8
Возникновение младенца – сложный, по-военному точный процесс. Хромосомы формируют командный центр, где отряды генов-рядовых получают приказы от генов-управляющих, которые, в свою очередь, подчиняются другим управляющим генам выше по цепочке.
Сперва эмбрион представляет собой неопределенную массу. Отдается приказ.
Позвоночное!
Вокруг спинного мозга формируются сегментированные кости, возникают суставчатые конечности с пятью пальцами на каждой. Череп. Настоящая челюсть.
Эмбрион – рыба. Древесная лягушка. Ящерица.
Генералы повышают ставки.
Млекопитающее!
Теплокровное, живородящее, со специализированными зубами.
Эмбрион – утконос. Кенгуру. Снежный барс. Элвис.
Генералы не отступают.
Примат!
Противостоящие большие пальцы. Трехмерное зрение.
Наступление продолжается.
Хомо сапиенс!
Великолепное серое вещество. Хождение на двух ногах.
Человеческий скелет начинает костенеть примерно на седьмой неделе. Между девятой и двенадцатой появляются крошечные зачатки зубов.
Я опознала на фотографиях четыре фрагмента черепа.
Сфеноид, или клиновидная кость, имеет форму бабочки и составляет часть глазниц и основания черепа. Ее большие крылья формируются на восьмой неделе развития плода, малые – семь дней спустя.
Пользуясь увеличительным стеклом и калибровочной сеткой, я измерила ее длину и ширину. С помощью масштабной линейки рассчитала истинный размер. Большое крыло – пять на семь миллиметров. Малое – шесть на пять.
Височная кость также требует некоторой сборки. Плоская ее часть, образующая висок и бок скулы, появляется на восьмой неделе. Размеры – десять на восемнадцать миллиметров.
Барабанное кольцо начинает формироваться примерно на девятой неделе, за последующие три недели вырастает в три костяных фрагмента, которые затем, на шестнадцатой неделе, соединяются в кольцо. Незадолго до того, как дитя покидает утробу, кольцо прирастает к ушному отверстию.
Первым загадочным пятнышком, которое я заметила на снимке таза, было крошечное барабанное кольцо. Несмотря на все еще заметные линии сращивания, три сегмента были прочно соединены. Измерив диаметр, я добавила цифру в свой список. Восемь миллиметров.
Занялась содержимым флаконов.
Миниатюрная половинка челюсти с впадинами, где никогда не будет зубов. Двадцать пять миллиметров.
Ключица. Двадцать один миллиметр.
Просматривая таблицы в книге по эмбриональной остеологии, я проверила каждое измерение. Большое крыло сфеноида. Малое крыло сфеноида. Височная кость. Барабанное кольцо. Челюсть. Ключица.
Судя по Фазекашу и Коса, женщина в отстойнике была на пятом месяце беременности.
Я закрыла глаза. Младенец был от шести до девяти дюймов в длину и весил около восьми унций, когда погибла его мать. Он мог моргать, хватать, делать сосательные движения. У него были ресницы и отпечатки пальцев, он мог слышать и узнавать мамин голос. Если это была девочка, ее крошечные яичники содержали шесть миллионов яйцеклеток.
Я сидела, охваченная грустью, когда меня из дверей позвала Элена:
– Тебе звонят.
Разговаривать ни с кем не хотелось.
– Детектив Галиано. Можешь поговорить в кабинете у Матео.
Поблагодарив Элену, я убрала образцы во флакон и поднялась на второй этаж.
– Пять месяцев, – коротко бросила я.
Объяснения не потребовались.
– Как раз то время, когда она могла бы откровенно поговорить с папашей.
– Своим собственным или счастливым донором спермы?
– Или с тем, кто донором не стал.
– Ревнивый бойфренд? – вырвалось у меня.
– Рассерженный сутенер?
– Сумасшедший незнакомец? Вариантов полно. Для этого и нужны детективы.
– Сегодня утром я кое-что выяснил.
Я ждала.
– Семья Эдуардо – гордые владельцы двух боксеров и кота. В семье Люси Херарди живут кошка и шнауцер. Де ла Альда не любители животных. Так же как и посол со своим семейством.
– А у бойфренда Патрисии Эдуардо?
– Хорек по имени Хулио.
– У Клаудии де ла Альда?
– Аллергия.
– Когда ваши парни закончат с образцами?
– В понедельник.
– Что сказал окружной прокурор?
Галиано выдохнул через нос.
– Скелет они нам не отдадут.
– Мы можем попасть в морг?
– Нет.
– Почему?
