Глава 11
Эрабор лежал на кровати в незнакомом ему месте. Всё его тело сводило болезненной судорогой. Кожа была красной, как у варёного рака. Через неё отчётливо виднелись набухшие пульсирующие вены. Мужчина чувствовал неприятную назойливую колкую боль в правом боку и груди. Голова сильно ломила. Слабость и изнеможение сковали лихорадящее горячее тело.
К Эрабору подошла женщина с распущенными, почти до пояса, русыми волосами и преподнесла к его синеющим губам деревянную кружку с каким-то отвратительно пахнущим отваром.
— Он выживет? — спросил обеспокоенно Фрост, зайдя в комнату.
— У него судорожный жар, я попытаюсь сбить его, но это мало чем поможет, только дарует время, — объяснила лекарка, вливая мерзкий отвар насильно Эрабору в горло.
— Значит, надеяться не на что, — огорчено протянул король.
— В его теле яд, однозначно ничего сказать нельзя. Нужно избавиться от отравы, но у меня нет нужного на то средства, — пояснила лекарка.
— А что это за средство? — поинтересовался Форас, как-то переменившись в лице.
— Сок алого шафрана.
— И где можно найти этот алый шафран?
— Высоко в горах, его очень тяжело отыскать в снегу, да и то место, где оно произрастает, проклято.
— Проклято? — переспросил, не сдержав смешок, Фрост, — цветок, растёт в снегу, это как? Должно быть ты меня дуришь.
Лекарка стояла с серьёзным лицом, выражавшим спокойную уверенность.
— Напрасна твоя надменность, в этом вся и загвоздка, что это так и есть на самом деле. То место — владение Халлота, бога холода и смерти, и этот цветок символизируют его капли крови.
— Что это за бред? — не понимал Фрост.
Никто не обратил на то, как скрипнула дверь и раздались медленные шаги.
— Это вовсе не бред, — вмешался в разговор Кроук, с волнением глядя на женщину.
— Чушь, какая, — продолжал не верить Форас.
— А зря, — сожалеюще бросила в ответ женщина, — если ты чего-то не видел в своей жизни, это не значит, что этого не существует.
— Да, да, конечно же, придумали сказку, — надменно рассмеялся Фрост.
— Здесь не над чем смеяться, она не обманывает тебя, — предупредил черноволосый кальхеймец, — раньше какой-то мужчина всё время приносил ей эти цветы в обмен на какой-то странный порошок и…
— Кроук! — перебила рассказчика лекарка.
— А что тут такого, я хочу знать, что с ним случилось, — заинтересованно спросил Фрост.
— Как обычно он ушёл в эти горы, но потом уже не вернулся, — окончил историю кальхеймец.
— Да бросьте, в горах с ним могло случиться что угодно! — продолжал не верить король.
— Думай, как хочешь, я смогу отварами поддерживать в нём жизнь три-четыре дня, — сообщила лекарка.
— Сколько дней пути до этого цветка? — спросил Форас.
— Если сейчас утро, то где-то к завтрашнему полудню ты достигнешь горы.
— Неужто, ты один собрался отправиться в горы? — удивился Кроук.
— Если это спасёт его, то да, — твёрдо произнёс король.
— Но ведь ты же не знаешь дороги, да и идёшь на верную смерть!
— У меня нет времени на поиски желающих меня сопроводить.
— Хотя бы поговори с Огильдом, — посоветовал Кроук.
— Коль уж ты идёшь в горы, то принеси мне ягоды можжевельника, цветы шалфея и кору берёзы, я сделала жаропонижающий отвар из последних запасов, что у меня были, — попросила женщина.
— А разве шалфей цветёт в августе? — удивился Фрост в очередной раз.
— Здесь всё не так, как на вашей земле, — ответил, улыбнувшись, Кроук.
Король озадаченно пожал плечами, подойдя к Эрабору.
— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты жил, — пообещал уверенно Форас, смотря рыцарю в слезящиеся раскрасневшиеся глаза, после чего покинул дом лекарки.
Пепельно-серое небо нагромоздилось над цветистыми холмами. Сухой едва тёплый ветер слегка хлестал по лицу.
— Как он там? — поинтересовался здоровьем рыцаря Огильд, провожая взглядом мрачную фигуру короля.
— Еле живой, — отозвался огорчённо Фрост.
— Никогда не доводилось знать случаев, когда человек выживал после укуса дрэксора, обычно израненные умирали на месте, — сказал кальхеймец, устремляя взгляд вдаль реки.
— Спасибо за то, что не обнадёживаешь понапрасну — ответил Форас, спускаясь с пригорка на тропу.
