Глава 31
Вторник, 22 декабря. Воскресение
Он посмотрел на себя в зеркало. Когда они в один прекрасный день, возможно, в будущем году, выйдут утром из домика в Вуковаре, будет ли это лицо таким, какое соседи встречают улыбкой и приветом? Знакомым, надежным? И добрым.
— Отлично, — сказала женщина за спиной.
Он решил, что она имеет в виду смокинг, в котором он стоял перед зеркалом в прокатном ателье, а по совместительству химчистке.
— How much? — спросил он.
Расплатившись, он обещал вернуть смокинг завтра до полудня и вышел в серый сумрак. Еще раньше он нашел кафе, где можно выпить кофе и недорого поесть. Теперь оставалось только ждать. Он посмотрел на часы.
Начиналась самая долгая ночь. Когда Харри уезжал с Холменколлена, сумрак подернул стены домов и все вокруг серым флером, но не успел добраться до Грёнланна, а парки уже утонули во тьме.
Из дома Мадса Гильструпа Харри позвонил в оперчасть уголовной полиции, попросил прислать криминалистов. И уехал, ничего не трогая.
Поставил машину в гараже управления, поднялся к себе. А оттуда позвонил Туркильсену:
— Мобильный телефон моего коллеги Халворсена исчез, а мне необходимо знать, оставлял ли Мадс Гильструп для него сообщение.
— А если оставлял?
— Я хочу его услышать.
— Не могу, это прослушка, — вздохнул Туркильсен. — Вам нужен наш центр по связям с полицией.
— Для этого потребуется постановление, а у меня нет времени. Какие будут идеи?
Туркильсен немного подумал.
— У Халворсена есть компьютер?
— Он передо мной.
— Впрочем, нет, забудьте.
— А что вы имели в виду?
— Ну, можно получить доступ ко всем сообщениям на мобильном через сайт «Теленор Мобиль», только для этого, понятно, надо знать его пароль.
— Владелец мобильника сам выбирает пароль?
— Да, но без пароля можно рассчитывать лишь на огромное везение…
— Попробуем, — сказал Харри. — Назовите адрес сайта.
— Потребуется огромное везение, — повторил Туркильсен. Судя по тону, он к такому везению не привык.
— Чутье говорит, что я знаю пароль, — отозвался Харри.
Зайдя на сайт, он вписал в окошко пароль: «Лев Яшин». Ошибка, доступа нет. Ладно, укоротим до «Яшин». В точку! Восемь сообщений. Шесть от Беаты. Одно с какого-то номера в Трёнделаге. И одно с мобильного телефона, номер которого стоял на визитной карточке в руке Харри. Мадс Гильструп.
Харри кликнул «воспроизведение», и из динамика компьютера послышался металлический голос человека, которого он менее получаса назад обнаружил мертвым в его собственном доме.
Когда сообщение отзвучало, последний кусочек мозаики лег на свое место.
— Что же, в самом деле никто не знает, где находится Юн Карлсен? — по телефону спросил Харри у Скарре, спускаясь по лестнице полицейского управления. — В квартире Роберта проверял?
Он открыл дверь матсклада, хлопнул ладонью по звонку на стойке.
— Я звонил туда, — ответил Скарре. — Безуспешно.
— Поезжай туда. Если не откроют, зайди в квартиру. О'кей?
— Ключи у криминалистов, а уже пятый час. Обычно Беата задерживается, но сегодня… Халворсен и все такое…
— Забудь про ключи. Ломик захвати.
Харри услышал шаркающие шаги, и со склада вышел человек в рабочем халате, лицо в сетке морщин, на кончике носа очки. Не удостоив Харри взглядом, он взял со стойки разрешение на оружие.
— А допуск? — спросил Скарре.
— Не требуется, старый еще действует, — соврал Харри.
— Правда?
— Если кто спросит, скажешь, что я приказал. Идет?
— Идет.
Человек в синем халате хмыкнул. Покачал головой и вернул бумагу Харри.
— Я перезвоню попозже, Скарре. Похоже, тут возникли сложности…
Харри сунул бумагу в карман, недоуменно взглянул на кладовщика.
— Дважды получать оружие нельзя, Холе, — сказал тот.