– Диас искренне клялся мне в дружбе и от всей души жалел, что не вправе даже обсуждать этот вопрос.
– И часто такое бывает?
– Окружной прокурор мне ни разу еще не мешал. Правда, с Диасом связываться пока не приходилось.
Я задумалась.
– Как по-вашему, что вообще происходит?
– Либо он жестко придерживается протокола, либо на него кто-то давит.
– Кто?
Галиано не ответил.
– Посольство? – спросила я.
– Чем вы заняты? – В голосе Галиано послышались мрачные нотки.
– Сейчас?
– Нет, на детском балу.
Становилось понятно, почему пути Райана и Галиано разошлись.
Я посмотрела на часы: без двадцати шесть. На лабораторию опустилось спокойствие субботнего вечера.
– Уже поздно что-то начинать. Поеду обратно в отель.
– Я заеду за вами через час.
– Зачем?
– Приглашаю на кальдос.
Я начала было возражать, представив себе сборище в моей комнате.
Черт побери.
– Я буду в синем платье.
– Ладно, – озадаченно ответил он.
– Предпочитаю букетик цветов на запястье.
– Подарок от гражданина со склонностями к садоводству. – Галиано протянул мне два цветка, прикрепленные к синему резиновому браслету.
– Подарок?
– Браслет продается отдельно.
– Брокколи?
– Спаржа.
– Симпатичные.
Мы шли пешком в сторону кафе «Гукуматц». Вокруг гудели и лавировали машины. Прошел дождь, и в воздухе пахло влажным цементом, дизельным топливом, землей и цветами. Порой, когда проходили мимо тележки торговца, доносился кукурузный запах тамалес или чучитос.
Вместе с нами по тротуару шла толпа: парочки направлялись поужинать или выпить, молодые специалисты возвращались с работы, кто-то шел за покупками, кто-то просто решил прогуляться в субботу. Ветерок забрасывал галстуки за плечо, прижимал юбки к ногам и бедрам. Над головой с тихими щелчками поднимались и опускались пальмовые листья.
«Гукуматц» был обставлен в техномайяском стиле: темные деревянные скамейки, пластиковые растения, искусственный пруд с арочным мостом. Все стены украшали росписи, в основном изображавшие короля народа Киче пятнадцатого века, давшего свое имя заведению. Я подумала о том, что бы чувствовал Пернатый Змей при виде подобного обожания, но оставила свои мысли при себе.
Зал был освещен факелами и свечами, и мне показалось, будто я вхожу в гробницу майя. Когда мои глаза вновь обрели способность видеть, попугай выкрикнул приветствие по-испански и по-английски. То же проделал и человек в белой рубашке, черных брюках и фартуке.
– Hola, детектив Галиано. ¿Cómo está?
– Muy bien, сеньор Веласкес.
– Давно не виделись.
Огромные усы Веласкеса опускались, а затем вновь завивались вверх, словно пытаясь дотянуться до ноздрей. Я представила себе императорского тамарина.
– Работы невпроворот, сеньор.
Веласкес понимающе кивнул:
– Преступность в наше время – просто кошмар. Везде и повсюду. Для жителей города такой детектив, как вы, – большая честь.
Еще раз грустно кивнув, Веласкес взял меня за руку и поднес ее к губам. Растительность на его лице напоминала стальную проволоку.
– Bienvenido, сеньорита. Друг детектива Галиано – всегда друг Веласкеса.
Отпустив мои пальцы, он приподнял брови и театрально подмигнул.
– Por favor, мой лучший столик. Идемте. Идемте.
Подведя нас к лучшим местам возле пруда, Веласкес повернулся и широко улыбнулся Галиано. Детектив подбородком указал на вход в ресторан.
– Sí, сеньор. Конечно.
Поспешно проводив нас к нише в дальнем углу, Веласкес вопросительно взглянул на Галиано. Мой спутник кивнул. Мы вошли в пещеру и сели. Великий борец с преступностью еще раз бросил на хозяина мрачный взгляд – и тот удалился.
– Вышло не изящнее обезьяньей задницы, – заметила я.
– Прошу прощения, но такова уж наша братия.
Несколько секунд спустя официантка принесла меню.
– Выпьем? – спросил Галиано.
«Ну да, как же».
– Не могу.
– Вот как?
– Превышу норму.
Полисмен не стал спорить. Себе он заказал неразбавленный мартини «Серый гусь», я попросила минеральной воды «Перье» с лаймом.
Когда принесли напитки, мы открыли меню. После того как мы переместились в подземный мир, без того слабое освещение сменилось почти полным мраком, и я едва могла разобрать написанный от руки текст. Стало интересно, почему Галиано решил перебраться сюда, но я не спросила.
