Глава 14. Эддисон

На следующий день, пока Рекс принимал душ, на столике у кровати зазвонил мой мобильник. Номер был незнакомый, и я решила не отвечать, предполагая, что это может быть Шон. Однако когда проверила голосовую почту, с облегчением поняла, что это был деловой звонок. Какая-то женщина из Челси интересовалась, нельзя ли разбить садик на заднем дворе недавно купленного дома.

– Ты что-нибудь разузнала про Джорджию? – спросил из дверей ванной Рекс, обернув бедра полотенцем; его грудь была мокрой.

– Нет, – ответила я. – Сомневаюсь, что что-то получится.

– Что ж, тогда поищем другой путь. Может быть, Флору знал кто-то в городе. Я подумал, не сходить ли сегодня в кафе? Там и провести исследования. Возможно, я смогу кого-нибудь расспросить об этом.

– Да, – сказала я. – Неплохая мысль.

– Хочешь поехать со мной?

– Нет, я лучше останусь.

– Хочешь заняться прополкой, не так ли?

– Как ты угадал?

– Прочитал по твоим глазам.

Я улыбнулась:

– А тебя разве не раздражает, что в клумбах с гортензиями растут одуванчики и клевер?

– Нет, – усмехнулся он. – Но тебя точно раздражает. Я это прекрасно понял. – Он прижал меня к себе. – Ты ведь знаешь, что мои родители могут нанять кого-нибудь для работы в саду?

Я кивнула:

– Но мне нравится заниматься садом.

– Я тебя обожаю.

Чуть позже мой мобильник опять зазвонил, и я осторожно ответила:

– Алло?

– Здравствуйте, это Джорджия Хиллман. – Женский голос был усталым и каким-то надтреснутым. – Я получила сообщение с просьбой позвонить по этому номеру.

– Да! – оживившись, ответила я. – Меня зовут Эддисон Синклер. Я сейчас в Англии, в месте, которое называется Ливингстон-Мэнор, и я…

– Что вы сказали?

– Я говорю, что я сейчас в Ливингстон-Мэноре.

Из трубки не доносилось ни звука.

– Мисс Хиллман, вы на проводе?

– Да, – наконец ответила она. – Я тут.

– Простите, что беспокою вас, – продолжала я, – но я случайно обнаружила информацию о женщине, которая здесь работала, ее звали Флора Льюис. Вы случайно не знаете ее?

Женщина молчала.

– Мисс Хиллман?

– Да, – сказала она. – Извините. Я не слышала это имя много лет.

– Значит, вы ее знаете?

– Да. Знала.

– Я нашла газету, где упоминается ваше имя. Насколько я поняла, она пропала здесь, в Англии?

– Пропала. И могу вам лишь сообщить, что ее, к сожалению, так и не нашли.

– А как вы думаете, что могло с ней случиться?

– Понятия не имею, – ответила она. – Сама хотела бы знать. Мы были знакомы совсем недолго.

– Во время поездки в Англию, верно?

– Да, – подтвердила она. – Она работала с одним мошенником.

– С мошенником?

– Да, и я, к своему стыду, должна признаться, что одно время тоже работала с ним. Знаете, я не горжусь этой страницей моей биографии, но я покончила с той жизнью. И я не хотела, чтобы Флора оказалась замешана в грязной истории. Она была слишком хороша для этого.

– Я вас не понимаю.

– Мистер Прайс знал, как добиться своего, – продолжила она. – Он делал из людей марионеток, которыми умело управлял. Семья Флоры отчаянно нуждалась в деньгах, он это узнал и использовал в своих целях.

– Значит, Флора участвовала в каком-то мошенничестве в Англии?

– Да. Я подслушала ее разговор с мистером Прайсом, и, насколько помню, ей предстояло разыскать то ли редкий цветок, то ли дерево в поместье.

– Вы не камелию имеете в виду?

– Вполне возможно, – сказала она. – Да, действительно, наверное, так оно и было.

– И что же хотел сделать с этой камелией мистер Прайс?

– Он хотел получить за нее деньги. Вероятно, она была кому-то очень нужна, и его наняли, чтобы достать ее. Он возглавлял банду цветочных воров. Не было растения или дерева, которое он бы не мог раздобыть. – Джорджия вздохнула. – В общем, он умер в семидесятых в тюремной камере в Тампе, если это название говорит вам что-нибудь. Во всяком случае, хорошие люди туда не попадают.

