Солнце заходило за горизонт, когда к южному контрольно— пропускному пункту 5–ой ремонтной базы, что обслуживала военный флот Акритской метрополии, подъехал эскорт, состоящий из десяти гражданских машин, чьи окна были наглухо тонированы. Набитые хорошо вооруженными людьми, черные электромобили растянулись по всей дороге, которая проходила вдоль высокой стены, оснащенной мощной системой охраны.

В первой машине эскорта на заднем сиденье сидели два человека. Первый из них, Альберт Прайс, набирал номер на интеграторе, в то время как второй — Аксель Кларк, немного приопустил окно, разглядывая охранников, сидящих за окошком третьего этажа контрольно — пропускного пункта. Внезапно охранники повскакивали со своих мест и подняли руки, когда на посту появились вооруженные люди. Но для Акселя это не было неожиданностью. Это были его люди — сторонники «Седьмой печати», которые работали на верфях на самых разных должностях, начиная от рядового техника, заканчивая начальником смены.

Спустя некоторое время ворота КПП открылись.

Оказавшись на огромной территории ремонтной базы, чья земля имела черный маслянистый цвет, эскорт неторопливо последовал к величественному крейсеру, который гордо возвышался над прочей техникой и завалами ржавеющего металлолома. То тут, то там на землю падали снопы искр от проводимых сварочных работ, а рабочие, встречавшиеся на пути, недоуменно разглядывали проезжавшую мимо процессию.

— «Гиперион Прайм»… — задумчиво произнес Альберт. — Моё детище… Когда я ещё владел «Меридианом», я финансировал проектирование этого крейсера. Мне нужен был флагманский корабль, обладающий впечатляющей разрушительной мощью…

— Интересно, для каких целей? — проявил любопытство Аксель, повернув голову в сторону Прайса.

— Целей? — Альберт улыбнулся. — Я не только военный, Аксель, я ведь ещё и бизнесмен. Тогда я вкладывал деньги только в то, что в перспективе увеличивало бы стоимость моей частной — военной корпорации. Я лишь хотел откусить изрядный кусок бюджета метрополии…

В то время у меня были огромные резервы, полученные в результате крышевания литийского наркосиндиката. Налаживая связи в протекториях метрополии, разбросанных по западной Европе, я обнаружил весьма любопытную деталь: умы тамошнего населения, обложенного непомерными налогами, тяготели к независимости. Оставалось лишь предпринять пару отработанных манипуляций…

— Вот здесь можно поподробнее, — перебил его Аксель, разглядывая в окно, как вооруженные боевики забираются по трапу «Гипериона Прайма», распугивая немногочисленных рабочих.

— Тебе это зачем? — Альберт замолчал и, сделав серьёзный вид, поправил черные очки на своей переносице.

— В качестве рабочего материала для одной моей… пока ещё гипотезы…

Альберт хмыкнул и отмахнулся.

— Одним пообещаешь найти способы обойти эмбарго со стороны метрополии, которое должно было бы последовать за декларацией о независимости, другим дашь денег, третьим ещё чего-нибудь пообещаешь…

— А разве метрополия не подчинила бы себе их обратно военным путём? — спросил Аксель.

— Ещё Тиберий, за несколько лет до своей смерти, своим указом перевел легионы, расквартированные в протекториях, на плечи самих протекторий, пытаясь закрыть гигантскую дыру в бюджете, образовавшуюся в результате военной кампании на южноамериканском континенте. Самое интересное, что и рекрутов в эти легионы набирали из местного населения, — Альберт сложил руки на трость. — Мартин только пришел к власти после распада Триумвирата, а армия, обескровленная крупномасштабным урезанием средств указами Тиберия, не смогла бы решить проблему сепаратизма в протекториях одним махом. А гражданской войны Мартин явно не желал…

— Но ведь когда Мартин пришел к власти, бюджет был пуст… — изумился Аксель. — Каким образом ты хотел обогатиться за счет бюджета?

— Схема была проста, — усмехнулся Альберт, — ты просто упускаешь фактор времени. Из резервов «Меридиана», расположенных на акритских счетах, я начинаю финансировать постройку «Гипериона Прайма», оживив тем самым экономику метрополии. Часть этих денег, уже в виде различных налогов, вернется в бюджет. Не забывай также и о бремени протекторий, обложенных непомерной данью.

Со временем, когда крейсер будет построен, бюджет обрастёт изрядными сливками, которые можно было бы снять с помощью ранее озвученных методов. Декларация о независимости заставила бы Мартина, который на тот момент не имел достаточно сил, обратиться за помощью ко мне. Разместив этот корабль в Западной Европе, я вынудил бы протектории вернуться к первоначальным отношениям с Акритом. В итоге, контракт с метрополией по охране выгодных Акриту отношений с протекториями принес бы на счета «Меридиана» хорошую прибыль… Плюс активы корпорации увеличились бы на стоимость строительства этого чуда инженерии…

— Всё, — внезапно произнес Аксель, увидев, что по трапу спускаются люди с поднятыми руками, — Артур подал знак, что крейсер под нашим контролем, нужно идти…

Разместившись в кресле капитана «Гипериона Прайма», Альберт, надевший по этому случаю парадный военный китель, украшенный изящным аксельбантом, достал из кармана небольшой металлический чехол. Аккуратно раскрутив цилиндр, Прайс вынул матовый стержень и вставил его в небольшое отверстие диска, расположенного на подлокотнике. Диск зажужжал, сделал несколько поворотов вокруг своей оси, после чего ключ — стержень медленно погрузился внутрь. Набрав на клавиатуре определенную комбинацию символов, полученную от вундеркинда Кевина Эйккена, Альберт нажал кнопку ввода, после чего застыл в ожидании. Аксель, чей взор в это время напряженно наблюдал за происходящим, стоял рядом, изредка оглядываясь на боевиков, что разбрелись по тускло освещенной рубке управления имперским крейсером.

