Глава 14
Пользуясь преимуществами вожака, Броль сразу же определил направление. И не смотря на возражения старика Клута, настоял на том, чтобы двигаться по оврагу до самого «Ущелья проклятых». Впрочем, кроме толстяка, никто своего мнения не высказывал, и Громила мгновенно подавил возмущение ярмарочного вышибалы.
— Доверяйте мне, — улыбаясь, посоветовал он. — Я не первый раз вожу за собой людей. Не утверждаю, что все экспедиции заканчивались благополучно, но ведь в этом мире никто не может гарантировать безопасность искателей кладов.
— Пожрать бы чего, — уныло отозвался Жиль. — От голода кору с дерева грызть готов.
— Ну, так и грызи, — скривился Броль. — У меня тут все планы рухнули, а какому-то разгильдяю только бы пожрать.
— Однако разжиться провиантом нам бы не помешало, — парировал Палько. — Уже который день без нормальной еды. Так и ноги протянуть не долго.
— Двигаемся к ущелью. Попутно ищем жратву, — Громила огляделся по сторонам и, задрав подбородок, принюхался. — Такой расклад устроит?
Конечно, такой расклад никого не устраивал. Но даже Всебор решил на этот раз промолчать. От пережитого в голове крутились мысли, которые раньше его не посещали. Ему снова пришло на ум, что события последних недель какими-то непознанными нитями связывают его с прошлым. С происхождением, с теми странностями, что сопровождали всю сознательную жизнь. Он не понимал, почему эта перемена произошла с ним после переделки в сокровищнице, когда из груды самородков он выудил золотой череп тиаберийца. Золото, к которому он тянулся и которого жаждал как помешанный, теперь вызывало только отвращение, но разве дело было только в золоте?
— Вы слышали? — Встрепенулся Зубастик. — Птица какая-то верещит.
Все пятеро остановились и, прислушиваясь к звукам леса, замерли.
— Цесарки! — проговорил Клут. — Проклятье! Я бы сейчас от парочки не отказался.
Откуда-то из-за деревьев, в листве которых искрились предзакатные лучи солнца, доносились приглушенные крики диких кур.
— Чтобы никто ни звука, — насупившись, предупредил Броль. — Веткой кто хрустнет, получит сразу в ухо.
— Я сейчас слюнями захлебнусь, — прошептал Клут. — И за что мне такие мучения?
— Заткнись! — Громила угрожающе выставил кулак и потряс им перед носом толстяка. — Идем против ветра. Если повезет, будет нам на ужин жаркое из цесарок.
Подгоняемые голодом, позабыв на время о своих невзгодах и лишениях, они выбрались из оврага на склон.
— Слышите, как птицы надираются? Значит, где-то неподалеку опушка с высокой травой, — прошептал Броль. — Расходимся!
Среди старых сосен, Всебор заметил долговязую фигуру Палько и чтобы привлечь его внимание, помахал рукой. Почти одновременно они вышли на лесную поляну, заросшую, как и предполагал Броль, дикой пшеницей. Но видимо, одноглазый так проголодался, что ни о какой конспирации уже не думал.
— Стой ты, болван! — зашипел Всебор. — Сейчас все испортишь!
Как все эльфы, Палько обладал обостренным чутьем и сразу же его услышал. Он мгновенно остановился и медленно повернулся в его сторону. В иной ситуации нелепая поза товарища, заставила бы Всебора улыбнуться, но не сейчас. От голода сводило скулы, и любая оплошность постороннего вызывала только злость.
Трава впереди шевелилась, иногда над колосьями показывалась серая птичья голова с крупными внимательными глазами.
— «Наверное, стая, — подумал Всебор. — Хотел бы я знать, как Громила собирается их ловить».
Палько хлопал глазами и боялся пошевелиться, да и сам Всебор не знал, как поступить. Сабля и незаряженный пистолет, вряд ли могли способствовать успешной охоте. Так они и стояли каждый на своем месте, пока на другой стороне опушки не показались Громила и Жиль.
— Черт! — закричал Броль. — Ты только посмотри, сколько здесь жратвы.
— Чур, мне того жирного! — завопил Зубастик. — Руки прочь…
Продираясь сквозь кустарник и ломая ветви, оба ринулись в траву. О соблюдении тишины и каких-либо приличий речи уже не шло, они бегали по зарослям дикой пшеницы и с безумными криками гоняли голосящих цесарок.
— Эй, дурни! — закричал Всебор. — Вы все испортили!
— Оставьте что-нибудь мне! — Палько нетерпеливо выругался и помчался наперерез тощему петуху. — Не трогайте, я его почти поймал.
