Глава 11

Выйдя в холл, Алена обнаружила, что количество дожидающихся своей очереди идти на допрос свидетелей значительно сократилось. Тут оставалась лишь Натка, пьяно покачивающаяся в своем кресле, и старушка Тимофеевна, которая сидела с закрытыми глазами и таким неестественно бледным видом, что Алена сперва даже испугалась. Уж не померла ли старушка?

Видимо, этих двух доходяг полицейские оставили напоследок, надеясь, что пока они разбираются с более вменяемыми свидетелями, эти двое тоже очухаются. Ну, или если не очухаются, то, может, их показания и вообще не понадобятся. Но что касается самих сыщиц, то у них даже тени сомнения не было: Натка и Тимофеевна тут самые ценные кадры. И если с Наткой подруги уже имели счастье беседовать по поводу двух случившихся трагедий, то Тимофеевна еще представляла непочатый край работы.

Глядя на тихонько сидящую Тимофеевну, Алена пробормотала:

– А ведь Инга много раз говорила, что слышала, как старушка предрекла смерть двух человек. Мужчины и женщины. Нет, женщины и мужчины. Насти и Романа.

Так и случилось. По хронологии первой была убита Настя. Роман шел номером вторым. Тот факт, что его убийство обнаружили практически сразу, а от момента кончины Насти до момента обнаружения ее смерти прошло больше десяти часов, дела не менял. Умерли эти двое именно в той последовательности, какую и предрекла Тимофеевна. И сейчас Алена задумчиво посмотрела на старушку, пытаясь понять, что же это за человек.

Старушка сидела, не шевелясь. Глаза у нее были все так же плотно закрыты, а лицо выражало страх и покорность судьбе.

– Добрый день, – поздоровалась с ней Алена.

Но старушка не отреагировала.

– Добрый день! – повторила Алена погромче.

Даже пьяненькая задремавшая в своем кресле Натка в ответ всхрапнула и что-то пробормотала, а вот Тимофеевна как сидела в полнейшем безмолвии, так и продолжала сидеть.

Алена не привыкла пасовать перед трудностями. И продолжала приставать к старушке:

– С вами все в порядке? Вы меня узнаете?

Наконец веки Тимофеевны задрожали, а секунду спустя приподнялись.

– Добрый день, – в третий раз пожелала ей Алена.

И только теперь старушка откликнулась:

– Ох, добрый ли? – пробормотала она.

– С вами все в порядке?

Алена совсем не была уверена, что с Тимофеевной «все в порядке». Похоже, на старушку снова накатило, как уже один раз видели подруги.

– Вы как?

– Страшно мне, Аленушка, – подняла на нее наконец глаза старушка. – Ох, как страшно. Уже двое умерли по моему сказанному. Не хочу, чтобы еще и его Божья кара постигла.

– Кого его?

Но старушка не ответила. Снова низко опустив голову, она забормотала:

– Злое они мне сделали, ох, злое. Да ведь простила я их обоих давно. Почему же умерли? И она, и мальчик? Не хочу я так. Пусть бы жили, что уж, Петю теперь не вернешь. Пусть бы их… Пусть бы жили…

– Ираклия Тимофеевна, вы это о чем?

Но старушка словно бы впала в транс:

– Страшно-то как! Ох, страшно! Вот она, Божья кара какая! Не отвернуть, не отмолить. И не думала, что так страшно отомстит за меня да за Петеньку им обоим Господь. А только видно, что хотел Господь мне на что-то указать, коли допустил мне, убогой, при этом страхе тоже присутствовать.

Теперь Алена не перебивала старушку, вместо этого она старательно прислушивалась к неровному бормотанию Тимофеевны. Похоже, что старушка считает смерть Насти и Романа наказанием за какое-то зло, которое эти двое совершили в отношении ее самой или ее покойного мужа – Пети. По словам Риммы Георгиевны, своего мужа эта странная старушка очень любила и после смерти Петеньки, вероятно, получила серьезный нервный срыв, который сейчас снова дал о себе знать.

– Тимофеевна, – как можно ласковей и спокойней произнесла Алена. – А пойдемте, я вас бай-бай уложу. Ну, что вам тут сидеть, вы же устали небось?