Внезапно пространство помещения стал заливать призрачный свет от вспыхивающих экранов, расположенных на капитанском мостике. Боевики, заняв места за приборами «Гипериона Прайма», поочередно отрапортовали о полной боевой готовности корабля.

— Я же говорил, Аксель, что у нас всё получится… — радостно потер ладоши Альберт. — Включить двигатели, курс на хребет Брукса…

— Есть, сэр… — произнёс один из пилотов.

— Аксель, я тебя высажу по дороге. Отправишься на Эритею, сообщишь по ячейкам, что время пришло. А я пока слетаю за нашей будущей армией… — Прайс, достав из нагрудного кармана сигару, огляделся по сторонам. — Кто-нибудь, найдите мне на этом корабле пепельницу, надо обязательно отпраздновать это событие, черт возьми…

Томас ДиАнжело испытывал мучительные страдания, находясь в подвешенном состоянии уже третьи сутки. Стальные цепи, привязанные к его рукам, уходили вверх по каменной стене, создавая на посиневших и окровавленных запястьях Томаса напряжение, которое тот, впрочем, уже не чувствовал.

Онемевшие руки дополнялись различными симптомами обезвоживания, отчего ДиАнжело, пребывая в обмороке, безвольно свесил голову на грудь.

Внезапно в потухшем сознании Томаса возник образ его покойной мачехи, которая сначала долго смотрела на него, после чего подошла и ударила его ладонью по щеке. Это виденье, порождённое серьёзным нарушением водного баланса в организме, заставило Томаса приоткрыть ссохшиеся веки.

Будучи высоко подвешенным над уровнем дна карьера, Томас вяло посмотрел вниз на пустые прогулочные боксы и посадочную площадку, огороженную множеством контейнеров, расставленных в определенном порядке. Но с возвращением сознания вернулись и физические страдания. Солнце, стоящее в зените, нещадно обжигало тело Томаса.

— А — а — а… — чуть слышно выговорил обреченный на смерть, приоткрыв пересохший рот.

Собрав силы, он приподнял голову и уже заорал настолько громко, насколько смог.

— А — а — а — а — а — а — а…

Этот жест отчаяния заставил его посмотреть вверх и увидеть маленькую чёрную точку. Но он даже не придал этому значения, так как в тот же миг провалился в небытие…

Феликс Грув, расхаживая по кабинету, был полностью погружен в свои мысли. Неожиданная смерть Эсмонда Мортиса, который был ключевым элементом в теневых схемах начальника «Социального лепрозория», принесла последнему кучу проблем. Перебирая в голове варианты дальнейших действий, Феликс пребывал в довольно скверном настроении. Поэтому, когда в кабинет влетел запыхавшийся главный надзиратель, Грув, недовольно стучавший пальцами по столу, грубо произнёс:

— Вышел обратно и зашел как следует…

Но Рыло не подчинился. Вместо этого он затараторил про какой-то корабль, стремительно приближавшийся к тюремному комплексу, что очень насторожило Грува. Полеты над Хребтом Брукса были разрешены только для конвойного и грузового транспорта, обслуживающих «Социальный лепрозорий».

— Может, это внеплановый конвой, о чем нас забыли предупредить? — немного подумав, произнес Феликс.

— Нет, — замотал головой Рыло, — корабль явно военный. Похож на имперский тяжелый крейсер «Гиперион Прайм»…

— «Гиперион Прайм»? — с удивлением спросил Грув, усмехнувшись. — Где ты его видел, если не выходишь из этого учреждения много лет?

— Я видел его, когда по т-визору транслировали военный парад, — ответил Рыло. — Это было года три тому назад. Тогда он мне запомнился тем, что с земли были заметны два серебристых цилиндра, расположенных у него под брюхом. У этого всё в точности так же…

Когда Феликс услышал о характерной черте флагмана метрополии — двух плазменных орудиях колоссальной мощи, он перестал улыбаться. Решив всё увидеть собственными глазами, он вышел из кабинета и быстрым шагом направился в левое крыло административного корпуса, где располагался пост наблюдения за периметром.

— Что говорит центральное управление на Акрите? — спросил Феликс, не поворачивая головы. — Вы ведь уже сообщили туда об этом ЧП?

— Пока ещё нет, — произнес Рыло, следуя за начальником, — мы не смогли с ними связаться…

Грув, почувствовав неладное, ускорил шаг, держа руки за спиной.

Ворвавшись в зал наблюдения, он, молча, остановился, взирая на большой экран, расположенный по центру зала. С камеры, расположенной на поверхности земли, было отчетливо видно, как тяжелый крейсер «Гиперион Прайм», сбрасывая скорость, надвигается над жерлом карьера, закрывая собой солнце. Тормозные двигатели, чьи яркие белые сопла расплывались в раскаленном до крайних температур воздухе, рождали небольшие вихри на земле, поднимая пыль.

Наблюдая, как «летающая крепость» акритской армии замедлила свой ход, Груву пришла в голову мысль, что это не сулит ничего хорошего, о чем он, впрочем, сразу же высказался вслух.

— Может, это какая — то тайная операция военных? — неуверенно предположил Рыло.

Грув, закинув рукою челку набок, гневно обернулся, посмотрев на своего подчиненного.

— Сэр, корабль подаёт входящий сигнал, — произнес один из охранников, присутствующих на посту.

— Соединяйте, — коротко ответил директор тюрьмы.

