14
Когда-то Джон Ребус очень хорошо знал Кауденбит, потому что ходил там в школу. Это был один из шахтерских поселков, которые выросли на месте деревушек в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, когда велика была потребность в угле, настолько велика, что стоимость его добычи практически не имела значения. Однако угольные поля Файфа скоро истощились. Под землей все еще оставалось много угля, но добывать эти тонкие корявые пласты было нелегко, а потому и дорого. Наверное, открытая добыча где-то еще ведется. Было время, когда на западе Центрального Файфа имелась достопримечательность в виде глубочайшей открытой шахты Европы, но потом все глубокие карьеры засыпали. Во времена юности Ребуса перед пятнадцатилетним мальчишкой стоял очевидный выбор: угольные карьеры, верфи Розита или армия. Ребус выбрал последнее. Теперь, пожалуй, только этот вариант и оставался.
Как и другие городки и деревни вокруг, Кауденбит выглядел и был городком депрессивным: закрытые магазины, жители в унылой одежде из сетевых магазинов. Но он знал, что люди сильнее, чем это может показаться, если судить по условиям их жизни. Нелегкая жизнь рождала горький юмор, быструю реакцию и жизнестойкость. Он не хотел слишком глубоко задумываться об этом, но в душе чувствовал, что «вернулся домой». Да, Эдинбург вот уже двадцать лет был его домом, но корнями Ребус уходил в Файф. «Хваткий файфец» — так про них говорили. Некоторым из наиболее хватких Ребус был готов набить морду.
Вечер понедельника в пабах по всей Шотландии был самым тихим. Недельное жалованье или пособие по безработице за уик-энд исчезали. В понедельник все сидели по домам. Хотя этого и нельзя было сказать, судя по картинке, которую увидел Ребус, открыв дверь «Миддена». Интерьер был ничуть не хуже, чем во многих барах Эдинбурга. Да, здесь имелось все то, без чего не обходится ни один паб: красный линолеум пола, в сотне мест прожженный окурками, удобные столы и стулья. И хотя бар не мог похвастаться большими размерами, нашлось место и для бильярдного стола, и для дротиков. Когда Ребус вошел, игра в дротики была в полном разгаре, а вокруг бильярдного стола расхаживал молодой парень и, прицелившись сквозь дым от сигареты в губах, один за другим клал в лузы шары. За угловым столиком сидели три старика, все в плоских беретах, и азартно играли в домино. За другими столиками сидели выпивохи.
Так что у Ребуса не осталось выбора — только встать рядом со стойкой. Туда можно было втиснуться лишь одному человеку, и он приветственно кивнул направо и налево. Но на его приветствие никто не ответил.
— Пинту «Специального», пожалуйста, — сказал он бармену с зализанными волосами.
— Значит, «Специальное», сынок. Сейчас сделаем.
У Ребуса создалось впечатление, что этот бармен, которому перевалило за пятьдесят, даже игроков в домино называет «сынки». Пиво было налито с аккуратностью, подобающей ритуалу, который свято блюли в этой части света.
— «Специальное», сынок. Прошу.
Ребус заплатил за пиво. Он не помнил, когда в последний раз так дешево платил за пинту, и уже начал прикидывать, насколько затруднительны будут поездки на службу, если поселиться в Файфе…
— Пинту «Спеца», Дод.
— «Спец», сынок, понял. Сейчас сделаем.
Бильярдист стоял за спиной у Ребуса, который не почувствовал в его приближении ничего угрожающего. Парень поставил пустой стакан на стойку и теперь ждал, когда его наполнят. Ребус понимал, что тому любопытно и что он, наверное, ждет, не заговорит ли Ребус первым. Но Ребус молчал. Он только вытащил из кармана пиджака фотокопии двух рисунков и разложил их перед собой на стойке. В канцелярском магазине на Королевской Миле ему сделали десять копий. Оригиналы лежали в безопасности в бардачке его машины, хотя безопасность машины, стоящей на плохо освещенной улице, тоже была делом спорным.
Он увидел, что выпивохи по обе стороны от него скосились на рисунки, и не сомневался, что видны они и парню за его спиной. Но пока никто не проронил ни слова.
