Книга: Адское Воинство
Назад: XXXVII
Дальше: XXXIX

XXXVIII

Спецгруппе, сформированной из ордебекских и парижских полицейских, тщательно, во всех деталях описали место операции, как Эмери называл дом Мортамбо. «Полтора человека», которыми располагал Эмери, превратились в двух: учитывая серьезность происходящего, начальник жандармерии Сен-Венана предоставил бригадира Фошера в его полное распоряжение. Восемь человек разбили на четыре пары. Они должны были дежурить по очереди, сменяя друг друга каждые шесть часов. Такой график позволял обеспечить круглосуточную охрану дома. Один полицейский должен был следить за задней стороной здания, выходившей в поля, и восточным флангом. Его напарник отвечал за фасад и западный фланг. Дом имел форму почти правильного квадрата, поэтому все углы хорошо просматривались. Часы в жандармерии показывали тридцать пять третьего, и Мортамбо, взгромоздивший свое тучное тело на маленький пластиковый стульчик, обливался потом, слушая инструкции полицейских. Не высовывать носа на улицу вплоть до дальнейших распоряжений, не открывать ставни. Мортамбо ничего не имел против. Если бы он мог, то попросил бы спрятать его в бетонный бункер. Полицейскому, который будет приносить еду и сообщать новости, Мортамбо должен был открывать дверь только после условного стука. Этот звуковой код будет меняться каждый день. И конечно, никому другому открывать нельзя — ни почтальону, ни курьеру из питомников Мортамбо, ни какому-нибудь приятелю, захотевшему его проведать. Первыми заступят на дежурство Блерио и Фошер, в девять вечера их сменят Жюстен и Эсталер, с трех до девяти утра будут дежурить Адамберг и Вейренк, а затем наступит очередь Данглара и Эмери. Адамберг путем сложных переговоров, выдумав какие-то мифические причины, добился, чтобы Данглар и Вейренк дежурили в разных парах: он считал, что слишком быстрое примирение — это всегда фальшь и дурной тон. График дежурств был составлен на три дня.
— А потом что? — спросил Мортамбо, в очередной раз запуская пальцы в свои взмокшие волосы.
— Там будет видно, — неласковым голосом ответил Эмери. — Мы не собираемся нянчить тебя до скончания века, если нам удастся задержать убийцу.
— Но ведь вам не удастся его задержать, — почти простонал Мортамбо. — Нельзя задержать Владыку Эллекена.
— Так ты в него веришь? Я думал, ты и твой кузен — люди несуеверные.
— Жанно не верил. А мне всегда казалось, что в Аланском лесу действует какая-то потусторонняя сила.
— И ты говорил об этом Жанно?
— Нет, что вы. Он считал, что только отсталые люди могут болтать такие глупости.
— Но если ты веришь в Эллекена, значит знаешь, почему он выбрал именно тебя. У тебя есть причины его бояться?
— Не знаю, ничего я не знаю.
— Ну разумеется.
— Может, все дело в том, что я был другом Жанно.
— И Жанно убил молодого Тетара?
— Да, — ответил Мортамбо и принялся тереть глаза.
— А ты помог ему?
— Нет, Богом клянусь, нет!
— И тебе не совестно доносить на кузена, который только что умер?
— Эллекен требует от людей покаяния.
— Ах вот оно что. Ты хочешь, чтобы Владыка пощадил тебя. Но тогда в твоих интересах рассказать правду о том, что случилось с твоей матерью.
— Нет, нет. Я ее пальцем не тронул. Это же была моя мать.
— Ее ты не тронул. Только обернул веревку вокруг ножки табуретки, на которую она должна была встать. Никчемный ты тип, Мортамбо. Вставай, мы отвезем тебя домой. У тебя будет время поразмыслить, так уладь отношения с Эллекеном, напиши чистосердечное признание.

 

Адамберг заехал в гостиницу и обнаружил, что Эльбо устроился на его кровати, в углублении матраса, а Вейренк, проснувшийся, успевший принять душ и совершенно преобразившийся, сидит за столом и уплетает разогретую лапшу прямо из кастрюли.
— Будем дежурить вдвоем с трех до девяти утра. Тебя устраивает?
— Даже очень, я вроде бы опять пришел в норму. Невозможно описать, каково это — видеть, что прямо на тебя несется поезд. Я чуть не сдрейфил, чуть не оставил Данглара на рельсах — думал, не успею вскочить на платформу.
— Тебя наградят, — на секунду улыбнувшись, сказал Адамберг. — Почетной медалью полиции. Она целиком из серебра.
— Вряд ли. Вот если бы я настучал на Данглара, тогда бы наградили. Наверно, старик не переживет того, что с ним случилось. Гордый альбатрос, великий ум рухнул с недосягаемой высоты.
— Он уже копошится на земле, Луи. Не знает, как подняться после такого краха.
— Так ему и надо.
— Да.
— Хочешь лапши? Я один не справлюсь, — сказал Вейренк, протягивая кастрюлю Адамбергу.
Адамберг жадно поглощал чуть теплую лапшу, когда затренькал его мобильник. Он открыл его одной рукой: сообщение от Ретанкур. Наконец-то.
«Мажордом сказал, Кр.-1 подстригся в пятницу в 3 часа утра, в шоке, в знак траура. А уволенная горн. сказала, он еще в четверг вечером приехал домой подстриженный. Но горн. ненадежный свидетель, слишком жаждет мести. Ухожу от них. Займусь машиной».
Адамберг с бьющимся сердцем показал сообщение Вейренку.
— Не понял, — сказал Вейренк.
— Я тебе объясню.
— Я тоже тебе кое-что объясню, — сказал Вейренк и опустил свои длинные ресницы. — Они снова в пути.
Он взял лист бумаги со списком покупок и нарисовал на нем контур африканского континента.
— «Когда узнал?» — написал Адамберг поверх слов «сыр, хлеб, зажигалка, корм для голубя».
— «Час назад получил SMS», — написал в ответ Вейренк.
— «От кого?»
— «От друга, чей № есть у твоего сына».
— «Что случилось?»
— «Нарвались на легавого в Гранаде».
— «Где сейчас?»
— «В Касаресе, это в пятнадцати километрах от Эстапоны».
— «То есть?»
— «У переправы в Африку».
— Пошли, — сказал Адамберг, вставая. — У меня пропал аппетит.
Назад: XXXVII
Дальше: XXXIX