Глава 12
Ночная встреча
По окончании вечернего собрания друзья с трудом нашли обратную дорогу, несколько раз ошибившись поворотом. Оба несли по керосиновой лампе – в этой древней части дома не пользовались газом. Они падали с ног от усталости, и даже поток красноречия Уайльда вскоре иссяк. Наконец добрались до своих комнат на третьем этаже. Конан Дойл пошарил по карманам и достал ключ. С глухим скрежетом дверь отворилась, и доктор увидел на ковре сложенный листок.
Записка.
Он сразу сообразил, кто автор, подхватил бумагу, развернул и поднес к глазам. Всего несколько слов знакомым почерком.
Я знала, что Вы передумаете.
У него екнуло сердце. От следующей строчки его бросило в жар.
Бальная зала. Полночь. Х.
Он рассмотрел листок на свет и увидел водяной знак – феникс.
– Да, кстати, Артур!
Он вскинул голову. Его друг был уже у своей двери, но в последний момент задержался. Конан Дойл запихнул послание в карман. Поздно. Уайльд заметил его:
– От кого записка?
– Записка? Нет… э… просто… несколько набросков… к рассказу.
Ирландец хитро глянул на его карман, вскинул бровь и снисходительно улыбнулся:
– Вот оно что. Знаю я, что это за рассказ.
Он постучал указательным пальцем по носу и заговорщически подмигнул:
– Больше никаких вопросов.
Конан Дойл стал пунцовым. На пороге комнаты Уайльд обернулся:
– Ах да. Утром я уезжаю, не забудь. Не пугайся, если услышишь странный шум из моей спальни. Я буду сдирать обои со стен, а это и мертвого разбудит.
Конан Дойл лежал на постели одетый, положив карманные часы на грудь. Он с нетерпением ждал полуночи. Тусклый свет керосиновой лампы отбрасывал на стены странные пляшущие тени. В роковой час доктор соскочил с кровати, натянул твидовый пиджак и украдкой выскользнул из комнаты. Он смутно представлял, где может находиться бальная зала; где-то в обрушившемся западном крыле, от которого гостям велели держаться подальше. Спустился по лестнице на первый этаж, стараясь ступать как можно тише по скрипучим ступенькам.
В холле горела одинокая лампа. Конан Дойл постоял, прислушиваясь. Ни единого звука. Даже слуги видели уже десятый сон. Доктор прихватил светильник со столика в коридоре – иначе в кромешной тьме не сделать и шагу – и крадучись проследовал вдоль галереи. Усопшие предки с портретов провожали его горящими взглядами. Наконец он уперся в массивную двустворчатую дверь. К счастью, в замке был ключ. Повернув ручку, доктор шагнул в просторную залу. Каждый шаг гулко отдавался эхом от стен. Он опустил лампу и внимательно осмотрелся.
Мягкий лунный свет струился в окна. Белая светящаяся фигурка стояла там и выглядывала наружу.
Дама в белом… Несколько пугающих мгновений ему казалось, что он видит призрака.
Она обернулась и взглянула ему прямо в глаза.
Это была Хоуп… леди Тракстон.
Она сменила черное кружевное платье на белую ночную сорочку. В лунном сиянии тонкий материал просвечивал, не скрывая ее наготу: упругую грудь, пышные бедра, стройные ноги.
Должно быть, она не сознавала, какое производит впечатление. Благородство требовало отвернуться, уважая ее скромность. Однако он не владел собой, сердце бешено колотилось. Заметив его, она просияла и устремилась к нему, как одинокий лучик во тьме.
Белая ночная сорочка уже не просвечивала.
Длинные волосы свободно струились по плечам. Когда леди ступила в круг света, он впервые увидел, насколько она юна. Прозрачная кожа, тонкие скулы, полные губы, брови вразлет, незабываемые фиалковые глаза делали ее несказанно прекрасной. Зрачки расширились от тусклого света. Когда доктор поднес лампу к ее лицу, девушка отпрянула как ужаленная.
– Как жжется! – вскричала она.
Он смущенно опустил светильник:
– Я забыл о… вашей проблеме.
– Мой удел – вести ночной образ жизни.
– Да, понимаю.
Под его пристальным взглядом она потупила голову.
Он попытался развеять опасения насчет его намерений:
– Я вернулся в Мэйфейр на следующий день, но вы уже съехали.
