Глава 19
Пятница, 18 декабря. Контейнер
Четыре человека сидели в машине, которая ехала сквозь тьму и метель по дороге, окаймленной высокими сугробами.
— Эстгор вон там, левее, — сказал Юн. Он сидел сзади, обнимая за талию перепуганную Tea.
Халворсен свернул на проселок. Харри смотрел на разбросанные тут и там усадьбы, светящиеся огнями то на взгорках, словно маяки, то в рощах.
Когда Харри сказал, что Робертова квартира уже не годится как надежное укрытие, Юн сам предложил Эстгор. И настоял, чтобы Tea поехала вместе с ним.
Халворсен зарулил во двор между белым жилым домом и красным сенным сараем.
— Мы позвоним соседу, попросим его приехать на тракторе и немного расчистить снег, — сказал Юн, когда они, утопая в свежих сугробах, шли к дому.
— Ни в коем случае, — отрезал Харри. — Никто не должен знать, что вы здесь. Даже в полиции.
Юн подошел к стене дома возле крыльца, отсчитал пять досок вбок, сунул руку в снег и под дощатую обшивку.
— Вот он. — В руке он держал ключ.
В доме, казалось, было еще холоднее, чем снаружи, крашеные деревянные стены заледенели, и голоса отдавались гулким эхом. Они потопали ногами, стряхивая снег с обуви, и прошли в большую кухню с деревянным обеденным столом, буфетом, лавкой и плитой в углу
— Я затоплю, — сказал Юн, выдохнув облако морозного пара, потер руки. — Под лавкой есть дрова, но надо бы принести побольше из сарая.
— Могу сходить, — вызвался Халворсен.
— Проложите тропинку. На крыльце стоят две лопаты.
— Я с вами, — тихонько пробормотала Tea.
Снегопад резко прекратился, прояснилось. Харри курил у окна, глядя, как Халворсен и Tea в белом свете луны расчищают дорожку. В печи потрескивал огонь, Юн сидел на корточках, смотрел на языки пламени.
— Как ваша подруга отнеслась к истории с Рагнхильд Гильструп? — спросил Харри.
— Она меня простила. Ведь это было до нее.
Харри изучал свою сигарету.
— Все еще никаких соображений насчет того, что Рагнхильд Гильструп могла делать в вашей квартире?
Юн покачал головой.
— Не знаю, заметили вы или нет, — сказал Харри, — но нижний ящик вашего письменного стола был взломан. Что вы там держите?
Юн пожал плечами.
— Личные вещи. Письма в основном.
— Любовные? К примеру, от Рагнхильд?
Юн покраснел.
— Я… я не помню. Большую часть выбросил, хотя, возможно, сохранил одно или два. Но ящик был заперт.
— Чтобы Tea их не нашла, оставшись одна в квартире?
Юн медленно кивнул.
Харри вышел на крыльцо, напоследок затянулся сигаретой, бросил окурок в снег и достал мобильник. После третьего гудка Гуннар Хаген ответил.
— Я перевез Юна Карлсена в другое место, — сказал Харри.
— Уточните.
— Незачем.
— Пардон?
— Это место безопаснее прежнего. Халворсен останется здесь на ночь.
— Где, Холе?
— Здесь.
Слушая молчание в трубке, Харри догадывался, что будет. Наконец Хаген снова заговорил, тихо, но очень отчетливо:
— Холе, ваш начальник только что задал вам конкретный вопрос. Не отвечать — значит игнорировать приказ. Я ясно выражаюсь?
Харри часто думал, что как-то не так устроен, что ему бы не помешало иметь чуть побольше инстинкта выживания в обществе, какой присущ большинству. Но ему это не дано, не дано, и всё.
— Почему вам так важно это знать, Хаген?
Голос Хагена дрожал от ярости:
— Я скажу, когда вам можно задавать вопросы, Холе. Ясно?
Харри ждал. Долго. А услышав, как Хаген глубоко вздохнул, сказал:
— Усадьба Скансен.
— Что?
— Прямо к востоку, недоезжая Стрёмма, полицейского полигона в Лёренскуге.
— Так-так, — в конце концов проговорил Хаген.
Харри отключился, набрал новый номер, глядя на освещенную луной Tea, которая смотрела в сторону уборной. Она перестала чистить снег и замерла в странно оцепенелой позе.