Через некоторое время в верхнем правом углу экрана возникло изображение Альберта Прайса, развалившегося в кресле капитана. Одетый в парадный генеральский китель, он, держа в одной руке сигару, а в другой что-то, что напоминало самодельную пепельницу, пускал клубы дыма в воздух. Черные очки Альберта отражали всполохи экранов, окружавших его на капитанском мостике.

— Феликс, вы меня слышите? — внезапно промолвил Альберт Прайс, постукивая кончиком сигары по гарнитуре.

— Да, я слышу вас…

— Так чего вы молчите? — Альберт улыбнулся, обнажив искусственные зубы. — Я думаю, вам стоить начать разговор со мной, тем более что у меня под задницей две плазменные пушки, способные превратить камень в облако пара…

— Мистер Прайс, — произнес Грув, немного приподняв голову, — вы находитесь на территории моего учреждения, поэтому я хочу знать…

— Стоп… — Альберт поднял сигару в останавливающем жесте. — Выражусь яснее…

Прайс отвлекся, при этом выкрикнув куда-то в зал:

— Артур, подсвети мою мысль…

Спустя мгновение, с грозными орудиями «Гипериона Прайма», изображение которого транслировалось на главный экран, начали происходить заметные невооруженным глазом трансформации. Задние цилиндрические части плазменных пушек, ощетинившись лопастями, начали вращаться вокруг своей оси, равномерно ускоряясь, в то время как передние части орудий обнажили нечто, похожее на гигантские вилки. Вилки, вращаясь вокруг своей оси, начали создавать в окружностях, описываемых «зубцами», небольшое свечение, превратившееся через мгновение в два больших белых шара, чей диаметр не превышал расстояние от одного зубца вилки до другого. На экранах поста наблюдения появились помехи, вызванные электромагнитным возмущением.

— Феликс, буду краток… — произнесло изображение Альберта Прайса. — У тебя есть возможность принять историческое решение. Либо ты перейдешь на сторону Революции, либо история запомнит тебя как проклятого мытаря Императора, если последует иное…

— Революция? — с удивлением переспросил Грув. — Мистер Прайс, я не знаком с вами лично, но…

— Послушай, Феликс, — перебил его Альберт, — у меня нет времени заниматься словоблудием. Я поставлю перед тобой ультиматум: если ты вздумаешь играть в героя, то орудия «Гипериона Прайма» превратят административный корпус тюрьмы в дымящуюся воронку, а мои ребята, высадившись в яму, проведут жесткую зачистку комплекса от обрюзгшей от безделья охраны…

Альберт стряхнул пепел в баночку и, приподняв её выше головы, продолжил:

— А этот пепел, Грув, я пошлю твоей семье, чтобы она посыпала им головы в знак скорби по безвременно покинувшем их кормильце… В том случае, если в твоей голове всё же победит здравый смысл, ты откроешь засовы «Социального лепрозория», после чего твои люди, все кроме одного, покинут это место беспрепятственно…

— И кто этот «один»? — поинтересовался Грув, успев подумать о том, что роль героя ему действительно ни к чему.

— Главный надзиратель… — ответил Альберт. — Не знаю, кто это, но к нему у одного из твоих подопечных личные счеты…

Услышав это, Рыло, стоящий позади Феликса, нервно сглотнул.

— Хорошо, мистер Прайс, — ответил начальник тюрьмы, — я принимаю условия капитуляции… Надеюсь, ваше слово здесь уважа…

— Феликс! — неожиданно выкрикнул главный надзиратель, схватив за плечо начальника тюрьмы. — Ты не можешь так поступить…

Но Грув, резко обернувшись назад, надменно посмотрел на Рыло, после чего обратился к присутствующей на посту охране:

— Именем Революции… — Феликс ухмыльнулся, услышав себя. — Скрутите этого негодяя…

Охранники подбежали к Рыло и, уронив того на пол, попытались скрутить ему руки. Коренастый надзиратель, предчувствуя скорую расправу, сопротивлялся как мог, выкрикивая в адрес Грува грубые ругательства. Но когда за его спиной захлопнулись наручники, Рыло, немного переведя дух, уже более сдержанным тоном промолвил:

— Феликс… — одышка мешала ему говорить, — Феликс, мы же одна команда…

— Нет, мы не одна команда, — ответил Грув, посмотрев главному надзирателю в глаза. — В твоей команде только мертвецы…

Патрик Мендоза отжимался от пола, закинув ноги на железную столешницу. Прерывистое дыхание заключенного вырывалось из — под железной маски, надетой на его голову. Уже около часа Патрик повторял одно и то же движение, подвергая своё тело изнуряющей нагрузке. Он всегда занимался до полного изнеможения и никогда не ориентировался по времени, тем более что часы в карцере были запрещены местными инструкциями, регулирующими жизнь заключенных в месте, где двадцать четыре часа в сутки камеру освещал тусклый красный свет.

Более пяти лет назад Мендозу, как асоциального элемента, не подчинявшегося распорядкам «Социального лепрозория», поместили в карцер на неопределенный срок. Тогда он ещё пытался вести счет времени, делая насечки на стенах камеры, но бросил это дело, посчитав сие полной бессмыслицей. Лишь Ульрих Рыжебородый, изредка спускавшийся в карцер по договоренности с администрацией тюрьмы, сообщал Мендозе о времени, проведенном им в этом гиблом месте. Но Патрика больше интересовали новости из блоков и то, что приносил с собой Ульрих — продукты и лекарства, которые помогали выживать в этом подземном склепе. Вопрос выживания был намного актуальнее для Патрика, так как он каждый день думал о мести. Нет, вернее, он о ней не думал — Патрик готовился к ней с завидным упорством.

— Ещё… Ещё… — почувствовав усталость от физических упражнений, Мендоза стал подбадривать себя.

