Глава 8
Небо – как школьная доска, но высшие силы пишут на нем не буквами, а знаками. На самой высоте, прямо над головой, тонкие, скрученные в жгут, светло-серые облака будто веревками обвязывали темную тучу. Вдоль горизонта, на южной стороне, плыли белые барашки, как на вертела нанизывались на лучи закатного солнца, поджаривались на его рыжем огне, одно за другим исчезали в утробе гигантского толстяка, скрывающегося за огромным ярко-красным диском. На севере небо почти чистое, там только маленькие облака, похожие на разрывы зенитных снарядов. Случайное ли это нагромождение небесных знаков? Что, если в них можно прочесть будущее и осмыслить настоящее? Может, в небе сейчас перелистывается книга судеб, написанная свыше на языке, не понятном людям? Или как раз все понятно? Веревки облака поймали тучу, которую нужно обескровить, разделать на маленькие барашки, а потом сожрать. Или расстрелять, как показывают на то зенитные разрывы… А темная туча – Гордеев Михаил Викторович, коррупционный чиновник и казнокрад…
Гордеев опустил голову, закрыл глаза. Да, он плохой человек, но разве с ним борются ангелы? Чем тот же Федосов лучше его?
За спиной послышалось легкое рычание, и тотчас в ногу, под коленку, с силой ткнулся мокрый нос, Гордеев едва не потерял равновесие. Ему нужна была собака; сказано – сделано. Он не стал усложнять себе задачу, просто съездил в Долгопольск, побывал там в приюте для бездомных животных, просмотрел всех собак, ту, которая «улыбнулась ему», он и взял. И не пожалел. Гарик был метисом, помесью кавказской овчарки с дворнягой; порода в помеси не просто чувствовалась, она бросалась в глаза. И вел он себя как благородный, хотя иногда вылезала дворняжья игривость, как сейчас.
Не окажись в приюте такой собаки, он бы, пожалуй, переступил через себя и вернул бы Лорда, но ему повезло.
– Фу!
Гарик спрятал дурашливо высунутый язык, сел на задние лапы, взгляд обрел осмысленное выражение.
– Служить!
По этой команде собака должна была встать на задние лапы, вытянув передние, к таким тонкостям Гарика не приучили, но главное, он понял суть – опустился на все опоры и побежал к воротам, раздувая ноздри в поисках вражьего запаха. Третий день он уже на службе, и никаких пока проблем – ни с ним, ни вообще. Спокойно все.
Сегодня утром Гордеев был в больнице, проведывал сестру. Все без изменений, состояние по-прежнему стабильно тяжелое. Очень тяжелое, но стабильное.
Не успел он отделаться от Гарика, как появилась Лера. Тихонько подошла к нему сзади, взяла его под руку. А подкрадываться нельзя: слишком уж ситуация напряженная.
– Пошли кушать!
Голос прозвучал нежно, ласково, но его вдруг взяла злость – и на нее, и вообще.
– Ты что творишь? – резко спросил он.
Лера удивленно глянула на него, обиженно вдохнула носом воздух и повернулась спиной. И голову вскинула – то ли гордость хотела свою показать, то ли таким нехитрым способом пыталась сдержать слезы.
Он хотел извиниться перед ней, но не успел – слишком быстро она скрылась в доме. Или он так долго тянул?..
Да и зачем извиняться? Обстановка напряженная, вокруг враги, а у него нож в кармане и копье под рукой. Все возможно… Сама виновата – и подкралась незаметно, и под горячую руку попала, впредь умней будет.
Впрочем, она и так знала его характер и за двадцать лет научилась приспосабливаться к нему, просто сейчас расслабилась, обласканная его нечаянным вниманием. Хорошо ему вдруг с ней стало, тепло и уютно. И секс новыми красками заиграл…
Да, неплохо с ней, но восторга нет, крылья за спиной ввысь не тянут. Хорошо с Лерой, но буднично, и скука дает о себе знать. Настя уже не вдохновляет, и Риту он оставил без всяких сожалений, но сможет ли Лера заменить их?.. Сегодня был в больнице, засмотрелся на молоденькую медсестру, и она улыбнулась ему не без кокетства, грешные мысли в голове запрыгали. Соблазны уже улеглись, но желание снова увидеть сестричку все еще теплится в душе, может, потому на Леру и сорвался.
Прощения Гордеев не попросил, все улеглось само собой. Он сел за обеденный стол, она налила ему в тарелку солянку и получила в ответ теплое «спасибо». И ей этого вполне хватило для счастья…
* * *
Васильковые глаза у сестрички, густые широкие брови, будто крылья над горизонтом, губки пухлые, зовущие… девушка снилась ему ночью, и Лера это как будто почувствовала – прихорошилась, принарядилась, платье с декольте надела, грудь высоко подняла, в макияж игривые нотки внесла. Должна была дома остаться, как вчера, но собралась ехать с ним в больницу.
