Глава 11
СМЕРТЬ ФОБЕТОРА
Он считал этот город самым прекрасным. Лучше не было ни одного. А он повидал их достаточно за свою жизнь. Кибернетический Баннгок, индустриальный Нарасикэ, экзотический Тенчитолан, в котором деньги назывались так же, как легендарная птица кетцаль, Александрия, внешне иногда напоминающая его город, но суть ее была убита уже много столетий назад. И другие… Ни единый из них не в силах сравниться с Полисом.
Он не мог позволить, чтобы его уничтожили, как и остальные. Поэтому защищал при жизни, очень долгой, и многие годы после смерти своего прежнего тела. От него остался лишь мозг, хранилище нужной информации и теплых воспоминаний, которые не позволяли забыть, кто он на самом деле, какой он.
Детство вспоминалось смутно. Самый яркий эпизод — наказание сверстника за то, что тот сломал модель Парфенона из глины, а потом обидно смеялся над незадачливым строителем. Возмездие пришло во сне. Мучительный запутанный кошмар, после которого обидчик проснулся заикающимся от страха, в слезах и еще месяц не выходил на улицу из дома, боясь открытого пространства и особенно — мраморных колонн.
Но на следующую ночь самому юному мстителю приснился сон, где он бесконечно блуждал по темным коридорам, пока не попал в тесную серую комнату без окон и дверей. В центре стоял один-единственный стул, на котором сидел человек. Его глаза были завязаны черной повязкой. Эта угольная полоса, пересекающая белое лицо с высоким лбом и античным ртом, притянула взгляд мальчика, уже не отпуская.
— Тебе нравится убивать? — спросил незнакомец мягким, приятным голосом, вызывающим абсолютное доверие.
— Я не убиваю. Это просто игра.
— Это не игра, Тай. — Мужчина поднял руку, подзывая его, и тот безбоязненно подошел, прижался к его коленям, глядя в лицо, перечеркнутое тьмой. — Ты очень сильный. Дети в твоем возрасте не способны на столь мощное воздействие.
— Откуда ты знаешь мое имя?
— Я знаю все, — улыбнулся он бледными губами идеальной формы.
— Почему твои глаза завязаны? — Тайгер протянул руку, чтобы сдвинуть повязку, но человек мягко уклонился. — Почему ты сидишь здесь?
— Я запер себя. Чтобы не вредить.
— Кто ты?
— Не имеет значения. Главное, кто ты.
— И кто?
— Я назову адрес и имя. Запомни его. Когда наступит время, ты придешь и скажешь: «Меня прислал к тебе мой Фобетор». Он тебе поможет.
— Фобетор — это ты?
Тот улыбнулся снова.
— Возможно.
— Я еще увижу тебя?
— Если захочешь убить еще кого-нибудь, приходи. Я помогу найти другое решение. А теперь иди. У тебя мало времени.
— Мне всего шесть. Как времени может быть мало?
— Единственное, что следует ценить, это время, Тай. Запомни.
И Тайгер приходил. Снова, а потом еще раз и еще. Советовался, рассказывал о своей жизни, сложностях и победах. Серая комната без окон и загадочный собеседник давали то, что не могли дать ни родители, ни наставники, ни друзья. Уверенность, защищенность, ответы…
Уходя от загадочного друга, он спрашивал:
— Я увижу тебя еще?
И неизменно получал один и тот же ответ:
— Если захочешь убить кого-нибудь.
Он уже не хотел. До того последнего случая…
— Я увижу тебя еще, Фобетор?
— Увидишь, Тай, — прозвучало, ломая годами устоявшиеся традиции.
И он увидел.
В последний раз Тайгер видел загадочного пленника лежащим в гробу, перед сожжением. Брат отца, проведший полжизни в коме, умер, не приходя в сознание. Белое лицо, напоминающее древнюю статую, без повязки. Но теперь полоса опущенных век и черных ресниц скрывала его глаза от семнадцатилетнего Тайгера.
— Ты же его совсем не знал, — говорили родственники, глядя на юношу, кусающего губы, чтобы сдержать слезы.
Он молчал.
«Я похоронил, развеял по ветру своего Фобетора», — думал он, глядя на дэймоса… человека, который сознательно запер себя в собственном подсознании, чтобы не вредить людям. «И я никогда не узнаю, какого цвета были у него глаза».
В тот же день он приехал по адресу, который помнил из далекого детства. Ему открыл немолодой человек. Высокий, крепкий, широкоплечий. На смуглом лице резкие морщины. Четыре поперечных на лбу, по три над скулами, глубокие носогубные складки и две на щеках. Словно время, вытесывая его жизнь, оставляло памятные зарубки. Но они не делали его старым. Так же как и абсолютно седые кудрявые волосы. Серо-голубые глаза внимательные и сосредоточенные, но веки кажутся чуть опухшими, словно он слишком много времени проводит во сне. Впрочем, он и проводил, как любой сновидящий.