— Куда это ты? — спросил Огильд.
— В горы… Лекарка, сказала, его спасёт только алый шафран, — произнёс, не оборачиваясь, на ходу Фрост.
— И как же ты собрался его найти? — усмехнулся удивлённо Криольд, идя вслед за королём, — ты же не знаешь дороги!
— Сориентируюсь как-нибудь.
— В ваших землях все люди так самоуверенны?
Форас резко остановился и медленно повернулся к собеседнику со словами:
— Если ты хочешь помочь, то зачем тебе все эти вопросы?
В ответ Огильд кротко улыбнулся.
Посмотрев по сторонам, Фрост пребывал в замешательстве:
— А где все лошади? — смутился он, минуту погодя.
— Мы держим всех лошадей в конюшнях, а разве у вас не так? Или ты думал, что мы настолько дикие? — усмехнулся со скрытной наглостью кальхеймец.
— Признаться честно, я и понятия не имел, каков ваш народ и никогда не думал об этом, — искренне ответил Форас, глядя собеседнику в голубые глаза.
— Хм, — задумчиво буркнул Огильд, — конюшни там, — помолчав, сказал мужчина, указывая на большой деревянный дом, возле которого были разбросаны небольшие намокшие охапки сена.
Мужчины, не проронив ни единого слова, оседлали лошадей и выехали на размытую ливнем тропу. Путники долгое время были безгласны, пока кальхеймец не нарушил тишину неожиданным вопросом, сильно озадачившим короля:
— Человек, которого ты желаешь спасти, он ведь прислуживает тебе, не так ли?
— А с чего ты взял, что он мне прислуживает? — полюбопытствовал Фрост.
— Он бросился спасать тебя ценой своей жизни… у нас тех, кто так защищает ярла, называют Танху, в честь первого воина-прислужника. Но ярл никогда не стал бы так печься о Танху, как вы о своём воине, — ответил Огильд. — Скажу больше, я знаю, вы знатных кровей, не так ли?
— Ты, безусловно, прав, но я не хотел бы, чтобы ты это кому-то говорил, я вижу в твоих глазах негодование и презрение к таким, как я, но нам просто необходимо иметь у себя под боком слуг, — ответил Форас.
— Да, я ценю свободу и тех людей, которые готовы безукоризненно её подарить, среди знати таких нет, и никогда не будет! Нищий отдаст последний кусок несчастному, а богач пройдёт мимо, стараясь не поднимать своего напыщенного взора на бедолагу.
Фрост замолчал в растерянности.
— Но, а если ты из этой знати, я пожму тебе руку, потому что прийти в незнакомую землю, не боясь за свою голову, надо быть, либо смельчаком, либо самоуверенным безумцем. А что уж тут говорить про спасение слуги, здесь, однозначно, попахивает геройством, — усмехнулся Огильд.
— Я восхищён твоим рассуждением! — сказал Форас, — на самом деле, этот человек — мой придворный рыцарь, но он мне больше чем слуга. Так получилось, что однажды перед охотой он вбежал ко мне как безумный в покои и уверенно заявил, что против меня готовится заговор среди моих стражников. Я ему не поверил… мы жестоко поругались с ним, я поставил ультиматум, что, мол, лишу его всех рыцарских привилегий и посажу в клетку, как зверя, если он попытается меня преследовать. Но, оказалось, правда была на его стороне… меня хотел застрелить из лука капитан стражи. Человек, которому я искренне доверял. Он натянул тетиву и нацелил стрелу прямо мне в лицо. Я думал, что моя жизнь уже скоро будет обручена со смертью, как вдруг из кустов выскочил Эрабор и отрубил мерзавцу руку. Я отделался только лёгкой царапиной от стрелы, когда она пробила кожаный наплечник. С тех пор, этот поступок возвысил в моих глазах этого человека, и я поклялся перед богами отплатить ему тем же самым, если это будет в моих силах.
— Так значит вы правитель той самой земли, откуда прибыли?! — удивился Огильд, — как-то невдомек, получается, — слегка обескуражено произнёс молодой воитель.
— Перестань, я тоже был молод, тоже сражался, я знаю и вкус боли и вкус крови, я многим обязан за свою жизнь, убережённую от холодных рук смерти, жизнь во дворце меняет тебя, власть портит, делает тебя высокомерным и равнодушным к проблемам крестьян. Поверь, править — это что нести анафему на сердце. А в ваших землях я почувствовал себя свободным, равным, путь так и будет, пока я не вернусь домой, — с твёрдостью заявил Фрост.
— И всё же, признайтесь, вами движет отнюдь не чувство жалости к своему народу? — пытался добраться до истины Огильд.