Внезапно раздался еле слышимый гул, отчего Патрик замер. Встав на ноги, он немало удивился, увидев открытую дверь своей камеры. Немного выждав, он прошел в шлюз и обнаружил, что железная перегородка, разделяющая шлюз и коридор карцера, тоже открыта. Оказавшись в коридоре, он огляделся по сторонам: железные врата всех камер были открыты, а по каменному холлу расхаживали заключенные, чьи головы были закованы в специальные железные маски, изображающие грустных сатиров. Они явно не понимали смысла происходящего, угрюмо озираясь друг на друга.

Но Патрик знал… Патрик, чей разум постоянно думал об этом дне, возликовал, наблюдая эту картину.

— Свобода!!! — рев Мендозы громогласным ором раздался в стенах карцера, заставив других заключенных обратить своё внимание на арестанта, чья правая рука поднялась вверх, сжимая кулак.

— Брат! — Мендоза услышал знакомый голос Ульриха Рыжебородого, который показался из — за угла в сопровождении группы заключенных, вооруженных самодельным холодным оружием.

Когда он подошел к Мендозе, то крепко пожал ему руку и произнес:

— Брат, то, о чем я тебя предупреждал — свершилось… В метрополии произошло восстание против тирании Десятого Императора. Тюрьма заблокирована, Феликс Грув принял условия капитуляции…

В ответ на это Патрик покачал головой.

— Настало наше время, брат Ульрих, — произнес Мендоза, разглядывая людей из группы Рыжебородого. — Я жил только мыслью об этом дне, и этот день настал…

— Пойдем, брат, — ответил ему Ульрих, — тебя ждет последний из участников, причастных к смерти Элая…

Слова, сказанные Ульрихом, заставили Мендозу издать победоносный рев, отчего остальные заключенные переключили все своё внимание на него.

— Рыло… — прошипел сквозь зубы Патрик, — пришло твоё время платить по счетам…

Первое, что решил сделать Мендоза, поднявшись из карцера, так это привести себя в порядок в одной из многочисленных парикмахерских блока А.

Восседая на массивном кресле, он облокотился на пластиковые поручни и нервно сжимал кулаки от нетерпения, ожидая начала процедуры. Рассматривая свою маску в большое зеркало, Патрик медленно поворачивал голову из стороны в сторону, пока не увидел отражение вошедшего заключенного.

Арестант держал в руках специальный инструмент, которым откручивались болты, соединяющие переднюю и заднюю части железной маски. После протяжного звука работы электродвигателя последовал глухой стук массивной гайки, упавшей на каменный пол. Процедура повторилась.

— Дальше я сам, — Мендоза остановил парикмахера, подняв руку. — Дай мне свою самую острую бритву и оставь меня…

Достав с полок необходимые принадлежности, заключенный— парикмахер разложил их на высокой тумбе, стоявшей возле зеркала. Затем он налил воды в самодельный кувшин, после чего пододвинул тумбу поближе к Патрику и удалился, предусмотрительно закрыв за собою дверь.

Мендоза, оставшись в одиночестве, снял переднюю часть маски со своей головы.

В отражении пред ним предстало заросшее смятыми волосами лицо, кое-где покрытое струпьями. Стряхнув мелких насекомых со скомканной бороды, Мендоза глубоко вздохнул и взялся за опасную бритву. Предельно аккуратно и очень тщательно, Патрик выбривал своё лицо, макая бритву в тарелку с водой, которая стояла на тумбе. Бриться было очень тяжело из — за многочисленных шрамов на голове — одно неверное движение, и порез обеспечен. Поэтому, когда Мендоза выбрил лицо и голову, на поверхности белого полотенца, которым он вытирался, остались многочисленные кровоподтеки.

Привстав с кресла, он подошел к немного запотевшему зеркалу и провел по нему рукой. Изуродованное многочисленными шрамами лицо дополнял большой ожог шеи и отрезанные ушные раковины. Рассматривая себя в зеркало, Мендоза улыбнулся, обнажив почерневшие корни полуразрушенных зубов.

— Ну, здравствуй, Патрик… — произнёс он, проведя по шее окровавленным полотенцем.

Неожиданная свобода свалилась на Карлоса и других заключенных в виде Ульриха Рыжебородого, который в сопровождении своих людей пожаловал в блок B. Объявив по внутренней связи о начале Революции, Ульрих, в свойственной ему, немного горделивой манере, озвучил проект амнистии, согласно которой «каждый заключенный тюрьмы становится свободным гражданином новой государственной формации — Республики». Не забыл он упомянуть и о том, что «свобода эфемерна, пока на престоле восседает тиран». Пламенная речь Рыжебородого закончилась предложением к бывшим арестантам вступать в создаваемую «Седьмой печатью» республиканскую народную армию — РНА.

Но у Карлоса, в отличие от ликующего населения его блока, были совершенно другие планы. Он никогда не воевал за идею, тем более за ту, которая была чужда его мировоззрению. Гарсия был наёмником, воевавшим за деньги, поэтому когда основная масса стала записываться в ополчение, он обратился к бригадиру, стоявшему с ним рядом:

— Барибал, отведи меня к Томасу, может быть, он ещё жив…

— На кой тебе сдался этот мальчишка? — пробурчал Барибал.

— У моих братьев в Южной Америке есть шахты, — задумчиво произнес Карлос. — Думаю, что врожденные способности ДиАнжело помогут моей семье увеличить доходы в этом непредсказуемом бизнесе…

— Значит, ты решил уехать на родину? — Барибал посмотрел в лицо Гарсия.

— Само собой… — ответил Карлос, разглядывая проходивших мимо него людей. — А ты, Барибал? Неужели ты не хочешь вернуться в родные пенаты?

Барибал, насупившись, посмотрел через плечо на обрубки, оставшиеся от перепончатых крыльев, которые когда — то поднимали его над вершинами Скалистых гор.