Охота закончилась ничем. Когда на опушке появился толстяк Клут, у птиц началась настоящая паника, и несчастные цесарки одна за другой упорхнули в чащу леса. Палько досталось несколько перьев и ссадина на лодыжке, Жиль подвернул ногу и теперь хромал, а Броль свез себе кожу на локте. Злые и по-прежнему голодные, все пятеро растерянно оглядывались по сторонам и не верили глазам. Добыча, буквально выскользнула у них из рук, в желудках «выли кошки», а солнце, неотвратимо и стремительно клонилось к горизонту.
— Вы все испортили, — процедил Всебор. — Дурни вы этакие!
Он улыбнулся, покачал головой и посмотрел на смущенного предводителя.
— И кто тут у нас охотился на оленей?
— Не надо тут намекать, — пробурчал Громила. — Одно дело оленя подстрелить из ружья, а другое цесарок голыми руками ловить. Подавай мне оленя, я тебе мигом тушу приволоку.
— Плохой из тебя вожак, — огрызнулся Клут. — И вообще, так бездарно подготовить экспедицию мог только ты.
— Это что, бунт? — багровея от ярости, зашипел Броль. — Да где б вы все были, если бы не я? Вы все трусы. Там в Тиаберии, кто как не я вытащил вас из переделки?
— Как раз таки именно не ты нас и вытащил из переделки, — фыркнул Клут. — Не будь Всебора, глодали бы сейчас наши красные косточки, бездушные упыри и это в лучшем случае.
Клут подбоченился и с вызовом уставился на Броля. Ситуация накалялась и все могло закончиться трагедией. Всебор заметил как оба эльфа, потянулись к оружию и, понял, что через минуту будет поздно.
— Ст-т-тоять! — выпалил он. — Не надо делать глупостей и доводить дело до кровопролития.
Он решительно вклинился между эльфами и, отодвинув Клута в сторону, посмотрел на Громилу.
— Мы все в одной связке. И в Тиаберии каждый делал, что мог.
Броль скрипнул зубами и отвернулся. А Клут выхватил из кармана трубку и принялся нервно ее раскуривать.
— Яичницы бы сейчас, — проговорил Зубастик. — Да со шкварками.
В воздухе повисла напряженная тишина. Разгоряченные эльфы грозно сопели, Жиль и Палько пускали слюни.
— А ведь это идея, — оживился Всебор. — Здесь в траве гнезда.
Половину яиц они, конечно, передавили, когда как оглашенные бегали по лесной поляне за цесарками, но и того, что удалось собрать, хватило на великолепный ужин.
Палько разыскал в овраге кусок пластуна, который послужил им сковородой, Клут насшибал древесных грибов, а в рюкзаке Жиля нашлась щепотка соли. И когда на гладком камне зашкварчала глазунья из пятидесяти яиц, радости бедолаг не было предела.
В костре потрескивали сучья, пахло дымком и жареными грибами. По краям, яичница немного подгорела, и чтобы не испортить ужин окончательно, они молча принялись за трапезу.
— В брюхе дойдет, — риторически подытожил Броль. — Чинится здесь не перед кем, так что судари обойдемся без столовых приборов.
Оголодавшие, словно дикие звери, они хватали глазунью грязными руками, жадно слизывали пищу с пальцев и чавкали так, будто в жизни не пробовали ничего вкуснее.
— «Посмотрел бы на меня сейчас Сейбилен, — подумал Всебор. — Что бы старик сказал, увидев мою свинскую физиономию: „где твои манеры, ты же мечтал о дипломатической карьере“».
С яичницей они расправились быстро. Остался только запах, который исходил от раскаленного камня, да легкое чувство голода.
— Пожалуй, я бы не отказался и от второй порции, — заметил Клут. — Ну, и на этом спасибо.
— А я бы не отказался от пива, — улыбнулся Броль. — У трактирщика, что в иностранной слободе, оно, конечно, разбавлено водой, но черт меня подери, дешевле, чем он в Спумарисе не наливает никто.
— Какие же мы все неудачники, — махнул рукой Клут. — Когда в компании одни бедоносцы, ничего хорошего не выйдет.
— Не будь таким мрачным, старик, — дружелюбно отозвался Громила. — Живы, здоровы, чего еще желать?
— То, что живы никто и не спорит! — вмешался Палько. — А что здоровы… Посмотри на мою голову. Волосы совсем седые после проклятой Тиаберии.