— Я — Тайгер, — сказал юноша уверенно. — Меня прислал к тебе мой Фобетор.
— Ну, проходи, — безмерно удивленно произнес мастер снов.
Он жил на первом этаже многоквартирного дома. Вернее, высотное здание выросло на его доме — фундамент, а также портик и колонны древней античной постройки сохранились неизменными, из старого белого мрамора, который за прошедшие столетия покрылся сколами и вмятинами. Современные стены пытались маскироваться под благородную старину, но их идеальная геометричность и скупая строгость выдавали гораздо более поздний период застройки.
— Что здесь было раньше? — спросил Тайгер, проходя следом за хозяином через прохладный полукруглый вестибюль.
— Дом сновидящего, — ответил мужчина. — Здесь всегда жили мастера снов. И сто, и двести, и триста лет назад.
Он открыл дверь в просторную комнату, где не было ничего, кроме двух кресел, стоящих друг напротив друга, и низкой кушетки. Все, исключая мебель, было ослепительно-белым.
Тайгер на миг потерял ориентир. Казалось, пространство уплывает, размывая границу между низом и верхом. Пол переходил в стены, а те стекали на пол. И только три предмета из черного дерева цепляли взгляд.
Седые волосы сновидящего таяли на фоне снежных стен, черные зрачки приобретали свойства алмазного сверла, вбуравливаясь в глаза гостя.
— Ну давай проверим, что мне хотел сказать твой Фобетор.
Тайгер лег на кушетку и, чтобы избавиться от буйства белой пустоты, закрыл глаза. Он уснул и не видел снов. А когда пришел в себя, комната преобразилась. Под потолком открылся ряд окон, сквозь которые щедро лилось закатное солнце, раскрашивая безликую приемную живым оранжевым, красным и золотым.
— Ты — дэймос, — сказал ему сновидящий. Он сидел в кресле, вытянув ноги, и выглядел утомленным. — Танатос, если быть точным.
— Я не хочу это обсуждать, — жестко сказал ему юноша. — Я не хочу ничего об этом знать. Я пришел к тебе для того, чтобы ты научил меня.
— Чему ты хочешь, чтобы я тебя учил?
— Тому, что у меня должно получиться лучше всего, — неприятно улыбнулся Тайгер. — Убивать, ловить, выслеживать тех, кто этого заслуживает.
— Допустим, я соглашусь учить тебя. Но есть одна проблема…
— Все в порядке, — перебил его юноша. — Я уже со всем разобрался.
Он закатал рукав, демонстрируя последствия своей жесткой терапии.
Сновидящий подался вперед, прищурился, недоверчиво перевел взгляд на Тайгера.
— Ты сделал это… сам?
— Да, — ответил тот, застегивая пуговицу на манжете. — Когда понял, что не испытываю тех чувств, которые должны испытывать нормальные люди.
В тот день, когда юный дэймос осознал всю глубину своей социопатии, он пришел к Фобетору в легком недоумении.
— У меня проблема, — сказал он, едва очутившись в комнате без окон.
— Захотел убить кого-то? — повернул к нему лицо, перечеркнутое повязкой, узник.
— Нет. Я ничего не чувствую.
— В смысле?
— Сегодня брат сломал руку. Ему было очень больно. А мне было все равно. Ни жалости, ни сочувствия, ни желания помочь, ни стремления утешить, ни попытки отвлечь. — Тайгер один за другим загибал пальцы, пока они не сжались в кулак. — Хотелось, чтобы он перестал ныть, потому что раздражал меня. А потом возникло желание повторить эту боль кому-нибудь еще. Просто так, из любопытства. Это… ненормально.
— Хочешь излечиться?
— Хочу.
— Тогда я расскажу о упражнении. Серии упражнений. Ты молод. На тебя должно подействовать.
И он рассказал.
Выйдя из сна, Тайгер не торопясь приготовил все необходимое. Накачал из Сети картинок и роликов. Придвинул к столу удобное кресло, приволок из гостиной тяжеленную бронзовую жаровню, которую использовали лишь во время зимнего праздника Сатурналий. Высыпал в чашу брикет прессованного угля, облил жидкостью для растопки и поджег. Порылся в ящиках стола и нашел миниатюрную копию древнего штандарта, выполненную из металла. Он использовал ее как закладку прежде, теперь ей полагалось сыграть более важную роль.
Угли разгорелись. Тайгер уселся за стол, положил в раскаленную чашу железную чеканную полоску, подождал несколько минут и открыл первую картинку. Это была фотография женщины, сбитой машиной. Неподвижное тело, кровь, туфля отлетевшая в сторону. И снова никаких чувств.
Дэймос обернул ладонь рукавом пиджака, взял закладку из углей. Древний орел сиял огненным рубином.
