Глава 10
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Герард позвонил, когда я вытаскивал из дома двадцатичетырехкилограммовый лодочный мотор. В центре двора, на усыпанной желтыми иглами земле стояла пятидесятилитровая ржавая железная бочка, наполненная водой. К ней я и тащил древнего монстра — еще одного доставшегося в наследство от Феликса. Учитель умел прекрасно обращаться с ним. Мотор послушно рокотал в его руках, укрепленный на транце лодки, или ласково мурлыкал на низких оборотах. Мне предстояло только начать укрощать его.
— Жив? — коротко поинтересовался оракул, когда я ответил, прижимая коммуникатор к уху, одновременно удерживая тяжелый металлический корпус на плече.
— Вроде да.
— А дышишь так, словно только что из драки выполз.
Я медленно опустил подводную часть мотора в бочку. Закрепил его на краю, надежно закрутив струбцины, и только после этого спросил:
— Ну?
— Я перешлю тебе информацию, — отозвался Герард серьезно. — Изучи.
— Что-то важное?
— Я был в шахтах Полиса. Увидел много интересного. Хочу, чтобы ты посмотрел, вдруг опознаешь что-нибудь.
— Неужели я получил допуск к высшим знаниям Олимпа мира снов? Думал, меня подвергли остракизму.
— Не понимаю твоей иронии, — отозвался оракул, и голос его опасно завибрировал.
— Ладно, присылай, — поспешил сказать я, проще сразу согласиться, чем выслушивать громогласные упреки в непрофессионализме.
— Кстати, узнал кое-что про твоего погибшего борца, — сказал Герард на тон ниже, — его накачали нейротексом. Слышал о таком?
— Что-то из биоинженерии?
— Нейропротектор. Вещество, без которого не будут функционировать искусственные тела. Обычным людям придает сил, ловкости, выносливости, и убивает во сне.
В черной воде бочки отражался белый металлический кожух, которым был закрыт мотор, мой темный силуэт и далекие тучи в оконце между косматых вершин деревьев.
Мое озадаченное молчание прервал голос оракула:
— Твоей третьей жертвы пока нет в Полисе.
— И где он? — спросил я машинально.
— Вместе с группой ученых оказывает помощь в ликвидации экологической катастрофы в Бэйцзине. Мы отправили к нему пару сновидящих для охраны. На всякий случай.
«Мом бы их всех побрал!»
— Что там произошло?
— Взрывы и пожар в крупнейшем порту, — ответил Герард. — Почитай в новостях. Сгорели контейнеры с химикатами. Восемьсот тонн аммиачной селитры, пятьсот тонн нитрата калия, семьсот тонн цианида. И все это течет по городу.
— Вот так и порадуешься, что мы отделены Стеной от остального мира.
— Если остальной мир начнет травить себя в таких масштабах, она не сможет защитить нас. Поэтому наши ученые вынуждены рисковать собой, чтобы Полис не захлебнулся в их дерьме.
Я, поморщившись, отдалил коммуникатор от уха, баритон оракула гремел в негодовании, как молот Гефеста по наковальне. Наконец на заднем плане подал голос Аякс, и оракул замолчал. Теперь я слышал лишь его гневное дыхание.
— А в Баннгоке третий теракт за два дня, — сказал я, демонстрируя знание политической ситуации в мире.
Герард промолчал, никак не отреагировав на мое заявление, а затем до меня долетело тихое как вздох:
— «…Покуда юный мрамор не взойдет в заброшенных людьми каменоломнях…»
Голос, которым это было произнесено, не мог принадлежать оракулу. Бесцветный, тающий, холодный…
— Что? — спросил я невольно, ощутив ледяное дуновение, показалось вдруг, что из кухонного окна на меня смотрят давящим, прицеливающимся взглядом.
Оглянулся. Темный прямоугольник стекла в обрамлении белого наличника был пустым. На меня никто не смотрел.
— Я думаю, дэймосов интересовали не могилы твоих жертв, а твой мир, в котором они находятся, — бодро откликнулся оракул.
Колючее прикосновение потустороннего мира схлынуло, оставив легкое недоумение.
— Зачем?
— Ты — часть целого, — глубокомысленно заявил Герард и отключился.