Харри не вполне понял, о чем толкует Хьелль Атле Урё, но почувствовал, как по затылку пробежали горячие мурашки. И догадался, что они означают. Потому что чувствовал их не впервые. Кошмар не кончился. А только начался.
Жена Гуннара Хагена разгладила платье и вышла из ванной. Муж ее стоял в коридоре перед зеркалом и пытался завязать черную бабочку. Она остановилась, зная, что он вот-вот раздраженно зафырчит и попросит помощи.
Утром, когда позвонили из управления и сообщили, что Джек Халворсен умер, Гуннар сказал, что у него нет ни настроения, ни права идти на концерт. И она поняла, что ему предстоит неделя долгих размышлений. Порой она думала, понимает ли кто-нибудь, кроме нее, как тяжело Гуннар переживает такие вещи. Однако днем начальник полиции попросил Гуннара все-таки присутствовать на концерте, поскольку Армия спасения решила почтить кончину Джека Халворсена минутой молчания и в таком случае полицию, естественно, должно представлять начальство Халворсена. Но она видела, что Гуннар вовсе не рад, серьезность тесным шлемом стиснула его голову.
Гуннар засопел и сорвал с себя бабочку.
— Лисе!
— Я здесь, — спокойно сказала она, подошла, протянула руку. — Дай-ка!
Телефон на столике под зеркалом громко зазвонил. Гуннар нагнулся, взял трубку:
— Хаген.
Она слышала далекий голос на другом конце линии.
— Добрый вечер, Харри, — сказал Гуннар. — Нет, я дома. Мы с женой идем сегодня в Концертный зал, и я ушел пораньше. Есть новости?
Лисе Хаген увидела, как незримый шлем еще сильнее сдавил его голову, пока он слушал собеседника, долго, не перебивая. Потом наконец сказал:
— Да! Я позвоню в оперчасть и подниму всех по тревоге. Подключим к разыскной операции весь доступный персонал. Я скоро выезжаю на концерт и пробуду там несколько часов, но мобильник будет работать в режиме вибрации, так что звонить можно.
Он положил телефон.
— Что случилось? — спросила Лисе.
— Звонил один из моих инспекторов, Харри Холе. Он только что был на матскладе, хотел получить оружие по разрешению, выданному мной сегодня утром. Взамен пропавшего после взлома в его квартире. Как выяснилось, сегодня же утром кто-то получил на складе оружие, предъявив первое, пропавшее, разрешение.
— Плохо дело… — сказала Лисе.
— Да уж, — буркнул Гуннар Хаген. — Увы, это еще не самое скверное. У Харри есть подозрение насчет того, кто мог это сделать. Он позвонил в Судмедэкспертизу, и подозрение подтвердилось.
К своему ужасу, Лисе увидела, как лицо мужа покрылось серой бледностью. Словно последствия того, о чем рассказал Харри, открылись ему только теперь, когда он сам сказал жене:
— Анализ крови человека, которого застрелили на контейнерном складе, свидетельствует, что он не тот, кого вырвало рядом с Халворсеном. Не тот, кто испачкал кровью его пальто. И лежал на подушке в Приюте. Словом, застрелили не Христо Станкича. Если Харри прав, то Станкич по-прежнему в городе. И вооружен.
— Но тогда… тогда он, стало быть, продолжает выслеживать того бедолагу… как бишь его?
— Юна Карлсена. Да. Поэтому мне необходимо позвонить в оперчасть уголовной полиции и мобилизовать весь доступный персонал на поиски обоих — Юна Карлсена и Станкича. — Он прижал руки к глазам, словно именно там сосредоточилась боль. — И только что с Харри связался полицейский, который, разыскивая Юна, вошел в квартиру Роберта Карлсена.
— Да?
— Похоже, там была потасовка. Постельное белье… в пятнах крови, Лисе. Ни следа Юна Карлсена, только под кроватью складной нож с пятнами черной, засохшей крови на лезвии.
Он отнял руки от лица, в зеркале она увидела, что глаза покраснели.
— Все это очень скверно, Лисе.
— Понимаю, Гуннар, дорогой. Но… но кого же тогда застрелили на контейнерном складе?
Гуннар Хаген с трудом сглотнул комок в горле:
— Мы не знаем, Лисе. Знаем только, что он жил в контейнере и в крови у него обнаружен героин.