Она где-то читала, что с людьми, пострадавшими психически, нужно общаться как можно деликатнее. Неизвестно, как это бы сработало с настоящим сумасшедшим, но на Тимофеевну ласковая речь подействовала благоприятно. Старушка обмякла, вроде как взгляд у нее сделался более осмысленным, и она позволила Алене поднять и увести себя прочь.

Двигались они очень медленно главным образом по вине Тимофеевны, которая каждый шаг делала, словно бы сомневаясь, стоит ли вообще двигаться.

Но неожиданно она повернула голову и снова взглянула на Алену:

– Думаешь, я сумасшедшая? – спросила она у нее. – Нет, я не сумасшедшая. Я просто смерть видела и знаю, что там после смерти тоже жизнь будет. И даже лучше, чем тут.

– Откуда знаете?

– Мне Петя об этом сказал.

– Ваш муж?

– Да, приходил он ко мне. Плохо мне на душе было, как он умер. Видать, почувствовал мой Петенька неладное, вот и наведался ко мне. Сказал, что все у него там хорошо. Домик мне наш будущий показывал.

– Домик?

Но Тимофеевна, не обращая внимания на Алену, восторженно продолжала рассказывать:

– Вот помру, так, Бог даст, вместе с Петей там в домике жить будем! Симпатичный такой домик, стены у него снаружи белые, известкой обмазанные, ставенки красные, на крыше труба. И цветы повсюду. И у дома, и за домом, всюду! Я ведь цветы очень люблю. Петя мой это хорошо знает. Весь дом цветами усадил, специально, чтобы тебя порадовать, так мне и сказал.

Алене окончательно стало ясно, что у старушки, что называется, уехала крыша. Но не бросать же ее теперь только потому, что она несет всякую ерунду? Уж взялась доставить бабку до кровати, надо тащить.

Алена попыталась ускорить шаги, но Тимофеевне это не понравилось.

– Не торопись ты! – произнесла она чуть ли не с досадой. – Поговорить хочу с тобой. Посоветуй, что мне делать? Знаю, что еще один человек умереть должен, чтобы я к Петеньке моему могла отправиться, а не хочу этого.

– К мужу не хотите? Правильно, чего туда торопиться! Успеете еще!

– Нет, к Пете я хочу, – возразила старушка. – Не хочу, чтобы смерть сюда снова пришла. А она идет… идет к нам, близко уже. Потому и страшно мне так.

Алене и самой уже сделалось не по себе. И дернула ее нелегкая взяться помогать Тимофеевне! Сидела себе старушка на диванчике и пусть бы сидела. Зачем Алена к ней сунулась? Теперь вот старушка взялась пророчить еще одну смерть. Две она уже накликала, теперь за третьей дело стало?!

– А кто хоть умрет-то?

Алена не ожидала, что старушка ей ответит.

Но она откликнулась, тихонько, так что Алена едва расслышала, произнеся в ответ:

– Обидчик мой.

– А кто он? Имя его сказать можете?

– Римма знает, – совсем уже тихо отозвалась Тимофеевна. – Она все про меня знает.

Тут силы совсем оставили старушку. Она замолчала и повисла на Алене бесформенным кулем. Надрываясь, Алена доволокла Тимофеевну до комнаты Риммы Георгиевны и постучала в дверь.

– Кто там?

– Я привела вашу подругу, ей что-то опять не по себе.

Было слышно, как у Риммы Георгиевны что-то упало, а сама она вскрикнула. Через мгновение дверь отворилась, и на пороге Алена увидела тещу министра. Лицо у нее было искажено от волнения, которого Римма Георгиевна и не пыталась теперь скрывать:

– Все утро Ираклия со мной была, ни на минуту ее от себя не отпускала, а как от следователя вышла, смотрю – нет ее. Искала, звала – нет. Где вы ее нашли, душенька?

– Внизу, в холле, где мы все собирались.

– Выходит, она была у другого следователя, – произнесла Римма Георгиевна.

– Могу я положить ее?

– Она снова что-то говорила? У нее был приступ? Да не молчи ты!

Римма Георгиевна так волновалась, что, сама того не замечая, перешла с Аленой на «ты».

– Был приступ, – подтвердила Алена. – Только чего вы так волнуетесь? Сами же говорили, что это ничего не значит.

– Заведи ее, – коротко распорядилась Римма Георгиевна. – И на кровать уложи. И одеялом укрой.