Тайгер глубоко вздохнул, впился взглядом в фото и прижал раскаленный металл к руке. Боль была жуткой. Всеобъемлющей. Сжигающей. Дикой. Не поддающейся контролю.
Мир сжался до одной точки, в которой лежала умирающая женщина. Остальное — красная кипящая тьма.
Через целую вечность боль чуть утихла, съежилась до небольшой пульсирующей раны.
Неловкими пальцами Тайгер перелистнул картинку, теперь это был кадр исполнения решения военного трибунала в Бэйцзине. Второй раз захотелось обмануть. Не жечь себя раскаленным железом, приложить к коже уже остывшее. Но обман раскрылся бы очень быстро. Прежде всего им самим. И дэймос снова прижал к плечу пылающий штандарт…
Он продолжал эту добровольную пытку не один день. Смотрел на изображения страдающих людей и животных, одновременно причиняя страдания себе. Такую же работу он проводил сам с собой во сне, записывая в подсознание мощный рефлекс. Чужая боль — твоя боль.
Нормальным людям не надо резать или жечь себя, чтобы испытывать сочувствие или удерживаться от агрессии.
И теперь сновидящий, к которому послал Фобетор, рассматривал его ожоги, выпуклые дорожки шрамов, фигурные ссадины.
— Помогло?
— Проверьте. Кстати, вы целитель?
— Оптимизатор. Лечу людей после атаки дэймоса.
Тайгер кивнул. Ему это подходило.
— Хорошо. Я буду ловить тех, кто вредит спящим, а вы — реабилитировать их жертв.
Похоже, собеседника позабавила подобная самоуверенность. Но решительность юноши, прижигавшего себя раскаленным железом, чтобы вытравить дэймоса, не оставляла сомнений в его твердости.
— Теперь позволь один вопрос. Как ты нашел меня? Тайгер пожал плечами.
— Я уже говорил. Меня отправил Фобетор.
— Да, ты говорил, — усмехнулся оптимизатор. — И все же, мы не знакомы, у тебя не было моей вещи. Кто рассказал тебе? Почему именно я?
Молодой дэймос нахмурился, понимая, что придется объяснять с самого начала.
— Я увидел его впервые в шесть лет…
На протяжении всего недолгого повествования сновидящий впивался взглядом в зрачки Тайгера… Пытался понять — не лжет ли тот? Или считал, что юноша чересчур увлекся фантазиями?
Когда гость замолчал, хозяин поднялся, прошелся по комнате, отвернулся, провел обеими руками по волосам.
— Значит, Филипп общался с тобой… только с тобой.
— Вы знали его?! — воскликнул юноша.
— Он был моим другом. Напарником.
— Вы работали с дэймосом?..
Сновидящий посмотрел на него со снисходительной улыбкой.
— Ты считаешь его дэймосом?
— А разве нет?
— Он был мастером снов. Охотником на дэймосов.
— Что? — ошеломленный Тайгер невольно придвинулся ближе.
— Его сломали.
— Кто?! Как?! Разве возможно трансформировать дар мастера снов?! Зачем вообще это нужно?! Кого пытались из него сделать? — Вопросов было слишком много, и оптимизатор ответил на последний.
— Танатоса. Убийцу, — произнес он сухо, однако поняв, что собеседник ошарашен и растерян, продолжил: — Он был в тюрьме. Тюрьме, которую дэймосы создали для мастеров сна.
Потрясенный Тайгер молча смотрел на мужчину, неподвижно стоящего посреди комнаты. Сомнение оказалось слишком большим. Он верил и не мог поверить одновременно.
— Противостояние между нами всегда было очень сильным. Мы стараемся не допустить темных к искажению нормальной жизни. Они — убивают нас. Но случается так, что выслеживают и захватывают. Их методы жестокие и простые: они называют это «ломка» — и ломают нас, пытая в реальности и во сне. Превращают в психопатов, маньяков, убийц, таких же, как сами. Человеческая психика весьма хрупкая. Если знать, куда бить и как долго, рано или поздно она даст трещину.
— В Полисе невозможно подобное, — уверенно заявил юноша.
— Это было в Баннгоке.
Баннгок. Город, о котором Тайгер много слышал, но не испытывал никакого желания попасть туда.
Он даже не предполагал тогда, сидя в белой комнате мастера снов, что ему придется вновь и вновь погружаться в дебри кибернетического мегагорода во сне и наяву, чтобы выдирать из его механических щупалец своих людей. Потерянных, плененных, запутавшихся. И убивать тех, кто ловил и пытал их.
Значит, изломанный охотник умышленно погрузил себя в кому, запер в душной комнате подсознания, зная, что станет приносить вред людям. Против своего желания, но станет. И не мог этого допустить.
