Пользуясь мобильником, который не мог быть отслежен, поскольку звонок производился через болгарскую телефонную систему, пребывая почти в абсолютной уверенности, что турецкая контрразведка меня не подслушивает, я ждал соединения, чтобы поговорить с Шептуном напрямую.

Мне надо было сообщить ему настоящую фамилию Лейлы Кумали, сказать, что она арабка и именно та самая женщина, которая была в телефонной будке. Самая важная задача любого агента, который жив и находится вдали от дома, – сообщить добытые им сведения. Это единственная страховка в случае его ареста или смерти. Еще в годы учебы я твердо усвоил: информации не существует до тех пор, пока она не передана. Более того, мне нужно было обсудить с Шептуном проблему выдачи Кумали иностранному государству и опасность того, что ее подвергнут пытке.

Раздалось не меньше пяти гудков, пока наконец я не услышал голос Шептуна.

– Кто это? – спросил он.

В Вашингтоне день только начинался, и я был неприятно удивлен, слыша его усталый голос.

– Дэйв, это я.

Я намеренно назвал его мало кому известным крестным именем, на случай, если нас вдруг подслушивали. Я старался, чтобы, несмотря на сильное волнение, голос мой звучал легко и неспешно.

Хотя Шептун, конечно, был удивлен, услышав меня, но мгновенно подхватил заданный мною тон разговора.

– Привет, что случилось? – спросил он столь же беззаботно. Все-таки этот человек был мастером своего дела.

– Помните ту женщину, о которой мы говорили, Лейлу Кумали?

– Из полиции?

– Да. Ее девичья фамилия – аль-Нассури.

– Похоже на арабскую.

– Так и есть. Это она была в телефонной будке.

На другом конце провода наступила мертвая тишина. Несмотря на профессиональное спокойствие Шептуна, его многолетний опыт и незаурядный талант разведчика, я все-таки вывел его из равновесия.

Тогда я этого еще не знал, но эффект моих слов был усилен нашими многократными предыдущими неудачами. Сто тысяч шпионов, работающих на множество разведывательных управлений, – все они, как предполагалось, искали человека, пытавшегося создать самодельное бактериологическое оружие, – все это лишь накаляло обстановку, но не проливало на ситуацию абсолютно никакого света: было непонятно, как вообще решить эту задачу. В глубине души Шептун смирился с мыслью: мы имеем дело с человеком, нигде не засветившимся, и шансы поймать его уменьшаются с каждым часом.

– Ах да, в телефонной будке, – повторил Шептун, восстанавливая прежний тон разговора, стараясь, чтобы его голос звучал так, как будто не происходит ничего существенного. – Вы в этом уверены?

– На сто процентов. Я тут встретил одного человека, который играл на музыкальном инструменте – я даже не буду пытаться произнести его название, – сделанном из кости орлиного крыла. Он показал мне видеозапись.

– Звучит причудливо, – сказал Шептун таким тоном, словно услышал что-то весьма забавное. – А вы можете продиктовать мне его по буквам? Я имею в виду имя женщины, а не название инструмента.

Я выполнил его просьбу. Далее всякий нормальный резидент поинтересовался бы, откуда я звоню, но он наверняка и так уже знал это. Учитывая характер его деятельности, все звонки на мобильник Шептуна записывались. Думаю, он успел черкнуть пару слов своему помощнику, чтобы «Эшелон» отследил, откуда ему позвонили.

Пока он ждал ответа на свой запрос, я продолжал говорить:

– У меня возникло одно опасение, Дэйв, очень сильное. Вам надо действовать неспешно, проявлять осторожность в выборе собеседника.

– В чем причина? Думаете, кто-то, использовав сказанное мною, сумеет овладеть ситуацией и нанести вред людям?

– Именно так. Мы предполагаем, что женщина может вступить с ним в контакт, но я совершенно уверен: система имеет скрытые ловушки.

– Предумышленная ошибка в случае лишения свободы, вы это имеете в виду?

– Да.

Несколько секунд он обдумывал сказанное.

– Этот парень сделал бы большую глупость, если бы не предусмотрел нечто подобного.

– И тогда мы можем навсегда потерять его след.

