Колокол
Где бы ни встречал дон Камилло Серого, а встречал он его раза по три на день, не меньше, он накидывался на него и кричал, что все прорабы — жулики, и только и мечтают руки себе нагреть за спиной у народа. По истечении недели им наконец удалось договориться о цене, и фасад приходского дома был заново оштукатурен. Теперь дон Камилло мог выйти, сесть себе на лавочку посреди церковного двора, раскурить половинку тосканской сигары и любоваться ослепительной белизной известки, которая в сочетании с зелеными ставнями свежевыкрашенных окон и кустом жасмина у самой двери была чудо как хороша!
Но каждый раз, полюбовавшись приходским домом, дон Камилло оборачивался к колокольне и тяжело вздыхал, вспоминая о Гертруде.
Гертруду увезли с собой немцы, и дон Камилло вот уже больше трех лет по ней убивался. Гертруда была самым большим колоколом, найти денег на такую махину могло помочь разве что чудо.
— Не расстраивайся ты так, дон Камилло, — сказал ему как-то Христос с Распятия в главном алтаре, — приход может процветать и при недостаче одного колокола на колокольне. Дело ведь не в шумовых эффектах. У Бога хороший слух, он прекрасно слышит и колокольчик размером с орех.
— Так-то оно так, — вздохнул дон Камилло, — но у людей слух совсем не так чуток. Колокола нужны, по большей части, чтобы созывать людей. А им нужны шумовые эффекты: кто громче кричит, того и слушают.
— А ты стой на своем, дон Камилло, и все получится.
— Господи, что только я не пробовал. У тех, кто дал бы денег, ничего нет, а богатеи ни лиры не дадут, хоть режь их. Я пробовал играть на спортивном тотализаторе и два раза чуть не выиграл. Жаль, что некому было мне подсказать! Одно только имя, одно словечко, и я бы десять колоколов купил!
Христос улыбнулся.
— Прости Меня, дон Камилло. В следующем году я буду внимательнее следить за чемпионатом по футболу. А спортлото тебя тоже интересует?
Дон Камилло покраснел.
— Я совсем не это хотел сказать, — запротестовал он. — Когда я говорил «некому», я вовсе не имел в виду Тебя, это я так, вообще говорил…
— Приятно это слышать, дон Камилло, — одобрительно кивнул Христос. — О подобного рода вещах всегда следует высказываться «так, вообще».
* * *
Несколько дней спустя дона Камилло позвали к владелице поместья Боскаччо синьоре Джузеппине. Он вернулся, сияя от счастья, и закричал, как только вошел в церковь:
— Господи, завтра же я зажгу перед Твоим Распятием десятикилограммовую свечу! В город за ней поеду с самого утра, а если и там не будет, из Рима выпишу!
— Дон Камилло, откуда у тебя такие деньги?
— Об этом не беспокойся, матрас с кровати продам, но свеча будет! Как велика ко мне милость Твоя, Господи!
Потом дон Камилло немного успокоился и объяснил:
— Синьора Джузеппина жертвует деньги на колокол. Чтобы заново отлить Гертруду!
— Как же ей пришла такая идея в голову?
— А она обет дала: мол, если какая-то там сделка выгорит, то она церкви пожертвует денег на колокол. А теперь, с Твоей помощью, сделка состоялась. Месяца не пройдет, а голос Гертруды вновь огласит небо над колокольней. Бегу заказывать свечу!
Дон Камилло припустил было на всех парах, но голос Христа его остановил:
— Никаких свечей, — сказал Он сурово. — Никаких свечей.
— Но почему? — не мог взять в толк дон Камилло.
— Потому что Моей заслуги в этом нет никакой. Я не помогал синьоре Джузеппине с ее сделкой. Я вообще не занимаюсь ни торговлей, ни конкурсами, ни соревнованиями. Если бы Я встревал в торговые сделки, то тот, кто обогатился, Меня бы восхвалял, а кто разорился или обеднел, проклинал бы Меня. Если ты находишь на улице кошелек с деньгами, не Я его тебе отдаю, потому что не Я помогаю ближнему твоему его потерять. А свечку свою зажги перед посредником синьоры Джузеппине. Это он помог ей заработать очередные миллионы. А Я не торговый посредник.
Голос Христа звучал непривычно жестко. Дону Камилло стало ужасно стыдно.
— Прости меня. Я всего лишь деревенский священник, мужлан и невежда, в голове у меня — сплошной туман.
Иисус улыбнулся.