И когда Алена выполнила все эти указания, она осведомилась:

– Что она на этот раз говорила?

– Смерть предрекла.

– Кому?

– Обидчику своему.

– Ах, вот оно как!

И Римма Георгиевна замолчала. Вид у нее был растерянный и испуганный. И Алена решила спросить:

– Неужели вы в это всё верите?

– В то, что предсказания моей подруги сбываются? Верю.

Алена с сомнением взглянула на Римму Георгиевну. Эта женщина казалась ей на редкость здравомыслящей и даже суховатой. Вот уж про кого Алена бы никогда не подумала, что она может верить в мистику, так это про нее!

– Но почему?

– Потому что предсказания Ираклии сбываются. Уже были случаи.

– Всегда сбываются?

– Всегда.

Алена молчала, не в силах уразуметь, правду говорит Римма Георгиевна или притворяется, с непонятной самой Алене целью водит ее за нос?

– И кто же обидел Тимофеевну? Настя? Роман?

Римма Георгиевна кивнула головой:

– Настя ее сильно обидела, и Филипп тоже.

– А Роман?

– Нет, Роман нет. Вообще не пойму, при чем тут этот мальчик. Он гораздо позднее появился.

– Позднее чего?

Римма Георгиевна взглянула на Алену и тяжело вздохнула:

– Не хотела бы я говорить, да, видать, придется грязное белье перед тобой потрясти. Я так поняла, этот следователь, которого Филипп пригласил, он ваш близкий друг?

– Он муж моей лучшей подруги.

– Тогда я вас с подругой попрошу передать ему мои слова… Вернее, предупреждение.

– Хорошо. Передавайте.

Но Римма Георгиевна не торопилась приступать к объяснениям, а все чего-то бормотала о своем:

– Я в пророчества моей бедной Ираклии верю, – шептала она, избегая глядеть на Алену и глядя при этом в сторону. – Всегда она правду предсказывала. Сколько ее знаю, всегда ее слова сбываются. И значит, Филиппу и впрямь смерть угрожает. Так что расскажу, может, сумеем все вместе придумать, как беду от него отвести. Если вдуматься, то он не так уж и виноват. Это все племянница моя начудила, ее задумка. А Филипп что… Известное дело, если мужчина – голова, то женщина – шея. Куда шея захочет, туда голова и повернется. Как Настя ему сказала, так он и сделал. Его-то лично это дело не касалось, вот он и уступил, не подумал, что к такой беде эта его уступка приведет.

Алена уже ровным счетом ничего не понимала, просто сидела и ждала, когда Римма Георгиевна прекратит говорить загадками и начнет уже изъясняться нормальным языком.

И она начала:

– Петр – муж Ираклии ей и вместо сына, и вместо отца был. Очень она его любила, им одним только и жила. Но и он, надо отдать должное, тоже ее очень любил. Дружно они жили. Да и чего не жить – ни злобы в них обоих не было, ни жадности, ни глупости. Славные люди. Петр другом моего покойного мужа был, я всегда с удовольствием Петю у нас принимала. И Ираклия мне сразу же по душе пришлась. Славная такая была, молоденькая совсем, во всем меня слушалась. Ну, и Петя хороший был человек, нравился он мне. Больше, чем кто-либо другой.

И кинув на Алену встревоженный взгляд, торопливо пояснила:

– Не так, как мужчина, а вообще, как человек.

– Хорошо, я понимаю. И что же случилось с этим замечательным человеком?

– Заболел наш Петя. Тяжело занемог, в больницу лег. Я-то с внуками далеко была, за границей я телефон свой выключаю, чтобы денег лишних не тратить. Хоть зять у меня и при государственной должности, а транжирить лишнюю копейку я все равно не люблю ни свою, ни чужую. Да и что, думала я, может случиться? Дочь, зять, внуки – все при мне. Когда я уезжала, Петя хоть и не вполне здоров был, но такой беды ничего не предвещало. Как гром среди ясного неба. На пляже лежала, когда Настя моей дочери позвонила. Я еще удивилась, что это она звонит? Случилось чего, спрашиваю? Тогда и узнала, что Петя умер от сердечного приступа, и что похороны через три дня.

– И, вы вернулись в Россию?

