Глава 11
Рома вытянулся в лице, увидев его. Как будто не человек подходил к нему, а сама совесть во плоти – с укором и горькой насмешкой. Не в ладах он со своей совестью, если она вообще у него есть…
– На охоту собрался? – усаживаясь за стол, с насмешкой спросил Гордеев.
– Почему на охоту? – Голос у Ромы дрогнул.
– Ну, из города, считай, уже выехал, дальше леса, поля. Звери. Ты же на зверя охотишься?
– Кто тебе такое сказал?.. – Раскатов нервно приподнялся со стула, подался в сторону, через арку глянул на клумбу. – Ты что, подслушивал?
– А ты думал, я буду сидеть сложа руки? Ты тут воду мутишь, меня со всех сторон подставляешь, а я терпеть должен, да?.. Нет, дорогой, я тебя самого терпилой назначу.
– Я тебя не подставлял… – заерзал на стуле Раскатов.
– Ну как же! А кто меня ментам сдал?
– Вершков сам про тебя все знал!
– А я про тебя все знаю. Грузоперевозки у тебя, дом хороший, машина. Упакован ты, Рома, но ты все равно мелкая сошка. Блоха, которую можно раздавить одним щелчком пальца. Думаешь, один ты можешь киллера нанять? Нет. Я, например, знаю людей, которые могут с тобой решить, один мой звонок, и все, ты превращаешься в терпилу. И поверь, мой человек не промажет, как твой… Или ты изначально не собирался убивать Сотникова? Может, нарочно промазали? Ну, чтобы ситуацию не усложнять.
– Я не знаю, кто там промазал! Я Сотникова не заказывал!.. – не на шутку разволновался Раскатов. – Да, Игоря на тебя натравил, было дело, но я никого не заказывал!
– Значит, все-таки натравил?
– Ну, я попросил узнать, кто ты такой, с чем тебя едят, он мне сказал, потом созрела идея…
– А узнать зачем? Из-за Леры?
– Да, из-за нее…
– Из-за хромой утки?
– Ты из нее хромую утку сделал! – взвился Рома. – Опустил бабу, затуркал! Она не живет с тобой, а мучается…
– А тут вдруг спаситель из тумана вышел… – скривил губы Гордеев. – Вынул ножик из кармана… Вершкова давно знаешь?
Надо было сразу заняться Раскатовым, пробить его связи, выявить знакомство с Вершковым, копнуть на него. Частного детектива можно было бы нанять, тогда бы ситуация прояснилась гораздо раньше, может, и не пришлось бы бизнес продавать. Но лучше поздно, чем никогда…
– В училище вместе поступили, в один взвод попали, он через год отчислился, армию отслужил, в институт поступил, на юридический… Он сам разговор за тебя завел. Ну, я сказал про тебя, а он тему поднял, да, знает, как ты деньги казенные разбазаривал. Как с людей по три шкуры драл. А я хапуг терпеть не могу!..
– А ты со всех сторон честный?
– Да, представь себе! Бизнес у меня законный, налоги плачу честно!.. А ты свой бизнес продал, да!.. – в злорадной ухмылке осклабился Раскатов. – Хоть как-то, но попал!
– Да нет, это ты попал! – хищно сощурился Гордеев. – Я ж теперь с тебя, козла, не слезу! Ты мне за все ответишь!
– Да, если ты такой крутой, чего ж ты тогда бизнес продал? Продал здесь все, сбежал! Был бы крутой, отбивался бы сейчас в полный рост!.. И отбился бы! Вершкову ты не по зубам. Вернее, не ты, а твои покровители… Только не надо меня тут своими связями запугивать! – презрительно скривился Раскатов. – Там не связи, там повязи, вы там все друг с другом повязаны. И живете друг с другом, как пауки в банке!
– Не хочешь в эту банку попасть?
– Можешь устроить? – нервно усмехнулся Рома.
Он и пытался изображать бесстрашие, но как-то не очень это у него получалось. Не чувствовал он опоры под ногами, вокруг все шатается, грозит обрушиться на голову, еще и враг дамоклов меч над головой занес – тревожно на душе, холодок по жилам, тяжесть под коленками.
– Могу. Или просто паука выпущу… – кивнул Гордеев. – Кто виноват в моих бедах, я знаю, осталось только голову тебе откусить. А можешь просто бесследно исчезнуть, и никто не узнает, где могилка твоя.
– Я тебя не сдавал!.. Я всего лишь спровоцировал ситуацию, а кто-то этим воспользовался… Может, я и приезжал к тебе, поговорить на этот счет хотел, а ты как с цепи сорвался…
– А как про Саврасье узнал?