— Не наговаривай на себя, дон Камилло. Ты слышишь Мой голос, а это значит, что в голове твоей не только туман. Туманом голову подчас забивает как раз-таки знание и образование. Это не твой грех. Твоя благодарность Меня трогает, ты искренне готов благодарить Бога и видеть Его руку во всем, что тебя радует. И радость твоя всегда искренна. Сейчас ты по-настоящему счастлив оттого, что сможешь вернуть колокол. И искренен в своей благодарности. Это грех синьоры Джузеппины, которая думает, что с помощью денег может взять себе Бога в сообщники, в подельники по своим грязным денежным делишкам.
Дон Камилло слушал, опустив голову.
Потом он поднял глаза и воскликнул:
— Пойду скорее скажу этой старой ростовщице, чтобы подавилась своими деньгами. Мои колокола — колокола порядочные. Лучше уж я так и помру, не услышав голоса своей Гертруды.
Он направился к двери решительно и гордо. Христос смотрел ему вслед с умилением, но, когда тот дошел до двери, окликнул:
— Дон Камилло, я знаю, как дорог тебе этот колокол, ведь каждую секунду я читаю твои мысли. Жертва твоя так велика и так благородна, что могла бы с легкостью очистить что угодно и даже бронзу памятника антихристу! Vade retro me satana! Иди уже, а то как бы Мне не пришлось разрешить тебе не только колокол, но Бог знает какую еще чертовщину…
Дон Камилло замер на месте:
— То есть я все же могу его заказать?
— Заказывай, это тебе достойная награда.
Когда случалось что-нибудь подобное, из ряда вон выходящее, у дона Камилло все мысли в голове перепутывались. Вот и теперь он, поклонившись, стартовал от алтаря, разбежался, а посередине церкви заглушил мотор и проскользил до самой двери.
И Христос смотрел на него с радостью, ибо и это — способ прославления Бога.
* * *
А потом произошла неприятность. Всего через несколько дней. Дон Камилло застукал какого-то мальчишку, корябавшего что-то углем на белоснежной штукатурке приходского дома. Он набросился на парня, как разъяренный буйвол. Тот юркой ящеркой ускользнул, но дон Камилло был в бешенстве и бросился в погоню.
— Я тебя поймаю, хотя бы мне пришлось и без легких остаться, — прокричал он убегающему.
Они понеслись среди полей, и с каждым шагом гнев дона Камилло становился все сильнее. Внезапно перед беглецом выросла непролазная живая изгородь. Мальчишка заметался, обернулся и в ужасе выставил перед собой руки, не в силах сказать ни слова.
Дон Камилло несся на него, как танк. Левой рукой он схватил парня за локоть, а правую уже занес для оплеухи. Но внезапно дон Камилло ощутил под пальцами левой руки такие тонкие кости, такую хрупкую, слабую руку, что его прошиб пот. Пальцы разжались, рука, занесенная для удара, опустилась.
Он посмотрел на мальчишку. Перед ним было бледное лицо и испуганные глаза сына Горемыки.
Горемыка был бедняком. Самым бедным из гвардии Пеппоне. И при этом он не был лентяем, он постоянно искал работу. Но как только он ее находил, он работал спокойно лишь один день, а потом начинал задираться и ссорился с хозяином. И получалось, что он работал не больше пяти дней в течение месяца.
— Дон Камилло, — умоляюще заскулил мальчонка, — я больше не буду.
— Марш отсюда, — шуганул его дон Камилло.
Потом дон Камилло послал за Горемыкой. Тот вошел в приходской дом с наглым видом, руки в карманах, в шляпе, залихватски сидящей на макушке.
— И чего понадобилось клиру от народа? — спросил он, задирая нос.
— Ну, прежде всего, чтобы ты снял шляпу, а то я ее тебе подзатыльником сниму. Во-вторых, чтобы ты перестал наглеть, потому как меня этим не возьмешь.
Горемыка был так же худ и оборван, как его сын. Одной затрещиной дон Камилло мог бы дух из него вышибить. Он швырнул шляпу на стул и встал с видом смертельно утомленного человека.
— Вы хотите мне сказать, что мой сын испачкал вашу епископскую резиденцию? Я в курсе, мне уже доложили. Ваше серое Преосвященство может не беспокоиться: мальчишка сегодня же вечером будет выпорот.
— Если ты посмеешь его пальцем тронуть, я тебе шею сверну, — заорал дон Камилло, — ты бы лучше кормил его иногда! Несчастный ребенок на скелет похож, ты что, не видишь?
