25
Телефонный звонок вырвал его из сна. Сердце замерло. Кровь прихлынула к лицу. Разум балансировал на грани реальности… Новый звонок.
Нет, это не телефон… Звонят во входную дверь. Касдана вдруг осенило. Это само по себе странно. Ведь внизу установлен домофон. Поэтому напрямую, стоя на пороге квартиры, никто никогда не звонил. Разве только сосед.
Он приподнялся, оценивая свое состояние. Насквозь мокрый. На теле не осталось ни единого сухого места. Сны вышли из него потом. Как и страх. Смятые простыни пропитаны следами его ужаса. Тело окоченело, словно обернутое этой тонкой, уже застывшей пленкой.
Снова звонок в дверь.
Он поднялся, даже не натянув свитер или штаны.
— Кто там?
— Волокин.
Взглянул на часы. Восемь сорок пять. Почти девять. Боже мой. Он встает все раньше и раньше. Что забыл ребенок на его лестничной клетке? Он злился за то, что его застали врасплох. И все-таки открыл дверь в кальсонах и футболке, смирившись со своей уязвимостью.
— Room-service.
Волокин держал в руке бумажный пакет с логотипом булочной. Костюм выглядел еще более мятым, чем накануне.
— Как ты узнал мой адрес?
— Я как-никак легавый.
— А домофон?
— Ответ тот же.
— Входи и закрой дверь.
Развернувшись, Касдан через гостиную прошел в кухню.
— А у вас здесь недурно. Похоже на баржу.
— Только реки не хватает. Кофе?
— Ага, спасибо. Хорошо спалось?
Не отвечая, он схватил фильтр и наполнил его коричневым порошком.
— Кошмары мучили. А все из-за тебя.
— Из-за меня?
— Дети-убийцы. Часть ночи я забивал себе голову этим дерьмом.
— Много интересного узнали?
Касдан бросил взгляд на Волокина. Опираясь о дверной косяк, тот широко улыбался.
Армянин покачал головой. Но он лгал. Ему вовсе не снились дети-убийцы. Новые кошмары ему ни к чему — своих хватает.
На этот раз он преследовал в африканских дебрях карательную экспедицию. Солдат, которые вконец распоясались, забыв о порядке и воинской дисциплине. Белые подонки грабили, насиловали, убивали… Во сне у Касдана глаза были воспалены из-за какого-то микроба или вируса. Как раз перед тем как позвонили в дверь, он наконец-то их нагнал. Расхристанные, окровавленные солдаты еле плелись под багровым дождем. В этот миг он осознал истину. Это был его отряд. Он сам — их начальник, с распухшими, воспаленными от слез и дождя глазами.
Касдан включил кофемашину. На дисплее замелькали секунды, превращаясь в тонкую черную струйку, душистую и аппетитную.
— А сам-то ты спал? — спросил он.
— Пару часов.
— Где?
— В архивах пропавших без вести. У меня сложные отношения со сном. Когда он приходит, я встречаю его с распростертыми объятиями, где бы я ни был. Беда в том, что я не сделал и трети того, что собирался сделать. Можно мне принять душ?
Касдан оглядел парня. Несмотря на белую рубашку и галстук, он выглядел как бомж. Бродяга в спортивной куртке и охотничьей сумкой через плечо.
— Давай. Пока готовится кофе.
— Спасибо. — Он вытащил из сумки довольно пухлую картонную папку. — Держите. Мой ночной улов. Я сфотографировал документы своим цифровым фотоаппаратом, а сегодня утром мне все распечатали.
— И что ты нашел? — спросил Касдан, выкладывая круассаны в фарфоровую вазу. Ему нравилась изысканность.
— Еще один пропавший без вести. Из другого хора. В две тысячи пятом. Хор при церкви Святого Фомы Аквинского. Под управлением месье Гетца, ныне покойного.
— Ты бредишь.