– Если не пробовали кальдос – рекомендую.
– Кальдос – это?..
– Традиционное жаркое майя. Сегодня у них утка, говядина и курица.
– Курица.
Я закрыла меню. Все равно прочесть не могла.
Галиано выбрал говядину.
Официантка принесла тортильи. Взяв одну, мужчина предложил корзинку мне.
– Gracias, – сказала я.
– Когда? – Он откинулся на спинку стула.
Похоже, я что-то пропустила.
– Когда – что? – переспросила я.
– Когда вы завязали?
Я поняла, что он имеет в виду, но никакого желания обсуждать мой роман с алкоголем не было.
– Несколько лет назад.
– Подружились с Биллом Уилсоном?
– Не люблю чужого общества.
– Многие полагаются на «Анонимных алкоголиков».
– Чудесная программа. – Я потянулась к стакану: лед осел на дно, слышалось тихое шипение пузырьков воздуха. – Вы хотели что-то рассказать по делу?
– Да.
Улыбнувшись, он пригубил мартини.
– У вас ведь дочь?
– Да.
Пауза.
– У меня сын. Семнадцать лет.
Я промолчала.
– Его зовут Алехандро, но он предпочитает, чтобы его звали Эл. Умный парень, – продолжал Галиано, не замечая отсутствия реакции с моей стороны. – В будущем году пойдет в колледж. Вероятно, отправлю в Канаду.
– В «Сент-Эф-Икс»? – попыталась я пробить брешь в его неприступной самоуверенности.
– Вот, значит, откуда вы услышали прозвище Бэт, – ухмыльнулся Галиано.
Значит, все-таки заметил – тогда, в управлении.
– Кто?
– Эндрю Райан.
– Ay, Dios! – Мужчина откинул назад голову и расхохотался. – И чем теперь занимается Райан?
– Детектив в полиции Квебека.
– До сих пор говорит по-испански?
– Райан знает испанский?
Галиано кивнул:
– Мы часто обсуждали проходящих мимо представительниц прекрасного пола, и никто не понимал, о чем мы говорим.
– Не сомневаюсь, что вы комментировали их ум.
– Нет, способности к вышиванию.
Я пронзила его взглядом.
– Времена были другие.
Появилась официантка – и мы оба занялись добавлением приправ в жаркое, после чего молча принялись за еду. Взгляд Галиано блуждал по ресторану. Если бы кто-то наблюдал за нами, мог бы принять за пару уставших друг от друга супругов.
– Хорошо ли вы знаете систему гватемальского правосудия? – наконец заговорил Галиано.
– Откуда? Я здесь чужая.
– Но вам же известно, что здесь не Канзас?
Господи! Он вел себя совсем как Райан.
– Мне известно о пытках и убийствах, детектив. Именно поэтому я в Гватемале.
Галиано съел кусочек жаркого и ткнул вилкой в мою сторону.
– Лучше есть, пока горячее.
Я вновь принялась за еду, ожидая продолжения, но он молчал. Напротив наших катакомб пожилая женщина жарила тортильи на комале. Я смотрела, как она подбрасывает тесто, укладывая его на плоскую глиняную сковороду и ставит ее на огонь. Руки ее повторяли одни и те же движения, лицо напоминало деревянную маску.
– Расскажите, как работает система. – Слова прозвучали резче, чем мне хотелось бы, – начала раздражать уклончивость Галиано.
– У нас в Гватемале нет судов присяжных. Уголовные дела расследуются судьями первой инстанции, иногда мировыми судьями, назначенными Верховным судом. Предполагается, что эти судьи – у вас они называются окружными прокурорами – занимаются поиском как исключающих вину доказательств, так и подтверждающих ее.
– То есть они действуют одновременно как защита и обвинение.
– Именно. Если судья-следователь решит, что подозреваемый виновен, дело передается другому судье, который выносит приговор.
– Кто уполномочен отдавать распоряжение о патологоанатомической экспертизе? – спросила я.
– Судья первой инстанции. Экспертиза обязательна в случае насильственной или подозрительной смерти. Но если внешнего осмотра достаточно, вскрытие не проводится.
– Кто отвечает за морги?
– Они находятся в непосредственном подчинении председателя Верховного суда.
– То есть судебные медики на самом деле работают в судах.
– Или в Национальном институте социального страхования, ИГСС. Но – да, судебные медики подчиняются судебной власти. Не так, как, например, в Бразилии, где государственные судебно-медицинские институты работают на полицию. Здесь судебные медики взаимодействуют с полицией очень мало.