– Вы думаете, Флора выполнила свою работу? Нашла ту камелию?

– Не знаю, – ответила Джорджия. – Иногда я думаю, что ей удалось убежать в какое-нибудь отдаленное место, где этот бандит не мог ее разыскать. А он бы точно разыскал, если бы хоть на минуту мог предположить, что она жива. Мне нравится думать, что где-то далеко она живет той жизнью, о которой мечтала. Но я не уверена. Она любила своих родителей, а они, насколько я знаю, больше никогда ничего о ней не слышали.

– Откуда вы знаете?

– Я приезжала к ним через пять лет после исчезновения Флоры. У меня было немного денег, совсем немного, они остались от моей последней работы на мистера Прайса. Сначала я хотела вернуть их одной шведской семье, которую мы обокрали, но потом решила отдать их родителям Флоры, чтобы они расплатились с долгами. Я помнила, как она говорила, что они переживают трудные времена. Но когда я к ним приехала, они не приняли от меня помощи. Сказали, что кто-то из родственников оставил им много денег. Я была рада узнать, что о них позаботились. Но деньги не могли вернуть им дочери. Они так и не узнали о ее прегрешении, и я этому очень рада.

– Мисс Хиллман, – сказала я, – спасибо огромное за то, что вы мне все это рассказали. Если у вас возникнут еще какие-то мысли, ну хоть что-то, вы бы не могли позвонить мне?

– Да, конечно, – ответила она. – Я так долго ни с кем не говорила об этом периоде моей жизни, что почти все забыла. Мой муж, да будет земля ему пухом, так ничего и не узнал. Забавно, но наше прошлое возвращается и находит нас снова.

Я кивнула и тихо проговорила:

– Да, это так.

Закончив разговор, я решила снова осмотреть дом. По средам миссис Диллоуэй уезжала в город. Миссис Клейн говорила, что она ездит в парикмахерскую, но если ее спросить, она ни за что не признается. В общем, я поняла, что отсутствие домоправительницы дает исключительную возможность незаметно покопаться в доме.

С первого дня, когда я заметила, как она проскользнула в помещение наверху, мне хотелось заглянуть туда самой.

Когда машина миссис Диллоуэй отъехала от дома, я поднялась на третий этаж в уверенности, что никто за мной не следит. Я знала, что в доме никого нет, кроме Джона, деревенского мальчишки, которого миссис Диллоуэй наняла подстричь живую изгородь перед домом. Вдали слышалось жужжание электрического триммера.

Поднявшись, я огляделась вокруг. Миссис Диллоуэй была права: на этом этаже не было ничего заслуживающего внимания, разве что здесь можно было поближе рассмотреть роспись под куполом. Я прищурилась, рассматривая херувимов, порхающих по нарисованным садам. Углы заплела паутина. Подойдя к двери, я повернула ручку. Заперто. Я толкнула дверь в надежде, что старый замок не выдержит, но он не поддавался. Со вздохом я опустилась на ковер и села на корточки.

Я рассматривала узор на ковре, износившемся и обтрепавшемся за долгие годы. Наверняка моя свекровь скоро его заменит. Она бы назвала его ужасным. Я задумалась, есть ли под ковром паркет, и задрала край. Да, под ковром блестел паркет, но вдруг я заметила отсвет металла. Нагнувшись поближе, я подобрала маленький латунный ключик. Нет, не может быть! Я встала и быстро вставила его в старый замок. Он застрял, но я легонько пошевелила им, и через мгновение ручка повернулась. Затаив дыхание, я открыла дверь.

Осторожно войдя внутрь, я поразилась открывшемуся виду. Передо мной была просторная оранжерея или то, что когда-то было оранжереей. Сквозь широкую стеклянную крышу проникали солнечные лучи. Я поняла, что она располагалась в доме таким образом, что ее невозможно было увидеть снизу. В благоговении, с колотящимся сердцем, я задержалась в беседке, заросшей ярко-розовой бугенвиллеей с таким мощным стволом, что он был толще моей талии. Дерево практически погибло, но осталась одна живая лоза, и она была усыпана пурпурными цветами. Я ощутила запах нагретого на солнце цитруса и тут же обнаружила его источник – в углу в горшке росло старое лимонное деревце. Все это наверняка принадлежало леди Анне.