— Оба мы бредим. Все это следовало проверить в первую очередь. Гетц был регентом четырех хоров. В двух из них за два года исчезли два мальчика. Конечно, вы все свалите на случайность и совпадения. А я говорю вам, что Гетц был замешан в этих делах по самое не хочу. По самый член, если вы еще не поняли.
Схватив стопку документов, Касдан перелистал ее.
— Гетц причастен к этим исчезновениям, — настаивал Волокин. — Он педофил, черт побери. И один мальчишка решил за себя отомстить. Ему и его дружку.
— Ты не все знаешь.
Армянин рассказал Воло о ночном открытии. О следах, которые доказывали, что убийц было несколько. Несколько мальчишек.
Русский почти не удивился.
— Это подтверждает то, что я думаю, — заметил он. — Мальчишки восстали против своего обидчика.
— Еще слишком рано…
— Почитайте. Я прихватил и дело Танги Визеля. А я в душ.
Воло скрылся. Касдан просмотрел папку. Услышав шум воды, он подумал: а не колется ли сейчас парень? Душ — любимая уловка нариков: уединиться в ванной и предаться своему ритуалу, укрывшись за шумом струй.
Тут же им овладела другая мысль, не связанная с предыдущей. Он не станет рассказывать о странном ночном визите. «Кто там, черт тебя дери?» Может, ему все приснилось? Или в глубине коридора правда прятался мальчик, стучавший по полу деревянной палочкой? И это было действительно так ужасно, как ему показалось?
Данные о пропаже Танги Визеля не дали ничего нового. Ребята из Четырнадцатого округа провели расследование, но безрезультатно, и отправили дело в архив «пропавших без вести». То, что мальчик прихватил с собой вещи, подтверждало предположение о побеге из дома. Хотя ему было всего одиннадцать, возможно, ему удалось прожить одному, вдали от семьи.
Этот случай влился в бесконечный поток исчезновений людей во Франции. Ежегодно отдел по борьбе с преступлениями против личности, в чью компетенцию входила область Иль-де-Франс, разбирался с 3000 «потеряшек», не считая 250 неопознанных трупов и 500 страдавших амнезией, память которых следовало пробудить.
Еще один пропавший, двенадцатилетний мальчик Уго Монетье, проживал в Пятом округе, и его исчезновение во многом походило на исчезновение Танги. Он словно испарился по дороге из школы. Взял с собой вещи, что наводило на мысль о побеге. Следствие тянулось несколько недель и не принесло результатов. Легавые сравнили оба дела. Отметили много общего. Оба мальчика пели в хоре. Оба сопрано. Регентом у обоих был месье Гетц. Чилийца допросили и признали белее снега.
Армянин выпустил листки из рук и сделал хороший глоток кофе. По ассоциации он подумал об отце Паолини, приходском священнике в церкви Святого Фомы Аквинского. Как раз сегодня утром он должен был вернуться из поездки. Касдан схватился за мобильный.
Набрал номер церкви — в душе по-прежнему лилась вода.
Трубку сняли после четвертого гудка. Касдан попросил к телефону святого отца.
— Это я, — откликнулся звучный баритон.
Касдан представился и упомянул дело Уго Монетье.
— В свое время я уже все рассказал.
— Новые факты вынуждают нас возобновить расследование.
— Что за новые факты?
— Тайна следствия не позволяет мне вам ответить.
— Понимаю. Что вы хотите знать?
— Какого вы мнения о Вильгельме Гетце?
— Теперь я понимаю, куда вы клоните. Гетц убит.
— Вы в курсе?
— Да. Отец Саркис из храма Иоанна Крестителя оставил мне сообщение. Какой ужас.
По-видимому, Саркис обошел все приходы. Голос был низким, тягучим, с легким корсиканским акцентом.
Касдан добавил:
— Уточню вопрос: что вы сами думаете о возможной связи между исчезновением Уго Монетье и убийством Гетца?