— У меня нет дома… — недовольно буркнул Барибал. — Там, откуда я родом, потеря крыльев считается несмываемым позором. Так что я попытаю счастья в республиканской армии. Ульрих объявил, что «Акт о чистоте человеческой расы» не будет действовать на территории будущей Республики, а все, кто ранее попадал под этот акт, получат полноценное гражданство…

После того как бывший бригадир записался в народное ополчение, Карлос Гарсия, в сопровождении Барибала, последовал в административный корпус тюремного комплекса. На их пути встречались другие заключенные, пребывавшие в эйфории от осознания своей свободы. Кто — то встречал её с радостью и песнями, жадно упиваясь алкоголем, найденным в закромах сотрудников тюрьмы, кто — то бесцельно бродил по лабиринтам «Социального лепрозория», а кто — то и вовсе плакал.

Наконец Карлос и его сопровождающий оказались возле уступа, на краю которого была установлена лебедка. Барибал ненадолго замер, разглядывая зависший над карьером «Гиперион Прайм», в то время как Гарсия, управляя рычагом, стал наматывать на барабаны стальные цепи, прикрученные к запястьям Томаса. Подняв обреченного, Карлос уловил еле слышный стон.

— Воды… — прошептал Томас.

Барибал, сняв с пояса флягу, смочил пересохшие губы ДиАнжело. Спина Томаса, расцарапанная о неровную каменную стену, привлекала рой мелких мух, которые кружились вокруг него, ведомые запахом гниющего тела. Карлос, подложив под голову Томаса скомканную тряпку, краем глаза заметил, что внизу, на дне карьера собралась многочисленная толпа.

— Патрик, Патрик… — начали скандировать люди, когда на посадочную площадку вышел широкоплечий человек двухметрового роста.

«Мендоза…» — пронеслось в голове у Карлоса. Уродливое лицо тюремного авторитета расплылось в ухмылке, не обещавшей ничего хорошего сотруднику тюрьмы, которого он небрежно волок по земле, держа за ногу. По форме одежды и характерному телосложению, Карлос узнал в том человеке главного надзирателя, находившегося, судя по всему, в бессознательном состоянии.

Патрик, окруженный бесчисленной толпой, скандирующей его имя, поднял руку вверх, призывая людей замолчать.

— Братья! — низкий голос Патрика, отразившись от каменных стен, эхом прокатился по карьеру. — Долгие годы я ждал этот день, когда за смерть моего брата ответит последний ублюдок, оставшийся в живых…

Произнеся эти слова, Мендоза склонился к лежавшему на земле телу главного надзирателя. Ударив его по лицу, он яростно заорал:

— Смотри, сука… Смотри мне в глаза…

Рыло, придя в себя, ужаснулся при виде разъяренного Мендозы. Телом главного надзирателя овладела мелкая дрожь, а на штанах цвета хаки появилось небольшое мокрое пятно.

— Я держу своё слово… — зло произнес Патрик, крепко схватив его обеими руками за горло.

Сжав пальцы, Мендоза легко поднял Рыло вверх, словно тряпичную куклу. Стиснув в оскале зубы, Патрик яростно заорал, сдавливая горло ненавистного надзирателя. Последний, в отчаянной попытке освободиться, задергал руками и ногами, нанося слабеющие удары по своему палачу. Но Мендоза, казалось, не обращал на это никакого внимания. Напротив, импульс ярости, последовавший за этим, придал рукам Патрика чудовищную силу, сломавшую шейные позвонки надзирателя.

Убедившись, что Рыло мертв, Патрик небрежно швырнул его на землю под ор улюлюкающей толпы, которая заворожено наслаждалась кровавым зрелищем. Нашлись и те, кто, подбежав к лежащему в неестественной позе трупу, начинали смачно плевать в лицо некогда всесильного главного надзирателя.

— Но на этом, — проревел Мендоза, — наша месть ещё не окончена…

Патрик оглядел ораву, которая, как заведенная, скандировала его имя.

— Там… — Мендоза, подняв руку, показал куда-то наверх. — Там ещё много тех, кто сломал нам и нашим близким судьбы, отправив нас в эту яму на веки вечные…

Патрик, замолчав на мгновение, недобро ухмыльнулся.

— Эти ублюдки видимо надеялись на то, что больше никогда нас не увидят. Но мы не только выжили в этом подземелье, — Мендоза, опьянённый речью, сжал кулак, — мы организовались в ту силу, которая превратит наших бывших угнетателей в кучку пепла на пожарище Революции…

Толпа, возбужденная словами своего лидера, вскидывала кулаки вверх, проклиная императорскую фамилию.

Карлос, наблюдая за происходящим с уступа, не поворачивая головы, обратился к Барибалу:

— Барибал, где нам взять транспорт, чтобы добраться до побережья?

— Я слышал, что на поверхности есть стоянка для горных скутеров… — после некоторого раздумья произнес бригадир. — Охрана, используя скутеры, периодически патрулировала периметр «Социального лепрозория».

— Хорошо, — Карлос, развернувшись, взвалил на плечо голого Томаса, — сейчас мы пойдем в нашу секцию, оденем этого мальчишку, а после, взяв провиант и воду, ты проводишь меня и моих людей до той стоянки. Нужно валить отсюда, пока…

Обернувшись, Карлос посмотрел вниз, где опьяненная свободой толпа, подхватив Патрика, стала подкидывать его вверх, скандируя его имя.