Вчера вечером на нее нашло, волосы в косички заплела, корсет с подвязками надела, но без чулок, в таком виде подала в постель два бокала с вином, он завелся, было занятно. Может, она сегодня в машине собиралась зажечь. То ли деревенский воздух на нее так действовал, то ли нехорошее предчувствие толкало на шалости, на которые раньше не решалась. Жизнь одна, и в ней нужно попробовать все – есть такая спорная истина. А той жизни, возможно, уже и не осталось. Враг не давал о себе знать, но в любой момент могло грянуть, и неизвестно, чем все закончится…
Они собирались уезжать, Лера уже села в машину, он открывал ворота, когда вдруг появился черный «Лексус». Он выскочил из поворота, резко затормозил, всклубив пыль, остановился.
Сначала осела пыль, и потом уже из машины, неуверенно переставляя ноги, выбрался Рома, встал, пошатнулся, нащупал Гордеева взглядом, осоловело уставился на него. Похоже, он был порядком подшофе, может, потому и взялся за открытую дверь.
Гордеев глянул на него нахмуренно, исподлобья, передернул плечами, набираясь решимости, еще ниже опустил голову и рванул к незваному гостю, как будто собирался его забодать. Михаил Викторович не собирался поднимать его на рога, хотел всего лишь напугать, но если Рома вдруг пойдет в контратаку, отступать он не станет и даст волю кулакам. А драться он умел, в молодости неплохо получалось.
Рома напрягся, заметив агрессию в его поведении, чуть приподнял кулаки, крепко их сжав, ногу назад отвел, принимая подобие боевой стойки. Не атлет он по своему телосложению, но сбит плотно и, судя по движениям, о рукопашном бое знал не понаслышке.
Гордеев затормозил, как бык, которому помахали красной тряпкой сбоку, но в сторону сдавать не стал – остановился на расстоянии вытянутой руки.
– Ты кто такой? – зло спросил он.
– А ты кто? – Рома пренебрежительно ухмыльнулся, глядя на него.
Он ждал продолжения атаки, но Гордеев не ударил, и это было воспринято как проявление слабости. Но сам Раскатов не стал бить в ответ – отпраздновал труса, и Гордеев сам теперь мог посмеяться в ответ. Но не до смеха ему. Какого черта Рома здесь делает? И почему Лера не поехала вчера в больницу? По дому, сказала, дел много, как будто Клавдию Афанасьевну не могла позвать. Может, с Раскатовым где-то в кустах у реки дружила, пока Гордеев сестру навещал? Может, и сегодня собиралась, да Рома позвонил – отбой дал. А оделась как!.. Не для мужа оделась, а для любовника…
– Что ты здесь делаешь? – наседал Михаил Викторович.
– А ты?
– Я здесь живу!
– А я мимо проезжал… Может, я водички попить остановился? Ты что, воды мне не нальешь?
– А может, Лера тебе налить должна?
– Лера?.. Какая Лера?!
Краем глаза Гордеев увидел жену, она вышла из ворот, встала, смотрит на них встревоженно. Не нравится ей ситуация: не должен был Рома появляться, пока муж не уехал…
– А такая!
Гордеев кивком показал на жену; только тогда, казалось, Раскатов увидел ее.
– А-а, Лера! Привет! – И весело помахал ей рукой.
– Не мог дождаться, пока я уеду? – сквозь зубы процедил Гордеев.
– Да я мимо тут проезжал… – Рома провел пальцем по носу – в раздумье, нужно ли открываться перед ним.
– Кого ты лечишь?
– А если я соскучился по Лере? – все-таки решился он.
– А если я тебя сейчас убью? – взъярился Гордеев.
Он схватил Раскатова за грудки; в пыль под ноги упала сорванная с батника пуговица.
– Ну, ты, в натуре!
Раскатов ударил Гордеева по рукам, но тот еще выше поднял их, заставив противника приподняться на носочках. А руки у Михаила Викторовича сильные, хватка железная, а еще злость бушевала в нем.
– Какого хрена ты сюда приехал?
Раскатов не мог ответить: он хрипел, пытаясь разжать руки. Гордеев с трудом сдерживал ответное давление. Еще чуть-чуть, его руки разойдутся и он откроется, подставит лицо по удар. А Раскатов смотрел на него, как будто хотел ударить головой.
– Я знаю, это ты меня ментам сдал!
– Это не я тебя сдал!