— А что такое царство, когда в нём кроме тебя никого нет? — смутил встречным вопросом собеседника Форас. — И давай будем общаться на равных, давно я не испытывал такого удовольствия от свободы.
— Как скажешь, и всё же ты не ответил на вопрос, — улыбнулся Криольд.
— Каждый в этом мире, кроме своей шкуры, чем-нибудь, да дорожит, но это не повод забывать о других, которым кто-то так же дорог, как и тебе, — ответил Фрост.
— Неужто именно люди из ваших земель, которых я считал кровожадными чудовищами и бессердечными варварами и вандалами, пришли в наши мирные земли двадцать лет назад и начали убивать и уводить в рабство беззащитных детей, женщин и стариков?! — в замешательстве предположил спутник, припомнив изводившие его душу минувшие дни.
— Не смей так больше говорить! Наши господа хоть и бывают гнусными, но не до такой степени! — возмутился король с угрюмым оскорблённым лицом. Помолчав, он добавил: — не на нас этот грех, наша вера запрещает нам творить такие жестокие подлые вещи.
— А кто тогда были эти люди? Они, как и вы, прибыли на серых лошадях, на доспехах они носили изображения, а их спины прикрывали плащи, — подметил кальхеймец.
— Понимаешь, ту не всё так просто, — начал объяснения Фрост. — Наша земля — Тавриния, когда-то была целой, но потом разразилась война и держава раскололась на несколько независимых частей. Наша земля — Сноуглэйд, на юге нейтральный Вэтфэльд, на юго-западе враждебная страна бесчинства и изменников Форлианд, на юго-востоке обособленная от других стран неприступными горами Вудвельд. Люди Сноуглэйд остались верными издревле почитаемым богам, а Форлианд, наплевав на старину, уничтожили все священные храмы и создали новую религию. Но на самом юге материка находится ещё одна страна, куда более великая и сплочённая чем Тавриния — Альвиония. Как раз ей-то Форлианд и Вэтфэльд выплачивают ежегодную дань. Мой прадед выгнал Форлиандских гонцов из города, сняв с них все драгоценности и роскошные одежды, которыми они пришли красоваться и выказывать этим своё якобы превосходство. Для нас железо и вера всегда были ценнее золота.
— У нас золото — проклятый метал, тот, кто носит его, никогда не попадёт в Глоригард.… В царство бога солнца и жизни Энлода, в мир незыблемого покоя, — поддержал беседу Огильд.
— Я так толком-то и не понял, что произошло около двадцати лет назад, на нас накинулись поселенцы, озлобленные и ненавистные, как львы, над которыми будто бы издевались всю жизнь.
— В то время, похожие на вас люди, прибыли в наши мирные земли и учинили там ужасную бойню. Мы называем то место «кровавым полем», из-за алых маков, которые теперь там растут в память о погибших.
— Твой друг сказал, что ты сын бога, что это он имел ввиду?
— Ха-ха, это всё ерунда, бред, не больше, — усмехнулся Огильд, стараясь уйти от вопроса.
— А всё же у тебя есть отличия от своих соратников, — подметил Фрост.
— Это вы из-за глаз? — изумился кальхеймец.
— Да. Голубые глаза сразу обращают на себя внимание. Самые известные голубоглазые — это знатный род Тронэров из Форлианда. — поведал Форас.
— То есть ты хочешь сказать, что я бастард господ!? — в недоумении воскликнул ожесточенно Огильд, — да быть того не может!
— Да не тревожься ты. Совпадения и догадки не всегда дают нам истину, — улыбнулся Фрост.
— Когда я родился, у меня не было отца, — начал свой рассказ кальхеймец с опечаленным серьёзным лицом. — Я был не похож на остальных, из-за этого мать называли блудницей, и очень часто издевались над ней, да и чего уж там, презирали и питали омерзение. Тогда-то и родилось заблуждение, что, мол, я сын бога войны Криольда. А кто мой отец, я понятия не имею, да и не желаю знать, кто эта скотина, что обрекла мою мать на мучения.
— Рано или поздно истина откроет пред тобой свои врата, и ты всё узнаешь о своём прошлом, и неважно, хочешь ты этого или нет, — пообещал Фрост, похлопав собеседника по плечу.
Путники так увлеклись разговором, что не заметили, как скрылись за пузатыми холмами деревянные домики. Извилистая тропинка вела всё выше и выше, становясь менее приметной.
— Лекарка просила принести ей кору берёзы, ягоды можжевельника и цветки шалфея, — разрушил молчание Форас, залюбовавшись сапфирно-синими полями из васильков, шалфея и колокольчиков.