— Пока этот тип не записал нас в свою народную армию мстителей в качестве добровольцев…

Будучи щуплым шестнадцатилетним подростком, немного не доедавшим в детстве, Кевин Эйккен, несмотря на свой юный возраст, обладал уникальным интеллектом. Когда полковник Орокин привел его в Акритскую Академию, он, еще одиннадцати лет отроду, не только успешно прошел тестирование, но и с успехом выступил на кафедре кибернетики, поразив воображение профессоров технических наук. «Полковник, — признавался потом один из них в частной беседе, — только после беседы с вашим дарованием, я понял, что имею слабые представления о дифференциальной топологии…» Впрочем, полковник сам мало разбирался в таких вещах, так как его больше интересовали носители знаний, чем сама наука.

Отзывы профессуры о способностях Эйккена открыли для Кевина перспективы стать в будущем сотрудником Корпуса внешней разведки. На предложение полковника он отреагировал совсем по — взрослому. Сказав что-то вроде: «Я догадываюсь, зачем вы привозили меня в Академию», Кевин продолжил свой монолог глубокой по своему содержанию речью, а, закончив, дал утвердительный ответ.

Оказавшись на старой военной базе, расположенной на одном из Гавайских островов, Кевин не сразу приспособился к весьма влажному климату этой местности, но, адаптировавшись в лазарете, начал усердно заниматься в одной из групп, где учились молодые люди гораздо старшего, по сравнению с ним возраста.

Старая военная база, где располагался учебный полигон Корпуса, была хорошо спрятана от людских глаз в глубине непролазных джунглей. Инструкторы, курирующие дисциплину, занимались также и физической подготовкой курсантов, которая давалась Кевину довольно скверно. Но в помещениях, где дистанционно преподавали профессора, используя технологии голографии, Кевину не было равных. Сокурсников не смущал совсем юный возраст Кевина, когда тот намного яснее объяснял им сложные вещи на простых бытовых примерах, «расшифровывая» витиеватый язык именитых преподавателей.

Но больше всего юного вундеркинда впечатлило то, что преподаваемая здесь мировая история коренным образом отличалась от версии, изложенной в государственном учебнике, согласно которому Акрит являлся столицей Священной Римской Империи, начало которой положило возникновение города Рима около трех с половиной тысяч лет назад на далёком Апеннинском полуострове. Со временем воинствующий город покорил соседей, а после, при поддержке многочисленных легионов, начал экспортировать римскую культуру во все уголки земного шара. Акрит, по той же официальной доктрине, был основан самим Гаем Юлием Цезарем, который, согласно новым данным, никогда не бывал на американском континенте. Такие «исторические коллизии» вызывали некоторый когнитивный диссонанс, но Кевин быстро освоился и пришел в норму.

Тогда он не только учился, но и указывал полковнику, когда тот приезжал с очередной проверкой, на некоторые моменты в программе обучающего курса, которые, по словам самого Кевина, «не соответствуют целям обучения». Со стороны могло бы показаться довольно забавным то, как зелёный юнец поучает матерого полковника, акцентируя внимание на том, что следует скорректировать. «Я не понимаю, почему мы так мало затрагиваем тему кайпианского технологического уклада, — говорил тогда Кевин, — когда даже в названии нашего Корпуса мы указываем на то, что это ВНЕШНЯЯ разведка. Я узнавал, в Академии Акрита нет ни одного специалиста по промышленным языкам союзников… Поймите, полковник, язык программирования машин — это изобретение человеческого разума. Он так же динамично развивается, как и обычный язык, с помощью которого мы общаемся друг с другом. А это значит, что между нашими наработками в этой области и языками программирования, которые создали союзники, лежит культурная пропасть. Различны и синтаксис, и лингвистические символы, и сама концепция… Поэтому, если вы хотите получить действительно высококвалифицированные кадры, нам нужны действующие образцы и по возможности консультанты…»

Конечно, полковник взял на заметку это замечание. Он не только завербовал пару неплохих инженеров Кайпианского союза, но и обеспечил курсантам доступ к рабочим образцам иностранных технологий. Орокин действовал в интересах своей организации, позабыв про то высокомерие, с которым люди в возрасте нередко смотрят на молодежь.

Через два года, в возрасте тринадцати лет Эйккен сдал все дисциплины экстерном, после чего попал по распределению на флагман Корпуса в качестве специалиста — электронщика.

И вот теперь, спустя три года, находясь на борту «Черной звезды», Кевин Эйккен, окруженный всевозможным компьютерным оборудованием, стоял напротив своего стола, чья поверхность была завалена разными электротехническими агрегатами. Посреди развинченных корпусов и раскиданных микросхем, на специальной металлической подставке, опутанной шлейфом проводов разного диаметра, возвышалась железная голова андроида — репликанта, чья поверхность была тщательно очищена от каких бы то ни было остатков органики.

— Я знаю, железная голова, — промолвил Кевин, вглядываясь в профиль андроида, — что ты что-то от меня скрываешь…

Задача, которую ставил перед ним полковник по просьбе Альберта Прайса, была выполнена несколько дней тому назад. И судя по новостным лентам, сообщавшим о захвате повстанцами «Гипериона Прайма» и последующем бунте в «Социальном лепрозории», он справился с этой работой на отлично. Но разбирая программный код, он наткнулся на любопытные, по его мнению, вещи.

Взяв с полки связку прозрачных кристаллов, внутри которых были видны сотни мелких трубочек, связанных в единую систему посредством тонкой золотистой нити, Кевин начал перебирать привязанные к ним небольшие ярлыки, читая вслух понятные только ему обозначения.

— FD — FD — UPPER 76, — прочитал он и, кивнув головой, вставил данный кристалл в хитроумную коробку, лежавшую рядом с застывшей головой репликанта. — Ну, давай, «саранча», делай своё дело…

Коробка замигала белыми светодиодами, а на мониторе, за который уселся Кевин, побежали какие — то строки, наполненные цифрами, буквами и знаками. Внимательно пробегая глазами программный код, Эйккен резко нажал на кнопку, остановив поток информации.

