Глава 20
Святые Кирилл и Мефодий

Крымскую землю почтили своим присутствием и «апостолы славянства» – святые братья Константин (Кирилл, 827–869) и Мефодий (815–885).

Мы слишком привычно произносим «Кирилл и Мефодий». А ведь младший из братьев почти всю жизнь носил имя Константин и только за пятьдесят дней до своей кончины, приняв схиму, взял новое монашеское имя Кирилл (с ним и предстал пред Господом).

Мефодий и Константин родились в греческом городе Фессалониках, в семье имперского офицера высокого ранга. «Хорошего рода и богатого», как сказано в «Житии Кирилла и Мефодия». В семье было семь сыновей, Константин – младший из всех. Существует предположение о славянском происхождении братьев, но основным аргументом для него является то, что они слишком хорошо знали славянский язык македонского диалекта. Однако в тех краях многие греки владели славянским как родным: Фессалоники (по-славянски Солунь) были фактически двуязычным городом, в нем проживало много славян, а совсем поблизости была Болгария (болгары даже захватывали Солунь на какое-то время).

Из всех братьев Константин был самым талантливым и очень красивым человеком. Обучался он в Константинополе. Отец умер, когда мальчику было 12 лет; на него обратил внимание и взял на себя заботу о его воспитании государственный канцлер Феоктист, опекун малолетнего императора Михаила III. Вместе с Михаилом и другими мальчиками из знатных семейств Константин и воспитывался в дворцовом училище Мангаура, где преподавали самые лучшие учителя. Круг предметов был широк: философия, диалектика, риторика, арифметика, геометрия, астрономия.

По окончании училища юноша отказался от выгодного брака на крестнице своего доброжелателя Феоктиста, принял церковный сан и поступил на должность хартофилакса («хранителя библиотеки») при главном в империи храме Святой Софии (фактически такая должность соответствовала высокой ученой степени). Но при храме Константин не задержался: устав от административных обязанностей, поступил (а на самом деле – скрылся) в один из монастырей на берегу Мраморного моря, где проводил большую часть времени в уединенных размышлениях.

Но его там нашли и водворили в то же самое училище Мангаура – теперь в качестве преподавателя философии. Прозвище «Философ» вскоре и заработал, и оно пристало к нему на всю жизнь. В ученых кругах оценили диалектичность его мышления и большие способности в языкознании.

На одном из богословских диспутов Константин уверенно взял верх над вождем иконоборцев, бывшим патриархом Аннием. Как раз в то время поступила просьба от мусульманского правителя, эмира милетенского, ознакомить его с основами христианской веры. Выбор патриарха Фотия, человека большой учености и святости, сразу пал на Константина. При дворе эмира произошел оживленный диспут с мусульманскими богословами. В вере в Аллаха они по итогам его не поколебались, но оценили блестящий ум и образованность своего оппонента. На вопрос, откуда у него такие познания, он ответил им притчей: «В стране, отдаленной от моря, к одному человеку попал сосуд с соленой морской водой. Она так изумила и его, и всех окружающих, что он хранил ее как сокровище и очень этим сокровищем гордился. Но один приезжий спросил у него с удивлением: «Что ты носишься с этой протухлой водицей? У нас ее целое море!» Так и вы, сделал резюме Константин. Вы сравнительно недавно знакомы с греческой мудростью, постигли ее пока еще в малом объеме, вот и восхищаетесь моими познаниями».

Но по возвращении в Константинополь, в alma mater, молодого ученого ожидали зависть и интриги ректора Мангауры Льва – тоже Философа по прозвищу. Чуждый всякого лицемерия и подковерной борьбы, Константин удалился к своему брату Мефодию в монастырь на горе Олимпе. Мефодий был на 12 лет старше брата. Он рано поступил на военную службу, десять лет был правителем одной из областей, мог бы сделать блестящую карьеру. Но сердцу не прикажешь и в делах земной любви – во влечении духовном тем более.

