Весь день я гнал свой «фиат» по бесконечным извивам шоссе, останавливаясь, только чтобы заправиться бензином. Днем я миновал отдаленные минареты Стамбула, а к вечеру подъехал к болгарской границе. Это каменистый, малопригодный для земледелия уголок мира, где Турция, Греция и Болгария встречаются на одном из самых оживленных перекрестков Европы. Покинув Турцию, я оказался на своего рода ничейной земле, окруженный длинными тягачами, медленно ползущими в сторону службы болгарского иммиграционного и таможенного контроля.

За сорок минут я продвинулся на сотню ярдов. Обратившись к водителю датского полуприцепа, стоявшего на обочине дороги, я спросил, как долго, по его мнению, придется ждать, чтобы пересечь границу.

– Часов восемь, – ответил он. – Это зависит от количества нелегальных иммигрантов, которые будут обнаружены.

Болгарии как-то удалось стать частью Евросоюза, и она очень быстро приобрела репутацию самого уязвимого звена этой организации. Границы этой страны как магнит привлекают всех, кто хочет нелегально проникнуть через Болгарию на другие, более тучные пастбища ЕС, такие как Германия и Франция. Судя по виду грузовиков и пассажирских автобусов, здесь не было недостатка в аферистах и незаконных перевозчиках рабочей силы.

Я уж хотел было показать таможенникам свой значок, но, подумав, отверг эту идею: всегда есть шанс нарваться на какого-нибудь болвана, который будет рад показать агенту ФБР, кто здесь хозяин. Вместо этого я принял подготовительные меры для пересечения границы: выехал на обочину дороги и сумел как-то пробраться внутрь бесконечной вереницы машин, ждущих своей очереди. Проехав под двумя надземными конструкциями с видеокамерами и дорожными знаками, я пришел к заключению, что скоро встречусь с пограничниками.

Спустя две минуты я увидел в сгустившихся сумерках синие вспыхивающие огни машины, приближающейся ко мне по грязной обочине. Она остановилась в десяти ярдах впереди, загородив мне путь. Мужчина приблизительно моего возраста, сидевший рядом с водителем, вероятно старший по званию, неуклюже вылез из машины и направился ко мне. Он имел избыточный вес, а его форма выглядела так, словно в ней спал некто еще больших размеров. Было похоже, что сейчас он начнет кричать и отправит меня назад, в самый конец очереди.

Я знал десяток слов по-болгарски: остались в памяти со времен давнего визита. К счастью, среди них было и «извините». Я быстро произнес это слово, прежде чем болгарин успел открыть рот, и увидел, что оно, по крайней мере, смягчило сердитое выражение его лица. Про глаза пограничника я ничего сказать не мог: несмотря на поздний час, он был в солнцезащитных очках.

Дальше я продолжил говорить на английском, еще несколько раз вставив в свою речь извинения по-болгарски. Сообщил, что уже бывал в его замечательной стране и всегда восхищался дружелюбием болгарского народа. Выразил надежду, что не буду разочарован и на этот раз, поскольку сейчас нуждаюсь в помощи: я опаздываю на самолет, вылетающий из Софии.

Он проворчал что-то и посмотрел так, словно хотел сказать: его это не волнует, но тут я вручил пограничнику паспорт. Как я уже говорил, болгары – люди дружелюбные. Он недоуменно посмотрел на меня, я спокойно встретил его взгляд. Офицер открыл мой паспорт на странице, где вписаны все данные о его владельце, и обнаружил там вложенные мною купюры: пятьсот левов, что равноценно тремстам долларам США – то есть средней месячной зарплате в этой восточноевропейской стране.

Настал самый опасный момент сделки: подкуп должностного лица – серьезное преступление в законодательстве любой страны, но именно на этой стадии человек в форме имеет возможность вымогать у вас деньги, если захочет. Пять сотен, чтобы переместить вас в начало очереди? А не хотите ли выложить двадцать тысяч и еще свои часы и фотоаппарат в придачу, чтобы вас не обвинили в попытке дать взятку?