– Да. – Она не поднимала головы. – Я знала, что вы передумаете, захотите мне помочь. Потом было видение. Я видела… – Она замолчала, не решаясь произнести вслух. – Вам передали второе письмо?
– Конечно.
– И вы не побоялись приехать?
– Разве могу я сидеть сложа руки, когда красивой девушке угрожает опасность?
Леди вскинула глаза, полные слез. Он прочитал в них нечто большее, чем благодарность.
– Вы очень храбрый, однако… – Она умолкла, пытаясь унять волнение, а затем спросила: – Доктор Дойл, вы верите в судьбу?
– Честно говоря, не знаю, – сказал он после паузы. – Я стал врачом, чтобы спасать людей, а моя жена умирает от чахотки, и я ничем не могу ей помочь.
Дойл впервые произнес то, о чем и подумать боялся. Теперь он понял, зачем приехал в Тракстон-Холл. Он просто бежал от смерти и безысходности.
Словно в ответ на его мысли, она взяла его за руку:
– Вы верите в судьбу и боитесь, что ничего нельзя изменить.
Он не хотел ее разочаровывать и сменил тему:
– А другие видения вас посещали?
– Да, прошлым вечером.
– Все повторилось, как и прежде?
Кивнув, она испуганно взглянула на Дойла, подбородок ее дрожал.
– Нет, не совсем так. Я видела комнату. Лица были по-прежнему скрыты, кроме сидящих по обе стороны от меня, – это были вы и…
Сердце Конан Дойла ушло в пятки.
– Кто? Кто еще?
Глаза ее вспыхнули.
– Он сидел слева и держал меня за руку.
– Ну? – вопрошал шотландец.
– Это был ваш друг… мистер Уайльд.
Мысли доктора лихорадочно метались.
– Вы видели Оскара прежде?
Она покачала головой:
– Никогда.
– Возможно, будущее изменилось. Я не уверен, что готов смириться с безысходностью. Скорее, я верю в свободу воли и возможность своими усилиями исправить предначертанное.
– А как же ваша жена?
На его лице отразилась внутренняя борьба.
– Верно, я не могу ее спасти, но мне удалось продлить ей жизнь.
– Все же ее судьба не изменилась. С самого детства я уязвима перед светом. Он погубил мою мать, подобная участь однажды постигнет и меня. Мне не хочется уходить в столь раннем возрасте, но раз так суждено, я должна покориться.
Конан Дойла очаровали мужество и рассудительность девушки. Погрузившись в размышления, он перебирал один за другим возможные варианты спасения, словно моряк морские узлы. Наконец вдали забрезжила надежда.
– Если не получается превозмочь судьбу, мы ее перехитрим.
Она улыбнулась:
– Вы неисправимый романтик, да, доктор Дойл?
Он почувствовал ее тонкую ручку в своей широкой ладони.
– История семейства Тракстон не оставляет мне никакой надежды. Идемте, и вы сами в этом убедитесь.
Они вышли из бальной залы и углубились в западное крыло. Конан Дойл следовал по пятам за Хоуп Тракстон, еле касаясь ее прохладных пальцев, в другой руке он высоко над головой держал лампу. Уродство восточного крыла не шло ни в какое сравнение с представшим перед ними кошмаром наяву. Все было в полном упадке. Отслоившиеся обои свисали со стен, под ногами хрустела штукатурка, двери болтались на сгнивших петлях. Комнаты пустовали, не считая разбросанных повсюду ржавых ванн на когтистых лапах, колченогих кресел, перевернутых столов. С каждым шагом все отчетливее ощущалась безжалостная рука времени.
– В детстве мне запретили ходить в западное крыло. – Ее голос звучал легко и мелодично. – Дед говорил, что там слишком опасно. – Она рассмеялась. – Поэтому мы любили играть там с моим другом.
– Другом?
– Шеймусом, сыном кастелянши. Разумеется, мне не позволяли общаться с прислугой. Мне было девять, а ему пятнадцать.
– Ваши развлечения были невинны? Детские игры? То есть… он не… – заволновался Конан Дойл, стараясь казаться невозмутимым.
– Приставал? – спросила она со смущенной улыбкой. – Что-то не припомню.
– Вы играли в прятки?
– О нет! – лукаво усмехнулась она. – Мы с детства знали, в каком замке живем, и бродили по комнатам, желая познакомиться с призраком.
Конан Дойл остановился и пристально глянул на нее:
– И никого не встретили?
– Не сразу. Пока не набрели на особенную комнату.