– Через Леру. Я номер ее телефона знаю… Узнал, что вы дом продали, в контору к ней поехал, там сказали, что уехала она. Ну, я попросил номер ее мобильника. Не хотели давать, но я уговорил…
– А так ты номер ее мобильника не знал?
– Ну, я спрашивал, а она не дала, сказала, не надо звонить… Она тебя, козла, любит!.. – зло скривился Рома.
И пугливо дернулся, когда Гордеев резко повел плечом – будто собирался ударить. А он мог ударить, Рома этого заслуживал. За одного козла его можно было размазать по стенке.
– Ты это, со словами попроще! – басовито проговорил он, угрожающе нахмурив брови.
– А чего? Мы с тобой враги по жизни! – злобно ухмыльнулся Раскатов. – Я могу назвать тебя ослом, но все равно ты будешь для меня козлом! И я для тебя козел по жизни, или нет?
– Ты – да!
– Ты козел, я козел, а Лера одна. Два козла на одну козу – это слишком много, ты не находишь? Надо как-то сократить численность… А давай стреляться!.. – взбудораженно вскинулся Рома, глядя на собеседника с одержимостью висельника. – Я вызываю тебя на дуэль!
– На дуэль?! – похолодел Гордеев.
– Что, страшно стало? – злорадно хохотнул Раскатов, наставляя на него два сомкнутых вместе пальца.
– Да нет, просто неожиданно…
Действительно, дуэль – это такой анахронизм, о котором и подумать смешно. Но смеяться будет тот, кто выживет. И возможно, им будет Раскатов. Он окончил военное училище, служил офицером, наверняка упражнялся в стрельбе из табельного оружия, возможно, был чемпионом округа в этом деле – и как с ним, с таким тягаться?.. Не было у Гордеева никакого желания умирать вот так глупо и бездарно. В конце концов, сейчас другие времена, тем более в нем не течет дворянская кровь, и никто не осудит, если он откажется. Тем более Лера. Она любит его и не хочет смерти мужа, отца и главы семейства. Она женщина разумная… Действительно, она же не дала Раскатову телефон, и не было у них ничего – во всяком случае, в последнее время. Может, раньше она и совершала глупости, но сейчас – нет…
Дуэль – это дикий пережиток прошлого, и нечего стыдиться, отказываясь от поединка. Тем более Раскатов отличный стрелок. Не зря же он любит охоту. А у Гордеева нет желания убивать, поэтому он предпочитает рыбалку… Да, он должен отказаться. Других вариантов нет.
– Вот я и говорю, глаза у тебя пожелтели! – презрительно ухмыльнулся Рома. – Цвета детской неожиданности!
– Ты, наверное, хорошо стреляешь?
– Даже не сомневайся. Девяносто восемь из ста. Это с похмелья. А если голова свежая, рука твердая… Поверь, у тебя нет шансов!
– И это, по-твоему, честно?
– Если очканул, так и скажи! И нечего тут!
– Мне бы со своими проблемами разобраться. Если не ты стрелял в Сотникова, то кто?
– Если не ты, то кто?
– Это я и должен узнать.
– Я Сотникова не заказывал!
– А кто это сделал?
– Не знаю!.. Да, виноват, да, спровоцировал, но крови на мне точно нет!
– А мою сестру кто с крыльца скинул?
– Чего?! – Раскатов недоуменно вскинул брови. – Какую сестру, о чем ты?
– Мы в Саврасье у нее живем, приехали к ней, а она, как не живая, лежит. Кто ее ударил? Кто с крыльца столкнул?
– Не знаю я!
Разговор все дальше уходил от возможной дуэли, и судя по всему, Раскатов не рвался возвращаться к опасной теме. Пуля, как известно, дура, а он хотел жить… И Гордеев хотел уйти от брошенного ему вызова. Хотел, но не мог. Он же мужик, а не баба, как он с трусом в душе жить будет? Раскатов обязательно расскажет Лере, как ее муж хвост поджал, они вместе над ним посмеются… Нет, не избегал он опасного разговора, а всего лишь хотел отложить момент, поэтому и перевел стрелки на свои насущные проблемы. Сначала разобраться во всем нужно, а потом уже можно будет надеть чистое исподнее, помолиться на дорожку и выйти к барьеру – будь что будет… Нет, не празднует он труса, и пусть Раскатов на это не надеется.
– И вообще, при чем здесь твоя сестра? Ну, столкнули и столкнули… Живая хоть?
– Живая.