Одноглазый демонстративно рванул шляпу и сверкнул блестящей лысиной, обрамленной спадающими на плечи патлами.
— Видали что получилось? — запричитал Палько. — Совсем седой стал.
— Да за такое зрелище надо деньги брать, — присвистнул Всебор. — Когда еще увидишь лысого эльфа.
— Это верно, — усмехнулся Броль. — Но денег давать некому. А лысый эльф — это нонсенс. Потому Палько никогда и не снимает шляпу.
Всебор сладко зевнул и приоткрыл глаза. Рассвело. Первые, еще холодные лучики солнца искрами пробивались сквозь мокрую от росы кленовую листву. Прохладный ветерок доносил откуда-то запах хвои, приторный аромат ночных цветов.
Рядом храпел Зубастик. Особняком, устроившись у кострища, тяжко сопел Клут. Палько беспокойно бормотал и изредка сучил ногами. Только Броль, как и подобало субъекту с полным отсутствием воображения, спал спокойно и безмятежно.
— «Ну и горазды мы все дрыхнуть, — улыбаясь, подумал Всебор. — Впрочем, это единственная радость, которую никто не способен у нас отнять».
Он встал на ноги, прикрывая рот, зевнул еще раз. Сон в сыром лесу то еще удовольствие и все прелести такого сна, Всебор сразу же ощутил на своей шкуре. Конечности затекли, кости ломило и даже скулы от зевка болезненно свело судорогой.
— Расплата за богатую на приключения жизнь, — оглядываясь, прошептал Всебор. — Супчика бы сейчас горяченького.
Он сделал пару шагов, потянулся и от нечего делать принялся собирать хворост. Уходить в глубь леса ему не хотелось. Местность не знакомая, а слухи о бескрайних Гринберийских лесах с кабанами-людоедами будоражили воображение. Собрав охапку, он вернулся к костру, поворошил угли и бросил пару сучьев в занявшийся огонь. Затрещала сырая древесина и вдруг, сквозь этот треск, до слуха донесся отдаленный расстоянием крик. Кричало живое существо, отчаянно, с надрывом, словно прощалось с жизнью.
— Что это!? — вскакивая с земли, спросил Жиль. — Ты слышал?
Он ошалело посмотрел на друга и, хлопая глазами, насторожился.
— Как будто человек кричит, — отозвался Всебор. — Броль что-то про разбойников говорил…
— Нет здесь никаких разбойников, — прошептал Громила. — В такую глухомань даже самый отчаянный головорез не сунется.
Броль лежал с закрытыми глазами и равнодушно улыбался.
— Чего переполошились!? Я еще вчера своим собачьим нюхом почуял неладное.
Эльф открыл глаза и, приподнявшись на локте, потянул носом.
— Разбойник может ограбить. В худшем случае убить, — произнес он. — Куда страшнее, когда тебя заживо освежуют, а потом начнут неторопливо жрать, выбирая кусочки по вкусу.
— Ж-ж-жрать!? — Всебор судорожно сглотнул и покосился на Зубастика. — Опять «отверженные»?
— Нет. Эти ребята живее всех живых, — Броль клацнул зубами и улыбнулся. — Мы в охотничьих угодьях серых орков. И судя по воплям, какому-то бедолаге посчастливилось попасть тварям на обед.
Новость о серых орках беспокоила всех кроме Броля. Клут и Палько кинулись тушить разгоревшийся костер. А Жиль суетливо принялся заряжать пистолет Всебора.
— Видел я как-то орка, — с тревогой в голосе заметил Всебор. — В шутовском балагане, когда приехали вирекрейские циркачи. Но тот орк был старым и сидел на цепи в железной клетке.
— Может случится — увидишь снова, — усмехнулся Броль. — Эти твари редкостные мерзавцы, омерзительные создания, промышляющие мародерством, каннибализмом и людоедством. В своем роде они искусники. Никто не умеет так метко стрелять из лука, метать орочьи топоры и снимать со своих жертв скальпы. Орки умеют находить драгоценные камни, чувствуют опасность за многие версты, да и охотники на зверей прирожденные. А еще им нет равных в жестокости. Попасть в их лапы, все равно, что подписать себе смертный приговор.