— Господи, Гуннар…
Она положила руку ему на плечо, попыталась перехватить в зеркале его взгляд.
— Он воскрес из мертвых в третий день, — прошептал Гуннар Хаген.
— Что?
— Спаситель. Мы убили его ночью в субботу. Сегодня вторник. Третий день.
Мартина Экхофф была так хороша, что у Харри дух захватило.
— Привет, это я! — сказала она глубоким контральто, какое запомнилось ему с первой встречи в «Маяке». Тогда она была в армейской форме. А сейчас стояла перед ним в простом элегантном платье без рукавов, черном и блестящем, как и ее волосы. Глаза казались еще больше и темнее обычного. Кожа белая, нежная, словно прозрачная.
— Наряжаюсь, — засмеялась девушка. — Смотри. — Она подняла руку невероятно мягким жестом, прямо-таки танцевальным, продолжением другого, не менее грациозного движения, как показалось Харри. На ладони ее лежала белая слезка-жемчужина, блеснувшая в тусклом свете из прихожей ее квартиры. Вторая жемчужина украшала ушко. — Заходи. — Мартина шагнула назад и отпустила дверь.
Харри переступил порог и очутился в ее объятиях.
— Как хорошо, что ты пришел. — Она притянула его голову к себе, теплое дыхание обвеяло ухо, когда она прошептала: — Я все время о тебе думала.
Харри закрыл глаза, крепко обнимая ее, чувствуя тепло маленького, по-кошачьи мягкого тела. Второй раз за эти сутки он стоял вот так, держа ее в объятиях. И не хотел отпускать ее, знал, что этот раз — последний.
Сережка лежала у него на щеке, под глазом, словно уже остывшая слеза.
Он высвободился.
— Что-то не так? — спросила она.
— Давай сядем. Надо поговорить.
Они прошли в комнату, Мартина села на диван. Харри стал у окна, глянул на улицу:
— Кто-то сидит внизу в машине, смотрит на твое окно.
Мартина вздохнула:
— Это Рикард. Ждет меня, отвезет в Концертный зал.
— Хм. Ты знаешь, где Юн, Мартина? — Харри пристально смотрел на ее отражение в оконном стекле.
— Нет. — Она перехватила его взгляд. — Ты полагаешь, что я по какой-то причине должна это знать? Раз так спрашиваешь, а? — Голос звучал отнюдь не ласково.
— Мы только что взломали квартиру Роберта, которой, по-видимому, пользовался Юн, — ответил Харри. — И обнаружили окровавленную постель.
— Этого я не знала, — сказала Мартина, похоже с неподдельным изумлением.
— Знаю, что не знала, — кивнул Харри. — Судмедэкспертиза сравнила кровь. Иначе говоря, все ясно. И я совершенно уверен, к каким выводам они пришли.
— Юн? — выдохнула она.
— Нет. А ты, верно, на это надеялась?
— Почему ты так решил?
— Потому что изнасиловал тебя Юн.
В комнате повисла глухая тишина. Харри затаил дыхание и слышал, как она судорожно вдохнула и, прежде чем воздух наполнил легкие, снова выдохнула.
— Отчего ты так думаешь? — спросила она с едва заметной дрожью в голосе.
— Ты ведь сказала, что случилось это в Эстгоре, а насильников, что ни говори, не так уж много. Юн Карлсен — один из них. Кровь в постели Роберта принадлежит девушке по имени София Михолеч. Вчера вечером она пришла в Робертову квартиру по приказу Юна. Квартиру она открыла ключом, который в свое время получила от Роберта, своего лучшего друга. Юн изнасиловал ее, а потом избил. Она рассказала, что такое случалось.
— Случалось?
— По словам Софии, Юн впервые изнасиловал ее прошлым летом. В квартире Михолечей, когда родителей не было дома. Он явился туда под предлогом осмотра помещений. Такого рода инспекция входит в его обязанности. И именно он решает, за кем останутся квартиры.
— По-твоему, он ей угрожал?