— Не каждому выпадает от Бога удача, — начал было саркастически Горемыка, но дон Камилло не дал ему договорить:
— Когда находишь работу, работать надо, а не революционера из себя строить на второй же день!
— Своими грязными делишками занимайтесь, — злобно ответил Горемыка, развернулся и пошел к выходу.
Дон Камилло ухватил его за предплечье, но под пальцами его оказалась такая же тонкая рука, как у мальчишки, и он ослабил хватку.
Чуть позже дон Камилло пошел пожаловаться Христу.
— Господи, — возопил он, — ну почему у меня под руками все время оказываются мешки с костями?
— Всякое может случиться в стране, перенесшей столько войн и раздоров, — со вздохом отвечал Христос. — А ты бы лучше держал свои руки при себе, дон Камилло.
Дон Камилло отправился в автомастерскую. Он застал Пеппоне у тисков.
— Ты бы как мэр сделал бы что-нибудь для мальчишки этого несчастного Горемыки, — сказал дон Камилло.
— С помощью имеющихся в кассе муниципалитета фондов я могу его разве что обмахнуть обложкой прошлогоднего календаря, — ответил Пеппоне.
— Ну, тогда сделай что-нибудь как председатель парткома своей паршивой партии. Горемыка, если я не ошибаюсь, из самых наглых твоих разбойников.
— С тем же результатом могу пообмахивать его папкой со своего стола.
— Что ты говоришь! А все те деньги, что приходят вам из СССР?
Пеппоне продолжал шлифовать деталь.
— Курьер от красного царя задерживается, — ответил он. — Может, одолжите немного из того, что посылает вам Америка?
Дон Камилло пожал плечами.
— Ну если ты не понимаешь ни как мэр, ни как партийный лидер, то попробуй понять хотя бы как отец, что этому несчастному надо помочь, хоть он и пачкает мне углем стены. Скажи, кстати, Серому, что если он не перекрасит мне все бесплатно, я вас так пропишу в стенгазете демохристиан!..
Пеппоне продолжал шлифовать. После некоторого раздумья он сказал:
— В нашем городке не только сына Горемыки нужно отправить к морю или в горы. Были бы у меня деньги, я сделал бы летний лагерь.
— Займись же этим! — воскликнул дон Камилло. — Пока ты исполняешь обязанности мэра, нашлифовывая болты, деньги к тебе сами не потекут. А у крестьян полно денег.
— Крестьяне ни на грош не раскошелятся. Они готовы дать денег разве что на летний лагерь по откорму их телят. Почему бы вам не обратиться к Папе или к Трумэну?
Они еще пару часов поспорили на эту тему, и раз тридцать чуть было не дошло до потасовки. Дон Камилло вернулся домой затемно.
— Что нового? — спросил его Христос. — Мне кажется, ты чем-то возбужден.
— Еще бы, — вздохнул дон Камилло, — сначала два часа ругаешься с мэром-большевиком, уговаривая его устроить летний лагерь для детей на море, потом еще два часа ругаешься со старухой-капиталисткой, чтобы она на этот лагерь денег дала. Возбудишься тут.
— Понимаю, — ответил Христос.
Дон Камилло мялся.
— Господи, — решился он наконец, — прости, что я впутал Тебя в это дело.
— Меня?
— Ну, да. Чтобы заставить старуху раскошелиться, я сказал ей, что Ты явился мне во сне и сказал, что благословляешь дать денег не на колокол, а на благотворительность.
— Дон Камилло, и после этого ты осмеливаешься поднимать на Меня глаза?
— Да, — уверенно ответил дон Камилло, — цель оправдывает средства.
— Не думаю, что сочинения Макиавелли принадлежат к тем священным текстам, которыми и только которыми ты должен руководствоваться.
— Может, это, конечно, и кощунство, но иногда и от Макиавелли есть толк!
— Бывает и так, — согласился Христос.
Через десять дней мимо церкви промаршировала колонна детей. Они шли на станцию, чтобы ехать в лагерь. Дон Камилло выскочил на улицу поздороваться и одарить каждого бумажной иконкой. Когда перед ним оказался сын Горемыки, лицо его посуровело:
— Вернешься, мы с тобой посчитаемся.
А заметив бредущего на некотором расстоянии Горемыку, он поморщился.
— Вся семья — разбойники.
Отвернулся и вошел в церковь.
А ночью дону Камилло приснилось, что ему явился Иисус и велел пустить деньги синьоры Джузеппины на благотворительность, а не на колокол.
— Уже сделано, — пробормотал во сне дон Камилло.
Назад: Грубияны
Дальше: Старый упрямец