Гордеев разжал руки, но еще нужно было отцепиться от Ромы. Он оттолкнул незваного гостя, отошел на шаг-два, поднял сжатые кулаки к животу, собираясь отразить возможную атаку.
– А кто меня сдал?
– Я откуда знаю, кто тебя сдал? – растерянно заморгал Раскатов.
– А откуда ты знаешь, что меня ментам сдали? – наседал Гордеев.
– Я знаю?
– Лера сказала?
– Да нет, не говорила… – Рома скривился, как человек, которому надоело пятиться, отступать, он сам решил атаковать. – А если говорила, то что? Она что, не может поделиться своими проблемами с любимым человеком?
– Кто это любимый человек?
– Я любимый человек! Она меня любит, а не тебя! Всегда меня любила!
– Рома! – призывая к благоразумию, шагов с десяти крикнула Лера.
– А разве нет?.. – Раскатов рванул к ней, в несколько секунд сократил расстояние до одного шага. – Я же знаю, ты меня любишь, а этого только терпишь?
Он взял ее за руку, но Лера вырвалась, шарахнулась от него, налетев на кирпичный заборный столб. Она поморщилась от боли, но Гордеев только усмехнулся. Как можно жалеть женщину, которая предала?
– Ты же меня одного любила! – Раскатов обращался к ней, но смотрел на Гордеева без страха, но с опаской.
Вдруг налетит ястребом, вцепится когтями, вырвет из батника последнюю пуговицу.
– Я же знаю, ты за этого назло мне вышла!
– Вышла! Назло!.. Но я люблю Мишу! – Лера мотнула головой, зажмурив глаза.
Так делают, когда врут через силу, когда ложь протекает через душу, как вода из тканевой сумки.
– А чего ж ты ко мне после свадьбы бегала?
Лера от возмущения хватанула ртом воздух, от волнения у нее свело дыхание, и она не смогла ничего сказать. Только рукой махнула, как будто хотела ударить Раскатова. Вяло махнула, как будто сил совсем не было. Раз махнула, другой, а с третьего раза вдруг взяла и влепила ему пощечину.
– Ну спасибо тебе, родная! – обиженно протянул Рома, приложив пальцы к щеке.
– Пошел к черту! – не своим голосом выпалила Лера. – И никогда… Слышишь, никогда ко мне больше не подходи!
– А мне поговорить надо, – качнул головой Рома.
И схватил вдруг ее за руку, резко потянув на себя, но Гордеев уже приблизился к нему вплотную. Он толкнул охальника плечом и сам вдруг оказался на земле. Заметил, как мелькнуло перед глазами, как в подбородок врезалась боль, звоном растекаясь по ушам, резким запахом ржавчины – по носовым пазухам. Но осознал он факт уже на земле.
Раскатов добивать его не стал. Убаюкивая отбитую руку, он рванул к машине, открыл дверь. Гордеев, шалея от возмущения, поднялся с земли, его шатнуло, но это не помешало ему догнать соперника. Но Рома достал из машины бейсбольную биту, крепко взял ее в две руки, глаза хищно сощурились, с прицелом глядя на него. А голова не шар, и лучше не подставлять ее под проверку на прочность.
– Я не знаю, чем ты шантажируешь Леру, но ты держишь ее на крючке! – едва разжимая зубы, с мерцающим присвистом проговорил он. – Она боится сказать правду! А правда у нас одна – я люблю ее, она любит меня! И поверь, она будет моей!
Гордеев дернулся, пустил взгляд по земле – в поисках камня или палки. Раскатов не стал пытать судьбу, сел в машину и взял резкий старт. Когда Гордеев нашел в траве камень, бросать было уже поздно. А умчался Рома по лесной дороге, не побоялся он заехать в тупик: видно, знал этот путь. Может, на мотоцикле по этой дороге удирал в тот час, как ударил Иру.
Гордеев опустил голову, плотно сомкнул брови, отбросил в сторону камень и направился к воротам. Лера стояла у калитки, как привидение, только-только превращенное в живого человека. Лицо бледное, без единой кровинки под кожей, глаза уже в материальном воплощении, но смотрят они как будто из потустороннего мира, а может – из другой реальности, где она любила Рому, спала с ним, как последняя дешевка. Гордеев зыркнул на нее, проходя мимо.
Он сел в машину, завел двигатель. Ему нужно было поговорить с Лерой, но звать он ее не стал: сама придет, сядет. И получит!.. Но Лера оставалась у калитки, во двор не заходила. И он не мог выехать: ворота не совсем еще открыты. Нужно выходить из машины, открывать ворота, возвращаться, выезжать. Но ворота он закрыл и машину поставил на сигнализацию. А зачем куда-то ехать? Ира в коме, и ей все равно, а санитарке заплачено вперед. Если она вдруг очнется, ему позвонят…
Он зашел в дом, достал из шкафа на кухне бутылку виски, из холодильника – лед, содовую; плеснул в бокал, разбавил, выпил прямо на месте. Вышел на веранду, сел в плетеное кресло, поднял голову, подставив лицо под ветерок, который, казалось, нарочно заскочил под навес. Леры нигде не было, пусть хоть ветерок позаботится о нем.