Огильд остановил лошадь, взял с седла замшевый мешочек и вошёл в сине-голубое море цветов.
— Можжевельник вон за тем утёсом — оповестил короля кальхеймец, указывая на огромную отвесную скалу, поросшую изумрудно-зелёным и бурым мхом. Набив до отказа мешочек розово-голубыми цветками шалфея, Огильд направился к одиноко стоящей в поле берёзе с поникшей пышной кроной. После того, как аккуратно срезав молодую кору ножом, мужчина взял ком земли и замазал небольшую ранку.
— Что за чудо природа! Уже осень почти наступила, а травы всё благоухают и ещё в цвету, поразительно! — восхитился с изумлением Фрост.
— Я удивлю вас ещё больше, в Кальхейме не бывает зим, — с улыбкой произнёс Огильд.
— Как же это так?
— Есть три времени года, — начал увлечённо рассказывать Криольд, запрыгнув в седло. — Сейчас подходит к концу «пора Плодородия». Когда же цветы начнут опадать, земля черстветь, а на холмах поднимется полынь, тогда начнётся «Сухая пора». В это время не бывает дождей, а ветер сгибает верхушки деревьев, а то бывает, срывает крыши и ломает хрупкие деревца и кустарники. Когда полынь пожелтеет, в траве появляется коричневая сухая колючая трава. Следующей порой будет «Водянистая». Его определяют с появлением первых гроз и яростных ливней. Река выходит из своих берегов, а возле болот начинают расти водяные колючки с листьями наполненными влагой. Полынь к этому времени уже высыхает. В полях же появляются синие лопухи, мы называем их «мокрянниками», а после тянутся ввысь розовые цветы водяники чёрной. Когда дожди затихают, мокрянники высыхают, зацветает чертополох, покрывается листьями ясень и начинается цветение всех этих изумительных трав.
— Странная, но великолепная земля! — сказал с восторгом Форас.
— С этим не поспоришь, — подтвердил Огильд, — но не всё так прекрасно, как кажется. Очень тяжело выжить в последующие две поры. Всё зависит от урожая. А в «Водянистую пору» многие люди, особенно дети и старики, страдают язвенной болезнью, от которой очень трудно потом оправиться. А в «Сухую пору» новорождённых и детей, особенно девочек, преследует «холодная костянка» — страшная болезнь, которая сильно ослабляет и истощает тело и размягчает кости. А во время цветения ветер разносит много пыльцы, от которой многие страдают, а некоторые даже умирают от удушения.
— Мой народ тоже живёт в не лёгких условиях. Голод терзает тела до изнеможения и смерти. А некоторые люди, и вовсе обезумев, начали поедать себе подобных, — с ужасом в глазах поведал путнику Фрост.
Путники поднялись на утёс и, перед ними открылась невероятной красоты картина. Величавые хребты Калькарос вздымались заснеженными вершинами под самое поднебесье. Вдалеке, на горных склонах можно было разглядеть барбарис, синие цветы горечавки и пурпурные стрелы аконита. Со всех сторон к подножию хребтов тянулись золотисто-жёлтые поля с голубыми и рыжими проблесками колокольчика и львиного зёва. Сосны и лиственницы возвышались над морем цветов.
— Ваша земля меня всё больше и больше поражает, — улыбнулся король, поглядывая по сторонам.
— Нужно спешить, уже полдень, путь не так уж и близок, — предупредил Огильд, — не успеем дотемна найти ночлег, рискуем быть разорванными на куски. С закатом солнца, в этих полях бродят ужасные кровожадные хищники.
Наконец мужчины достигли подножия хребтов Калькарос. Здесь, среди лиственниц, сосен и валунов, поросших мхом, разросся можжевельник. Кальхеймец спустился с коня и начал собирать голубые ягоды в мешочек. Вдруг издалека в сторону путников помчалось двое коренастых мужчин на конях в кожаных нагрудниках с медвежьим и волчьим мехом. Фрост сразу же обратил на них внимания, глядя с тревогой, как стремительно они приближаются.
— Огильд, посмотри туда, — отвлёк мужчину Форас, указывая на приближающихся кальхеймцев.
— Бес бы побрал этих патрульных Лодскрока! — ненавистно протянул Криольд, завязывая замшевый мешочек, набитый ягодами можжевельника.
— Интересно, зачем они патрулируют поля? — обескуражено произнёс Фрост.
— Они из Танху ярла, я знаю их, — присмотревшись, сказал Огильд.
— Это хорошо? — поинтересовался обеспокоенно спутник.
— Лучше повстречаться с Дрэксором, чем с ними, — ответил угрюмо кальхеймец.