– Тогда зачем ты ее приплетаешь?.. Да, я тебя сдал, кто-то подстрелил Сотникова…
– Кто-то?
– Ну может, ты. Я точно не при делах!
– Да, но стреляешь ты хорошо. А я не очень. А все должно быть по-честному… Будем играть в русскую рулетку, но сразу на два ствола, – пристально всматриваясь в своего врага, монотонно-бездушным голосом проговорил Гордеев.
Для него, казалось, ничего сейчас не существовало, кроме тех самых пистолетов, о которых он завел разговор. Он смотрел на Раскатова, а видел только его голову, с которой через какое-то время состыкуется ствол револьвера. Если патрон в барабане встанет в одну линию со стволом, раздастся выстрел, и кровь хлынет фонтаном, на белоснежной скатерти с кружевной каймой появятся бурые пятна. И кто-то в этой жизни окажется сиротой… Только об этом сейчас Гордеев и мог думать.
– У тебя будет револьвер, и у меня, крутнем барабаны, разом нажмем на курки.
– А если разом выстрелим? Тогда и меня, и тебя… – Судя по дрожанию голоса, Раскатова такой вариант не устраивал.
– Значит, так тому и быть, – не моргнув глазом, кивнул Гордеев.
– Тогда Лера останется совсем одна.
– Ты за нее не переживай, ты за себя переживай. Может, повезет тебе. Или мне. Или нам обоим. Если выстрелов не будет, на этом все и закончим, – тяжелым, вибрирующим от внутреннего напряжения голосом, но четко сказал Гордеев.
– Ну, если так… – Раскатов заметно поежился под его бесчувственным, а оттого холодящим взглядом.
– А я тебя потом за углом подкараулю, там тебя и пристрелю. Если к Лере сунешься.
– Ну, это уже мне решать.
– В принципе, можно стреляться до последнего. Или до первых мозгов, – с черной иронией во взгляде усмехнулся Гордеев.
– Можно, – натужно кивнул Раскатов. – Но мы уже решили.
– Решили. – Действительно, ни к чему было усложнять ситуацию.
– Когда?
– А как разберусь со всем, так сразу.
– А если это дело затянется?
– Ну хорошо, можно завтра.
Гордеев удивлялся самому себе. Он так просто говорил о смерти, даже накликивал ее, как черного ворона – кружить над головой. И он действительно готов был сойтись в смертельном поединке хоть завтра.
– А оружие? Два револьвера.
– Ты предложил дуэль, ты этим и займешься.
– Ну, хорошо… – выдавил из себя Раскатов. – А ты разбираться будешь, да?.. Я смотрю, ты уже весь в деле. Следишь за мной?
– Уже выследил.
– Ну да, ну да… Ты все слышал, я Сотникова не заказывал, даже Вершков меня не подозревает… И тебя, кстати, тоже…
Гордеев деловито покачал головой. Он сам поговорит с Вершковым, а свои пояснения Раскатов пусть засунет себе обратно.
– Прощаться не будем, – с усмешкой сказал он. – Найдешь стволы, встретимся – поговорим. И сама справедливость нам слово скажет. Если ты заказывал Сотникова, пуля – твоя…
– Не заказывал я его! – мотнул головой Рома.
– Тогда будешь жить. Но без Леры! Сунешься к ней – я за себя не ручаюсь.
– Зачем она тебе?
– Нужна! – поднимаясь со своего места, отрезал Гордеев.
К машине он подходил, чувствуя себя победителем. И золотая рыбка осчастливила его приветливым взмахом хвоста, и уголовные дела, судя по всему, чахнут, как сорная трава под розливами дуста. А с деньгами за бизнес он разберется, главное, личную жизнь наладить. И уцелеть в борьбе за Леру… Да, он будет драться за свою жену, и эта мысль не повергала его в отчаяние, хотя и не приводила в восторг.
– Ты говорил с Ромой? – спросила она, едва он закрыл за собой дверцу.
– Он хотел избавиться от меня. Я в тюрьму, а ты – к нему. Он обратился к своему однокашнику, тот – к своему другу. Он хотел, чтобы Сотников меня посадил, а тот решил на мне нажиться. И Сотников, и Вершков… Два сапога пара… Только вот незадача, не захотели эти сапоги дальше идти, и кто-то их попытался подтолкнуть. Кто-то стрелял в Сотникова… Рома все отрицает. Сдавать, говорит, сдавал, а подставлять – нет… Но кто-то же подставил?
– Кто?
– Скорее всего, Рома и подставил. И Сотникова подстрелил, и мне ствол подбросил. Но сознаться в этом боится… А может, и не он это.