Прочитав любопытство на его лице, девушка снова улыбнулась:
– Она некоторым образом сообщается с их миром.
Они взобрались по шаткой лестнице и оказались в верхней зале башенки. На последней ступени Конан Дойл замер. В дальнем конце помещения дверь была слегка приоткрыта, и он увидел светящуюся фигуру женщины, которая наблюдала за ними. Он поднял руку и сразу догадался, что это всего лишь отражение Хоуп Тракстон в зеркале. Изображение казалось призрачным из-за отметин времени и патины.
– Вот та самая комната, – объявила она. – В детстве мы называли ее зеркальным лабиринтом.
Конан Дойл помедлил на пороге. Внутренний голос подсказывал, что надо убраться подальше отсюда, но леди крепче сжала его руку и увлекла за собой. Он посветил вокруг и не смог сдержать вздох изумления. Куда ни глянь, кругом висели зеркала. Уйма зеркал всех форм и размеров: напольные в поворотных рамах, настенные овальные. Пойманный ими луч света от лампы многократно отразился, преломляясь в радужные тени на шероховатых стенах. Со всех сторон на них смотрели бесчисленные подобия доктора Дойла и его спутницы.
Она отпустила его руку, подошла к большому зеркалу и мечтательно произнесла:
– Я всегда любила зеркала. После смерти бабушки они были убраны по приказу деда. В то время был обычай завешивать их, чтобы умерший не увидел свое отражение. Кому-то это покажется глупым, но дед неукоснительно соблюдал его. У меня осталось маленькое зеркальце, чтобы заплетать волосы. Всем девушкам нравится прихорашиваться. Однажды дед застал меня за этим занятием и страшно рассердился. Он погрозил пальцем и сказал, что, если долго смотреться в зеркало, можно вызвать нечистого. В юности такие истории только подстегивают любопытство. Обнаружив эту комнату, мы подолгу в ней просиживали, ожидая, не появится ли дьявол.
– И он появился?
Она тихо рассмеялась:
– Нет, но однажды я увидела моего спиритического проводника. Мы подружились. Каждый день я улучала минутку, чтобы с ней пообщаться. Ей было одиноко… – Хоуп задумчиво склонила голову. – Очень одиноко.
Конан Дойл вспомнил рассказ мадам Жожеску о женщине, убитой мужем в этой самой комнате.
– Вы говорите о Мэрайе Тракстон?
– Да. – Голос Хоуп был подобен шороху осенних листьев.
– Шеймус тоже ее видел?
Она покачала головой:
– Не помню, это было так давно. Потом он рассказал матери о наших развлечениях. А однажды запер меня в зеркальном лабиринте.
– Как он посмел?
Губы Хоуп дрожали, взгляд затуманился, будто она перенеслась в прошлое.
– Мать ему приказала. Пять дней меня мучили голод и жажда, я лишилась последних сил. Уже на пороге смерти я услышала зов. Мне едва хватило сил подползти к зеркалу. Оттуда смотрела прекрасная молодая женщина в старинном платье. Я сразу узнала ее по портрету в холле.
– Мэрайя Тракстон?
– Верно, она научила меня говорить с духами.
– А Шеймуса наказали? Он поступил гадко.
– Я на него не злюсь. Его мать настроила Шеймуса против меня, и он был уверен в своей правоте. Она считала мою болезнь, унаследованную по материнской линии, частью проклятия замка. Часы моего заточения складывались в дни. Дед со слугами прочесали в поисках все леса и поля; меня сочли беглянкой, а я все это время была у них под носом.
– Чем все закончилось? Шеймус вас выпустил?
Она покачала головой:
– Нет, мистер Гривз взломал дверь и нашел меня лежащей на полу. Не подоспей он вовремя, я бы погибла.
– Стойте, вы говорите, мать Шеймуса была экономкой? Случайно, не миссис Криган?
Она кивнула:
– Дед собирался тут же ее рассчитать. После долгих уговоров и слез он сменил гнев на милость. Только Шеймуса навсегда изгнали. Он вернулся к родственникам в Ирландию.
– Почему вы помогли ей, ведь она замышляла убийство?
– Я нуждалась в заботе. Для сироты любая мать лучше, чем совсем никакой. К тому же Криган пришлось бы голодать без работы. Отчасти она благодарна мне за спасение, но все же не может простить изгнание сына.