Он снова выпил, закурил. Сигарета истлела до фильтра, но Лера так и не появилась. Калитка приоткрыта, но ее не видно, хотя бы острый локоток под синевой платья показался. Не заходит Лера, стоит за забором, стыдно на глаза показаться. Ну да, после свадьбы при живом муже с Ромой зажигала. И до свадьбы жила с ним, потому и не помнил Миша, как сопротивлялась ее плоть в первую брачную ночь, как по маслу там, тогда… А еще ангелочком прикидывалась! А Настя после свадьбы ни с кем, даже с ним, уж ему-то известно. Пойти рассказать ей про Настю?
Он снова выпил, с новой дымящей сигаретой в руке вышел за ворота, но Леру не увидел. Огляделся – нет ее нигде. Может, корова мимо проходила да слизнула?.. А может, сама в лес пошла. Вдруг Рома обратно поедет да подберет!
Ну и пошла!
Гордеев рванул во двор, возвратился на веранду, но усидеть не смог. Он здесь в одиночестве терзаться будет, пока Рома там с его женой вытворяет. Лера, может, и шлюха, но, как бы то ни было, они состоят в законном браке, у них есть сын, и нельзя позволить какому-то подлецу!..
Он вскочил с места, выбежал на дорогу и торопливо, то и дела сбиваясь с шага, направился в лес по дороге. Дом исчез из виду, когда дорога свернула за пышный, шелестящий от ветра куст лещины. За этим поворотом совсем недавно скрылся Раскатов. Но тот был на машине, а Гордеев шел пешком. Нога вдруг соскользнула по сухой грязи в колею, в суставе стрельнуло, легонько хрустнуло. Равновесие он удержал и даже пошел дальше, прислушиваясь к ощущениям в ноге – вроде бы все нормально, в кости не болит. Только вот непонятно, зачем идти пешком, когда есть машина? Но пока вернешься, пока заведешься… А лес густел, свет сквозь пышные кроны проникал с трудом, даже птичий гомон стал стихать. Появилось ощущение тупика, казалось, у дороги нет продолжения, но тогда куда делся Раскатов? И другие, кто проезжал мимо дома, сквозняком проходили через лес. Если не исчезали – бесследно и безвестно…
От нервного напряжения вдруг стало мерещиться, показалось, будто за деревьями мелькнул волчий силуэт. Гордеев фыркнул, усмехнулся, прогоняя наваждение, но в душе стало холодно и сыро, как в овраге, который обходила дорога. Кусты вдоль оврага, а за ними, возможно, скрывалась нечисть. Где-то неподалеку протяжно свистнула сойка – то ли сама чего-то испугалась, то ли посмеялась над страхами, которые ворочались в душе у Гордеева.
Он действительно чувствовал себя не в своей тарелке, но свернуть с пути – значит сдаться на милость детским страхам. Нет, он будет идти дальше. И никаких волков здесь нет. Не их нужно бояться, не леших, а людей, этих самых опасных в мире зверей.
А люди могли подойти к дому. Подъехать с ружьями, зайти в дом через открытую калитку… Не запер он ворота, когда уходил, и это могло выйти ему боком. Вернуться надо, закрыть дом, и обратно – на машине.
Поворачивая назад, Гордеев облегченно вздохнул, как пацан, у которого нашелся прекрасный повод уйти от опасной игры. Мама домой во всеуслышание позвала, все это слышали, поэтому не надо прыгать через костер. Забава не очень опасная, но вдруг нога подвернется или поскользнешься… Было с ним такое в детстве, мама действительно позвала его домой, а к огню, ему навстречу, пробежала Таня Сорокина, которая ему тогда очень нравилась. Танька смотрела, как через костер прыгают другие, а могла им восхититься, возможно, даже влюбиться.
Танька, ее два синих банта мелькнули в сознании, когда он проходил мимо оврага, тогда же пришла мысль и о Лере. Возможно, она уже свернула с пути, если так, то не по своей воле. Может, волки набросились на нее, утащили в глубь леса, доедают сейчас мясо с костей. Или нечистая сила позарилась. Он остановился, прислушался: тихо, только дятел где-то в отдалении постукивает, будто насмехаясь над ним и намекая на свое родство… Он отбросил страхи за жену и продолжил путь…