— Кодировка шлюзов явно не соответствует протоколу EХ186…— загадочно произнес он.

Кевин попытался сконцентрироваться на полученных им представлениях о той сложной системе, которая работала внутри головы репликанта, но его внимание отвлек звук открывшегося отсека. Обернувшись, он увидел капитана «Черной звезды» Роберта Вачовски.

— Капитан, — Кевин, встав, отдал честь.

— Доброе утро, Кевин, — произнёс Роберт, козырнув рукою в ответ. — Опять не спал?

— Много работы, — ответил вундеркинд, устало посмотрев на мерцающий экран.

— Пойдем, полковник хочет нас видеть…

Лазарет «Черной звезды», наполненный запахами лекарственных препаратов, был стерильно чист. Над койками, стоящими напротив выхода из помещения, были установлены т-визоры — гибкие полупрозрачные экраны, а специальная система светильников создавала иллюзию яркого дневного света, которая, по мнению бортового врача, способствовала восстановлению биологического ритма больного.

На одной из коек, одетый в больничную пижаму, лежал полковник Орокин. Он, хотя и опирался на трость, уже пробовал передвигаться самостоятельно, несмотря на протесты Рамины, не отходившей от Орокина ни на минуту.

И теперь эта женщина, добровольно взвалившая на себя роль сиделки, тоже была рядом, ловко управляясь с механизмами капельницы. Поправив эластичный сосуд, из которого в кровь Орокина поступали антибиотики, она присела рядом и, заботливо потрогав его лоб, посмотрела на него взглядом, полным нежности.

— Уэйн, — произнесла она, — у тебя небольшая температура, а ты всё пытаешься встать в строй. Тебе нужен отдых. Может, стоит отменить назначенную встречу?

— Нет, — замотал головой Уэйн, — ни в коем случае. Нужно дать кое-какие инструкции моим людям…

Рамина, встретившись взглядом с полковником, виновато опустила взгляд и, немного покраснев, тихо произнесла:

— Уэйн… Я… — Рамина от чувства неловкости стала трогать свои длинные черные волосы. — Я хотела бы извиниться…

Полковник непонимающе посмотрел на Рамину.

— За те показания против тебя, которые зачитывали на суде. Я просто поставила подпись на чистом листе у следователя… Не знаю, может, это синдром заложника или… — Рамина закусила губу, — или я просто испугалась…

— Забудь об этом, — полковник взял её за руку, — всё уже позади…

— Просто, — затараторила Рамина, — я… Я не знаю, Уэйн. Я всегда была далека от политики и интриг. Я выросла совершенно в другой атмосфере и мне… Мне чуждо понимание некоторых вещей, присущих ваше культуре…

Полковник глубоко вздохнул, продолжая улыбаться.

— Рамина, — произнес он, — ты считаешь, что у вас на родине живут другие люди? Они те же, просто ты о них мало знаешь, проводя большую часть своей жизни в лаборатории…

— Нет, у нас все иначе… Возможно, благодаря церебральному сортингу…

Почувствовав небольшое головокружение, Орокин закрыл глаза. Полковник немного знал об этом «церебральном сортинге». За этим словосочетанием стоял аппаратно— программный биоинженерный комплекс, который являлся результатом евгеники — учения о селекции, применительно к человечеству. Каждой беременной женщине, гражданке города Хуанди, законодательно предписывалось обследовать плод на наличие «генных поломок», а после, если на тесте ставилось отрицательное заключение, будущую мать обязывали приводить ребёнка каждый год, вплоть до пяти лет, на серию процедур, связанных с исследованием некоторых зон головного мозга растущего потомка. Когда индивиду исполнялось пять лет, ему присваивался номер, после чего выдавался электронный паспорт, где четко были прописаны те виды деятельности, куда будет допускаться новый гражданин, когда достигнет зрелого возраста. Ребенка, начиная с этого этапа, уже начинали подготавливать к месту в закрытом обществе города, развивая в нем именно ту профессиональную специализацию, которая была определена церебральным сортингом.

Такое положение вещей воспринималось гражданами города Хуанди как вполне естественный процесс. Не все города— союзники одобряли такой подход к генофонду, находя в этом нарушение тех этических норм, которые были присущи в основном северным городам, где среди населения было немало православных монахов и старцев всех мастей, которые, де факто, подчинялись Священному синоду, управляющему Московией. Но с учетом того, что власти Хуанди никогда не навязывали своей культуры другим городам, существование поликультурного союза, заключенного в городе под названием Кайпиана, было вполне достижимым.

Полковник вспомнил, как источник информации привел интересный пример — старший сын главы Верховного Совета Университета Хуанди работал консьержем в жилом секторе. Тогда Орокин немало удивился услышанному. В акритском обществе, где кумовство считалось нормой, такое было невозможно представить. Размышляя над этим, как его называл сам Уэйн, «социальным феноменом», он пришел к выводу, что в хуандийском обществе каждый индивид осознаёт себя частью целого, выполняя строго отведенную ему роль. Интересно было также и то, что все блага, полученные этим «человеческим муравейником», равномерно распределялись между всеми гражданами этого величественного города, противостоящего экспансии Акритской метрополии. Иными словами, несмотря на социальное положение, каждый получал на свою чип — карту такую же сумму, как и все остальные. Да, существовала и материальная мотивация в виде дополнительных премий и поощрений, но эти несущественные суммы не способствовали глубокому расслоению общества по материальному признаку.

«Город — загадка, — подумал про себя Орокин, — хотелось бы посмотреть на него изнутри…» Но его мысли прервал звук открывшейся двери лазарета. Открыв глаза, он увидел капитана Вачовски и Эйккена, которые, переступив порог, отсалютовали полковнику.

