Глава 23
Зазеркалье
Он словно оказался в глубокой пещере, резко пахло формальдегидом, на столах вокруг лежали трупы, накрытые с головой. Вдруг один дернулся и сел прямо, простыня сползла на пол. Он уперся остекленевшим взглядом в Конан Дойла и улыбнулся гнилым беззубым ртом; его ножевая рана зияла, как окровавленная пасть.
Мороз пробежал по коже Конан Дойла – это было худшее место на свете.
В глубине комнаты тяжело распахнулась дверь. Согбенная фигура ковыляла, опираясь на палку.
– К-кто здесь? – крикнул доктор.
Невысокий силуэт маячил в полосе света лампы. Мадам Жожеску.
– Что происходит? – Его сердце подскочило к горлу от ужаса. – Где я?
Старуха приложила узловатый палец к губам:
– Буддисты называют это «бардо» – промежуточное состояние.
– Я… умер?
Она покачала головой:
– Вы на пороге жизни и смерти, сознание еще теплится в мозгу. Берегитесь, царство кошмаров и сокровенных страхов или отпустит вас с победой, или поглотит и заточит навеки.
Несколько трупов поднялись, откинув простыни, а следом все столы жалобно заскрипели, и один за другим мертвецы спрыгнули на пол. Их лица с пустыми глазницами, лишенные носов, были изъедены раком и сифилисом.
– Что за комната? Кто эти люди?
– Бред воспаленного сознания, обман чувств. Непобежденные страхи, вызванные из глубин памяти.
– Ох, да, – прошептал он, – вспомнил. В студенческие годы я подрабатывал ночным дежурным в морге эдинбургской больницы. Мне было одиноко и страшно.
Мертвецы двинулись на него, их кольцо сжималось.
– Они ненастоящие, – сказала Жожеску, – но страх реален. Вы должны преодолеть его.
Конан Дойл уже чувствовал сладковатый привкус разлагающегося мяса. Покойники протягивали к нему ампутированные конечности в лохмотьях кровавой плоти.
– Отвернитесь, – настаивала старушка, – выбросьте их из головы, избавление придет, как только представите другую картинку.
Приблизившись вплотную, мертвецы невнятно забормотали, обдавая доктора гнилостным дыханием.
– Не могу… отвести взгляд.
Они пытались столкнуть его на пол своими кровавыми обрубками. Если он потеряет равновесие и упадет – ему конец.
– Сопротивляйтесь!
– Не получается! Помогите!
– Соберитесь с силами и представьте себя в другом месте.
Зловоние стало невыносимым, отвращение и страх достигли предела, к горлу подступала тошнота, хотелось кричать, но он знал, что тогда окончательно проиграет.
– Отвернитесь!
Блуждая во мраке сознания, он ухватился за воспоминание, как утопающий за соломинку.
Тьма сразу отступила. Он стоял на зубчатой стене Эдинбургского замка, обдуваемой ветром. Отсюда, с восточного холма Трон Артура открывался вид на пробуждающийся город. Над ним, еще мальчиком, возвышался отец; в этот период жизни он не имел пристрастия к выпивке. Родное бородатое лицо склонилось и расплылось в улыбке:
– Артур, ты останешься со своим престарелым родителем?
Маленькая женщина приблизилась к ним и опустила капюшон – он узнал мадам Жожеску.
– И это плод воображения. Вы все еще ходите по краю. Вернитесь, вам есть для чего жить.
Конан Дойл посмотрел на отца. Как давно он не видел его таким молодым. Сердце радостно замерло. Это был самый счастливый момент в его жизни. Почему он должен уходить?
– Он ненастоящий. Вам нужно торопиться.
– Но почему?
– Если вы умрете в Тракстон-Холле, ваш дух будет навечно привязан к нему, как мой.
– Мне надо остаться, я не могу бросить…
– Наберитесь мужества и отвернитесь!
Собрав волю в кулак, Конан Дойл отвел взгляд от отца.
Замок, зубчатые стены, отец – все растаяло, как дымка.
Он снова очутился в склепе. Увидел гроб, а внутри себя, без сознания, с пучком горелых спичек в руке.
Рядом кто-то находился, но уже не мадам Жожеску. В глубине склепа маячила маленькая фигурка – девочка в синем платьице плакала и сосала палец. Она посмотрела на него и пустилась наутек.
Вспомнив о злонамеренных призраках, он все же отбросил сомнения, следом за ней завернул за угол и нагнал ее в соседней галерее. Девочка сидела на каменистой земле, поджав под себя ноги. Она подняла на него заплаканные глаза.
– Кто ты, дитя? Тебя зовут Аналетта Тракстон?
Она вскочила и побежала к выходу, на пороге обернулась и улыбнулась ему застенчиво, словно приглашала следовать за ней. «Девочка предвещает смерть, она может погубить меня». Нужно твердо держаться. Ребенок протянул к нему ручку, и он вспомнил о собственных детях. Внутри что-то екнуло. Он подошел и взял ее холодную ладошку. Она настойчиво глянула на него и потянула за собой. Он не стал сопротивляться. Они прошли узким коридором, в потемках взобрались по лестнице. На верхней площадке он увидел сияющее окно; свет лился изнутри. Приблизившись, он понял свою ошибку. Это была обратная сторона зеркала, а за ним он узнал зеркальную комнату. Затем случилось удивительное. С треском распахнулась потайная дверь, и внутрь неуверенно шагнул Оскар Уайльд, весь в пыли! Он огляделся, отряхивая плечи.
Конан Дойл заколотил по стеклу:
– Оскар, я здесь, в зеркале! Оскар!
Ирландец не слышал его. Он обыскал комнату, подошел к зеркалу почти вплотную и вперился в него.
«Он должен меня увидеть!» Конан Дойл прижал ладони к зеркальной поверхности, сосредоточился и попытался мысленно передать другу сигнал о помощи.
«Оскар, иди в склеп. Меня заперли в гробу; поторопись, иначе я умру».
Уайльд посерьезнел, всмотрелся в свое отражение пристальнее, но лишь для того, чтобы смахнуть пыль с густых бровей и вычесать из волос паутину.
«Оскар!» Конан Дойл кричал изо всех сил, ведь это был его последний шанс.
Уайльд быстро отвернулся и поспешил к дальнему окну. Должно быть, что-то привлекло его внимание. Он мигом выскочил из комнаты.
Конан Дойл пришел в отчаяние: друг не получил сигнал. Девочка тоже пропала. Будто чья-то невидимая рука потянула его прочь от зеркала, вниз по лестнице, вдоль коридора обратно в склеп. Гроб, ставший ему тюрьмой, приближался и неудержимо манил к себе. Холодея от ужаса, доктор осознал свое поражение. Смерть и неумолимая тьма поглотят его… навеки.