Из обители братьев в 860 г. вызвал приказ императора и патриарха: отправиться с важной миссией в Хазарию. От ее кагана поступил запрос: прислать богослова, который в его присутствии вступил бы в спор о вере с проповедниками ислама и иудаизма. Если по ходу дискуссии будут разрешены некоторые его мировоззренческие сомнения, он, возможно, склонится к принятию христианства. Как сказано в житии, у патриарха Фотия не было сомнений, кому поручить эту миссию: «Никто иной не смог бы осуществить ее».

По пути братья сделали остановку в Крыму, в Херсонесе. Там Константин имел возможность усовершенствовать свои познания в иврите (в Херсонесе проживало много евреев). Успел даже выучить близкий к нему самаритянский язык, встретив там самаритянина (около 720 представителей этого древнего народа и сегодня проживают в Израиле).

Главное же – судьба свела его в Херсонесе с одним славянином, у которого, согласно житию, «нашел там список Евангелия и псалмов, написанных по-русски («росьскы письмены писано»), и он нашел человека, говорящего на этом языке, и говорил с ним, и понимал смысл того, что говорит тот, и, приспособив его язык к своему собственному наречию, он разобрал буквы, как гласные, так и согласные, и, помолясь Богу, стал быстро читать и говорить по-русски».

Г. В. Вернадский следующим образом отвечает на могущие возникнуть у нас вопросы. «Росьскы письмены» это не первый славянский алфавит – глаголица (которую, возможно, сам Константин Философ и создал, а потом уже на базе ее и греческого появилась кириллица), а буквы грузинского или армянского языка, которые были ему знакомы: в Хазарию, в славянские земли, приезжало тогда немало миссионеров из Армении и Грузии, они могли сделать перевод текстов Священного Писания на язык встреченного Константином славянина, записав его своими буквами. Больше всего пригодилось то, что сам Философ в совершенстве знал македонский диалект славянского и мог понять смысл написанного: тогда славянские языки не разошлись еще до уровня взаимного порою непонимания (если вы не знаете украинского языка – попробуйте прочитать что-либо на нем или хотя бы послушать футбольный репортаж).

Очевидно, после этой встречи и укрепилось в нем возникшее прежде желание создать славянскую азбуку и перевести на славянский язык («церковнославянский») Священное Писание. Это было делом огромной важности и для империи, и, что главное, для славян, в большинстве своем тогда еще язычников. Константин считал совершенно необходимым, чтобы славяне слушали церковную службу и читали Писание не на незнакомом греческом или латыни, а на понятном им языке.

В ставку кагана путешественники отправились сначала по суше, но в степном Крыму подверглись нападению кочевавших там мадьяр. Благо, уцелели, но сочли за лучшее добраться до азовского побережья и оттуда на корабле по морю, потом вверх по Дону, потом волоком – в Волгу и оттуда уже вниз по великой реке до Итиля, хазарской столицы.

Предстояло выполнить главную цель поездки: отстоять в трехсторонней словесной дискуссии свои духовные ценности. Но вышло все, как в старом еврейском анекдоте. Раввин умелыми наводящими вопросами добился того, что Константин и мусульманин схлестнулись в жаркой перепалке – с переходом на личности и без выбора выражений, а когда они оба достаточно уронили себя в глазах кагана, проникновенно и доходчиво изложил свою точку зрения. Впрочем, мы уже говорили выше, что хазарский повелитель предпочел иудаизм потому, что этот выбор ни к чему не обязывал. В душе каган, скорее всего, как верил в своего бога Тенгри, так и продолжал верить – как и его народ в массе своей.