Харри кивнул:
— Он сказал, что семью вышвырнут из квартиры и вышлют из страны, если София откажется выполнять его приказы и держать язык за зубами. Что счастье и несчастье Михолечей в его руках. И зависит от ее покорности. Бедная девочка не видела иного выхода и подчинилась. Но, когда поняла, что беременна, ей понадобилась помощь. Понадобился друг, которому можно довериться, старший друг, который, не задавая вопросов, сумеет организовать ей аборт.
— Роберт… — сказала Мартина. — Боже мой, она пошла к Роберту.
— Да. И хотя она не назвала имени, он явно понял, что это Юн. Я тоже так думаю. Ведь Роберт знал, что Юн и раньше насильничал, верно?
Мартина не ответила. Она свернулась калачиком на диване, подобрала ноги, руками обхватила голые плечи, словно озябла или хотела спрятаться внутри себя.
Наконец она заговорила, но так тихо, что Харри слышал тиканье мёллеровских часов.
— Мне было четырнадцать. Когда он это делал, я думала, что если сосредоточусь на звездах, то увижу их сквозь крышу.
Харри слушал, как она рассказывала про жаркий летний день в Эстгоре, про игру с Робертом, про злой взгляд Юна, потемневший от ревности. И как дверь уборной открылась и на пороге стоял Юн со складным ножом брата. Насилие и боль затем, когда она лежала там и плакала, а он ушел в дом. И недоумение, что птицы тотчас снова запели.
— Но хуже всего было не само насилие. — От слез голос Мартины звучал глухо, но глаза оставались сухими. — Хуже всего было, что Юн знал. Знал, что я и без угроз буду молчать. Что никогда не проговорюсь. Знал, что я знаю: если даже я предъявлю изорванную одежду и мне поверят, все равно причина и вина останутся под сомнением. Вдобавок речь шла о лояльности. Неужели именно я, дочь командира, втяну наших родителей и всю Армию в катастрофический скандал? И все эти годы, когда я видела Юна, он смотрел на меня, как бы говоря: «Я знаю. Знаю, как ты дрожала от страха, а потом плакала, тихо, чтоб никто не слышал. Я знаю и вижу каждый день твою молчаливую трусость». — Первая слезинка сбежала по ее щеке. — Вот за что я так его ненавижу. Не за то, что он меня изнасиловал, это я бы еще смогла простить. А за то, что он все время показывал мне, что знает.
Харри сходил на кухню, оторвал от рулона бумажное полотенце, вернулся в комнату, сел рядом с Мартиной.
— Не испорти макияж. — Он протянул ей полотенце. — Премьер-министр и все такое.
Она осторожно промокнула глаза.
— Станкич был в Эстгоре, — сказал Харри. — Ты отвезла его туда?
— О чем ты говоришь?
— Он был там.
— С чего ты взял?
— Запах.
— Запах?
Харри кивнул.
— Сладкий, парфюмерный запах. Первый раз я учуял его, когда открыл Станкичу дверь Юновой квартиры. Второй — в Приюте, в его комнате. И третий — когда сегодня утром проснулся в Эстгоре. Запах въелся в шерстяное одеяло. — Он смотрел Мартине прямо в глаза. — Где Станкич, Мартина?
Она встала.
— Думаю, тебе пора идти.
— Сперва ответь.
— Я не обязана отвечать, потому что ничего не сделала.
Мартина была уже у выхода из комнаты, Харри догнал ее, заступил дорогу, взял девушку за плечи:
— Мартина…
— Мне надо успеть на концерт.
— Он убил одного из ближайших моих друзей, Мартина.
Лицо ее было замкнутым, жестким, когда она сказала:
— Наверно, не стоило становиться у него на пути.
Харри опустил руки, будто обжегся.
— Ты не можешь позволить ему вот так просто убить Юна Карлсена. Как насчет прощения? Вроде бы у вас принято прощать?
— Ты веришь, что люди могут измениться, — сказала Мартина. — А я не верю. И не знаю, где Станкич.
Харри посторонился, она прошла в ванную и заперлась там. А он так и стоял.
— И ты ошибаешься насчет того, как у нас принято, — громко послышалось из ванной. — Речь не о прощении. Мы такие же, как все. Речь о спасении, верно?
Несмотря на мороз, Рикард вышел из машины и стоял прислонясь к капоту. Харри мимоходом кивнул ему, но ответа не получил.