– Сколько их всего?
– Около тридцати. Семь или восемь работают в судебном морге в столице, остальные разбросаны по стране.
– Они хорошо подготовлены?
Мужчина начал загибать пальцы – всего три.
– Нужно быть гражданином Гватемалы по рождению, доктором медицины и членом Судебно-медицинской ассоциации.
– И все?
– И все. Черт побери, в УСАК нет даже программы подготовки судебных медиков. – Имелся в виду Сан-Карлос, единственный государственный университет Гватемалы. – Если честно, не понимаю, почему этим вообще хоть кто-то занимается. Статуса никакого, зарплата дерьмовая. Вы были в столичном морге?
Я покачала головой.
– Напоминает Средневековье.
Подобрав кусочком тортильи остатки соуса, он отставил миску в сторону.
– Судебные медики работают на полную ставку?
– Одни – да. Другие в судах просто подрабатывают, особенно в селах.
Вошла официантка – и взгляд Галиано метнулся влево. Она забрала посуду, спросила про десерт и кофе и ушла.
– Каков порядок действий при обнаружении трупа?
– Вам понравится. Еще десять лет назад покойниками занимались пожарные. Они приезжали на место, осматривали тело, фотографировали его и забирали. Центральная диспетчерская сообщала в полицию, а мы – судье. Затем полицейские следователи собирали улики и брали показания. В конце концов появлялся судья, разрешал пожарным забрать тело, и они отвозили его в морг. Сегодня для этого используются полицейские машины.
– Почему изменился порядок?
– Друзья-пожарные не гнушались деньгами и драгоценностями.
– Значит, судебные медики обычно не появляются на месте событий?
– Нет.
– А Лукас?
– Вероятно, Диас не оставил ему выбора.
Принесли кофе. Несколько минут мы молча потягивали напиток. Я поискала взглядом старуху, и Галиано посмотрел туда же.
– Есть кое-что еще, что вряд ли придется вам по душе. В Гватемале от судебного медика требуется определить лишь причину смерти, а не ее обстоятельства.
Детектив имел в виду четыре термина, которые используются для обозначения обстоятельств смерти: убийство, самоубийство, несчастный случай, естественная смерть. В озере найден труп, вскрытие показало, что смерть наступила от удушения – вода в легких. Причина смерти – утопление. Но упал ли умерший в воду, прыгнул туда сам или его столкнули? Это уже обстоятельства.
– Кто определяет обстоятельства?
– Судья. Окружной прокурор.
Галиано наблюдал за парочкой, что усаживалась в дальнем конце зала. Затем он слегка повернул стул, наклонился и понизил голос:
– Вам известно, что многие причастные к злодеяниям остаются в армии на высоких должностях?
От его голоса у меня по коже поползли мурашки.
– Вы знаете, что многие из тех, кто сейчас занимается расследованием, были или являются непосредственными участниками внесудебных расправ?
– Являются?
Он не сводил с меня взгляда.
– Полиция?
Даже не моргнул.
– Как такое может быть?
– Формально полиция подчиняется Министерству внутренних дел, но фактически она под контролем армии. Вся система уголовной юстиции пронизана страхом.
– Кто именно боится?
Галиано вновь огляделся по сторонам, не оставляя незамеченным ни одного движения. Когда мужчина снова повернулся ко мне, лицо его посуровело еще больше.
– Боятся все. Свидетели и родственники не будут жаловаться, не станут давать показаний, опасаясь возмездия. Когда улики указывают на военных, прокурору или судье приходится беспокоиться о своей семье.
– Разве наблюдатели не следят за нарушением прав человека? – едва слышно прошептала я.
Галиано наклонился еще ближе:
– В Гватемале погибло или пропало без вести больше наблюдателей, чем где-либо еще на планете. Это не мои данные, а официальные.
Я читала об этом в недавнем выпуске «Human Rights Watch».
– И речь идет вовсе не о древней истории. Все эти убийства, кроме четырех, случились после того, как в восемьдесят шестом к власти пришло гражданское правительство.
Я почувствовала укол страха.
– К чему вы клоните?
– Здесь расследование смерти – работа не для слабонервных. – Взгляд его был полон горечи. – Стоит лишь составить медицинское заключение или полицейский отчет, намекающий не на того, на кого следует, – и легкой жизни больше не жди. Порой опасно докладывать о результатах, потому что получатель доклада может оказаться связан с плохими парнями, хотя и занимает прокурорскую должность.
– В смысле?
Он начал что-то говорить, но тут же отвел взгляд.
Внутри у меня все сжалось от ужаса.