Я посмотрел на замолчавший коммуникатор, сунул его в карман и поведал собственному отражению:
— С оракулами всегда было сложно.
Снял кожух с мотора, положил на землю возле бочки и принялся перебирать свечи в коробке. Все нуждались в зачистке. Электрическая эрозия оставила следы черной окалины между электродами, и я полез в коробку с инструментами за тонкой полоской наждака.
Четыре жертвы. Один мертв, другой недоступен сейчас, третий заблокирован, четвертая лишена дара…
Феликс, у меня слишком много вопросов к тебе.
Возясь с мотором, я машинально напевал любимую песню учителя:
Jede Nacht genau der selbe Traum
Mich umgibt ein kalter schwarzer Raum…
Каждую ночь один и тот же сон:
Меня окружает холодное черное пространство,
Тяжело дается каждый глубокий вдох,
Я кричу, но ты больше не слышишь меня.
Ищи меня глубоко в бездне своих снов,
Я нахожусь шестью футами ниже.
Высоко над головой вороны неторопливо перелетали с ветки на ветку. Галдели, метались черными тенями, пару раз сверху планировали перья, крутясь в воздухе и утыкаясь в землю острыми носами. В переплетенных сетях туч запутались дождевые капли, готовые падать на землю холодным, расплавленным серебром дождя.
Каждый раз одна и та же игра:
Ты ищешь меня, но я давно у цели.
Земля легко сыплется на мое лицо,
Я слушаю свое сердце, но, похоже, оно не бьется.
В прозрачном осеннем воздухе застыло ожидание. Предстоящей зимы, долгой непогоды и чего-то еще неведомого, опасного. Дом тоже затаился. Он-то, глубоко погруженный корнями фундамента в глубины мира снов, знал наверняка, что происходит. Перекачивал энергии из одной реальности в другую, хлопал дверьми, выпуская и впуская невидимых визитеров.
Возьми лопату, она приведет тебя ко мне.
Тебе нужно еще глубже, ведь я жду тебя здесь.
Рой могилу, она — тоннель, что доведет тебя до цели.
В конце ждет свобода…
Герарду бы погрузиться в сон здесь. Среди обломков сокровищ дэймосов нескольких поколений. Надо предложить ему сделать это.
Ищи меня глубоко в бездне своих снов.
Тебе нужно еще на шесть футов ниже.
Я выпрямился, посмотрел на небо, пахнущее близким дождем, затем взялся за рукоять веревочного стартера и дернул на себя, как учил Феликс, — сильно и в то же время плавно.
Лучшее, что сейчас можно сделать, последовать совету учителя. Если у тебя слишком много вопросов, а ответов нет — собери всю доступную информацию и не думай о проблеме. Решение придет.
Мотор взревел. Бодро и мощно. Гребной винт начал вращаться, вода вскипела белой пеной, бочка затряслась. Я повернул рукоятку на конце румпеля до упора. Рев и бурление стихли, во влажной звенящей тишине звучало лишь карканье потревоженных ворон. А я почувствовал близко чье-то присутствие и поднял голову. Рядом стояла Хэл. Именно такая, какой я так часто ее вспоминал. Короткая юбка, расстегнутая куртка больше на два размера, под ней серый вязаный свитер, светлая полоска кожи над чулками. Растрепанные каштановые волосы. Внимательные серые глаза жадно смотрели на меня. Рассматривали мое лицо, словно пытаясь увидеть следы печали, трудностей или болезни. Не нашли, и Хэл улыбнулась, расслабилась. Перевела взгляд на бочку.
— Что это за древняя рухлядь?
— Это, между прочим, — произнес я с достоинством ценителя и хранителя раритетов, — подвесной лодочный мотор «Зефир-8» с двухтактным двухцилиндровым двигателем и дефлекторной продувкой.
— Выглядит чудовищно, — безапелляционно заявила Хэл. — И что, он работает?
— Как видишь.
— На нем можно плавать?
— Конечно. Хочешь дернуть?
— Давай, — с вполне предсказуемым азартом сказала девушка, отодвинула меня, взялась за стартер и уверенно рванула его на себя.
Мотор недовольно заклекотал, но не завелся.
— Давай еще раз.
