он перенесся на мою баржу, где никогда не бывал наяву, и сказал мне: «Ты неплохо распорядилась своими деньгами, Дженевьева». Я еще подумала, что, может быть, Фиц платит ему не так много, как мне. Отвозя меня домой с вечеринки, вдруг пришло мне в голову: он злился из-за того, что я загребла кучу денег неизвестно за что. А он-то сколько трудился, присматривал за мной, возил туда-сюда, следил, чтобы я не шлялась, где не надо, и не совала нос в делишки, творившиеся на той же вечеринке, однако заработал вдесятеро меньше, чем я.
Теперь-то я понимаю, что это были грязные деньги. Но тогда я видела в них просто фунты стерлингов, которые собиралась вложить в свое судно. И насчет Дилана я конечно же заблуждалась. В ту пору я заблуждалась почти во всем.
В воскресенье после вечеринки у Фица я спала допоздна. Проснулась от стука в дверь и полусонная поплелась открывать: курьер, еле видный за огромным, тщательно составленным букетом роз и лилий.
Кое-как я втащила букет в квартиру, на кухню, и там прочла карточку. Всего-то: «Спасибо! Ты замечательная».
Я улыбалась, распределяя цветы по вазам. Мне понравилось все, не только заработок. Даже последний танец для Кенни. В конце концов нагота — это всего лишь состояние ума. А потные пальцы, загребущие руки — славный горячий душ смывает все. Не так уж Кенни и противен, — по правде говоря, не будь он настолько пьян, я бы сочла его вполне привлекательным.
Нравлюсь ли я Фицу, гадала я? Не потому ли он пригласил на вечеринку именно меня? Нет же, разумеется, — он хотел угодить гостям, а я его лучшая танцовщица, о чем он уже не раз мне говорил, да и Дилан вчера сказал что-то в этом роде.
Ясно было одно: кому-кому, а Дилану я не нравлюсь. Он даже не смотрел на меня, когда вез поутру домой. Мне припомнилось, как были напряжены его плечи, как он неотрывно смотрел перед собой, словно меня тут и не было. Стало грустно. Мне хотелось, чтобы он смотрел на меня. Хотелось, чтобы он улыбался, глядя, как я танцую. Не знаю, зачем это мне понадобилось. Совсем не мой тип. Молчаливый — если и выскажется иногда, то односложно. Угрюмый малый, одним словом.
Фиц — другое дело. Может быть, если я сумею как следует разыграть свои козыри, прикидывала я, так и денег на желанный побег скоплю быстрее.
Денек выдался на славу, прямо-таки летний: высокое голубое небо над головой, такое яркое, что глазам больно, с росчерками от самолетов и редкими облаками. Все тихо, блестит и переливается река. Тепло, хотя обогреватель давно погас, даже угли остыли. Дверь в рубку поддалась с трудом — дерево отсырело и разбухло. Вот чем надо сегодня заняться, хоть отвлекусь. Снаружи было прохладно, но воздух такой чистый и свежий, что я с удовольствием сделала несколько глубоких вдохов.
Вокруг тишина, похоже, все еще спят. Тихо и на парковке, «транзит» Лайма и Джоанны на месте, «фиеста» Морин и Пэта тоже. Еще одну машину я не признала. Дверь в офис открыта. С виду все как обычно. Я ожидала в эту ночь еще каких-то ужасов, но утро казалось таким обычным, таким хорошим, что я почти устыдилась своих глупых страхов.
Я вернулась в каюту за свитером, а заодно поставила на огонь чайник. Сквозь открытую дверь в салон хлынул теплый воздух, и пар от чайника поднимался облачком.
Я прошлась наждаком по кромке двери, ведущей в рубку, полюбовалась, как кружится и танцует в солнечном луче пыль. Марина между тем оживала. Первой вынырнула Морин с пакетами для покупок в руках. Со своей палубы она окликнула меня:
— Что-нибудь нужно?
— А куда ты едешь?