— «Спец», сынок. Прошу.
Бильярдист взял стакан, выплеснув немного пива на рисунки. Ребус повернулся к нему.
— Прошу прощения.
Ребус редко слышал такой неискренний голос.
— Ничего страшного, — сказал он в тон парню. — У меня куча копий.
— Да ну?
Парень взял сдачу у бармена и удалился к бильярдному столу, где принялся засовывать монетки в щель приемника. Шары посыпались на стол с глухим барабанным стуком, и парень, глядя на Ребуса, принялся собирать пирамиду.
— Вы что, немного рисуете?
Ребус, стряхнув пиво с бумаги, поднял взгляд на бармена Дода:
— Нет, я не рисую. Но неплохо получилось, правда? — Он медленно развернул копии, чтобы бармен разглядел получше.
— Да, неплохо. Хотя я в этом не специалист. У нас тут другая специализация — пенсии да пособия.
Это замечание вызвало смех.
— Еще косячки, — добавил один из выпивох. И хотя он произнес «кусачки», Ребус знал, что тот имеет в виду.
— Или сигареты, — предложил кто-то еще, но шутка была уже отыграна.
Бармен кивнул, показывая на рисунки:
— Это что, кто-то конкретный?
Ребус пожал плечами.
— Братья, что ли?
Ребус повернулся к выпивохе слева, который задал последний вопрос:
— С чего вы это решили?
Выпивоха дернулся и уставил взгляд на ряд дозаторов за стойкой:
— Похожи.
Ребус вгляделся в рисунки. Миджи, как его и попросил Ребус, состарил братьев лет на пять-шесть.
— Возможно, вы и правы.
— Или двоюродные, — сказал выпивоха справа.
— Во всяком случае, родственники, — задумчиво проговорил Ребус.
— Сам вижу, — буркнул бармен Дод.
— Посмотрите внимательнее, — попросил Ребус. Он провел пальцами по листам бумаги. — Одинаковые подбородки, глаза похожи. Может, все-таки братья.
— И кто же это такие? — спросил выпивоха справа, человек средних лет с квадратным небритым подбородком и живыми голубыми глазами.
Ребус в ответ опять пожал плечами. Один из игроков в домино подошел к бару заказать своим партнерам по стаканчику. Вид у него был такой, будто он выиграл партию в бридж. Человек потер ладони.
— Как дела, Джеймс? — спросил он выпивоху справа от Ребуса.
— Неплохо, Мэт. А у тебя?
— Да все по-старому. — Он улыбнулся Ребусу. — Что-то я тебя не видел здесь прежде, сынок.
Ребус покачал головой:
— Уезжал я надолго.
— Вот как?
Появились три пинты на металлическом подносе.
— Прошу, Мэт.
— Спасибо, Дод. — Мэт протянул бармену десятифунтовую бумажку и в ожидании сдачи уставился на рисунки. — Бутч и Санденс, а? — Он рассмеялся. Ребус дружески улыбнулся. — Или уж скорее как «Стептоу и сын».
— Стептоу и брат, — предложил уточненный вариант Ребус.
— Братья? — Мэт пригляделся к рисункам. Потом, не отрывая от них взгляда, спросил: — Так ты из полиции, сынок?
— Я похож на полицейского?
— Не очень.
— Для начала у тебя нет пуза, — сказал Дод. — Верно, сынок?
— Бывают и тощие полицейские, — возразил Джеймс. — Вот возьми Стеки Джеймисона.
— И то верно, — согласился Дод. — Этот хрен за фонарным столбом может спрятаться.
Мэт взял поднос с пивом. Остальные игроки в домино кричали ему из-за стола, что сейчас помрут, как рыба на берегу. Мэт кивнул в сторону рисунков.
— Видел я этих жуков прежде, — сказал он, перед тем как уйти.
Ребус допил стакан и заказал еще. Выпивоха слева от него допил свой стаканчик, надел берет и начал прощаться:
— Ну, пока, Дод.
— Счастливо.
— Счастливо, Джеймс. — Их долгое прощание затянулось на несколько минут.