— Прежде чем учить, я понаблюдаю за тобой, Тайгер, — сказал оптимизатор, прерывая горькие размышления молодого дэймоса.
— Наблюдайте, — согласился юноша. — И скажите, если со мной что-то не так. Я продолжу перековку.
Сновидящий только покачал головой. Видимо, не часто ему попадались столь необычные экземпляры.
Наблюдение длилось несколько недель, потом еще пару месяцев, а затем продолжалось и во время обучения. Тайгер мог с уверенностью сказать, что оно не прекращалось никогда. Он сам следил за собой с обостренным вниманием, взвешивая на внутренних весах каждый душевный порыв, каждое желание. И должен признаться — не сорвался ни разу. Фобетор мог гордиться…
Однажды Тайгер спросил, не раздражает ли его повязка на глазах. Тот протянул руку, и в его пальцах появился длинный лоскут плотной серой ткани.
— Надень. Зрение не будет мешать.
— Оно и не мешает. — Юноша пощупал материал, посмотрел сквозь него на свет, тот не пропускал ни единого лучика. — Как я буду смотреть, куда иду, что происходит вокруг…
— Ты будешь не смотреть, а видеть. Сон станет глубже. Ты ощутишь его кожей, ноздрями, кончиками ушей…
Тайгер рассмеялся, Фобетор улыбнулся бледными губами и продолжил:
— Ты почувствуешь его вкус, запах, услышишь пульс, дыхание. Это огромное преимущество перед слепыми зрячими, наполняющими этот мир. Сделай то же самое в реальности, и ты поймешь, насколько многого лишен.
Выйдя из сна, Тайгер не задумываясь завязал глаза и в таком виде спустился в столовую. Его очередная затея вызвала восторг лишь у младшего брата. Который немедленно потребовал себе такую же повязку. Родители были шокированы, но скоро смирились. А юноша пытался научиться ориентироваться по звукам, касаниям ветра, запоминал нюансы запахов.
Это действительно помогло. Как и обещал Фобетор, он научился не только мгновенно реагировать на мельчайшее изменение структуры сна, но и растворяться в нем, исчезать, становясь невидимым для противников. Гораздо позднее Тайгер учил подобной практике всех своих воспитанников, и самые талантливые приближались к его успехам. Но сравниться с ним не мог никто…
Охотник закрыл глаза, снова открыл их, гася воспоминания. И последним из них была мысль о том, что он любит этот город больше всех других, потому что над ним развеян прах его Фобетора. Человека, который отказался от жизни, чтобы не вносить кровь и хаос в судьбы других.
Тайгер обвел взглядом комнату, в которой проводил достаточно много времени, контролируя сны людей, доверившихся ему. Несуществующий ветер надувал занавески, струился по полу, обтекая тело, застывшее в неподвижности. Мягкий свет не раздражал зрение. Он глубоко вдохнул. Чистый воздух радовал каждым глотком. В нем улавливался вкус горного снега. Гладкие, ровные поверхности, спокойные тона.
Прекрасный кабинет для работы. Здесь не было ни единого предмета, который служил бы напоминанием. Почти все, связанное с прошлым, он хранил в памяти. Кроме нескольких действительно ценных вещей.
На низком столе возле кровати лежал электронный блокнот. Герард прислал подробный отчет о своем последнем видении. Бич всех оракулов — неопределенность. Они могли разглядеть мельчайшие детали, нюансы, яркие символы и детали местности, но не знали, где их искать. Поэтому им приходилось четко описывать, зарисовывать, структурировать знаки, которые они считали важными, и пересылать коллегам с неизменным указанием — если увидите что-нибудь из этого, обратите внимание. Не пропустите! Будьте внимательны и бдительны. За безобидным рисуночком может скрывать ключ к спасению человека, дома, города или цивилизации.
Тайгер снова просмотрел наброски оракула, запоминая.
Затем поднялся, подошел к стене, не отличимой от остальных, провел по извилистой прожилке мрамора, и плита поехала в сторону, открывая тайник. Он взял один из предметов — желтоватую изогнутую пластинку, оплетенную потемневшей от времени серебряной сетью. Это был человеческий ноготь. Давний военный трофей. В те времена, когда была собрана эта коллекция, не считалось зазорным отрубить у поверженного противника палец, кисть руки, отсечь ухо или нос, для того, чтобы в любое время выйти на связь с врагом, пусть и обезвреженным.
Он сам по молодости лишился фаланги мизинца. Но это было слишком давно. Его враг теперь был мертв, так же как и тело самого Тайгера.
Охотник сжал в ладони кулон, опустился на кровать, закрыл глаза и спустя минуту уже стоял на поляне, окруженной деревьями с алыми листьями. Его оппонент не заставил себя ждать.
— Приветствую, Нумитор.