Тем не менее братья успешно выполнили свою дипломатическую миссию – провели переговоры, еще больше укрепившие отношения двух стран. Духовным же достижением было крещение двухсот хазарских семейств. Каган отправил императору благоприятный отзыв о визите Константина и Мефодия: «Ты прислал нам, Государь, достойного человека, который своими словами и делами показал нам, что христианская вера – святая; мы поняли, что это истинная вера, и мы дозволили тем, кто захочет, принять крещение, и мы надеемся, что сами будем готовы сделать то же в надлежащее время. И мы являемся друзьями и помощниками твоего величества и готовы служить тебе, когда тебе потребуется служба».

Каган был чистосердечен, говоря добрые слова о Константине. На него не могло не произвести впечатление благородство византийского монаха: когда тому были предложены богатые дары, Константин отказался от них и попросил отпустить с ним нескольких невольников-греков, оказавшихся в Хазарии.

Обратно по суше, через Северный Кавказ, добрались до восточного побережья Азовского моря, потом на корабле в Крым. Там братья обратили в христианство жителей города Фулы, находившегося на северо-восточном склоне Крымских гор. При этом они срубили священный дуб, которому прежде поклонялись здешние язычники. Какова была этническая принадлежность этих новообращенных? Возможно, аланы, славяне, гунны, касоги, черкесы, представители первых волн варягов – можно только догадываться.

В тяготах этого путешествия Константин изрядно подорвал свое здоровье. Но в Херсонесе братья свершили еще одно великое деяние: они возглавили молебен, по которому были обретены мощи священномученика папы Климента, утопленного здесь по приказу римского императора Траяна. Сокрытые морем, мощи долгое время являлись верующим раз в год, когда совершалось чудо: море отступало и можно было приблизиться к ним, лежащим в подводном гроте. Потом это явление прекратилось, и вот по молитвам Константина и Мефодия чудо свершилось вновь. Часть мощей была перенесена в местный собор, часть братья взяли с собой.

По возвращении в 863 г. Константин с помощью брата принялся за главное дело своей жизни – составление славянской азбуки и перевод на славянский язык Священного Писания и богослужебных книг.

Перед тем как приняться за дело, Константин долго молился вместе с братом и со своими учениками-помощниками, испрашивая Божьей помощи. «Господь внял молитве его приближенных, и божественная мысль осенила Константина, и он составил буквы» (из жития).

Константин хорошо понимал значение своего труда, понимал, как важно славянам, среди которых он провел свое детство в Фессалониках, обращаться к Господу исходящими из самого сердца словами родного языка, а не заученной формулой. До нас дошли его слова: «Когда молюсь на незнакомом языке, то дух мой молится, а разум остается бесплодным».

Возможно, в те же годы братья приняли участие в крещении болгар – проповедью своей укрепляя этот народ в новой вере. Болгарский царь Борис решился принять крещение лишь после того, как заезжий живописец-грек написал для него картину Страшного суда. Государь так впечатлился ею, что, когда часть знати, пользуясь тем, что многие в народе не хотят расставаться с язычеством, подняла мятеж, подавив его, беспощадно истребил вместе со всем потомством 22 боярских рода.

Теперь подвижникам предстояла моравская миссия – последняя в жизни Константина. В 862 г. в Царьград со Среднего Дуная прибыло посольство от князя западнославянского Великоморавского государства Ростислава со следующей просьбой: «Народ наш исповедует христианскую веру, но у нас нет учителей, которые могли бы объяснить нам веру на нашем родном языке. Пришлите нам таких учителей». Следует отметить, что крещены были далеко не все жители княжества. А в него входили, помимо Моравии, Чехия, большая часть Паннонии и земли лужицких славян.

Императору Михаилу III и патриарху Фотию не было надобности задумываться о кандидатурах миссионеров – выбор был понятен. Но было одно существенное затруднение: Великая Моравия являлась канонической территорией Рима. Князь Ростислав, до того как отправить посольство в Константинополь, обращался с подобной просьбой к папе римскому Николаю I, но тот отказал – поскольку князь вел борьбу со своим якобы сувереном, королем Баварии Людовиком II Немецким (сам Ростислав вассальной зависимости не признавал).

