Брат Вегард дал Стейнфинну отпущение грехов in articulo mortis [в момент смерти (лат.)], и тело его достойно предали земле. Други и родичи Стейнфинна говорили на погребальной тризне высокие речи; они клялись, что убийство Маттиаса, сына Харалда, пеней искуплено не будет. Правда, душеприказчики убитого еще не объявлялись, да и жили-то они в других концах страны. В воздухе тогда уже носилось какое-то беспокойство – из селения в селение шла молва о будто бы готовящихся великих событиях. А родичи Стейнфинна распускали слухи, будто те мужи, что ныне станут полновластными правителями в государстве, покуда король и герцог еще малы, – это их други.

Лишь небольшая часть долгов и наличного имущества, а также драгоценностей Стейнфинна была учтена при разделе наследства между его несовершеннолетними детьми. Родичи намекали, что после Стейнфинна, мол, остались несметные богатства, однако же в народе ходили совсем иные толки.

Арнвид, сын Финна, должен был остаться во Фреттастейне с детьми до тех пор, покуда Хафтур, сын Колбейна, не сыграет свадьбу после нового года. А потом Хафтур переселится во Фреттастейн и будет управлять усадьбой вместо Халварда, старшего сына Стейнфинна, пока мальчик не достигнет совершеннолетия.

После того как гости разъехались по домам, братья Стейнфинна остались еще на несколько дней. Вечером, накануне того дня, когда им предстояло спуститься вниз, в долину, мужчины сидели как обычно и пили пиво, а остатки еды уже убрали. Тут поднялся из-за стола Арнвид, сделав знак Улаву, чтобы тот подошел к нему.

– Дело вот какое, Ивар и Колбейн: друг мой Улав, сын Аудуна, просил меня походатайствовать за него перед вами. Незадолго до смерти Стейнфинн распорядился, чтобы Улав ехал домой, в свою отчину, и переговорил со своими родичами об отдарке [] и об утреннем свадебном даре [] для Ингунн, раз он теперь заберет ее к себе в Хествикен. Но при нынешних обстоятельствах лучше, пожалуй, завершить эту брачную сделку теперь же и сыграть свадьбу Улава во Фреттастейне, – тогда и нам и его родичам не придется пускаться в дальний путь, когда зима стучится в дверь и неведомо, как обернется дело с убийством. Почему Улав и препоручил мне сказать вам: он предлагает залог – я, в свой черед, тоже готов прозакладывать до шестнадцати марок [] серебра за него, – в том, что за приданое, которое принесет ему Ингунн, он даст ей во владение треть своего имущества. Это окромя постельного белья, носильного платья и драгоценных уборов, приличествующих высокому положению ее родичей. Улав представит поручительство и в том, что возместит им все свадебные расходы наличными, ежели они того пожелают, либо продаст по сходной цене надел Ингунн в Хиндеклейве, а ей возместит убыток земельными угодьями на юге.

Арнвид еще долго распространялся о тех условиях, которые Улав предлагал родичам будущей жены, а условия те были отменные. Улав сулил также церковные службы за упокой души Стейнфинна и Ингебьерг; он обещал, что все сыны Стейнфинна найдут в нем преданного родича, к тому же покладистого, который станет слушаться советов старших в той мере, в какой подобает человеку столь юных лет. Под конец Арнвид просил родичей Стейнфинна принять посулы Улава по доброй воле и с искренним сердечным расположением.

Братья Стейнфинна слушали Арнвида с таким видом, будто дело это привело их в немалое замешательство. Все время, пока друг его говорил, Улав стоял против него по другую сторону стола. Он стоял выпрямившись, повернув спокойное бледное лицо к дядьям Ингунн. Время от времени он кивал в знак того, что согласен со словами Арнвида.