– Понимаю, – сказал мой собеседник. – Наступила очередная пауза, пока он обдумывал, что делать дальше. – Мне нужно обсудить проблему по крайней мере еще с одним человеком. Вы меня слышите?

Шептун имел в виду президента.

– Вы можете убедить его воздержаться от поспешных действий?

– Думаю, да. Он умный человек и, надеюсь, поймет нас. Вы сумеете закрепить успех?

– Найти этого парня? Думаю, у меня появился хороший шанс.

Я услышал в трубке легкий вздох облегчения, – наверное, его кровяное давление начало приходить в норму.

– Что ж, будем заниматься и дальше этим строго секретным делом. Мои люди постараются разузнать что-нибудь новенькое об интересующей нас женщине.

– Вы видели результаты их предыдущих усилий?

– Да, к сожалению, они мало что нашли.

– По-моему, нет смысла вновь поручать это им. Придется нам нарушить заведенный порядок. Используйте других специалистов.

– Кого же?

Проехав половину Турции, следуя милю за милей вдоль белой полосы, я впал почти в гипнотическое состояние, думая про незадачливых экспертов ЦРУ: черт возьми, должен же быть какой-нибудь выход? И где-то южнее Стамбула понял, что надо делать.

«Hai, domo», – сказал я себе.

– Я знаю одного человека. Однажды упомянул в разговоре с ним, что, если окажусь в затруднительной ситуации и мне будет нужна помощь компьютерщика, обращусь к его услугам. Его зовут Бэттлбо.

– Повторите еще раз, – попросил Шептун.

– Бэттлбо.

– Значит, я правильно расслышал. Не Бэттлбой, а Бэттлбо.

– Именно так.

– Довольно странное имя.

– Вообще-то, на самом деле его зовут Лоренцо. Он был арестован за хищение данных о пятнадцати миллионов кредитных карт.

Я слышал, как Шептун стучит по клавиатуре компьютера, по-видимому, чтобы получить доступ к базе данных ФБР. Через мгновение он заговорил снова:

– Да, вы все верно сказали. Господи Исусе, да этот парень попал в зал хакерской славы. Два дня назад был суд, и он полностью признал свою вину.

– Сколько ему дали?

– Пятнадцать лет в Ливенворте.

– Пятнадцать лет! – воскликнул я, мысленно чертыхнувшись. Такой долгий срок в исправительной тюрьме за кредитные карты? – Вряд ли он выживет.

– Что вы сказали? – спросил Шептун, услышавший мое бормотание.

– Они законченные козлы. Не зря бедный парень им не верил. Он так и предчувствовал, что у него сначала выудят всю информацию, а потом обманут.

– Я ничего не знал об этом.

– Понимаю, но вы должны вытащить его оттуда на свободу – по крайней мере, пока мы не завершим это расследование. Скажите, что его приятелю Джуду Гарретту требуется помощь. Бьюсь об заклад, что Бэттлбо превзойдет всех наших экспертов, даже не имея их возможностей.

– Довериться какому-то Бэттлбо?! Боже правый! Вы в нем уверены?

– Конечно!

– Ладно-ладно, – примирительно сказал Шептун. – А как ему связаться с вами?

– Не знаю. Если уж он сумел украсть данные о пятнадцати миллионах кредитных карт, то наверняка найдет способ.

Мы покончили с делами, и тут я почувствовал жуткую усталость.

– Перед вашим отъездом… – произнес Шептун, и его голос вдруг смолк. Я подумал, что он сбился с мысли, но оказалось, что ему просто тяжело выговорить это. – Я сказал однажды, что завидую вам, – продолжал он еще тише. – Помните?

– Конечно, это было в машине.

– Теперь больше не завидую, но очень рад, что вы там, дружище. Думаю, никто другой не сделал бы этого. Выдающаяся работа. Примите мои поздравления.

Услышать такие слова от Дэйва Маккинли – это дорогого стоило.

– Спасибо, – сказал я.

На этом беседа была закончена, но я еще долго сидел, погрузившись в раздумья. Я никак не мог понять, что же за человек Лейла Кумали, урожденная аль-Нассури: эта женщина не вписывалась ни в одну мою теорию и не вмещалась абсолютно ни в какие рамки.