Глава 24
Страшная жертва

Вся пыль минувших лет оказалась на его черном бархатном пиджаке. Уайльд попытался отряхнуть плечи, не запачкав при этом брюк. Увы, костюм безнадежно испорчен. Он шагнул к старому напольному зеркалу. Оттуда глядела мумия из Британского музея с отчаянием во взоре; брови, как жирные гусеницы, покрытые серым пухом; в каштановых кудрях запуталась липкая паутина. Костюм, похожий на комок шерсти, остается сжечь. Придется долго отмокать в горячей ванне с солями, пока с кожи не сойдут эти вековые залежи грязи.

В комнате никаких признаков присутствия Конан Дойла, ничего, кроме уродливых зеркал, – хуже не придумаешь. Он снова посмотрел на себя, смахивая пыль с бровей.

Неожиданно перед его внутренним взором всплыл совершенно четкий образ Конан Дойла, замурованного в гробу. Картинка была настолько реальной, что потрясенный ирландец отпрянул. Тут раздались крик и удар хлыста. Он вовремя подоспел к окну. Двое бродяг – те самые подозрительные типы с кухни – увозили черный катафалк, бойко управляясь с вожжами. Поддавшись внезапному порыву, Уайльд пулей вылетел из комнаты.

Перед глазами плавали цветные круги – верный признак нехватки кислорода. Воздуха оставалось на последний вздох. Конец близок. Конан Дойл решил умереть с мыслью о дорогих ему людях. Вспомнил их с Луизой свадьбу. Ее юное, с девичьим румянцем лицо. Мысленно держал на руках малютку-сына и пел ему колыбельную. Представил довольные мордашки дочерей, когда они кормили уток в деревенском пруду. Вскоре их образы начали таять, его сознание затуманилось, погружаясь в пустоту.

Оскар Уайльд промчался по коридору, словно призрак в сером саване, едва не налетев на мистера Гривза и горничную, выскочил в холл, распахнул входную дверь и кубарем скатился по ступенькам. Он подбежал к подъездной дорожке из гравия, но катафалк уже пылил вдали. Тоби, садовник, вел под уздцы бурого жеребца. Он удивленно разинул рот, когда хозяйский гость обратился к нему.

– Мне нужна лошадь! – задыхаясь, воскликнул Уайльд и ухватился за повод. – Немедленно!

– Сожалею, сэр, но никак нельзя.

– Мне крайне необходимо!

– Вы не можете ехать, сэр.

– Спорить некогда. Дорога каждая секунда. Подсадите меня.

Тоби неохотно подставил руки и помог Уайльду взобраться на спину крупного английского тяжеловоза, годного лишь в плуг и в воз. Ирландец сносно держался в седле, вот только его не оказалось. Делать нечего, ему нужно догнать катафалк. Он пришпорил лошадь каблуками. Она заржала, вскинула голову и стремительно помчалась. Проскакав немного, коняга встала как вкопанная, понурив голову. Наездник вылетел, подобно снаряду, проделал в воздухе сальто-мортале и со стоном приземлился на спину.

Ирландец приподнял голову. Тоби стоял над ним:

– Говорил я вам, сэр, нельзя. Фурия слушается только меня.

Опираясь на руку садовника, Уайльд поднялся, пошатываясь и морщась от боли.

– Тогда вы отвезете меня, – переведя дух, сказал он твердо.

И вот они уже мчатся; Тоби держит поводья, Уайльд трясется на крупе лошади. Миновали внутренний двор по каменистой тропе и поскакали через главные ворота.

Наконец достигли реки. Катафалк уже перебрался вброд, вода стекала с колес.

– Стойте! Стойте! – крикнул Уайльд.

Коротышка, который правил повозкой, переглянулся с сидящим рядом верзилой. Казалось, они собираются проигнорировать призыв. Однако катафалк притормозил невдалеке от переправы.

Тоби остановил Фурию. Уайльд соскользнул с лошади, размял задеревеневшие ноги.