– Вернулась. Дочь с зятем на отдыхе остались, а я прилетела. Настя меня в аэропорту встречала и сразу же оправдываться начала. Мол, не ожидала, что дело настолько серьезное, а то бы дала, конечно, денег.

– Каких денег?

– Как я понимаю, Ираклия, когда Петя неожиданно слег и срочная операция ему понадобилась, ко всем подряд за деньгами обращалась. И к Насте обратилась.

– И та ей отказала?

– Отказала. Но я ее не осуждаю. Кто Насте этот Петя был? Она его и знать-то толком не знала. Разве что слышала, может, что есть у меня такие друзья – Ираклия и Петр. Нет, я Насте другое простить не могу.

– Что же?

– Ираклия ее слезно просила, чтобы Настя нашла бы способ, сообщила мне, что Петя умирает, что деньги на операцию нужны…

– А вы бы дали?

– Я? – удивилась Римма Георгиевна. – Конечно, дала бы! Это же Петр!

– Наверное, много денег было нужно.

– У дочери бы в случае чего заняла, – возразила пожилая дама. – Для Пети мне ничего не жалко было, тем более денег.

Алене казалось, что она хорошо понимает сейчас чувства старой дамы. Что деньги? На них не купишь ни часа жизни для того, кого любишь.

– Но вам не удалось помочь старым друзьям, потому что Настя вам позвонила, уже когда поздно было?

– Вот именно. И этого ей ни я, ни Ираклия так простить и не могли. Ну, чтоб Насте стоило чуть раньше звонок сделать? Все было бы сейчас по-другому. А Настя просто отмахнулась от Ираклии – своих дел много, не стала себе голову чужой бедой забивать. Ираклия с Петей ждали от меня весточки, да так и не дождались. Петя умер, а Ираклия… Она стала странной.

– Сошла с ума?

– Нет, буйной или там совсем уж помешанной она не стала. Да и сказать откровенно, некоторые странности за ней и прежде водились. По монастырям любила ездить, по святым местам. Меня с собой звала. Только я до таких поездок не большая охотница, а вот Ираклия частенько ездила. И вещи странные потом говорила. Дескать, голоса слышит, советы они ей дают или даже предостерегают, когда нужно. Вот когда Петя умер, я у нее и спросила, что же ее святые ее мужа-то не уберегли.

– А она?

– Серьезно так на меня взглянула и сказала, что Петя нынче уже не страдает, кончина до срока ему как искупление оставшихся грехов послана, чтобы на том свете в хорошем месте оказаться. Своей ранней смертью он все грехи-то свои и смыл, будет теперь ее дожидаться. А вот тем людям, которые в его смерти из-за черствости и жадности своей повинны, кара будет свыше послана.

– Это она про Настю?

– И про Филиппа тоже.

– А его-то за что? – удивилась Алена. – Ираклия ведь к Насте за помощью обращалась, а не к ее мужу.

– Филипп тоже денег мог Ираклии дать. Фактически мои деньги у него и лежали. Я знаю, у него уж и приготовлено было, чтобы мне долг вернуть. Он мне перед отъездом хотел эти деньги отдать, да я в сборах захлопоталась и сказала, что пусть вся сумма, что мы с дочерью ему одалживали, у него побудет. А как вернусь, так и распоряжусь.

– Но он ведь не мог знать, что вы захотите эти деньги своей подруге отдать.

– Спросить-то ведь мог! И сумма как раз подходящая была, Пете бы на операцию и искусственный клапан как раз хватило. Только и он, как и Настя, сказал, что нас всех на отдыхе тревожить не захотел. Деньги у него так и остались лежать, я их после взять не захотела. Грязными они мне показались, что ли.

Но в этот момент в комнате раздался тихий и при этом очень внятный голос:

– Грех ты ему с души снять не захотела, вот что.

Алена с Риммой Георгиевной повернулись и увидели Ираклию, которая сидела на кровати.

– Зло в нашей семье с тех пор поселилось, – комкая в руках одеяло, быстро заговорила старушка. – Я-то им простила, а ты, Римма, не захотела. Винила ты их, осуждала, все время про вину их твердила, злоба в тебе поднялась. Вот зло в ответ к нам и пришло.

– Ираклия, я-то чем виновата? Зачем ты меня винишь?