Танху остановили лошадей и, не слезая с них, с надменностью начали докучливый выпытывающий разговор.
— О, Огильд! вот уж кого не ожидал увидеть в таких нелюдимых местах, — усмехнулся с удивлением лысый мужчина с серой бородой и тёмно-русыми усами.
— Что вы здесь делаете? — раздался грозный басовитый голос второго патрульного — тоже лысого мужчины, но со щетинистым лицом и длинным в пол спины русым хвостом.
— Да вот лекарка Айсэль попросила привезти ей ягоды можжевельника, — попытался отвязаться Огильд.
— А кто это с тобой? Я его никогда раньше не видел, — с подозрением спросил бородатый кальхеймец.
— А я знаю, кто это, я видел его вчера у нашего ярла, он из чужеземцев! — воскликнул второй патрульный, слезая с коня.
— Оставьте нас, — попросил Огильд.
— По закону ярла, любого чужеземца в землях Кальхейма ожидает смерть! — поддержал своего спутника бородатый мужчина, спрыгнув с лошади и приложив руку к рукояти меча.
— Не нужно так поступать, Янс — предупредил Криольд, схватив за руку Танху, желавшего выхватить меч из ножен.
— Отойди в сторону, если не желаешь лечь рядом с ним! — пригрозил патрульный с хвостом, обнажив клинок.
— Он же не желает вам зла! — сердился Криольд.
— Закон ярла есть закон, — спокойно произнёс Янс, смотря Огильду в глаза.
— В бездну эти глупые законы! — сорвался кальхеймец, — я не позволю вам его убить!
— Дорога в Шэдэльвинтер твоей предательской душе! — крикнул оскорблено Танху с хвостом.
— Не смей меня называть предателем, — сквозь зубы оскорблено выдавил Огильд.
— Молчал бы лучше, сын блудницы, — глумливо усмехнулся патрульный.
На эти слова, Криольд, ничего не сказал расхохотавшемуся обидчику, он только лишь отвернулся от него и приложил руку к древку боевого топора. Неожиданно мужчина резко развернулся и вонзил стальное лезвие Танху в голову. Лошади патрульных перепугались и бросились наутёк.
— О, чёрт! — закричал перепугано Янс, — Огильд, ты труп! — рассвирепел в ту же секунду он и, обнажив клинок, стремительно бросился в атаку. Криольд взял в руку второй топор и отпрыгнул от удара. Янс наступал на противника, совершая размашистые рубящие удары от плеча. Огильд ловко уклонялся и избегал нападений, выжидая благополучный момент для контратаки.
— Дерись, проклятый трус! — озлобленно заревел Танху. В этот момент Огильд сделал встречный удар по мечу обоими топорами. Отвёдя оружие соперника в сторону Криольд, ударом головы разбил противнику нос. После этого он саданул его топором в бедро. Янс отпрянул назад, провёл ладонью по кровоточащей ране, облизнул кровь и взбешённо вновь бросился в атаку. Огильд издал воинственный клич и скрестил оружие с противником. Танху попытался ударить Криольда ногой, но тот изловчился и не только избежал нападения, но и успел рубануть соперника по плечу. Янс зарычал, как дикий медведь — боль не останавливал его. В надежде пронзить противника, он совершил роковой выпад. Огильд уклонился и хладнокровно вогнал топор сопернику в лицо. Руки Танху тут же задрожали, ослабели, а пальцы отпустили рукоять. Сокрушённый противник рухнул на землю.
— Что же теперь будет? — спросил беспокойно Фрост, подходя к своему спутнику.
— Они сами напросились… — сухо ответил Огильд, утирая с лица кровь платком, — оттащим трупы в кусты, — предложил кальхеймец, волоча тело Янса к зарослям можжевельника. Форас потащил другого убитого следом. Незаметно уложив трупы в можжевельнике, путники оседлали лошадей и, как ни в чём не бывало, продолжили путь в горы.
К вечеру путники достигли небольшой деревушки, окружённой высоким плётнем, который обвивал колючий плющ с золотистыми цветочками. Без происшествий переночевав в таверне, ранним утром, едва зыбкий туман рассеялся, путники покинули деревушку и продолжили свой нелёгкий путь.
— Здесь придётся оставить лошадей, — сказал Огильд, привязывая верёвку уздечки за корявую невысокую пихту. Фрост последовал примеру спутника.
Каменистая горная тропинка становилась всё уже и уже. Кусты барбариса сменились синими цветками горечавки и пурпурными стрелами аконита. Вскоре и эта растительность исчезла. Встречались только серые угрюмые камни, обросшие бурым и золотистым мхом.
— Холодновато становится, — потирая оголенные плечи, сказал кальхеймец.