– Благодарю, – выдохнул он. – Вовремя я обзавелся детьми. После такой поездки мне вряд ли удастся снова стать отцом.

Отдышавшись, он повернулся в сторону катафалка.

– Эй! – закричал он седокам. – Вернитесь!

Коротышка высморкнулся в рукав.

– Тут не развернуться, сэр, слишком тесно! – гаркнул он в ответ.

Уайльд вопросительно взглянул на Тоби, который сидел верхом.

– Он прав, – подтвердил садовник, – придется вам самому.

Ирландец уставился сначала на свою дорогую обувь, запыленную, с потертыми мысками, потом на двоих бродяг. Наверняка гроб с Конан Дойлом внутри катафалка, промедление может дорого ему обойтись. Он шумно втянул носом воздух, расправил плечи, шагнул вперед и сразу набрал полные сапоги ледяной воды. У него перехватило дух. Каменистое дно оказалось скользким от мха и слизи, а течение сильным. Уайльд оступился, взметая брызги, судорожно взмахнул руками и едва удержался на ногах. Наконец выбрался на илистую почву, шелковые носки хлюпали на ходу. Напустив на себя обычную деловитость, подошел к катафалку.

– Откройте гроб, – властно потребовал он.

Коротышка с верзилой неуверенно переглянулись. Уайльд был высок и широкоплеч, но рыжий тип был здоров как бык и так же умен. Он задумчиво поскреб бакенбарды.

– Зачем это вам? – спросил он, явно желая пустить в ход кулаки.

Уайльд кашлянул, показывая свое нетерпение.

– Там внутри мой друг. Если эти негодяи откажутся подчиниться, – бросил он через плечо садовнику, – вы привезете из Слеттенми компетентные органы.

У Тоби отвисла челюсть. Какие такие «органы» и в чем они компетентны – он понятия не имел. Все же уловка сработала. Испуганно взглянув на своего приятеля, коротышка нехотя открыл дверцы. В катафалке лежали гроб и несколько дорожных кофров.

– Снимите крышку, – скомандовал Уайльд, кивнув на гроб.

Напарники, ворча под нос, раскрутили винты в виде серебряных голубей.

– Отойдите в сторону.

Уайльд поддел крышку пальцами, стремясь поскорее увидеть измученного, но счастливо спасенного друга.

– О господи! – простонал он, отшатнувшись. – Ну вот, опять.

Внутри лежал труп мадам Жожеску с широко открытыми глазами, повязка, прикрывавшая рот, сползла от сильной тряски. Уайльд зажмурился, пошарил в кармане и закрыл лицо надушенным платком.

– Чего вы там искали-то, сэр? – спросил садовник, когда понурый ирландец вернулся к нему тем же путем.

Уайльд раздраженно выпятил нижнюю губу, разглядывая погибшие сапоги:

– Друг, попавший в беду, позвал меня телепатически. Так мне казалось. Выходит, вся эта тарабарщина просто запудрила мне мозги, а Конан Дойл сейчас развалился в уютном кресле, курит сигарету и попивает коньяк.

Стало жарко и душно; Конан Дойл проваливался в пустоту и приходил в себя, неизвестно, сколько он пролежал так. Снаружи донесся скрежет – крысы, прожорливые твари, вгрызались в древесину гроба, подбираясь к свежему мясу. Звук не унимался, у него промелькнула смутная мысль: кто-то откручивает винты с крышки.

Темноту пронзила мерцающая полоса; крышка широко распахнулась, и его обдало свежим прохладным воздухом. Он прищурился. Светящийся ангел, словно сошедший с витража собора эпохи Возрождения, склонился над ним, обхватил его лицо ладонями и приподнял голову. Женственность ангела делала его похожим на Жанну д’Арк: благородные черты, короткие волосы, изящная шея.

«Я умер и воскрес».

Ангел нежно погладил его по щеке и прильнул к губам в поцелуе, вдыхая в него жизнь. Легкие наполнились кислородом, в голове гудело, стучало в висках, давило на глаза, и перед ними вспыхнул сноп огненных искр.