— Тайгер!! — Существо, похожее на облитую черной эмалью статую с кроваво-красными глазами, было взбешено, хотя и сдерживалось изо всех сил, стараясь держаться в рамках примитивной вежливости. — Не имею ни малейшего желания видеть тебя!
— Могу сказать про себя то же самое, но нам надо поговорить.
— Наши разговоры закончились три сотни лет назад, охотник. И ты поклялся, что больше никогда не возьмешь в руки вещь, принадлежащую мне.
— Я не нарушал свою часть договора, пока ты не начал нарушать свою.
Нумитор помолчал, его глаза сузились до двух щелей, затем он сделал шаг вперед, меняя облик. Перед Тайгером предстал вызывающе юный человек в набедренной повязке — маштлатле, зелено-голубом плаще шиутильматли, расшитом бесчисленным количеством скорпионов. И богатом уборе из изумрудных перьев кетцаля.
— После войны мы не проникаем на вашу территорию. — Он чуть поморщился, вспоминая о давних временах. — Не вредим вашим масеуалли… — Нумитор сделал паузу и поправил себя: — людям. Могу поклясться. Но вы построили стену. Вы перестали отпускать к нам юных дэймосов.
Его светло-зеленые глаза, обведенные черной краской, засверкали от гнева.
— У нас нет дэймосов, Нумитор. Есть целители, хариты, оптимизаторы, аониды.
— Вы переламываете их.
— А вы их убиваете. Скольким юным, необученным дэймосам вы вспарываете животы обсидиановыми ножами, чтобы вытащить сердца на вершинах своих пирамид. Поля Тенчитолана усеяны синими телами жертв. Или вы все еще разрубаете их на куски, чтобы дарить священные части кровоточащей плоти богатым чиновникам?
Тайгер прервался в усилии обуздать вспышку гнева, потому что понимал: стоит выйти из себя, и последствия будут катастрофическими.
— Ты ничего не знаешь о нашей культуре, — покачал головой собеседник, и перья на его венце дрогнули. — Наши боги жертвовали собой, чтобы мы могли жить. Теперь наша очередь поддержать их жизнь.
— Нет никаких богов, Нумитор! — рявкнул охотник, вновь теряя терпение. — Есть только мы. Наши поступки, наши мысли, наши желания. Ты хочешь власти, славы, поклонения, страха. Тебе нравится убивать молодых темных сновидящих, потому что они слабы, испуганы, доверчивы.
— У них есть шанс проявить себя, стать равными мне или моим друзьям, — лицемерно улыбнулся танатос в облачении императора ацтеков. — Но они стали слишком слабы. Подумай еще раз, Тайгер, зачем тебе лишняя головная боль. Все эти ламии, мороки, крадущие сны. Отправляй их ко мне. Очисти от грязи свой прекрасный город.
— Ты не получишь моих дэймосов.
— Твоих? — Он снова улыбался, но глаза его остались холодными. — Уж не возомнил ли ты себя Фобетором, друг мой?
— Фобетор умер, — ответил Тайгер безучастно, — истинный Фобетор мертв уже давно.
— Послушай, — вкрадчиво произнес собеседник, приближаясь на шаг. — Если ты пришел и говоришь о нарушении договора, значит, в твоем городе возникли проблемы. Кто-то убивает людей?
— Пять дэймосов, которые могли начать жить нормальной жизнью, мертвы.
Нумитор нахмурился. А охотник подумал отстраненно, как странно видеть коренного уроженца Полиса в одежде ацтека. Но она уже приросла к нему, словно вторая кожа, как истинная суть Танатоса.
— Они убили себя сами?
— Сработал приказ, заложенный в подсознание. Очень глубоко скрытый.
— Глубины, — многозначительно покачал головой темный сновидящий. — Мне ли не знать. Единственное место империи сна, над которым мы не властны. Но уверяю тебя, Тайгер, это не моя работа и не моих друзей. Мне нет дел до Полиса. Меня ждет моя битва. И она гораздо интереснее твоей. Ищи того, кто обижен. И чей ноготь или глаз ты не носишь в оправе на груди.
Нумитор шагнул назад и растворился среди алой листвы.
Тайгер открыл глаза.
Да, у каждого из них была своя битва.
Дорога до убежища ученика Феликса заняла немного времени. Можно было встретиться во сне, как прежде, но сейчас Тайгеру требовалось личное присутствие.
Дом окружали огромные деревья. Сквозь ветви просвечивали теплые золотистые огни. Глаза гигантского зверя, затаившегося в темноте и прищурившегося в добродушной усмешке. Недавний дождь заставил сныть никнуть к земле. Мокрый тяжелый ковер красных цветов ронял капли на землю.
Мягкие желтые иглы, словно густая шерсть, устилали землю. Ее клочья застряли между штакетинами палисадника и торчали из коры деревьев. Тот самый хищник, что светил глазами в черноте ночи, вдоволь потерся о стволы и забор, а потом долго валялся на крыльце.