— Скарре у телефона.
— Это Харри. Что нового?
— Ничего.
— Никаких подсказок?
— Ничего серьезного.
— Но народ звонит?
— А то! Слыхали ведь, что обещано вознаграждение. Плохая идея, по-моему. Только масса лишней работы для нас.
— Что говорят?
— Ну что они могут говорить? Описывают похожие лица, которые видели. Самое забавное: в оперчасть позвонил один парень, заявил, что Станкич у него, прикован к кровати, и допытывался, достаточно ли этого для вознаграждения.
Харри подождал, пока Скарре отсмеется.
— А как они установили, что он врет?
— Не понадобилось, он повесил трубку. Запутался, видать. Твердил, что видел Станкича раньше. С пистолетом, в ресторане. Чем вы-то занимаетесь?
— Мы… Что ты сказал?
— Я думал…
— Нет. Насчет того, что он видел Станкича с пистолетом.
— Ха-ха, фантазия у народа ого-го, верно?
— Свяжи-ка меня с дежурным из оперчасти, с которым ты говорил.
— Так ведь…
— Давай, Скарре.
Скарре переключил его, Харри поговорил со старшим и уже после двух-трех фраз попросил побыть на линии.
— Халворсен! — Голос Харри раскатился по двору.
— Да? — Халворсен вышел на лунный свет перед сараем.
— Как звали официанта, который видел в туалете парня с пистолетом, перемазанным в мыле?
— Как я могу помнить?
— Мне плевать как, вспоминай.
Эхо гудело в ночной тишине между стенами дома и сарая.
— Туре вроде бы. Кажется.
— Точно! Он и по телефону назвался Туре. А теперь, милок, вспомни фамилию.
— Э-э… Бьёрг? Нет. Бьёранг? Нет…
— Давай, Лев Яшин!
— Бьёрген. Точно. Бьёрген.
— Брось лопату, возьми с полки пирожок.
Патрульная машина ждала их, когда Халворсен и Харри двадцать минут спустя проехали мимо Весткантторг и свернули на Шивес-гате, к дому Туре Бьёргена, адрес которого дежурный получил у метрдотеля «Бисквита».
Поравнявшись с патрульной машиной, Халворсен затормозил и опустил окно.
— Третий этаж, — сказала полицейская за рулем и показала на освещенное окно на сером фасаде.
Харри перегнулся через Халворсена к окну.
— Мы с Халворсеном поднимемся в квартиру. Один из вас остается здесь, на связи с оперчастью, один пойдет с нами, будет держать под наблюдением черный ход. У вас в багажнике найдется ружье? Я позаимствую.
— Найдется, — ответила полицейская.
Ее коллега наклонился к окну:
— Вы Харри Холе, да?
— Верно.
— В оперчасти сказали, у вас нет разрешения на оружие.
— Не было.
— А-а.
Харри усмехнулся.
— Проспал первые осенние стрельбы. Но могу вас порадовать: на вторых я был третьим во всем корпусе. О'кей?
Патрульные переглянулись.
— Ладно, — буркнул полицейский.
Харри распахнул дверцу, замерзшие резиновые прокладки хрустнули.
— Ну что ж, проверим, что там с этим звонком.
Второй раз за два дня Харри держал в руках МР-5, когда позвонил по домофону в квартиру некоего Сейерстедта и объяснил перепуганной женщине, что они из полиции. И что она может подойти к окну и убедиться, а потом уж открыть. Она так и сделала. Полицейская прошла во двор, стала там, меж тем как Халворсен и Харри поднялись по лестнице.
Латунная табличка с черной надписью «Туре Бьёрген» красовалась над звонком. Харри вспомнил, как Бьярне Мёллер во время первого задержания научил его простейшему и весьма эффективному способу выяснить, есть ли кто дома. Он приложил ухо к дверному стеклу. Ни звука.
— Заряжен и снят с предохранителя? — шепнул Харри напарнику.
Халворсен достал табельный револьвер и стал у стены слева от двери.
Харри позвонил.
Затаил дыхание, прислушался.
Позвонил еще раз.
— Ломать или не ломать, вот в чем вопрос, — прошептал Харри.
— В таком случае надо сперва позвонить адъютанту полиции и получить разрешение на обыск.