Король Форас огляделся вокруг. Внизу маячил зелёными верхушками сосновый и лиственничный лес. Вдали, за пузатыми пёстрыми холмами, виднелось извилистое серо-серебристое течение реки Фреддо.
Внезапно Огильд остановился.
— Что такое? — спросил Фрост.
— Дальше нет смысла идти, теперь придётся карабкаться, — пояснил кальхеймец, накинув на плечи шерстяную куртку, — взгляни наверх.
Король задрал голову и поразился увиденному. Вокруг горных пик, утопавших в густых молочно-серых облаках, кружилась безутешная метель. Отчётливо слышался свист бушевавшего на вершине ветра.
— Приходилось взбираться на горы? — поинтересовался Огильд, надевая на сапоги железные когти.
— Давным-давно, тогда я был ещё молод, — ответил Форас, так же облачивший в шерстяную куртку.
— Тогда вам это будет нужнее, — сказал кальхеймец, протягивая королю когти для сапог и крюки.
— А как же ты? — обеспокоенно произнёс Фрост.
— За меня не волнуйтесь, мне не привыкать, — усмехнулся Криольд и, вонзив боевой топор в скалу, начал взбираться до заветной цели. Его спутник, медленно и осторожно карабкался следом.
Когда же мужчины поднялись на очередную тропу, на их плечи падали крупные хлопья снега, которые, долго не задерживаясь на одежде, тут же исчезали. Со всех сторон завывал свирепый горный ветер, а над головой нависли мрачные серые облака, низвергавшие ливень из мелких колких кристалликов льда.
— Веет холодом, — поёжился Фрост.
— Значит, мы уже почти пришли, — пояснил Огильд, выдохнув густое облако пара.
— Надеюсь я не окоченею до того как мы найдём эти треклятые цветы, — буркнул король, время от времени потирая мерзнувшие руки.
Чем выше поднимались мужчины, тем мрачнее становилось вокруг. Ветер становился разъярённее, заставляя танцевать хлопья снега и кристаллики льда. Казалось, путники всё больше утопали в грозных пепельно-серых облаках, где властвовали безутешные зловещие метели. Угрюмые чёрные скалы и камни пребывали в плену у льда и снега. Промёрзшую каменистую землю схоронили сугробы.
— Чёрт побери, где же искать эти цветы!? Здесь кругом только снег и лёд! — рассердился Фрост, то и дело, увязая по колени в сугробах.
— Тот, кто ищёт, тот всегда найдёт. Мы пришли, нам сюда, — утешил Огильд, своего взволнованного спутника, указывая на огромную арку из крупных костей каких-то невиданных животных.
— А ты уверен, что нам туда? Как-то мне не по себе становится, — обеспокоенно протянул король.
— Отсюда начинаются владения бога смерти и холода Халлота, ступив за эту арку, мы попадём в его мир, где нас никто живыми не ожидает, — сообщил кальхеймец.
— Ну, не можем же мы уйти с пустыми руками? — заявил Фрост и уверенно пошёл к костяной арке.
Как только король ступил на проклятую землю, раздался жуткий раскат, будто бы где-то вдалеке раскололась скала. Со всех сторон, неизвестно откуда на мужчину, жадно разинув клыкастые пасти, ринулись змеи из ледяных, словно хрусталь, костей. Но сам Фрост их не видел, он лишь почувствовал ледяное дыхание свирепого ветра.
— Ложись! — закричал Огильд, видя надвигавшуюся опасность, и бросился, что есть сил, спасать своего спутника. Кальхеймец сбил короля с ног и повалил лицом в снег. Ледяные змеи, не имея сил остановится, разбились в клочья друг об друга, издав пронзительное надломленное звонкое шипение.
— Что за ужасный звук это был? — испуганно произнёс Фрост, немедленно поднимая ошеломлённое лицо из холодного снега.
— Уже не важно,… нужно как можно быстрее отыскать цветки алого шафрана! — скомандовал Криольд, поднимаясь из сугроба и обнажая топоры.
— Но где, же их искать, здесь же, кругом только скалы, да лёд?! — оторопел Форас, чувствуя приближение неотступного страха.
Огильд внимательно осмотрелся по сторонам. В глаза ему бросился обледенелый свисающий невысокий утёс, на который вела заснеженная тропа с обмёрзлыми чёрными валунами.
— Я думаю, они под тем утёсом, — сказал неуверенно кальхеймец, указывая на притягивающую взгляд скалу.
— Что-то ты не совсем уверен, — ответил недоверчиво Фрост.
— Если снег будет рыхлый, значит цветы там, — твёрдо произнёс Огильд и направился к обледенелому утёсу. Форас шёл следом, встревожено оглядываясь по сторонам.