У нее получилось с третьей попытки. Мы обменялись довольными взглядами, и я заглушил мотор. Сполоснул руки водой прямо из бочки, вытер старым полотенцем, висящим тут же.
Хэл отступила на шаг и как будто отдалилась. Я почувствовал ее легкий холодок и спросил дружелюбно-вежливо:
— Как дела?
— У меня новый учитель, — ответила она так же предельно учтиво.
— Неужели?
— Я говорила с Геспером…
— Хороший выбор. Он прекрасный целитель.
— Кстати, он очень хорошо о тебе отзывался.
— Неужели?
Хэл усмехнулась.
— Похоже, тебя заклинило на этом слове. Не злись, ладно?
— Я не злюсь.
Моя бывшая ученица помолчала, слизнула каплю дождя, упавшую ей на верхнюю губу.
Она была прежней и другой. Человек, который принял важное решение и ни за что не отступится от своей цели.
— Я приехала забрать кое-какие свои вещи. Дневник сновидений остался у тебя.
— Зайдешь?
— Зайду, пожалуй.
Она не торопясь поднялась по ступеням, погладила ручку двери, помедлила в коридоре. Принюхалась к привычному запаху кофе из кухни, улыбнулась мельком. Заглянула в комнату, где мы проводили занятия, постояла на пороге. Но входить не стала. Так же не торопясь прошла в гостиную. Здесь на столе все еще лежал ее чемодан с карандашами, альбомы для рисования, тут же валялся мой старый коммуникатор, клочок бумаги с номером загадочного лекаря дэймосов. Рисунки, сделанные мной для Талии.
— Кто это? — Хэл взяла портрет Адриана.
— Не важно. — Я забрал лист из ее рук и убрал в папку.
— А чей это номер?
— Не важно, — повторил я и вытащил из кипы набросков ее дневник. — Вот, возьми.
— Мэтт, что происходит? — Девушка скрестила руки на груди, и стало видно, что она не сдвинется с места, пока не получит ответы на все свои вопросы. — Что ты затеял?
— Хэл, у тебя новый учитель. Новая жизнь, новые заботы. Ты сделала свой выбор.
— Да, сделала, — произнесла она жестко и добавила неожиданно: — Теперь сделала. Я скучаю по тебе. Я еще никогда ни по кому не скучала. Никогда. Ни по кому. И мне плохо. А еще я все время беспокоюсь о тебе. Это сводит с ума.
Глаза ее блестели, обычно бледные щеки порозовели, но ноздри раздувались, словно от гнева. Однако это был не гнев. Я протянул руку, сгреб ее за лохматые волосы на затылке, притянул к себе. Подхватил под колени и посадил на стол. Бумаги полетели во все стороны. Ладони ощутили шерстяной узор чулок и сразу же, над тугой резинкой — теплую гладкость кожи. Я почувствовал, как горячие ладони крепко сжимают мои плечи. Эти же ладони провели по моей шее и проскользнули под воротник. Обжигающие угли.
Два дэймоса, два искусителя… мы не изощрялись в своем искусстве, не пытались подчинить друг друга, мы просто слились. Без недомолвок, без подозрений, без преград.
Язык, которым мы оба владели в совершенстве. Беззвучные вопросы и страстные ответы. Стихия, полностью подвластная нам. Игра по правилам, установленным только нами…
Хэл лежала на диване, прильнув ко мне спиной и положив голову на мою руку. Тихая, умиротворенная и в то же время размышляющая о чем-то.
— Что для тебя секс? — спросила она вдруг, выталкивая меня из сновидения.
— Он как… дыхание, — ответил я, не сразу подобрав точное определение.
Моя гурия усмехнулась.
— Естественно, да? Правильно. Легко. Свободно. Так и должно быть. Для всех… Я почитала про искусителей в библиотеке у Герарда. Знаешь, что они делают? Не только морочат людям голову эротическими видениями, как я думала раньше. Они внушают людям, что секс — это плохо, порочно, грязно, низменно. Стыдно. — Хэл повернулась ко мне. — Мы внушаем людям стыд за то, что может быть самым прекрасным, светлым и волшебным в жизни! А еще чувство вины, если они не могут отказаться от близости. Стыд, страх, вина.