Звон стекла оборвал фразу Халворсена, приклад автомата ударил по двери. Харри быстро сунул руку внутрь и отпер.
Они скользнули в прихожую, Харри жестом показал Халворсену, какие двери надо проверить. А сам стремительно прошел в гостиную. Пусто. Но он тотчас заметил, что по зеркалу над телефоном ударили чем-то твердым. Посредине выпал круглый осколок, а от отверстия, как от черного солнца, разбегались к золоченой узорной раме черные лучи. Харри сосредоточился на приоткрытой двери в дальнем конце гостиной.
— На кухне и в ванной никого, — шепнул за спиной Халворсен.
— О'кей. Будь готов.
Харри двинулся к двери. Он уже почуял. Если тут что-то есть, то именно за этой дверью. На улице затарахтел дефектный выхлоп. Вдали взвизгнул тормозами трамвай. Харри заметил, что инстинктивно сжался. Словно стараясь уменьшиться в размерах.
Стволом автомата он толкнул дверь, быстро шагнул внутрь и прижался к стене, чтобы противник не видел его силуэта в проеме. Держа палец на спуске, подождал, пока глаза привыкнут к темноте.
В свете, падавшем из гостиной, он увидел большую кровать с латунными спинками. Из-под одеяла торчали две голые ноги. Он шагнул вперед, взялся одной рукой за угол одеяла, откинул его.
— Господи Иисусе! — вырвалось у Халворсена. Он стоял в дверях и, недоверчиво глядя на кровать, медленно опустил револьвер.
Он примерился, глядя на колючую проволоку поверху ограды. Разбежался и прыгнул. Движениями гусеницы полез вверх, как учил Бобо. Пистолет в кармане ударил по животу, когда он перебросил тело через сетку. Стоя на обледенелом асфальте по другую сторону, в свете фонаря обнаружил, что здорово порвал синюю куртку. Из прорехи торчал белый синтепон.
Какой-то звук заставил его укрыться в тени контейнеров, которые ровными рядами стояли друг на друге, на большой прибрежной территории. Прислушался, глянул по сторонам. Ветер тихонько завывал в рассохшихся окнах ветхого деревянного барака.
Непонятно почему он чувствовал, что за ним наблюдают. Нет, не наблюдают, но его заметили, обнаружили. Кто-то знает, что он здесь, даже не видя его. Он обвел взглядом освещенную ограду — нет ли сигнализации. И правда нет.
Обойдя два ряда контейнеров, он нашел один незапертый. Забрался в непроглядный мрак и тотчас сообразил, что ничего не выйдет, что если уснет здесь, то насмерть замерзнет. Почувствовал движение воздуха, когда закрывал дверь, — словно побывал внутри какой-то подвижной глыбы.
Газетная бумага шуршала при каждом шаге. Нужно согреться.
Снаружи он снова почувствовал, что за ним наблюдают. Пошел к бараку, взялся за отставшую доску, потянул. С сухим хрустом она оторвалась. Ему почудилось какое-то быстрое движение вокруг. Но видел он только мерцающие огни уютных гостиниц у Центрального вокзала да темную пасть своего нынешнего пристанища. Отодрав еще две доски, вернулся к контейнеру. Там, где намело снегу, виднелись следы. От лап. Больших лап. Сторожевая собака. Следы были здесь и раньше? Он наломал щепок, прислонив доски к железной стене у самого входа в контейнер. Дверь оставил приоткрытой в надежде, что дым частью вытянет наружу. Спички из Приюта лежали в том же кармане, что и пистолет. Он поджег газету, сунул ее под щепки, протянул руки над огнем. Язычки пламени осветили ржавую стенку.
Он думал о перепуганных глазах официанта, когда тот, глядя в дуло пистолета, выгребал из карманов мелочь и твердил, что это все, больше денег нет. Хватило на гамбургер и билет на метро. Слишком мало, чтобы найти убежище, спрятаться, согреться, поспать. К тому же официант сдуру сказал, что предупредил полицию и они уже выехали. Поэтому он сделал то, что должен был сделать.
Пламя освещало снег снаружи. Его внимание привлекли собачьи следы прямо у входа. Странно, что он их не заметил, когда первый раз подошел к контейнеру. Слушал свое дыхание, которое отдавалось эхом от стенок железного ящика и звучало так, будто здесь был кто-то еще, а взгляд рассматривал следы. Он замер. Его следы пересекали след собаки. А посреди отпечатка своего ботинка он увидел след лапы.