— Я, наверно, пока пойду, — произнесла сидящая рядом Рамина. — Нужно найти Америго… Если что-нибудь будет нужно, просто нажми на кнопку…

Получив утвердительный знак, Рамина вышла из лазарета, тактично оставив мужчин наедине для беседы. Пододвинув стулья, гости уселись, разглядывая интерьер.

— Роберт, как дела в пустоши? — спросил полковник.

— Дамбар сообщает, что Джошуа чувствует себя хорошо… — ответил капитан. — Желтый Червь находится в состоянии крайнего религиозного экстаза, ревностно совершая все обряды внедренного культа. Все идет по задуманному нами плану…

— Как отреагировала сеть на моё задержание?

— Мы все преданны вам, полковник, — с искренностью в голосе ответил Роберт. — Разведка продолжает следовать вашим инструкциям…

— Но, насколько я знаю, ты их нарушил, Роберт… — по-доброму усмехнулся Орокин. — Тревога уровня А1 несет в себе запрет возвращаться на территорию метрополии всем воздушным судам, приписанным к Корпусу. Но ты почему-то нарушил южную границу в целях моей эвакуации… Как ты узнал моё местонахождение?

— Со мной связался Альберт Прайс, который и дал мне ваши координаты…

— А вдруг это была ловушка? — Орокин, немного прищурившись, посмотрел на капитана.

— Судя по тому, что буквально перед этим мы наблюдали погоню за угнанным конвойным транспортом по пятичасовым новостям, трудно было не поверить генералу Прайсу. Тем более что Эйккен сумел взломать систему противовоздушной обороны округа Виктория, прописав идентификационные чипы «Черной звезды» в базах системы с определением «свой»… — Роберт одобряюще похлопал по плечу серьёзного Кевина. — Так что это была довольно легкая поездка…

— Не совсем, — подняв палец вверх, Кевин поправил капитана, — были определенные технические трудности с дистанционным взломом, поэтому мне пришлось проникнуть в саму Викторию. Будучи там, я отведал какого — то блюда в местной забегаловке, после чего посвятил немало времени крейсерскому гальюну.

Эйккен улыбнулся, давая понять полковнику, что, конечно, иронизирует. Орокин глубоко вздохнул и произнёс:

— Спасибо, парни… Вы тоже внесли свой вклад в моё спасение…

Роберт и Кевин ничего не ответили. Вместо этого они, молча, стали разглядывать какие — то детали лазарета.

— Кевин, — нарушил молчание Орокин, — у тебя какой-то бледный вид…

— Мало сплю, — констатировал Эйккен. — Та головоломка в виде головы репликанта, которую вы мне подкинули неделю назад, до сих пор не даёт мне покоя. Коды — да, я достал, это не составило много проблем, но вот ряд моментов…

— В чем дело, Кевин? Выкладывай…

— Ну, начнем с того, что эта штука полностью продукт не нашего технического уклада. Код, управлявший андроидом— репликантом, написан на неизвестном языке программирования, чья знаковая система напоминает иероглифы народности, населявшей острова близ побережья Восточной Азии до падения астероида на нашу планету. Там есть также немногочисленные процедуры, написанные на промышленном кайпианском языке верхнего уровня. Самое интересное, что эта «программная химера» имеет в своём теле функцию, вводящую внешнее управление над репликантом посредством спутниковой связи… Но прописанные «шлюзы» не соответствуют программным протоколам нашей спутниковой группировки…

— Продолжай… — сказанное Кевином насторожило полковника.

— Судя по тому, что на орбите только две группировки спутников, то, исключая нашу, можно сделать вывод о том, что это протоколы Кайпианского союза. Можно протестировать протоколы, но это потребует длительного времени…

— То есть, ты хочешь сказать, — задумчиво произнес Орокин, — что автономного репликанта, подчиняющегося внутренним директивам, можно взять в управление посредством спутника государства, с которым метрополия находится в состоянии войны?

— В том — то и дело, полковник, — Кевин сделал удивленные глаза. — Возникает вопрос, почему в технологии, в которой есть подобная, сознательно заложенная уязвимость, находятся коды доступа к самому мощному тяжелому крейсеру метрополии?

Сказанное Кевином породило в голове полковника ещё больше вопросов, нежели ответов. «Судя по тому, что они сделали с Николасом Вайсом, Спектрату была доступна технология репликации… — размышлял про себя Уэйн. — Но тогда выходит, что у Алана есть какие — то закулисные связи с союзниками, несмотря на его антикайпианскую риторику в политическом поле метрополии…»

— Сколько у нас запасов топлива, воды и провианта? — спросил полковник, посмотрев на капитана.

— Месяца на два хватит, — ответил Роберт. — В целях экономии многие операции пришлось свернуть, так как после вашего ареста Корпус отлучили от бюджета метрополии…

— Ничего, у нас есть тайные счета и депозиты. Плюс Альберт обещал, что литийский синдикат, которому он покровительствовал в своё время, поможет нам всем необходимым.

Теперь слушайте мои инструкции. Роберт, свяжись с Данбаром, пусть «пророчествует» вождю крестовый поход на север против еретиков, распространяющих хулу на Саваофа. Немедленно стягивайте племена к южным границам метрополии. Кевин, твоя задача взломать и отключить энергетическую систему Виктории, что позволит нам взять в осаду этот приграничный город.

Хотя официальные источники и не признают это, но над Эритеей уже потерян контроль. На улицах Иерихона, Пира и Борея тоже начались стихийные беспорядки, перерастающие в открытое противостояние с властями… — полковник провел ладонью по аккуратно подстриженной бороде. — Пора и нам подкинуть пару дровишек в костер начавшейся Революции…