Ребус сложил листы с картинками и сунул их в карман. Вторую пинту он пил не спеша. Вокруг говорили о футболе, о внебрачных связях, о несуществующем рынке труда. Ребусу только оставалось удивляться, что при таком количестве любовных историй у кого-то еще остается время и энергия для работы.
— Знаешь, во что превратилась эта часть Файфа? — спросил Джеймс. — В гипермаркет «Сделай сам». Ты либо работаешь в нем, либо там отовариваешься. Вот и все дела.
— Это ты верно сказал, — проговорил Дод, хотя как-то неуверенно.
Ребус закончил вторую пинту и отправился в туалет. Вонища там стояла жуткая, а граффити на стенах не отличались изобретательностью. Никто не зашел за ним, чтобы шепнуть словечко, хотя он на это и не рассчитывал. По пути из туалета к бару он остановился у игроков в домино.
— Мэт, — сказал он, — извините, что прерываю. Вы не сказали, где, по-вашему, видели Бутча и Санденса.
— Пожалуй, только одного из них, — сказал Мэт.
Костяшки перемешали, и он взял семь штук — три в одну руку, четыре в другую.
— Но это не здесь было. Может, в Лохгелли. Кажется, что в Лохгелли.
Он положил костяшки домино лицевой стороной вниз, вытащил одну и сходил ею. Сидевший рядом с ним человек задумался.
— Плохой знак, Тэм, задумываться в самом начале игры.
Действительно, плохой знак. Придется Ребусу отправиться в Лохгелли. Он вернулся к бару и без лишних разговоров попрощался.
— Кто долго сидит-рассиживается, в того чаще попадают, — пошутил кто-то у стойки, вспомнив шутку с бородой.
Чтобы из Кауденбита добраться в Лохгелли, нужно было проехать через Ламфиннанс. Его отец вечно отпускал шутки о Ламфиннансе. Ребус не помнил, с чем это было связано, и, конечно, не помнил ни одной из них. В его детстве небо было затянуто дымом — в гостиных всех домов имелись камины, отапливаемые углем. Из труб в вечернее небо устремлялись облачка дыма. Теперь времена изменились. Вместо старого доброго уголька появилось центральное отопление и газ.
Это печалило Ребуса.
Печалило его и то, что ему придется повторять представление с рисунками. Он надеялся, что «Мидден» будет началом и концом его поисков. Конечно, не исключалось, что Эдди пытался сбить его со следа. Если так, то Ребус угостит его заслуженным десертом, и уж никак не «Синим замшевым суфле».
Он повторил свой номер в трех пабах, в каждом выпив по полупинте, и не получил никакого результата, кроме обычных дурных шуток. Но в четвертом баре — дешевом заведении, ютившемся в привокзальном сарае, — Ребус привлек к себе внимание остроглазого старичка, который выклянчивал выпивку у всех подряд посетителей. В этот момент Ребус показывал рисунки компании строителей и маляров, сидевших в углу L-образной барной стойки. Он знал, что они маляры, потому что они спросили, не нужно ли ему сделать какую работенку.
— По-быстрому и дешево.
Ребус отрицательно покачал головой и показал им рисунки.
Старик протиснулся к столику, оглядел сидевших вокруг и сказал:
— Привет, ребятки. Так вот, я это, тоже вроде маляр — подхватил малярию на войне. — Он рассмеялся собственной шутке.
— Сколько можно, Джок.
— Каждый вечер нам мозги пудришь.
— Хоть бы раз пропустил!
— Виноват, ребята, — извинился Джок. Он ткнул толстым пальцем в один из рисунков. — Вроде знакомый.
— Тогда это наверняка какой-нибудь жокей. — Маляр подмигнул Ребусу. — Я не шучу, мистер. Джок скаковую лошадь узнает по заднице скорее, чем человека по физиономии.
— Иди ты куда подальше, — сказал обиженно Джок. Потом повернулся к Ребусу. — Уверены, что не остались должны мне пинту с прошлой недели?..