Он резко закрыл дверь и в глухом грохоте погасил огонь, только края газеты тлели в кромешной тьме. Дыхание участилось. Снаружи что-то есть, что-то охотится на него, чует его, узнаёт. Он затаил дыхание. И тут понял: это что-то не снаружи. И слышал он не эхо своего дыхания. Оно здесь, внутри. В отчаянии он полез в карман за пистолетом и только успел подумать, как странно, что не слышно ни рычания, ни иного звука. И наконец услышал — тихое царапанье когтей, отталкивающихся от железного пола. Он успел только поднять руку — но тут челюсти сомкнулись вокруг нее, и боль заставила все мысли рассыпаться дождем осколков.
Харри оглядел кровать и то, что предположительно было Туре Бьёргеном.
Подошел Халворсен, стал рядом, прошептал:
— Господи Иисусе! Что здесь случилось?
Не отвечая, Харри отстегнул замок черной маски, закрывавшей лицо человека на кровати, вытащил кляп. Накрашенные губы и подведенные глаза живо напомнили ему Роберта Смита, вокалиста группы «Кьюэ».
— Это официант, с которым ты говорил в «Бисквите»? — спросил Харри, краем глаза осматривая комнату.
— Вроде он. Господи, что он на себя напялил?
— Латекс, — сказал Харри, тронул кончиками пальцев металлические опилки на простыне, подцепил несколько крупинок, положил рядом с полупустым стаканом воды на ночном столике. Там лежала таблетка. Харри присмотрелся к ней.
— Ненормально все это, — простонал Халворсен.
— Одна из форм фетишизма, — отозвался Харри. — И в таком плане ничуть не более ненормально, чем, к примеру, женщина в мини-юбке и в поясе с чулками, при виде которой тебя заводит.
— Униформы, — сказал Халворсен. — Любые. Как у медсестер, у парков…
— Спасибо, — оборвал Харри.
— Как по-твоему? Отравился таблетками?
— Спроси у него, — сказал Харри, взял с ночного столика стакан, выплеснул воду в лицо на подушке. Халворсен, открыв рот, уставился на инспектора.
— Не будь ты заранее уверен в самоубийстве, услышал бы, что он дышит, — пояснил Харри. — Это стесолид. Чуть похуже валиума.
Человек на кровати зевнул. Потом лицо скривилось, он закашлялся.
Харри сел на край кровати, подождал, пока до смерти перепуганные, но тем не менее крохотные зрачки официанта сфокусируются на его персоне.
— Мы из полиции, Бьёрген. Извини, что так ворвались, но нам казалось, у тебя тут есть кое-что, что мы разыскиваем. Хотя, судя по всему его тут уже нет.
Глаза на подушке дважды моргнули.
— О чем вы? — плаксивым голосом спросил Бьёрген. — Как вы сюда вошли?
— Дверь, — сказал Харри. — Вдобавок у тебя нынче вечером был гость.
Парень помотал головой.
— Так ты сказал полицейскому по телефону, — заметил Харри.
— Никого здесь не было. И в полицию я не звонил. Мой номер не распознается. Вы не можете отследить звонок.
— Еще как можем. И между прочим, я не говорил, что ты звонил. По телефону ты сообщил, что у тебя тут кое-кто прикован к кровати, и я вижу на простыне опилки от латунного изголовья. Да и зеркало вон там тоже пострадало. Он сбежал, Бьёрген?
Парень в замешательстве смотрел то на Харри, то на Халворсена.
— Он тебе угрожал? — Харри говорил тихо, монотонно. — Сказал, что вернется, если ты скажешь нам хоть словечко? Так? Ты боишься?
Бьёрген открыл рот. Возможно, из-за кожаной маски Харри подумал: заблудившийся пилот. Роберт Смит в полной отключке.
— Они всегда так говорят, — продолжал Харри. — Но знаешь, если бы он всерьез имел это в виду, ты бы уже отправился на тот свет.
Парень уставился на Харри.
— Тебе известно, куда он пошел, Бьёрген? Он взял что-нибудь? Деньги, одежду?
Молчание.