Тем не менее братья с учениками отправились в путь и начали свою миссионерскую деятельность – проповедовать, обращать в веру, внедрять славянский язык в богослужение.

Однако в Риме не собирались закрывать глаза на происходящее. В 866 г. Константин и Мефодий были вызваны в Вечный город и предстали пред папским престолом. Но, побеседовав с ними, Николай I благословил их труды – при этом руководителем миссии теперь стал он сам.

Здоровье Константина тем временем становилось все хуже, хотя он был совсем еще не старым человеком даже по понятиям того времени (41 год). В 869 г. он снова прибыл в Рим, на этот раз по собственной инициативе: чтобы передать римскому престолу обретенные в Херсонесе святые мощи папы Климента. Пользуясь случаем, он хотел также заручиться дополнительной защитой от немецких священников, завидовавших успехам братьев в Моравии и Паннонии и чинивших всяческие препоны (в частности, утверждавших, что их перевод Священного Писания на славянский язык изобилует еретическими искажениями). Правивший тогда в Риме Адриан II обещал всяческую свою поддержку. Он лично возложил написанные на славянском языке богослужебные книги на алтари нескольких церквей, а в соборе Святого Петра была отслужена литургия на славянском языке. Мощам папы Климента было оказано небывалое праздничное чествование.

Но Константин чувствовал приближение своей кончины. В феврале 869 г. он принял посвящение в высшую монашескую степень – схиму, взяв при этом имя Кирилла, и через 50 дней скончался. Перед смертью он завещал брату неустанно продолжать их труды, при этом сказал: «Мы с тобой как два вола. От тяжелой ноши один упал, другой должен продолжить путь». Святой равноапостольный Кирилл был похоронен в Риме, в базилике папы Климента. И поныне там, рядом с обретенными им мощами святого папы римского, пребывают мощи великого просветителя славян.

Благословляя оставшегося без брата и соратника Мефодия на дальнейшую деятельность, папа Адриан посвятил его в сан архиепископа Моравии и Паннонии. Но тем временем произошли события чрезвычайные: князь Ростислав был свергнут племянником Святополком, которому помогали немцы. Потом эти же немцы вознамерились захватить великоморавские земли. Только к 874 г. Святополку удалось отбиться от них и утвердиться на престоле. Но, боясь новых вторжений и в поисках путей к примирению, новый князь решил пойти на уступки в делах церковных. Он стал попустительствовать бесцеремонному вмешательству германских епископов в дела Моравской епархии; сам способствовал уменьшению числа богослужений на славянском языке. Мефодий провел даже два года в заточении, куда был брошен епископом Зальцбургским. Только благодаря вмешательству папского престола он смог выйти на волю. Опять явившись в Рим, Мефодий смог оправдаться пред папой во всех возводимых на него обвинениях. Но тот тоже не хотел портить отношения с немецкими иерархами, и в великоморавских церквях все чаще звучала латынь, все реже слова славянского богослужения. Тем не менее при великоморавском дворе был крещен Мефодием князь чехов Борживой.

Святой Мефодий скончался в 885 г. в возрасте семидесяти лет. Его мощи пребывают в соборной церкви моравского Велеграда (Чехия). После его смерти при попустительстве Святополка славянское богослужение в его владениях сошло на нет. Более того, князь изгнал учеников покойного архиепископа. Некоторые подверглись преследованиям, большинство нашло убежище в Болгарии.

Но дело святых братьев живо, чему мы сами свидетели. Живет священный церковнославянский язык, на котором совершаются богослужения по всему миру. Одними и теми же словами возносят молитвы к Господу люди разных славянских и других народов, которые в нынешнем своем бытии далеко не всегда находят взаимопонимание.

Им, равноапостольным, обязаны многие миллионы славян своей азбукой, своей письменностью, своей словесностью.