— На рынок.
— Нет, спасибо! Счастливо!
Она помахала мне и двинулась на парковку.
Дверь стала открываться получше, но еще далеко не идеально. Я прикинула, стоит ли вытаскивать верстак и стругать дверь. Нет, пока можно обойтись. Я снова взялась за работу и, погрузившись в нее, перестала замечать ход времени. Плечи слегка ныли.
С грохотом распахнулась дверь на палубу Джоанны. Донеслась музыка. Я узнала ее мгновенно: «Венера в мехах» группы «Велвет андерграунд». Когда-то — целую жизнь тому назад — я под нее танцевала.
Запахло беконом. Интересно, это Джоанна жарит? Я ненадолго прервалась, хорошенько потянулась, выпила кофе. Он успел остыть, в чашке плавали опилки.
Наконец я закончила работу, в каюте было полно опилок. Сил прибирать не осталось. Я бросила все как есть и направилась к «Крашеной леди». Джоанна как раз выбралась на палубу с тарелкой и кружкой, от которой поднимался пар. Заметив меня, она помахала мне рукой:
— Хочешь? Лайм нажарит.
— Нет, спасибо, — покачала я головой.
— Тогда выпей кофе.
Я спустилась к ним в каюту. Лайм, в джинсах и голый до пояса, трудился на камбузе, встряхивая скворчащую, дымящуюся сковородку. Я с тайным удовлетворением отметила, что беспорядок у них почище моего.
— Доброе утречко, — бодро приветствовал меня Лайм. Сам он выглядел так, будто и не спал.
— Привет, — ответила я. — Ты как?
— Неплохо. Ночка была веселая. Мэнда праздновала день рождения.
— А, — сказала я, отыскала чистую кружку и налила себе кофе из кастрюльки. Молоко добавлять не стала и вышла на палубу.
Джоанна уже уселась там, подставив лицо солнцу и за обе щеки уплетая сэндвич с беконом.
— Говорят, вы славно провели ночь. Мэнда — это кто?
— Сестра, — пробормотала она с набитым ртом.
— А, так вы помирились?
— Другая сестра.
Синяк у нее под глазом уже начал желтеть, и теперь его можно было принять за последствия недосыпа. С реки послышался шум мотора, он все нарастал, а потом пронесся мимо и вновь стал затихать. Солнце приятно грело лицо.
— Этот полицейский вроде бы симпатичный, — сказала она будто невзначай.
Я взглянула на нее: на лице Джоанны блуждала лукавая улыбка.
— Джим Карлинг? Симпатичный. Он мне понравился. Как вы провели ночь?
— По городу шатались. В «Джордж Волтс» заглянули в том числе.
— А вернулись когда?
— Не знаю. Поздно. А что?
— Просто думала, не видели ли вы вчера чего-нибудь. Кого-нибудь. На парковке, я имею в виду.
Судя по ее лицу — никого.
Возвращаясь на «Месть», я заприметила на понтоне Малькольма: он чинил трубу, соединявшую его баржу с центральным водопроводом, колотил гаечным ключом, и грохот эхом отдавался от стен офиса. Лицо Малькольма раскраснелось, на лбу проступили бисерины пота.
Завидев меня, он прервался.
— Плохо дело? — спросила я.
— Думаю, засор, — ответил он. — Напора никакого.
Мне хотелось предупредить его, что, колотя по трубам, он вряд ли решит проблему, но вид у Малькольма был такой несчастный, что я воздержалась от советов.
— Выпить хочешь? — спросила я.
Лицо его просветлело.
— Пиво осталось?
— Конечно. Разве что чуток нагрелось.
Мы устроились на солнечной стороне палубы. На этом самом месте мы с Беном несколько дней назад пили пиво.
— Как Джози?
— Более или менее, — ответил он. — Ночью не спала, сейчас прилегла чуток вздремнуть.
— Ужасно жаль, — сказала я.