– Не могу я тебе всего объяснить. И слов-то я таких не нахожу, чтобы все сказать, и чтобы вы меня поняли. А только одно вам скажу: торопитесь, ибо Филипп следующий. И скоро это случится, на дни, если не на часы счет пошел. Только глаза закрою, так и слышу, как его имя ангелы выкликают. Знать, скоро он уже с женой и мальчиком будет. Скоро и мне за ними последовать придется.

Алене стало совсем не по себе в этой комнате. Ну, не любила она таких штук. Да еще и вид у обычно мирной Ираклии сейчас сделался грозным, словно у настоящей прорицательницы и жрицы судьбы. А руки ее, такие вроде бы маленькие и сухонькие, комкая одеяло и простыни, рвали их буквально в клочки.

Сама не заметив как, Алена оказалась за дверью. Сила, которую продемонстрировала только что перед ней Ираклия, напугала Алену. И она впервые задумалась об этой старушке не как о существе слабом и нуждающемся в опеке и покровительстве, а как о самой настоящей психически больной личности.

И Алена принялась рассуждать про себя:

– Если она винит Настю и Филиппа в смерти своего мужа, то вполне вероятно, что она могла желать смерти Насти. Ну, и Филиппа тоже. Но только при чем тут Роман?

Смерть мужа Ираклии произошла не вчера, с тех пор минули годы. Присутствие же Романа в семействе Филиппа измерялось куда более скромно – считаными месяцами.

– Чем же Роман-то старушке не угодил? Он с ее мужем даже и знаком-то не мог быть! За что же его приговаривать к смерти?

Так в сомнениях Алена и побрела к себе, но по дороге передумала и решила сначала заглянуть к Филиппу. Чувство долго подсказывало сыщице, что надо предупредить Филиппа о том, что старенькая Тимофеевна предрекла ему скорую кончину.

– Пусть пойдет к старушке, помирится с ней. Авось она его простит и кончину его отменит.

Рассуждая так, Алена отдавала себе отчет в том, что если она считает Тимофеевну способной карать или миловать Филиппа, значит, автоматически считает старушку и причастной к смерти Насти и Романа. По крайней мере, к смерти Насти – это уж точно.

– В лес старушка с ее склонностью к припадкам вряд ли могла добраться. А вот до комнаты Насти – запросто.

Да и справиться со спящим человеком не так трудно. Ночью во сне Настя представляла из себя беззащитную жертву, и даже Тимофеевна при некотором усилии могла с ней справиться.

– Но как же быть с обрывком платья и жемчужинкой? – тут же осекла саму себя Алена. – Они-то принадлежат Натке, тут даже никакой экспертизы не надо, и так видно, что это от ее наряда.

Так в сомнениях Алена и дошла до комнаты Филиппа. И замерла, услышав голос Залесного за дверью:

– К сожалению, проведенный нами во всем доме обыск положительных результатов не дал. Следов пропавших драгоценностей твоей жены найдено не было.

– Плевать мне на цацки! – раздался в ответ голос Филиппа. – Настя – погибла! Роман – убит! Убийцу ищите! Что вы пустяками-то занимаетесь?

– Убийцу или убийц мы тоже ищем, не волнуйся. Но я знаю, что прошлую ночь ты провел отдельно от своей супруги.

– Да, это так.

– И могу я спросить, что послужило тому причиной?

– Мы с ней немного повздорили.

– И в чем была причина вашей ссоры?

– Да в общем-то никакого особого повода не было. Я повысил на нее голос, она на меня надулась. Знаешь, как это бывает между супругами?

– К сожалению, знаю.

Голос Залесного прозвучал печально. Супружеские размолвки были известны ему не понаслышке.

– Ну, тогда ты понимаешь, почему я не пошел вечером в нашу с женой спальню, а предпочел провести ночь пусть и не в столь комфортных бытовых условиях, но зато спокойно и без ощущения, что рядом лежит смертельно обиженная женщина.

– А прощения ты у нее просить не пробовал?

– А смысл? Извиняться за то, в чем я не считал себя виноватым? Нет, я не стал этого делать. Конечно, если бы я знал, что Настю убьют той же ночью, и мы расстанемся навсегда, я бы повел себя совсем иначе. Но повторяю: на тот момент это была рядовая бытовая размолвка, которые случались между нами довольно часто. Каждый раз просить прощения – мне это стало надоедать уже давным-давно. Я просто ждал, когда настроение у жены переменится, обида забудется, и мы с ней сможем вернуться к обычной нормальной жизни.