– Тогда кто?
– Разберемся… К твоему отцу не поедем, – покачал головой Гордеев. – Как-нибудь потом… А «семерку» сдадим… Нет, продадим.
– Продадим? Как мы можем ее продать, если она из проката?
– Ну, свою же «семерку» мы продали… Сначала въехали в новую жизнь, а потом продали… Только не поняли, что это новая жизнь… Я не понял…
Он стронул машину с места, но повернул в обратную от города сторону, чуть погодя съехал с трассы на проселок, вздымая пыль, помчался к знакомому озеру, где когда-то пропадал с Настей. Знал он одно местечко в камышовых зарослях, помнил, как сухие стебли на ветру нашептывали ему слова любви, которые почему-то не ложились на язык. Любил он Настю, но не хотел признаваться ей в этом, стеснялся. Она же тогда казалась ему гулящей…
Знакомое место пустовало, более того, пропадало даром. Не укладывали машины камыш, протаптывая дорогу к уединению, не ломались стебли, не лохматились, рассыпаясь пухом, початки. Былью прошлое поросло, но побывать там все же нужно. Нет, не вернуться, а именно побывать – перенестись туда с Лерой, там ее и уложить, как это было с Настей. С ней рука об руку и продолжить новую жизнь – счастливую, насыщенную любовью, а не изменами…
– Знаешь, зачем я тебя привез? – спросил он и запустил дворники, которые смахнули со стекла листья камыша.
Нечего им подслушивать чужие разговоры.
Лера качнула головой. Да, она хотела это знать, но лучше пусть он объяснится с ней не на словах, а на языке тела. Здесь, в такой обстановке по-другому и нельзя.
– Рома сказал, что ты меня любишь.
Она медленно кивнула и вдруг порывисто повернулась к нему, обвила руками его шею. А машина узкая, они вплотную сидели друг к другу – не тесно и удобно. Их губы слились в поцелуе, ее пальцы нащупали пуговицы на его рубашке, а он отыскал молнию на платье, но расстегивать не стал. В машине она могла остаться в платье, лишь бы под ним ничего не сдерживало…
– Ты же не против? – спросил он, опуская спинку сиденья.
Она оторвалась от него, но только для того, чтобы прошептать три слова:
– Я тебя хочу!
И снова их губы слились, а лодыжки ее ног плотно обжали его бока. И все-таки в машине тесно, но тем плотнее переплетение тел, короче, но глубже движения. Легкий запах бензина смешивался с ароматом, исходящим от нежной шеи под локонами волос, золотые с камушками сережки на ушах, оказывается, обладали вкусом гранатных зернышек, он слышал жаркое дыхание – все это усиливало брожение чувств, до неприличия обостряя желания. Но зачем сдерживать их, когда влечение взаимно, когда таинство освящено узами брака?.. Да и невозможно уже сдержаться, воронка, раскрученная чувствами, втянула в себя и эмоции, и тела. И машина закачалась в такт их мыслям и побуждениям…
А может, все-таки нельзя им? Узы брака скреплены административной печатью, но не освящены на небесах венчальной молитвой. Да, им нужно пройти обряд в церкви, сыграть затем вторую и главную свадьбу, начать жизнь заново. Но это будет потом, а сейчас им обоим и в грехе неплохо…
Машина качалась, колеса все глубже уходили в землю. Камышовые листья скользнули по стеклу, которое опускалось все ниже…
– Эй! – Гордеев с трудом оторвался от Леры, схватился за ручку двери, попробовал ее открыть, но не смог.
Оказывается, машина основательно погрузилась в болотистую землю, которая и заблокировала двери. Но машина уходила в трясину с уклоном вперед, и задние двери еще можно было открыть.
Гордеев рванул на заднее сиденье, открыл дверь, потянул на себя Леру, вытащил ее из салона. Под ногами хлюпало, качалось, но все-таки он снова сунулся в машину, забрал свои брюки, стащил с заднего сиденья сумку.
Лера смотрела на него большими глазами, она все понимала, но не знала, плакать или смеяться.
– Такого со мной еще не было! – засмеялся он, подсказывая настроение.
Машина медленно уходила в трясину, подминая под себя сломанные стебли камыша, вокруг нее растекалась вода, но Гордеев и Лера стояли на сухом. И смеялись, как чокнутые. Плевать на машину, деньги есть – расплатятся. Главное, с ними ничего не случилось. И не случится. Неприятности, связанные с прошлой жизнью, уйдут в небытие, а они останутся – вдвоем и вдали от всех. Плевать на весь мир, когда есть храм на двоих…