Густой запах осени въелся в каждую доску и камень.
Тайгер поднялся по ступеням. У двери не обнаружилось ни звонка, ни глазка камеры, ни переговорного устройства. И это равнодушие к стремительному движению прогресса было как напоминание о прошлом самого охотника.
Он поднял руку и постучал негромко. Открыли почти сразу.
— Здравствуй, Мэтт.
Ученик Феликса отступил. В его светлых глазах не было страха. Но едва уловимая дрожь зрачка выдавала напряжение.
— Тайгер…
— Я хочу поговорить с тобой.
— Конечно.
Охотник вошел в дом дэймоса. Здесь также свило гнездо прошлое.
Даже запах — тот, прежний. Старая бумага, много раз стиранные льняные простыни, давно не чищенная зола в камине… Уютно, надежно, неизменно…
Навстречу Тайгеру из-за стола встала тоненькая девочка с растрепанными каштановыми волосами. Хэлена. Поздоровалась немного скованно, хотя глаза ее светились ярким любопытством.
Значит вернулась. Поняла, что не может обходиться без учителя. Связь между ними уже создана, более того, окрепла. Теперь можно сколько угодно обижаться, не соглашаться, быть недовольной, но уйти от него она вряд ли сможет.
Да и сам Мэтт не смог. Феликс мертв, но он по-прежнему связан с ним.
— Прошу, присаживайся. — Мэтт многозначительно посмотрел на девушку, она шагнула было к выходу, но охотник отрицательно покачал головой:
— Пусть останется.
И гурия беззвучно опустилась на стул, положив руки на колени.
Тайгер осматривался не без интереса. Большой стол, накрытый старой, плотной скатертью, две чашки — одна большая, с толстыми стенками и рисунком в виде алых маков, вторая — поменьше, сливочно-белая, с крошечной щербинкой на крае. Тяжелые стулья, диван, потолок над ним чуть ниже, чем над остальной комнатой — скат лестницы из коридора съедает часть пространства. Массивный камин с витой решеткой…
Молчание затягивалось. Хозяева не решались задавать вопросы удивительному гостю. Лишь обменялись друг с другом выразительными взглядами. Когда тишина стала напоминать густой сироп, охотник заговорил:
— Ты знаешь, что между сновидящими и дэймосами была война? Очень давно.
Мэтт нахмурился, не ожидая подобного вопроса.
— Я слышал, но…
— Долгая и кровавая. Мы победили. И вышвырнули темных, оставшихся в живых, вон из Полиса. Предварительно забрав трофеи с их тел. Чтобы в любую минуту в случае опасности можно было уничтожить врагов на расстоянии, если те попытаются вернуться. Они живут в разных городах. На разных континентах. Они даже считают себя свободными. Но они пленники. Их тюрьма еще более жестока, чем та, где ты был.
— Почему? — тихо спросил Аметил.
— Потому что она не в Полисе. Они обитают в Баннгоке, Тенчитолане, столице империи ацтеков, в Бэйцзине… Убивают, интригуют, умирают, пытаются завести детей-полукровок, надеясь, что те будут такими же дэймосами, как они сами.
— Тайгер, но почему ты считаешь, что им так важен Полис?
— Потому что истинные сновидящие рождаются только на этой земле. — Охотник опустил ладонь на стол. — Целители, оракулы, аониды, хариты, — он посмотрел на Хэлену. — Поэтому дэймосов неудержимо тянет сюда. Они мечтают уничтожить таких, как мы, или взять под контроль, или сломать. Но попасть в наш мир они не могут. А когда дэймос не может чего-то получить, он сдерет с себя кожу, но пролезет в нору, забранную решеткой. А если не в состоянии выполнить это желание — начинает сходить с ума и пожирает сам себя.
— Но кто-то же проник сюда, — осторожно заметил Мэтт. — Все эти убийства — дело рук дэймоса.
— Дэймоса, которого я не знаю. Или который настолько молод, что не знает меня. И считает себя неуязвимым.
— Тайгер, чего ты хочешь?
— Покажи мне трофеи Феликса.
— Их слишком много.
Охотник молча посмотрел на бывшего дэймоса, и тот, повернувшись, жестом попросил следовать за собой.
Узкая лестница в коридоре вела на второй этаж. Мэтт поднялся первым по скрипучим ступеням, открыл замок, распахнул дверь, зажег свет. Экономные, скупые движения показывали, что все эти действия доведены до автоматизма. Это было первым по важности для дэймоса место в доме. Сюда не пускали посторонних, держали дверь запертой, никому не рассказывали о нем.
Проход в рабочий кабинет вел через огромное зеркало. За ним чувствовалось дыхание мира снов — колыхало амальгаму, словно та превращалась в текучую поверхность воды. Старинная рама с вычурным орнаментом в виде цветков мака, насмешливых морд фавнов и закрытых дверей. Оно заинтересовало охотника.