Буря становилась всё ужаснее. В небе царило абсолютное столпотворение: мрачное чёрное небо низвергало град и крупные хлопья снега, гонимые дикими порывами обжигающего хладом ветра. Мороз покалывал лицо.
Как только путники достигли заветной цели, с утёса начали срываться хрустальные сосульки размером с меч. Огильд не успел увернуться от неожиданной напасти, отчего осколок льда вонзился ему в ногу.
— Чёрт! — яростно крикнул кальхеймец, судорожными руками вытянув сосульку из бедра.
В это время Фрост торопливо начал раскапывать рыхлый снег. Его руки почти оцепенели от холода, как вдруг он победно вскрикнул:
— Нашёл!
— Уходим скорее отсюда, пока живы ещё! — перекрикивая свирепый шум метели, произнёс Огильд, туго перевязав кровоточащую рану куском волчьей шкуры.
— Чёрт, кажется, я увяз! — прокричал обеспокоенно король, стараясь вырваться из снежного плена, но ноги как будто бы сковало змеиной хваткой.
— Держись! — подавая древко боевого топора на вытянутую руку, приказал Криольд. Как только Фрост уцепился за оружие, кальхеймец, что есть сил, потянул короля на себя. Форас, дрожа, с трудом поднялся на ноги. В руке было крепко сжато несколько алых цветков с чёрными жилками. Мужчины сквозь неистово бушующую метель начали искать дорогу обратно. Внезапно бешеные завывания ветра разрезал устрашающий хриплый хохот.
— А что это ещё такое?! — пятясь, испуганно произнёс король.
— Не смей далеко отходить от меня, иначе сгинешь здесь! — предупредил спутника Огильд, пытаясь что-нибудь разглядеть через снежную занавесь.
Неожиданно хриплый смех повторился и из мрака бури с мечом в костяных руках вышел разъярённый скелет, облачённый в железные проржавленные доспехи. Он незамедлительно нанёс рубящий удар от плеча по кальхеймцу, который, в свою очередь, успел парировать нападение и атаковать соперника свирепым выпадом. Топор пробил доспехи, но каким-то чудом застрял в костях. Скелет, не обращая внимания, нанёс следующий удар, и эту атаку Огильд смог отразить. Но мертвец не сдавался. Он упорно старался задержать мужчин и обречь их тела нескончаемому сну в горных снегах.
— Уходи! Я прикрою! — приказал Криольд, сражаясь с ожившим мертвецом.
Фрост, пробираясь с трудом через сугробы, направился к костяной арке. Но как только он прошёл несколько метров, за ногу его крепко схватила сухая рука мертвеца. Не прошло и полминуты, как снежный покров разверзся, и показалась костяная голова, прикрытая кольчужным шлемом.
— Огильд! — закричал испуганно Форас, пытаясь вырвать увязшую в сугробе ногу. Кальхеймец в этот момент отразил удар мертвеца и срубил ему его мерзкую извергающую холод и хрип голову. После этого Криольд помчался к спутнику на помощь, прихватив с собой ржавую шашку поверженного чудовища. Молодой воитель издал боевой клич и одним свирепым ударом разрубил хрупкий череп мертвецу, приготовившемуся вонзить секиру в Фроста. Кальхеймец отдал спутнику шашку и помог ему выбраться из зловещих козней мертвецов. По округе вновь пронёсся хриплый жуткий смех.
— Нужно скорее убираться отсюда! — встревожено произнёс Огильд, сдавливая замёрзшими руками рукояти боевых топоров. Форас кивнул в ответ и, держа оружие наготове, поспешил покинуть эти проклятые места.
Арка была не так уж и далека. Оставалось совсем немного, как вдруг из-под ледяной корки вырвались костлявые руки, затем показались головы мертвецов. Вскоре десяток разъярённых скелетов с топорами и мечами преградили путникам путь. Глаза мертвецов загорелись сапфирно-голубым сиянием и чудовища ринулись в атаку. Путники отбивались, как могли. Хотя мороз и холод сильно ослабили их тела, они не сломили боевой дух. От чудовищ во все стороны разлетались отсеченные кости и черепушки, но место поверженного противника тот час занимал другой.
Тяжёлая битва лишила Фроста сил сражаться. Выронив меч из оцепеневших рук, мужчина пошатнулся и упал лицом на ледяную корку. Огильд же всё ещё продолжал биться с нечестью. Из-под волчьей шкурки, закрывавшей рану на ноге, медленно сочилась кровь, а холодный ветер изматывал кальхеймца всё больше и больше.