Пять минут спустя, после того как мрачный Ребус вышел из последнего паба, там появился молодой человек. На то, чтобы посетить все бары между «Мидденом» и этим, у него ушло немало времени, и всюду он спрашивал, не заходил ли сюда один тип с рисунками. Он был ко всему прочему зол — ведь ему пришлось раньше времени бросить свой бильярд. А шары гонял он не просто так — нужно было оттачивать мастерство. В воскресенье предполагались соревнования, и он был полон решимости выиграть приз в сто фунтов. Если не выиграет, то его ждут неприятности. Но в то же время он знал, что может оказать кое-кому услугу, выследив этого якобы не полицейского. Он знал, что его услугу оценят, потому что сразу позвонил из «Миддена».
— Ты окажешь мне услугу, — сказал человек на другом конце провода, когда с ним соединили наконец бильярдиста, которому перед этим пришлось рассказать, зачем он звонит, сперва какому-то одному типу, потом другому.
Полезно иметь человека, обязанного тебе услугой, поэтому он из «Миддена» направился в Лохгелли, по следам человека с рисунками. Но вот теперь он уже дошел до самого дальнего угла городка, и больше до самого Лохора никаких пабов не будет. А человек исчез. И тогда бильярдист сделал еще один звонок и отчитался. Он понимал, что предъявить ему особо нечего, но времени все равно угрохал немало.
— С меня причитается, Шарки, — сказал голос.
Шарки, садясь в свой ржавый «датсун», пребывал в приподнятом настроении. Если повезет, у него до закрытия бара еще останется время погонять шары.
Джон Ребус ехал в Эдинбург, размышляя о подходящих названиях для десертов. И об Эндрю Макфейле, и о Майкле с его транквилизаторами, и о Пейшенс, и об операции «Толстосумы», и о многих других вещах.
Когда Ребус добрался до дому, Майкл спал крепким сном. Он заглянул к студентам — те беспокоились, не подсел ли его брат на какой-то наркотик. Он заверил их, что Майкл принимает предписанное ему лекарство. Потом он позвонил домой Шивон Кларк:
— Как сегодня прошел денек?
— Жаль, что вас там не было, сэр… я могла бы написать целый трактат про скуку. За весь день у Дугари было пять посетителей. В обед ему доставили пиццу. В пять тридцать он уехал домой.
— Посетители интересные?
— Увидите сами на фотографии. Может быть, клиенты. Но вышли на своих двоих, как и вошли. Вы к нам присоединитесь завтра?
— Возможно.
— Мы могли бы поговорить об отеле «Сентрал».
— Брайана видели?
— Заглянула после работы. Выглядит прекрасно. — Она помолчала. — У вас усталый голос. Работали?
— Да.
— По «Сентралу»?
— Бог его знает. Видимо, да. — Ребус потер затылок. Чувствовался похмельный синдром.
— Пришлось поставить несколько порций? — догадалась Шивон.
— Да.
— А заодно самому пропустить?
— Опять в точку, Шерлок.
Она рассмеялась, потом цокнула языком:
— И вы после этого сели за руль. Могу поработать у вас шофером, если позволите.
Ребусу показалось, что она предложила свою помощь искренне.
— Спасибо, Кларк. Буду иметь в виду. — Он помолчал. — Знаешь, что я хотел бы получить в подарок на Рождество?
— До Рождества еще далеко.
— Как сказать. Я хотел бы получить доказательство, что обгоревшее тело принадлежит одному из Брюголовых братьев.
— У этого человека был перелом руки…
— Знаю, проверял. Больницы уже слюной брызжут. — Он снова помолчал. — Ладно, это моя проблема, — сказал он. — Увидимся завтра.
— Доброй ночи, сэр.
Ребус минуты две сидел тихо. Что-то в разговоре с Шивон Кларк вызвало у него желание позвонить Пейшенс. Он снял трубку и набрал номер.
— Слушаю?
Слава богу, не автоответчик.
— Привет, Пейшенс.
— Джон.
— Мне нужно с тобой поговорить. Ты готова?
После некоторого молчания она ответила:
— Да, пожалуй. Давай поговорим.
Джон Ребус лег на диван, закинув руку под голову. Тем вечером воспользоваться телефоном больше никто не смог.