– И все же, где ты провел минувшую ночь?

– Я был… Я ночевал в гостиной. Там есть несколько диванов, вот на одном из них я и подремал пару часиков. Можешь спросить у тети Маруси, по моей просьбе она принесла теплый плед, чтобы я мог укрыться.

– Да, она упоминала об этом. Но также, по ее словам, плед ты попросил у нее около одиннадцати часов вечера. А вот спать улегся лишь около трех.

– Она что, следила за мной? – удивился Филипп.

– Не важно. Отвечай, это правда?

– Ну… да. Я долго гулял.

– Один?

– Нет, не один. Я позвал своего… зятя, и мы с ним отправились на прогулку.

– Не самое подходящее занятие для новобрачного, ты не находишь? И как отреагировала на него твоя дочь?

– О чем ты?

– Как отнеслась Евлалия к тому, что ты утащил у нее мужа, выдернул его прямо из их теплой супружеской постели?

Филипп явно растерялся. А когда ответил, то голос его звучал раздраженно:

– Не знаю, может быть, ты не заметил, но моя дочь уже далеко не девочка. У нее и до Романа было множество мужчин. Так что она могла немного потерпеть. Мне было необходимо переговорить с Романом, вот и все.

– По обмолвкам ваших родственников, я так понял, что этот брак был устроен целиком и полностью тобой?

– Почему же целиком и полностью? Да, это я познакомил мою дочь с Романом. Познакомил, не скрывая своего расположения к Роману.

– А на чем оно основывается? Могу я узнать?

– Роман – успешный предприниматель, у него крупный, динамично развивающийся бизнес по торговле живыми срезанными и горшечными цветами.

– Цветочный бизнес, говоришь? – пробормотал Залесный задумчиво. – Это ты про ту маленькую палатку на рынке, арендатором которой номинально числится твой зять?

Филипп молчал. Алена, стоящая за дверью и слышавшая этот разговор, беззвучно ахнула. Выходит, успешный бизнес Романа – это обман! Залесный выяснил, кем на самом деле был погибший молодой человек.

Но это был еще не конец. Самое интересное Алене еще только предстояло услышать.

– Причем именно, что зять твой в этой палатке только числится арендатором, так как всем там заправляет его мать – Короткова Юлия Николаевна. Кстати, тебе знакомо это имя?

На сей раз Филипп ответил:

– Что у меня может быть общего с какой-то базарной торговкой? – вырвалось у него.

– Хотя бы то, что Роман – ее родной сын.

Какой еще сын? Ведь Роман – сирота! Алена хорошо помнила, как Евлалия рассказывала трогательную и душещипательную историю о том, как маленький Роман оказался круглым сиротой, но не поддался обстоятельствам, вырос, выучился, а потом начал и успешно развил свой цветочный бизнес.

Но теперь получается, что все наоборот? Родители, по крайней мере мать, у Романа есть, а вот бизнеса-то как такового и нет? Но если у Романа есть мать, то почему ее не было видно на свадьбе?

Между тем Залесный продолжил разговор. И теперь голос его звучал увещевающе:

– Ну же, Филипп, не пытайся меня убедить, что ты не знал об истинном положении дел. Кто угодно, но только не ты. Прежде чем дать согласие на брак дочери и Романа, ты должен был досконально проверить и прошлое жениха, и особенно его финансовое состояние. Ты не мог не знать, что дела у молодого человека, за которого ты отдаешь свою дочь, увы, обстоят совсем не блестяще. Единственный источник дохода для них с матерью – это маленькая цветочная палатка, где даже наемных работников нет, всю работу выполняют они сами.

Слышавшая все это Алена прямо оторопела. Ее так и подмывало просунуть голову в дверь и громко спросить: какая еще цветочная палатка? А как же розы из Африки, идущие нескончаемым потоком через оптовые цветочные склады, принадлежащие Роману? Выходит, ничего этого нет?

Но Алена понимала: стоит ей сделать нечто подобное, как захватывающей беседе, свидетельницей которой она стала, тут же придет конец. Так что она взяла себя в руки и продолжила слушать.