— Чего я не догоняю, — заговорил он, — почему Освальда? И с чего они взялись по ночам убивать кошек? Ерунда какая-то.
— Ну да.
— Сволочи!
— Я слышала, как кто-то убегал.
— Видеть не видела?
— Нет.
Он покачал головой, сделал большой глоток пива и негромко рыгнул.
— И почему рядом с твоей баржей?
Я пожала плечами. Сумей я придумать, как сменить тему, я бы давно придала разговору иное направление.
— Я так прикидываю, ты кого-то сильно обозлила в Лондоне.
— Только не я, — попыталась я выдавить из себя смешок.
— Ты, часом, не сбежала с выручкой или еще что?
— Не-а.
— Ну-ну, — сказал он. — Уверен, дело нечисто. Лондонские бандиты, они в игры не играют, знаешь ли. Ты явно им здорово насолила. Или у тебя есть что-то, что они ищут.
Он продолжал бубнить, а я уставилась на другой берег, делая огромные глотки пива и стараясь не подавиться. Ни разу я не вспомнила о нем — о дурацком свертке Дилана. Конечно же все дело в нем.
— Ты чего? — Малькольм с тревогой смотрел на меня.
Я не сразу ответила. Малькольм уставился на бутылку пива, которую я придерживала на колене. Я тоже стала смотреть на нее, удивляясь, чего это она пляшет, и не сразу сообразила, что это у меня руки трясутся.
Я поставила бутылку на палубу и принялась растирать ладони о джинсы в надежде унять дрожь.
— У меня есть кое-что, — с трудом выговорила я.
— Что?
Я поднялась и сделала глубокий вдох, сдерживая рвавшуюся изнутри панику. Зажала рукой рот.
— Джен, что это?
— Это… это просто сверток. Меня попросили взять его на хранение, когда я уезжала из Лондона.
— Что в нем? Наркотики? Пистолет?
Черт! Пистолет? О таком варианте я ни разу не подумала. Конечно же нет. Ясное дело, там наркотики, хоть я и старалась не думать об этом, спрятала сверток и мысль о нем задвинула подальше, даже почти убедила себя, будто его и вовсе не существует. Мне плевать было, что там внутри, эта вещь принадлежала Дилану. Там могло быть все, что угодно.
— Не знаю, не хотела задавать лишних вопросов. Я просто пообещала хранить сверток у себя.
— Господи, все сразу стало ясно!
— Может, и не в этом дело, — возразила я, прекрасно понимая, что именно в этом.
— Нужно от него избавиться, — сказал он.
— Спасибо за совет! Я все пытаюсь связаться с человеком, который мне его дал. Пока не получается.
— Хочешь, я помогу тебе избавиться от него?
— Что?
— Можно спрятать в другом месте. Можно закопать в парке-.
— Нет. Спасибо большое, но пусть пока лежит, где лежит. — Для меня это все еще был сверток Дилана, который я обязалась хранить. Вдруг он все-таки, несмотря на все, что случилось, приедет за ним, а у меня его нет? То-то он рассердится.
Мы посидели с минуту в молчании, глядя, как маленькая моторка упорно продвигается вверх по течению. Женщина в ней разделась до купальника. Неужели ей так жарко? Я понемногу начинала успокаиваться. Дул свежий ветерок, проносился под Медуэйским мостом. Женщина в моторке помахала нам. Малькольм приветственным жестом приподнял свою бутылку пива.
— Долго ты работала в клубе? — спросил он меня.
— Полгода или чуть дольше.
— Скучаешь?
— Порой. Там было весело.
— Почему ты ушла?
— Заработала достаточно денег на баржу.
Он глянул на меня и расхохотался:
— Это не повод. Могла бы выступать, а в будни ремонтировать ее.
Конечно, он был прав. Настал момент, когда все пошло под откос, когда все начало рушиться. Однажды среди посетителей «Баркли» я узнала своего босса, и с этого момента моя ночная работа вступила в противоречие с дневной, примерно тогда же и начались неприятности в клубе.