— Подавленная агрессия, — продолжил я, — насилие, боль, желание унизить или унизиться. Знаю.
— Нормальные отношения между людьми извращаются, оборачиваются в порочную игру подавления и подчинения. И чем дальше, тем хуже. Появляются запреты, наказания…
Хэл приподняла голову. Я почувствовал, как ее тело напряглось под моей рукой, она потянулась, подняла что-то с пола и перевернулась на спину, держа перед собой портрет Адриана.
— Интересное лицо.
— Угу.
— Зачем ты нарисовал его?
Я не ответил, сообразив вдруг, что встречался с Талией во сне. И там же предоставлял ей доказательства своих былых преступлений. Или нет? Это было уже в реальности? А может, я рисовал эти картинки в полусне, не контролируя себя.
Харита действительно умела морочить голову. Я вспомнил янтарный взгляд, окутывающий теплым медовым мороком, изысканную линию шеи, коротко стриженный нежно-рыжий затылок…
— Мэтт, — Хэл толкнула меня локтем в бок.
— Его зовут Адриан. Давний друг Клио. Потенциальный оракул.
— Оракул? — Она внимательнее всмотрелась в портрет. — У него есть нечто общее с Герардом. Значит, ты знал этого Адриана?
— Я заблокировал его дар.
— Зачем?
— Феликс попросил.
— Ты ему вообще ни в чем не отказывал, я смотрю. — Хэл поднялась, потянула за собой плед, стащив его с меня, завернулась в теплую ткань и принялась собирать остальные бумаги.
Я следил за ней с дивана. Тонкие руки, обнаженное белое плечо с едва заметной родинкой на острой лопатке, лохматый затылок. Удивительно, насколько она здесь к месту. Неожиданный подарок из мира снов. Еще одна редкость в доме дэймоса…
Она плюхнулась рядом со мной и предъявила следующий портрет.
— Это Кора. Ламия. Я лечил девочку, на которую она напала, и слегка покалечил.
— Ясно, — этот ответ удовлетворил Хэл. — А тут кто?
— Фабий. Молодой ученый. То есть теперь уже не молодой.
— Что ты сделал с ним?
— Психическая атака. Но он справился в итоге.
— Зачем эти рисунки? Рассказывай, — потребовала она, резким движением головы отметая все мои попытки отклониться от объяснений.
И я начал рассказывать. Не без удовольствия, признаюсь.
— Думаю, ты уже знаешь, что после каждого преступления дэймоса в его мире остается след, зарубка, шрам.
— Да. Ты говорил, — сказала она нетерпеливо.
— Мы называем их могилами. Их можно убрать, помогая людям. В моем мире осталось четыре.
Хэл терпеливо слушала, ожидая, когда я перейду к самому главному.
— Также, раз Герард столь подробно рассказал тебе о перековке, тебе наверняка уже известно, и что в Полисе есть тюрьма для дэймосов.
Девушка кивнула, пристально глядя на меня.
— Не так давно одна из пленников сумела захватить сновидящего, охранявшего ее, в заложники.
— Как это могло получиться?!
— Тюрьма двух уровней. Первый в реальности, где заключены физические тела, второй — в мире снов, где скованы тела сновидений. Не знаю, что это за место. Никогда не видел. Но кто-то сумел освободить дэймоса из этого второго уровня.
— Дальше, — велела Хэл, и между ее бровей залегла тонкая морщинка.
— Она держала сновидящего в плену. Но обещала отпустить, если я приду к ней.
— Ты?! Зачем?
— Она хотела увидеть последнюю могилу в моем мире.
— Она ее увидела?
— Нет. Со мной была харита. Талия. Она показала дэймосу иллюзию, несуществующую плиту с несуществующим именем.
Хэл помолчала, рассеянно барабаня кончиками пальцев по дивану.
— А ты не думаешь, что это могло быть уловкой. И на самом деле ей нужно было нечто другое.
— Вполне возможно. Но пока у меня нет никаких идей. И я проверяю свои жертвы, которые могли бы заинтересовать дэймосов.
Я рассказал ей о попытке снять блок с Адриана, о визите к ламии и ученом, который находился за границами Полиса, а потому пока был недоступен.