Леди пристально взглянула на своего спутника:
– Такова история семейства Тракстон, доктор Дойл. Мы ходим по лезвию ножа между счастьем и отчаянием.
Бабах! – грянуло вдруг. Как будто кто-то пытался пробить брешь в стене.
Конан Дойл испуганно огляделся. Звук шел отовсюду.
– Кто-то стучится во входную дверь, – выпалила леди Тракстон.
– Так поздно?
Едва сдерживая волнение, она подтолкнула Конан Дойла к выходу:
– Скорее возвращайтесь к себе. Нас не должны видеть вместе.
Подхватив лампу, он выбежал из комнаты. На верхней площадке обернулся. Девушка пропала. Доктор бросился вперед со всех ног, в два прыжка преодолел лестницу и припустил по коридору, затем через заброшенную бальную залу. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Керосиновая лампа болталась на ходу, отбрасывая на стены причудливые гигантские тени. Миновав портретную галерею, он достиг холла. Безумный стук приближался. Он насторожился. В его сторону ковыляла какая-то фигура. Мистер Гривз.
Конан Дойл лихорадочно пытался найти оправдание своего присутствия внизу в такую рань. Потом вспомнил о слепоте дворецкого.
– Слышу, слышу, уже иду! – кричал Гривз.
Очевидно, он одевался в спешке. Пиджак был застегнут косо, воротничок болтался сбоку.
Дворецкий приблизился к двери, нащупал засов и отпер щеколду. Пока он возился с замочной скважиной, Конан Дойл прокрался мимо и начал подниматься по лестнице на цыпочках.
– Спокойной ночи, доктор Дойл, – громогласно пожелал Гривз.
Конан Дойл прирос к полу и обернулся. Старик нагнулся к замку. Чуткое ухо дворецкого уловило звук шагов вопреки всем ухищрениям доктора. Вот только как он догадался, кто идет? Поняв, что ему позволили ретироваться, доктор взбежал по лестнице. Он уже преодолел второй пролет, когда дверь открылась и гость вошел внутрь. Конан Дойл добрался до следующей площадки и выглянул в окно.
Дождь лил как из ведра. Робкое мерцание света отражалось в его струях. На внутреннем дворе образовались лужи. Перед крыльцом стоял экипаж. По форме он напоминал катафалк. По сути, это он и был. Вокруг суетились люди, через покрытое каплями оконное стекло их силуэты выглядели размытыми. Слышались голоса, обрывки разговоров. Один человек открыл дверцу и посторонился, пропуская хорошо одетого джентльмена в цилиндре и плаще, ниспадающем с плеч. Он подошел к катафалку. Двое выгружали из него что-то тяжелое. Конан Дойл принял груз за пароходный кофр, однако, присмотревшись, понял, что это гроб.
Он резко обернулся, почувствовав руку у себя на плече. Сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди. В темной фигуре доктор с трудом узнал Фрэнка Подмора. Он подкрался бесшумно.
– Вы меня напугали, – сказал Конан Дойл.
– Сожалею, – фальшиво произнес Подмор. – Просто я удивился, увидев вас.
– Не мог уснуть.
– А я вообще не сплю.
– Вот как? – недоверчиво спросил Конан Дойл.
– Я привык обходиться без сна. Пустая трата времени. Его лучше потратить на саморазвитие.
Подмор взглянул на фигуры под окном. Его глаза терьера блеснули в темноте.
– Не знаете, кто это так припозднился? – спросил Конан Дойл.
– Задержавшийся гость.
– Как его имя?
– Лорд Филипп Уэбб.
– А кто он такой?
– Очередной шарлатан, – невесело рассмеялся Подмор и, не сказав больше ни слова, растворился во мраке.
Конан Дойл поплелся к себе, прокручивая в голове события ночи. Пораженный внезапной догадкой, он замедлил шаг и встал как вкопанный. Когда раздался шум, Хоуп смотрелась в напольное зеркало. Она обернулась и вздрогнула. Теперь же, оглядываясь назад, он вдруг понял, что ее отражение немного запоздало. Сразу всплыло в памяти двойственное изображение Хоуп Тракстон в «Стрэнде». В нем было нечто нереальное, противоречащее законам оптики. И куда она могла податься, выгнав его из западного крыла? Ей пришлось бы возвращаться к себе тем же путем. Поворачивая дверную ручку, он боролся с искушением броситься обратно в зеркальный лабиринт. Он живо представлял себе, как миледи в ловушке зазеркалья взывает о помощи.