— Откуда это здесь?
— Было всегда, — ответил Мэтт, вставший рядом. Его отражение было мутным в отличие от чеканного образа Тайгера.
Охотник кивнул и шагнул вперед. Комната под самой крышей оказалась неожиданно большой. Склад удивительных, на первый взгляд абсолютно ненужных, и чрезвычайно ценных вещей. Тайгер шел по ней, ни к чему не прикасаясь. Смотрел, вдыхал запах, останавливался на мгновение и снова шел. Банки с пуговицами, вазы с высушенными цветами, навигационные приборы, рулоны пыльных свитков, картины странного содержания на стенах, оббитых деревом, в углу заставленный ящиками обломок корабельного руля, на него намотан канат.
Тайгер посмотрел на бывшего дэймоса, терпеливо следующего за ним по пятам.
— Ты давно живешь в этом доме?
— С самого начала обучения. Давно.
— До этого здесь жил Феликс?
— Да.
— А до него учитель твоего учителя?
Мэтт улыбнулся мельком.
— По всей видимости, так и должно было быть. Но я не знаю, кто был наставником Феликса.
— Прошу прощения… — послышался вежливый голос Хэлены. Она тихонько пробралась на чердак и стояла у входа, не решаясь проходить дальше. — Ты увидел здесь что-то необычное? Странное?
— Значительное, — ответил Тайгер, подумав, что никто из них, даже он сам, не представляет, насколько важным может оказаться это место.
Но не стал давать никаких пояснений, хотя девушка изнывала от любопытства.
Он подошел к одному из столов, прихватив несколько листов, разрисованных узнаваемыми картинками. Двухэтажный дом, окруженный деревьями, петляющая полоса реки, лес, белый храм, опоясанный каскадами водопадов.
— Я пытался рисовать карту мира снов, — терпеливо пояснил Мэтт, которого не интересовали собственные художества, но он не хотел невежливо торопить гостя. — Они ничего не значат.
— Они ничего не значат, — повторил Тайгер и развернул старый свиток с потертыми краями, внимательно изучая у его.
— Что это за схемы? — спросила Хэл, деликатно заглядывая в сложное изображение.
— Как, по-твоему, выглядит мир снов? — охотник взял второй свиток.
— Совокупность снов всех людей, — ответила она тут же, — коллективное бессознательное.
— Я спросил, как он выглядит?
— Ну… — девушка замялась, искоса взглянула на Мэтта, — по-разному. Зависит от того, чье подсознание его создает. Цветущий сад или горы, кладбище, заброшенный город…
— Необозримое пространство идей. — Тайгер посмотрел ей в глаза, и гурия невольно поежилась. — Безграничное, вечное. По нему можно блуждать веками, не встречая ни единого отблеска жизни. Идти по нему все равно что гулять по космосу. Там иное пространство и время, другие законы. Но в нем есть дороги. Пути, которые прокладывают сновидящие.
Охотник развернул свиток на столе, показывая своим собеседникам. Лист был испещрен точками разной величины и линиями, соединяющими их. Созвездия неведомого мира.
— Это карта мира снов. Одного из его фрагментов.
— Карта? — Хэл с изумлением повернулась к Мэтту, который напряженно смотрел на запутанное изображение.
Тайгер коснулся пальцем одной из самых крупных отметин — красная середина, черная окантовка.
— Это дэймос. — Он провел по черте, соединяющей ее с другой такой же точкой, поменьше. — Второй дэймос. — Перешел к следующей, чисто алой. — Мастер снов. Вот еще один. И еще. А этот путь закрыт. — Охотник указал на линию, перечеркнутую синим. — Человек, к которому он вел, мертв. Но есть обходной путь — здесь, к другому сновидящему.
— Подожди. — Хэл положила обе ладони на бумагу, разглаживая ее. — Значит, все эти точки — конкретные люди.
— Сны — эфемерны, нестабильны. Сегодня ты видишь цветущий сад — завтра пепелище. Никаких постоянных ориентиров. Мы перемещаемся в мире идей от одного реального человека к другому. От одной вещи, — Тайгер запустил руку в ближайшую банку, вынул две пуговицы и положил одну из них на свиток, — до другой вещи. — Он придвинул вторую к первой.
— Нет трофея — нет связи с человеком, — пробормотал Мэтт, и его лицо стало отрешенным. Он думал о чем-то другом.
— Да, все это знают. Если бы было иначе — власть дэймосов, впрочем, как и мастеров сна, стала бы безграничной. Мир снов делает людей беззащитными и одновременно защищает их.
— Значит, это настоящая карта, — повторила Хэл, и ее глаза заблестели. — И если знать, кто именно обозначен на ней, можно узнать, с кем он общался… контактировал…
— Это всего лишь любопытная деталь, не более, — оборвал ее размышления Тайгер. — Мы здесь не за этим.