Хэл снова вскочила, зябко переступая по полу босыми ногами, нашла обрывок бумаги с номером телефона.
— Значит, ты не можешь дозвониться до этого загадочного доктора?
— Пока нет.
— Потому что звонить должна я.
— Нет.
— Да. Это же логично. Юная гурия пострадала от воздействия дэймоса.
— И от какого дэймоса ты пострадала, позволь узнать? — спросил я, уже прекрасно понимая, что у нее на уме.
— От тебя конечно. Кора, когда пыталась излечиться, уже нажаловалась на тебя. Молодой, но чрезвычайно сильный, наглый дэймос калечит других, менее сильных. Идеальное прикрытие. — Хэл сняла со спинки стула свою юбку, вытащила из кармана коммуникатор, быстро набрала номер.
Я невольно затаил дыхание, ожидая, что же произойдет.
Прошла очень долгая минута. Никакого ответа.
— Видишь, бесполезно. Вполне возможно, он прекратил прием пациентов.
— Вижу. — Хэл отложила мобильник. — А может, просто занят сейчас. Перезвоню позже.
Она снова вернулась ко мне, забралась под плед. Ледяная, словно только что бегала босиком по снегу. Я обнял ее, пытаясь согреть.
— И все же, кто из твоих жертв был нужен дэймосам?
— Не знаю. Десяток вариантов. Я уже голову сломал, думая над этим. Спроси у своего нового учителя.
— Нет у меня никакого нового, — пробормотала она, прижимаясь холодным носом к моей шее. — Я хочу, чтобы ты опять учил меня.
— Неужели?
— Опять это слово. — Хэл насмешливо фыркнула и тут же снова стала серьезной. — Я ушла из центра. Там все… так цивилизованно, размеренно. Чудесный преподаватель, замечательные ребята — сновидящие. Столовая прекрасная, кабинеты с современной техникой.
Я снова хотел произнести слово, на котором, по мнению Хэл, меня заклинивало, когда я начинал испытывать легкое неудовольствие. Однако сдержался.
— Но это не для меня, — продолжила она. — Мне нравится риск, опасность, погони, загадки. Все на грани боли, смерти, провала… и всегда победа, в самый последний момент.
Меня позабавил ее энтузиазм.
— Больше не боишься мне навредить?
— Мой Фобетор показал, что без меня ты в еще большей опасности. И вот еще что. Я не дэймос. Пока не стала настоящим дэймосом. Но если у меня появится возможность реализовать свой скрытый потенциал и я это сделаю — что тогда со мной будет?
Она больше не прижималась ко мне доверчиво, отстранилась и смотрела на меня блестящими настойчивыми глазами.
— Твоя личность начнет перерождаться. Сейчас ты человек со своими недостатками, психологическими сложностями, достоинствами. Но как только станешь реализовывать темные желания и порывы, начнешь терять человечность и постепенно трансформироваться в дэймоса. Знаешь, в Баннгоке распространены наркотики. Героин, к примеру.
Хэл торопливо кивнула, по-прежнему впиваясь в меня взглядом и молча требуя продолжать.
— Он постепенно уничтожает личность человека, заменяя ее своей. Лживой, подлой, вероломной, готовой на убийство, предательство, воровство, лишь бы как можно дольше удержаться в твоем теле и получить дозу. То же самое делает дэймос.
Хэл слушала с величайшим вниманием, и мне, как всегда прежде, льстило это. Наверное, с такой же напряженной заинтересованностью я смотрел на Феликса, когда он просвещал меня.
— С тобой было так же?
— Да. Постепенно человек переродился в нового — дэймоса.
— Но ты убил его?
— Тайгер убил. Выжег. Перековал.
Хэл поежилась, а затем произнесла задумчиво:
— Поэтому я вернулась. Только ты понимаешь меня. И сможешь контролировать. Напугать или причинить боль, когда я начну срываться. А если я попытаюсь манипулировать тобой…
— Не волнуйся. Я сам прекрасно умею манипулировать.
— Останови меня, ладно? — Она обхватила меня обеими руками за шею, прижалась всем телом.
— Остановлю, — ответил я, запуская пальцы в ее волосы, и сжал в кулаке теплые вихры.