— Давай выкладывай, это важно. Он намерен найти и убить еще одного человека в Осло.
— Не понимаю, о чем вы, — прошептал Туре Бьёрген, не отрывая взгляда от Харри. — Будьте добры, уйдите, а?
— Конечно, мы уйдем. Но должен предупредить: ты рискуешь, можно предъявить тебе обвинение в том, что ты помог спрятаться беглому убийце. И в худшем случае закон квалифицирует это как соучастие в убийстве.
— Да чем вы это докажете? Ладно, я, может, и звонил в полицию. Блефовал. Повеселиться хотел. Ну и что?
Харри встал.
— Как хочешь. Мы уходим. Оденься, собери вещички. Я пришлю за тобой наших ребят, Бьёрген.
— За мной?
— Возьмем тебя под арест. — Харри сделал Халворсену знак: уходим.
— Под арест? Меня? — Плаксивость как рукой сняло. — За что? Вы же ни хрена не докажете.
Харри показал ему таблетку, зажатую между пальцами:
— Стесолид продается по рецептам, как наркотик типа амфетамина и кокаина, Бьёрген. Так что, даже если ты предъявишь рецепт, мы все равно должны арестовать тебя за хранение. До двух лет тюрьмы.
— Шутите. — Бьёрген приподнялся в постели, схватил с полу одеяло. Похоже, только сейчас сообразил, в каком он виде.
Харри пошел к двери.
— Лично я совершенно с тобой согласен, Бьёрген, норвежское законодательство чертовски сурово, что касается мягких наркотиков. Поэтому в иных обстоятельствах я, может, и посмотрел бы сквозь пальцы. Будь здоров.
— Погодите!
Харри остановился. В ожидании.
— Его б-братья… — пролепетал Туре Бьёрген.
— Братья?
— Он сказал, если с ним в Осло что случится, его братья придут за мной. Ну, если его арестуют или убьют, они придут за мной, непременно. Сказал, что его братья обычно пользуются кислотой.
— У него нет братьев, — сказал Харри.
Туре Бьёрген поднял голову, посмотрел на высоченного полицейского и удивленно спросил:
— Нет?
Харри медленно качнул головой.
Бьёрген ломал руки.
— Я… я принял эти таблетки потому только, что нервы сдали. Они ведь от этого, верно?
— Куда он пошел?
— Он не говорил.
— Деньги он у тебя взял?
— Так, мелочь. Потом ушел. А я… я сидел тут, и мне было очень страшно… — Он вдруг всхлипнул и замолчал, съежился под одеялом. — Мне и сейчас страшно.
Харри посмотрел на плачущего парня:
— Если хочешь, можешь сегодня заночевать в КПЗ.
— Нет, я тут останусь, — опять всхлипнул Бьёрген.
— Ладно. Кто-нибудь из наших зайдет к тебе утречком потолковать.
— Хорошо. Погодите! Если вы его задержите…
— Да?
— Вознаграждение остается в силе, верно?
Костер разгорелся вовсю. Пламя отсвечивало в треугольном осколке стекла, который он вытащил из разбитого окна барака. Он принес еще дров и чувствовал, что начинает оттаивать. Ночью будет хуже, но он жив. Перевязал окровавленные пальцы лоскутом рубашки, который отрезал стеклом. Челюсти собаки сомкнулись вокруг руки с пистолетом. Вокруг пистолета.
По стене контейнера плясала тень черного метцнера, подвешенного к потолку. Пасть открыта, тело вытянуто, закоченело в последней безмолвной атаке. Задние лапы связаны стальной проволокой, пропущенной сквозь щели в гофрированной железной крыше. Кровь из пасти и дырки за ухом, где вышла пуля, мерно капала на пол. Он так и не понял, что заставило пальцы нажать на спуск — собственные его мышцы или укус собаки, но он все еще словно бы ощущал дрожь, прокатившуюся по контейнеру после выстрела. Седьмого с тех пор, как он очутился в этом окаянном городе. Теперь в обойме осталась всего одна пуля.
Одной, конечно, достаточно, только вот как найти Юна Карлсена? Ему необходим кто-нибудь, кто выведет его на след. Он подумал о полицейском. О Харри Холе. Имя вроде бы не совсем обычное. Вероятно, отыскать его не составит большого труда.
