Глава 30
Ресторан «кисель»
Игорь Вавилов ждал своего тестя во внутреннем дворе Дома на набережной возле подъезда, когда по мобильному ему позвонил полковник Гущин. Вавилов приехал к тестю по делу – после похорон Полины это была их первая встреча, и тесть не пригласил его подняться в квартиру.
Похороны жены Вавилов вспоминал как в тумане – Троекуровское кладбище под апрельским дождем. Место на Троекуровском для дочери выбил тесть. Сюда же спешно приехала «Скорая», едва лишь гроб с телом опустили в могилу: теще стало плохо с сердцем и ее увезли в ЦКБ. Масштабные поминки, которые хотели проводить в «шатре» там же, на Троекуровском, для многочисленных знакомых, сослуживцев тестя и самого Вавилова, родственников, пришедших на кладбище, в результате скомкались.
И сейчас тесть, как он гневно выразился по телефону, «хотел наконец сделать для дочери все по-людски». Он пожелал организовать поминальный обед на девятый день в ресторане Дома на набережной. Том самом, где они прежде хотели отмечать годовщину свадьбы дочери. Вавилов сказал, что он согласен, что он оплатит поминки из своих средств, но им с тестем надо вместе пойти туда, в ресторан, чтобы «все было так, как вы хотите».
Тесть заставлял себя ждать, не спускался на лифте. Вавилов курил у подъезда, размышляя, сколько денег уйдет на поминки. Он не жалел денег для жены никогда. Не пожалеет и сейчас.
В этот момент позвонил Гущин. Он сообщил, что в Рождественске убили свидетельницу по делу об изнасиловании Викторию Одинцову.
– Помнишь такую? Есть ли какие-то мысли, догадки, соображения?
В голосе Гущина – едва уловимая трещинка. Вавилов понял ее по-своему.
– Кому понадобилось ее убивать? – спросил он.
– Я вот думал, ты мне подскажешь.
– Это Мазуров ее прикончил? – спросил Вавилов. Он вспомнил, как узнал новость от Артема Ладейникова о том, что Мазурова выпустили по амнистии. – Бред какой-то… Зачем ему убивать ее? Там ведь еще были свидетели – Витошкин и охранники.
– Ты тогда именно ее называл своим ключевым свидетелем.
– Для понта, для того чтобы поднять ей самооценку, чтобы на суде вела себя правильно, не путалась в показаниях. – Вавилов охрип. – Они же все вместе были тогда – ради чего убивать ее? Бред… я не понимаю… А это точно Павел Мазуров?
– Мы не уверены, у него есть алиби. Что ты обо всем этом думаешь?
– Я не знаю. – Вавилов не лукавил и повторил: – Бред…
– Игорь, я вынужден спросить тебя. Где ты находился позавчера днем?
Будь рядом с Гущиным в тот момент Катя, она многое бы прояснила для себя по интонации полковника – в том числе и его странную нерешительность в деле задержания фигуранта. Интонацию по-своему «прочел» и Вавилов. Он меня подозревает…
– Дома. После похорон я дома выпил бутылку водки, потом отходил.
Он ждал следующего вопроса: а кто может это подтвердить? Но Гущин такого вопроса не задал. Просто сказал: подумай, может, какая версия появится.
Когда тесть вышел из подъезда, Вавилов уже спрятал мобильный в карман плаща и, докурив сигарету, выбросил окурок. Они коротко поздоровались и пошли в сторону Театра эстрады, рядом с которым располагался ресторан.
Вавилов прочел название: «Кисель». Тесть искоса и недобро наблюдал за ним, его злило в Вавилове все с тех пор, как они утратили Полину. Сейчас его бесили странная рассеянность и отрешенность зятя. Тот был словно углублен в какие-то размышления и несколько раз даже отвечал невпопад на замечания тестя.
Они вошли в ресторан. Вавилов окинул взглядом полупустой просторный зал, отделанный с претензией на «сталинский ампир», поражавший удивительным безвкусием. Фальшивый мрамор, канделябры, хрусталь советских времен на столах и люстры с «висюльками», тяжелая дубовая мебель. Этот «Кисель», возникший как призрак из небытия «совка», чрезвычайно импонировал тестю. Тот даже слегка смягчился, когда к ним подбежал метрдотель.
Они сели за стол, начали обсуждать поминальный обед. Метрдотель расшаркивался, чуя крупный денежный заказ, предложил пройти посмотреть банкетный зал – окна на набережную, на золотые купола. Они пошли, глянули. Потом вернулись, метрдотель вручил меню, но тесть лишь брезгливо пробежал глазами все эти «языки по-советски, студни и форшмаки».
– Вы купите хорошие продукты для поминок, а не эту дешевую дрянь, – распорядился он. – Я хочу… мы с зятем желаем, чтобы на столе были осетрина, жареные поросята, гуси, перепела, рябчики. Без выкрутасов, но качественно и вкусно. Обед поминальный, так что для поминок тоже приготовьте все необходимое.
Метрдотель тут же кликнул с кухни шеф-повара Валеру: блины его – хоть на кремлевский банкет подавай. И шеф-повар Валера явился – лысый, длиннорукий, похожий на обезьяну. Он говорил быстрой скороговоркой с матерком. Трещал одновременно сочувственно и глумливо: мол, все понимаю, не подкачаю, не подведу, останетесь премного довольны.
Вавилов ощутил, как от этого повара и от этого «Киселя» в целом веет какой-то мертвечиной – словно вместо клюквенного морса в хрустальные кувшины была налита мертвая вода из старых сказок.
Он думал в этот момент о Павле Мазурове, из которого так безуспешно на допросах с глазу на глаз все пытался вырвать признание в содеянном. На таких уликах это было легко, но Мазуров упрямился. Тогда это роли не играло.
А сейчас…
Вавилов все никак не мог взять в толк…
Опытный повар Валера сразу почуял в клиентах «больших шишек». Он собирался слупить с них при составлении счета тройную цену, тем более что продукты они приказывали закупить через кайтеринг. Однако он и представить себе не мог, чем обернется для него и для «Киселя» этот заказ на поминальный обед.