Мертвец навис над Фростом, как тень лесов над поляной. Он надломлено хрипло засмеялся и, занеся над своей волосатой головой массивный двуручник, приготовился казнить Фораса, но внезапно раздался громкий хруст, а затем уставшее тяжёлое дыхание Огильда. Кальхеймец вырвал из позвоночника скелета топор и, чудовище своими ветхими костями рухнуло на корчившегося от стужи короля Фроста. Пока путь к выходу был свободен, Криольд взвалил тело Фораса на плечи и, что есть сил, превозмогая усталость, пошёл к костяной арке. За спиной воитель слышал пугающее хриплое рычание взбешённых мертвецов, бегущих за его головой. Когда до спасения осталась всего пара шагов, за ноги кальхеймца крепко схватили костяные руки, впивая пальцы в плоть. Огильд положил тело Фроста и начал рубить назойливые сухие кисти мертвецов. Орда скелетов стремительно приближалась, во мраке метели горели их ужасные голубые глаза.
— Чёрт побери! Фрост, спасайся! — дико закричал Криольд, отмахиваясь топором от пробивающихся из-под снежной корки костяных рук. Король в ту же минуту глубоко вздохнул и, дрожа от лютого холода, медленно пополз к арке. Вскоре он пересёк проклятую черту и, изнеможённо лежа на спине, закрыл остекленевшие от страха и мороза глаза.
А в это же самое время, мертвецы пытались утянуть Огильда под снег, чтобы их соратники смогли порубить его на куски, но кальхеймец не сдавался. Он неотступно боролся за свою жизнь. Отчаянье уже было охватило его сердце, но тут кальхеймец разбил выглянувший из-под снега череп топором и успел переползти заветную черту. Скелеты бросили свои оружия в Кальхеймца, но как только смертоносная сталь перелетела за костяную арку, она мгновенно развеялась в чёрную пыль и унеслась бешеным ветром в мрачные небеса. Мертвецы некоторое время ещё посматривали кровожадным свирепым взглядом на чудом спасшегося кальхеймца, после чего, хрипло прорычав, скрылись в необузданной дикости метели.
Огильд дрожащими от холода руками вытащил из-за пазухи меховой бурдюк с медовухой, сделал пару глотков и промыл рану на ноге, после чего, слегка отдышавшись, открыл бесчувственно лежавшему на снегу спутнику рот и медленно влил немного крепкого обжигающего напитка ему в горло. Мгновение и Фрост закашлялся, приподняв голову. На щеках розовый румянец начал разгонять мертвецкую бледность и синеву.
— Всё кончилось? — сам не свой спросил Форас у кальхеймца, с ничего не понимающим пустым взором.
— Нужно спешить, близятся сумерки, — угрюмо произнёс Огильд, ополоснув заледеневшие руки медовухой.
— Я совсем не чувствую пальцев! — взволновался Фрост, смотря на посиневшую кисть левой руки.
— Вот, возьми, — сказал Криольд, протягивая бурдюк королю, — оботри руки.
— И всё равно я не ощущаю пальцев левой руки! — испугался Форас, как безумный, потирая друг об друга ладони.
— Дааа, — протянул, смятённо Криольд, — видать, дело плохо.
— Не уж-то я сгину здесь?! — закричал отчаянно Фрост.
— Я не позволю, — сказал Огильд, — поднимайся, у меня есть идея, — вдруг решительно произнёс кальхеймец, подавая спутнику руку.
Когда мужчины наконец-таки вышли из заоблачной туманности гор и начали спускаться по отвесному склону, солнце пламенным золотисто-рыжим шаром уже утопало за горизонтом, оставляя на голубизне небосклона, вырвавшегося из пепельно-серого плена, горящие алые следы.
— Неужели нам удалось это сделать? — изумился Фрост, отвязывая от пояса верёвку. На этот вопрос Огильд с достоинством и уважением, положив руку спутнику на плечо, твёрдо ответил:
— Я буду сражаться под твоим флагом и готов пролить свою кровь, если потребуется за такого человека, как ты.
Король с некоторым восторгом благодарственно посмотрел на кальхеймца, после чего крепко обнял его, как родного брата.
— Солнце вот-вот зайдёт, нужно спешить, — предупредил с беспокойством в голосе Криольд.
Путники благополучно добрались до своих лошадей и под покровом заката стремительно поскакали в поселение. Фрост всё это время был занят мыслью о войне, несмотря на то, что левая кисть руки ужасно ныла, а побелевшие пальцы едва двигались. Король обрёл окрыляющую надежду, и хотя эта боль, как казалось королю, была разменной монетой, она, по сравнению с грёзами о победе, не стоила ничего.