Я прошла по усыпанной листьями дорожке к столу, где явно некогда красовались орхидеи. Теперь это можно было назвать кладбищем. Остались только их бурые увядшие стебли, но я могла себе представить, как они выглядели в лучшие времена, и улыбнулась, увидев табличку в одном из горшков: Леди Фиона Биксби. Видимо, она давала цветам имена. В конце концов, возможно, не было ничего страшного в этом визите в оранжерею. Леди Анна явно была творческим человеком, и это, возможно, выразилось в ее отношении к саду и именах, которые она присваивала цветам и деревьям.

Я села на скамейку у окна и задумалась о Флоре. Бывала ли и она здесь? Любила ли это место так же, как леди Анна? Я подобрала заржавевший у краев старый садовый совок. Это вызвало в памяти нежелательные воспоминания. Я крепко зажмурилась, тщетно пытаясь отогнать неприятные мысли.

Тетя Джин взглянула на настенные часы.

– Как, уже шесть? Я опаздываю на собрание. – Она обернулась ко мне: – Милая, там, в буфете, есть банка «СпагеттиОс». Ты бы не могла разогреть их для себя и Майлза?

– Ты не забыла? – раздраженно напомнил ей Шон. – В прошлый раз я проверил: правительство каждый месяц присылает тебе довольно жирный чек на мое содержание.

Тетя сразу стала серьезной.

– И бо́льшая часть этих денег ушла на ремонт стены, которую ты на прошлой неделе поджег. – Тетя обернулась ко мне: – Пригляди за Майлзом. Я вернусь к восьми.

Остолбенев, я смотрела, как она вылетела из квартиры.

– Ага! – сказал Шон. – Она никогда не пропускает своих собраний и уже целый год трезвая – по крайней мере, хочет, чтобы все верили в это. – Он пошел на кухню и, пошарив на буфете, вытащил бутылку виски. Отвинтив пробку, он сделал приличный глоток и предложил мне.

Испуганная, я покачала головой.

– Давай, выпей немного, – настаивал он. – Помогает расслабиться.

– Нет, – быстро сказала я.

Шон повернулся к малышу перед телевизором.

– Может, ему подлить в бутылочку?

Я в ужасе разинула рот, потрясенная подобным предложением.

– Однажды я проделал такое, в другом доме, с малышом в Куинсе, – рассмеялся он. – Было весело.

– Это ужасно, – проговорила я.

– Ладно, пай-девочка. – Он сделал еще глоток, потом завинтил пробку и поставил бутылку обратно.

Я пошла в гостиную и села рядом с маленьким Майлзом. Он с опаской посмотрел на меня.

– Привет! Я Аманда, – сказала я ему.

Он робко улыбнулся и протянул мне безголового мишку.

– Я уверена, что мы сможем его починить. Ты не знаешь, где… его голова?

Малыш указал на пожарную лестницу рядом с кухней. Я кивнула и, подойдя туда, выглянула в открытое окно. Там, на металлической площадке, рядом с неухоженным розовым кустом в горшке лежала мишкина голова. Я подобрала ее, задержавшись, чтобы полюбоваться одиноким цветком, ярко-оранжевым, цвета заката. Слегка прикоснувшись к розе, я посмотрела на город, расстилавшийся внизу. Звучали клаксоны, сияла яркая неоновая реклама. Услышав какое-то движение за спиной, я схватилась за перила и замерла. Заметив ржавый садовый совок неподалеку, я инстинктивно схватила его.

– Эй, не пугайся так, – сказал Шон, и я ощутила его горячую руку у себя на пояснице. – Ты что, думаешь, я скину тебя вниз? – Он протянул руку, чтобы сорвать оранжевую розу. – Любишь цветы?

Я съежилась. Какое вредительство!

– Ой! – крикнул парень. – Эта чертова штуковина меня уколола. – Он протянул руку, показывая капли крови, а потом бросил розу и каблуком растоптал ее нежные лепестки.

Я отвлеклась от воспоминаний, всеми силами стараясь сосредоточиться на красоте, открывшейся мне. Я надеялась, что она затмит мое ужасное прошлое. Подойдя к дереву в горшке у беседки, я сорвала с ветки крошечный апельсинчик и улыбнулась. Конечно, это кумкват. Я откусила кусочек, давая едкому соку разлиться во рту, он помог мне прийти в себя, но в этот момент я услышала, как за спиной открывается дверь. Раздались шаги. Схватив ржавый совок, я собралась с духом.