Он оставил пыльные свитки и пошел дальше. Огляделся еще раз. Остановился возле старинного холста в пыльной раме.
Зеленоватая толща воды, пронизанная солнечными лучами, а на дне между белых камней, извивающихся лент водорослей и ярких рыб безмятежно спят люди. Дети, свернувшиеся калачиком и прижимающие к груди любимые игрушки. Старики, храп которых вырывается из приоткрытых провалов рта цепочками пузырьков. Молодые обнаженные женщины с растрепанными волосами. Мужчины с довольными улыбками. Влюбленные, обнимающие друг друга, держащиеся за руки…
Бесконечное царство спящих. Бездна, куда ныряют мастера снов, чтобы схватить жемчужины сновидения. Тайгер видел похожую интерпретацию мира идей. Только там люди лежали на глубине под толстым стеклом. Точка зрения дэймоса — видеть можно, достать нельзя. Лишь если овладеешь личной вещью спящего.
Описание и набросок именно этой картины, висящей на чердаке в доме Аметила, было в сообщении от Герарда. Вот, значит, куда привел охотника знак из пророческого сновидения.
Тайгер протянул было руку, но удержал себя и кивнул Мэтту.
Тот взялся за раму и снял картину со стены. Под ней обнаружился ровный прямоугольник каменной кладки.
— Это сейф, хранилище. Я видел такие прежде, — произнес охотник в ответ на недоуменное молчание спутников и обратился к хозяину дома: — Открой.
— Я не знаю как.
— Просто прикоснись.
Мэтт протянул руку, положил ладонь на камень, и тот медленно сдвинулся, открывая сканер сетчатки рядом с металлической дверцей.
— Интересно, что здесь еще спрятано за старой рухлядью, — услышал он тихий, удивленный голос Хэлены, — космическая ракета?
Тайгер жестом предложил дэймосу действовать. Тот помедлил, затем приблизил лицо к круглому окошку. Узкий невидимый луч прошелся по его глазам, определяя уникальный рисунок радужной оболочки, расположение крошечных кровеносных сосудов, фиксируя реакцию зрачка на свет.
Они ждали не менее двадцати секунд, когда что-то в глубине стены щелкнуло, и сейф открылся.
— Достань.
Аметил вытащил сверток. Бумажный комок, кое-как перетянутый бечевкой.
Развязал.
На мятом сером листе лежал сморщенный, высохший обрывок кожи. Мочка уха с сохранившейся серьгой в виде тонкого кольца.
Хэлена, держащаяся позади, издала невнятное восклицание, выражающее отвращение и удивление.
— Кому это принадлежало? — спросил дэймос.
— Вот ты и узнаешь.
— Я?
— Можешь взять с собой ученицу.
— Тайгер, скажи прямо, что я должен сделать?
— Выйти в сон, найти того, кто был пленником твоего учителя. Сделать это аккуратно. Так, чтобы он не обнаружил твое присутствие.
— Мне известен один дэймос, с которым у Феликса было противостояние. Но он мертв.
— Ты уверен?
Мэтт промолчал.
— Правильно. Никто в достаточной мере не может быть уверен в смерти дэймоса.
— Почему ты обратился ко мне? Я сам дэймос.
— Потому что ты не сбежал, когда была возможность. Остался в Полисе. И учил эту девочку быть целителем.
Судя по выражению лица Мэтта, он не слишком понимал, на чем основывается шкала ценностей охотника, но тот не стал пояснять.
— Хорошо. Я сделаю это.
Конечно, сделает. Желание узнать все тайны учителя, который скрывал от него довольно много, очень сильно. Сильнее инстинкта самосохранения.
— Тайгер, ты знаешь, кто был наставником Феликса? — спросил Мэтт, подтверждая мысли охотника.
— Знаю. Геспер.
Пораженная Хэл широко распахнула серые глаза.
— Но Геспер — целитель! — воскликнула девушка. — Абсолютный, совершенный целитель.
Мэтт лишь невесело усмехнулся, продолжая смотреть на Тайгера:
— Я говорю о его настоящем учителе, дэймосе.
— У тебя есть карты, — Тайгер с улыбкой указал на стопку свитков. — Если разгадаешь шифр, узнаешь все имена. Впрочем, ты твердо убежден, что они тебе нужны?
Мэтт промолчал. Понял, что больше ему ничего не узнать. И не стал настаивать.
— Когда я что-нибудь раскрою, сообщу, — сказал он перековщику, аккуратно заворачивая древний осколок плоти в бумагу.
— А может быть, это трофей не Феликса, — не слишком уверенно подала голос Хэл. — А его учителя.
— Вот вы и проверите.
Тайгер спустился первым, слыша за спиной шаги двух дэймосов — бывшего и не состоявшегося.