Он попросил мое водительское удостоверение и отошел вместе с ним и паспортом к полицейскому автомобилю. Машины, которые мне удалось опередить, втершись в свой ряд без очереди, ползли мимо, приветствуя гудками торжество справедливости по-болгарски. Водители, проезжая, поднимали вверх большой палец, одобряя действия офицера. Я не сердился на них: в подобной ситуации я, наверное, испытывал бы схожие чувства.

Болгарин вернулся и приказал мне открыть дверцу со стороны водителя. Было похоже, что он собирается обыскать машину. Я постарался взять себя в руки и уже был готов предъявить ему свой значок, но тут офицер залез на подножку. Теперь он стоял рядом со мной, приоткрыв дверцу.

– Можете ехать, – сказал пограничник, – только жмите на гудок.

Я принял это к сведению, а он посигналил нескольким большим трейлерам, чтобы они остановились и дали мне дорогу.

– Проезжайте между ними, – распорядился болгарин, и я под аккомпанемент шипения мощных пневматических тормозов втиснулся в узкий коридор на середине дороги, который, как утверждалось на полудюжине языков, предназначался исключительно для служебного пользования.

– Быстрее! – сказал офицер.

Уговаривать меня не пришлось.

Полицейская машина со вспыхивающими фарами шла сзади, пограничник висел на подножке – мы быстро миновали множество тягачей и одноэтажных автобусов, добравшись до ряда стеклянных будок, украшенных разнообразными гербами и огромным болгарским флагом.

Офицер, ехавший на подножке, взял мой паспорт, вошел в одну из будок и проштамповал его, позаимствовав печать у своего коллеги. Вернувшись, он отдал мне паспорт и, наверное, собирался сказать, что его сослуживец тоже должен получить мзду. Но не успел он открыть рот, как я нажал на газ и вырвался в ночь.

Я ехал быстро, свет фар пронзал тьму, освещая бесконечный лес и – словно бы жизнь в новых странах – членах Евросоюза и без того недостаточно сюрреалистична – стайки женщин в мини-юбках и туфлях на высоченном каблуке, предлагающих свои услуги у обочины дороги в этом пустынном месте. В других странах на маршрутах грузовых автомобильных перевозок стоят многочисленные рекламные щиты, а в Восточной Европе – проститутки, особенно здесь, в Болгарии.

Я миновал, наверное, несколько сот этих женщин, похожих в основном на цыганок, – их бесприютные фигурки белели в ночи. Девчонки с холодными глазами, в кружевном белье и фальшивых мехах, чья жизнь крутится между кабиной трейлера и задним сиденьем автомобиля. Если они беременеют, их услуги продаются со скидкой, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: производство сирот – единственная растущая отрасль индустрии этой страны.

«Пораймос» – вспомнил я слово на цыганском языке, которое услышал много лет назад от Билла. Теперь я наблюдал еще одну форму истребления.

В конце концов этих юных женщин сменили автозаправочные станции и кафе быстрого питания. Я въезжал в городок Свиленград, поселение с двадцатью тысячами жителей, ничем не примечательное, если не считать главной улицы, превращенной в пешеходную зону, и разнообразных магазинчиков, открытых далеко за полночь, чтобы удовлетворить нужды многочисленных водителей грузовиков.

Припарковав машину в укромном месте, я нашел в одной точке все четыре магазина, которые мне были нужны. Выбрал самый бедный из них, где, по моим расчетам, отсутствовали система видеозаписи и камеры для наблюдения за посетителями. Здесь я купил два предмета, ради которых за двенадцать часов проехал семь сотен миль, с оконечности Азии до страны бывшего советского блока: дешевый мобильный телефон и заранее оплаченную анонимную сим-карту.

Вернувшись в свою машину в темном закутке безвестного болгарского городка, окруженного сельскохозяйственными угодьями и юными цыганскими проститутками, я под единственным на этой улице фонарем позвонил на номер с несуществующим кодом зоны.