35
— Арно? Касдан.
— Хочешь поздравить меня с Рождеством?
— Нет. Надо кое-что выяснить.
— Мы оба уже не у дел, старина. Ты разве не в курсе?
— Ты что-нибудь слышал о французских инструкторах, которые в семидесятых годах давали уроки пыток в Чили?
— Нет.
Голос Жан-Пьера Арно раздавался в салоне машины. Волокин слушал молча. Он как раз раскуривал очередной косяк. В пламени зажигалки его лицо светилось, словно окруженное нимбом. Похоже, рассказ Хансена потряс парня, хотя смерть Насера и отца Оливье оставила его равнодушным.
— Можешь проверить? — продолжал Касдан.
— Я уже восемь лет как на пенсии. Да и ты тоже. На носу Рождество, и я только что приехал к детям. Такие вот дела, старичок. Ничего не поделаешь.
Жан-Пьер Арно был полковником Третьего парашютного полка морской пехоты, в восьмидесятых годах вступил в ряды военной разведки и завершил карьеру инструктором по оружию. Тогда-то Касдан с ним и познакомился. Оба они бывали на курсах, которые устраивали производители автоматического и полуавтоматического оружия.
— А не мог бы ты выяснить? — настаивал Касдан. — Обзвонить коллег? Мне нужны имена тех французских экспертов.
— Это же древняя история. Наверняка никого уже нет в живых.
— Мы-то с тобой живы.
Арно расхохотался:
— Ты прав. Подумаю, что тут можно сделать. Только после праздников.
— Нет. Это срочно!
— Старый ты хрыч, Касдан.
— Так ты мне пособишь?
— Я перезвоню завтра.
— Спасибо, я…
— За тобой должок, так?
— В точку.
Смеясь, полковник повесил трубку. Похоже, привычка Касдана не замечать, что он давно вышел в тираж, и веселила его, и огорчала.
Волокин прошептал:
— Вы сегодня ночью одолжите мне тачку?
Касдан молча покосился на него. Парень наконец раскурил косяк и улыбнулся:
— Я уже понял, что «вольво» вам как родной.
— Какой там на хрен родной? Зачем тебе моя тачка?
— Надо кое-что проверить.
— Что?
— Хочу копнуть поглубже насчет детей. И насчет голосов. El Ogro — уверен, это очень важно. Чилиец проработал в Париже двадцать лет. Я разыщу всех певчих, у которых он был регентом. Даже самых первых. Особенно их. Они вспомнят. И расскажут мне.
Касдан включил зажигание.
— У нас есть дела поважнее. Нужно разрабатывать политический след. Так или иначе, прошлое настигло Гетца.
— Здесь все связано. Дети-убийцы. «Мизерере». Чилийская диктатура. Все три жертвы одновременно преступники. Дайте мне время до утра, чтобы разобраться с этим. А завтра мы первым делом возьмемся за тогдашние франко-чилийские секретные делишки. Обещаю.
Касдан поехал по улице Шапель в сторону надземного метро.
— О'кей, — произнес он устало. — Я сойду и оставлю тебе тачку. Но не подведи меня, понял? Завтра в восемь — за работу. Рождество нам на руку. Уголовка притормозит, но и на месте стоять не будет…
— Что за чувак Маршелье, которому передали расследование? Дельный?
— Терпимый. Карьерист. В Конторе его прозвали Маршалом.
— А как человек?
— Себе на уме. Скользкий тип. Из тех, кто переспит с женой, а она и не проснется.
Волокин снова улыбнулся, опустив веки. Они подъезжали к площади Республики. Шум уличного движения. Огни. Ликование ночного Парижа. Касдану было тошно возвращаться домой. Лучше уж ночь напролет колесить по городу на пару с юным баламутом.
Не глуша двигатель, он притормозил на бульваре Вольтера, перед церковью Святого Амвросия.
— Ты умеешь обращаться с такими машинами? Особенно следи за зажиганием, оно…
— Не берите в голову. И забудьте обо мне. Эта ночь — моя.