— Вильгельм невиновен. Полицейские быстро отказались от этого следа. Поначалу, я припоминаю, они кружили над ним, будто стервятники. Неприятно об этом говорить, но его гомосексуализм в глазах ваших коллег, похоже, был отягчающим обстоятельством.
— Вы знали, что он гомосексуалист?
— Шила в мешке не утаишь. Как ни старался Гетц держать свою личную жизнь в тайне, он все же не мог отрицать очевидное.
— Он никогда не допускал вольностей с детьми?
— Нет. Всегда абсолютно корректен. Потрясающий музыкант. К тому же великолепный педагог. На вашем месте я бы искал мотив убийства в чем-то другом.
— А у вас есть другое предположение?
— Не предположение. Скорее, ощущение. Вильгельм Гетц чего-то боялся. Смертельно боялся.
— Чего же?
— Не знаю.
Касдан взглянул на часы: десять.
— Мне бы хотелось обсудить это с вами не по телефону.
— Когда пожелаете.
— Я подъеду меньше чем через час.
— Жду вас в ризнице. Церковь на площади Святого Фомы Аквинского, неподалеку от бульвара Сен-Жермен.
Армянин отключился, когда на пороге возник Волокин: причесанный, выбритый, сияющий, как новенькая монетка. На нем был все тот же мятый костюм, но теперь он буквально излучал свет, подобно окропленному росой пейзажу. Схватив из вазочки круассан, он умял его в два счета. Показал на папку на столе:
— Вам понравилось?
— Хорошая работа. Но дел невпроворот.
— Не спорю. Я уже начал. В службе розыска пропавших без вести и в ОЗПН. Посмотрим, не было ли других улетучившихся певчих.
— В хорах, которыми Гетц не руководил?
— Я вот о чем подумал. Мы сосредоточились на чилийце. Но у этих ребятишек есть и другая точка соприкосновения: голос — чистый, верный, невинный. Я знаю, о чем говорю: я и сам пел. Это дар. Благодать, которую ты не ценишь, пока не подрастешь. Манна небесная, исчезающая, когда ломается голос.
— Голос мог стать мотивом исчезновения мальчиков?
— Понятия не имею. А вдруг за всем этим стоит извращение, основанное на церковных песнопениях. Я всякого навидался…
Касдан подумал о диске «Мизерере», который слушал в квартире Гетца в самый первый вечер. Тот голос, который перевернул ему душу и обнажил самые болезненные ее раны. Стряхнув с себя оцепенение, он твердым голосом произнес:
— О'кей. Поделим работу. Я еду в церковь Святого Фомы Аквинского, поговорить с приходским священником. Мне кажется, ему есть что мне рассказать.
Волокин взял еще один круассан:
— А я отправлюсь в Нотр-Дам-де-Лоретт в Девятом округе. Утром, перед тем как прийти сюда, я раздобыл список участников всех четырех хоров Гетца, потом проглядел дела малолетних правонарушителей в отделе по защите прав несовершеннолетних. Если речь действительно идет о детях-убийцах, у них в прошлом могли быть неприятности с полицией.
— Я уже проверил хор церкви Святого Иоанна Крестителя и Нотр-Дам-дю-Розер.
— А я прочесал два других хора и наткнулся на одно имя. Сильвен Франсуа. Двенадцать лет. Подопечный департамента по социальной работе и здравоохранению. Был принят в хор при Нотр-Дам-де-Лоретт за свои вокальные данные, а также потому, что приход хотел сделать доброе дело. И они сорвали банк. Парень, кажется, совершенно неуправляемый. Кража. Драки. Побег. Сегодня утром хор в полном составе репетирует песнопения для рождественской мессы. Я украду малютку Сильвена и прощупаю его. Как знать, а вдруг это наш убийца?
— Ты сам-то в это веришь?
— Я верю, что если ему есть что сказать, мне он скажет. Мы с ним одного поля ягоды. Связь по мобильному.