— Ненавижу этих ребят, — пробурчал Клут. — Довелось мне как-то служить в «Красном отряде», что границу со Скальбуром охраняет… А дело было зимой, холодно, зуб на зуб не попадает. Каждое движение дается с трудом. Мы и прозевали засаду. Орки прятались среди камней, а когда мы их засекли, было поздно. Троих наших убили сразу, а четвертого, моего закадычного дружка, на аркане уволокли. В дозоре обычно человек десять, принимать бой бессмысленно, и потому наш командир приказал отступать. Мы вернулись на кордон. Подняли весь отряд по тревоге и вдогонку за орками. Прощать такое вероломство нельзя. Пару дней мы блуждали по скальбурским пустошам, потом набрели на пещеру, где эти выродки устроили логово. Долго не раздумывали. Вломились и перебили всех до единого. Но спасти моего приятеля не удалось, из его шкуры, эти сволочи, уже барабан успели сделать.
Одна напасть сменяла другую. Наблюдая за эльфами, Всебор не мог отделаться от ощущения, что опасности составляют неотъемлемую часть их кочевой жизни. Каждый удар судьбы, они принимали стоически, хотя и ворчали по любому поводу.
— С тех пор как мы покинули Спумарис, я постоянно вспоминаю старину Сликкера, — пожаловался Жиль. — Лучше бы я устроился к нему юнгой.
Уже минут десять они шагали за Бролем, который нашел оленью тропу и не разрешал никому с нее сходить. Овраг остался за спиной, но начался сухостойный лес. Рухнувшие деревья, завалы бурелома, редкий, едва пробивающийся сквозь гнилую древесину, подлесок.
— Точильщики все сожрали, — заметил Громила. — Но кому до этого дело.
— Хорошо бы сторонкой обойти угодья орков, — произнес Всебор. — После тиаберийских мертвяков как-то не хочется ввязываться в еще одно сражение…
— Все не так просто, — отозвался Броль. — Раньше эти земли принадлежали болотным ведунам. Но после «Великой битвы» их не стало, зато появились орки. Повыползли из глубоких нор. Как слизняки просочились из тайных гротов. Еще немного и орды тварей заполонят весь Гринберийский лес.
Громила остановился и поднял над головой руку. Напряжение нарастало. Всебор заметил, как вытянулось и побледнело его лицо, как в синих глазах заплясали злобные огоньки. Броль что-то чувствовал, но говорить об этом не желал.
— Наш путь лежит на северо-запад в сторону Калибара, — продолжил он. — И единственная короткая дорога туда через «Ущелье проклятых». Там у ведунов были кладки — веревочный мост по-другому. Переберемся на противоположную сторону, а там уж как повезет.
От ущелья тянуло глубинным холодом. Постоянно доносился шум осыпающихся камней, гулкий грохот водопадов. Всебор запрокинул голову и увидел тучу черных птиц, которые беспокойно кружились над лесом.
— Воронье, — проговорил Броль. — Будь оно неладно. Теперь ничего не услышим.
— Их кто-то спугнул, — догадался Палько. — Верно тебе говорю, птицы за версту чувствуют опасность.
— Падальщики всегда слетаются на мертвечину, — парировал Броль. — После орочьих пирушек всегда что-то остается. Кости, требуха.
Громила кровожадно сверкнул глазами и вынул из ножен саблю.
— Т-т-требуха!? — заикаясь, переспросил Жиль. — Что-то мне совсем нехорошо.
— Единственное, что вонючие орки не жрут, — пояснил Громила. — А вот мозги они просто обожают.
Броль приложил палец к губам и, стараясь не наступать на трескучий валежник, подбежал к высокой сосне. Поравнявшись с деревом, он жестом позвал остальных и напряженно огляделся.
— Вот и хозяйская метка, — прошептал он. — Советую смотреть в оба. Услышите свист, падайте на землю.
На дереве висел окровавленный человеческий скальп, приколотый к коре сломанным костяным ножом. Кровь еще стекала с лоскутов кожи, а вокруг скальпа назойливо суетились зеленые мухи.
От жуткой находки по спине побежали мурашки, даже «отверженные» не вызывали такого ужаса и отвращения, как это свидетельство необузданной звериной жестокости. Всебор поежился, покосился на закадычного дружка.
Лицо Жиля осунулось, побледнело и местами сморщилось, словно печеное яблоко. Несчастный до сих пор не мог привыкнуть к мысли, что путешествие, в которое он ввязался по воле приютского приятеля, может закончиться трагедией.
— «Наверное, проклинает меня сейчас, — подумал Всебор. — Пожалуй, в одном он прав, лучше до конца своих дней сшибать копейки, чем оказаться на вертеле у людоедов».
— Не хочу! — послышались хрипы Зубастика. — Ребята! Давайте вернемся!
— Поздно, — шепотом отозвался Броль. — Тебе зубатый, советую не паниковать и держаться поближе к нам. Запаникуешь — станешь жратвой.