Под конец речь повел Колбейн, сын Туре:

– Сказать по правде, Улав, нам ведомо, что некогда меж твоим отцом и нашим братом шел разговор о твоем супружестве с одной из его дочерей. Не сомневайся, мы чтим твое желание уладить дело по доброй воле и к нашему обоюдному удовольствию. Да только станут ли ныне родичи покойного Аудуна столь сильно желать твоей женитьбы на нашей племяннице, чтобы согласиться на твое предложение. Но всего важнее другое: мы ныне вынуждены выбирать себе в зятья среди мужей, имеющих власть и могущественных родичей, а у тебя этого нет. Нам должно ныне искать более опоры, нежели богатства, – ты это уразумеешь, поелику своим брачным предложением выказал, что рассудителен не по годам. А коль скоро Стейнфинн в тот раз пообещал твоему отцу помочь тебе обзавестись женой с достатком, то и мы охотно пособим в этом деле. Дочерям же Стейнфинна уготовлена другая участь, но ты не должен из-за того печалиться; с божьей помощью мы, верно, устроим тебе женитьбу, которая будет столь же хороша по всем статьям. И добудем тебе невесту, более подобающую в твои лета. В столь юные годы, Улав, негоже брать в жены сверстницу; либо ты должен взять женщину старше себя и более разумную, либо обручиться с девицей помоложе и повременить со свадьбой, покуда не повзрослеешь сам.

Лицо Улава все больше наливалось кровью от этих речей. Но не успел он вымолвить слово, как Арнвид поспешно сказал:

– Здесь в округе все полагали Улава и Ингунн женихом и невестой; я сам был свидетелем тому, как Стейнфинн с Аудуном ударили по рукам.

– Да нет же, нет, – перебил его Колбейн, – слыхал я о том; они шутку шутили – потом уж, правда, Стейнфинн с Аудуном толковали: не худо, мол, им когда-нибудь и вправду заключить эту сделку. И так оно могло быть, не приключись с нашим братом столько бед. Но коль скоро обручение не состоялось…

– Перстень, которым я обручился с Ингунн, у Стейнфинна в ларце с драгоценностями, я видел! – запальчиво воскликнул Улав.

– Знай же, Улав! Стейнфинн ничего не утаил из добра твоего! Но родичам твоим, когда они явятся принять его с рук на руки, придется засвидетельствовать, что там все цело до последней пуговицы!

Улав несколько раз вздохнул – коротко и быстро. Колбейн продолжал:

– Сам посуди, Улав; люди в здравом уме не обручают своих детей так вот, во хмелю…

– А Стейнфинн это сделал – уж не знаю, был ли он в здравом уме…

– …не определив загодя, как распределяется имущество при вступлении в брак, и все прочее. Уж коли на то пошло, ежели бы Стейнфинн твердо сговорился с Аудуном, сыном Инголфа, он бы прямо сказал «нет», когда я по весне толковал с ним о том, что не худо бы отдать Ингунн в жены сыну одного моего друга…

– Что же он ответил? – затаив дыхание, спросил Улав.

– Он не сказал ни «да», ни «нет», но обещал выслушать этого человека; мы снова толковали об этом, когда держали совет. И сошлись на том, что выгода нам будет немалая, коли выдать Ингунн замуж в этот род. Но я от своих слов не отказываюсь, Улав; мы, родичи, охотно поможем тебе выгодно жениться…

– Я вас о том не просил; мне обещана Ингунн…

Арнвид перебил его:

– Одним из последних слов Стейнфинна, Ивар, в утро перед смертью было – коли б он сам мог выдать замуж Ингунн, он охотнее всего взял бы в зятья Улава…

– Может статься, – ответил Колбейн; поднявшись, он вышел из-за стола []. – Но ныне дела обстоят так, Арнвид; он этого сделать не мог. Ты-то уже в летах и достаточно разумен, чтобы понять: мы не можем оттолкнуть от себя тех мужей, которые в силах стать нам опорой в наших тяготах, лишь потому, что Улав вбил себе в голову, будто шутка, сыгранная с ним однажды, когда он был еще несмышленым, и вправду дело. Ты-то сам, Арнвид, не шибко спешил лечь в брачную постель, – отчего же ты так торопишься запихнуть туда друга? Погоди, в один прекрасный день Улав еще поблагодарит нас за то, что мы не дозволили ему настоять на своем… Это ему не детская забава…

С такими словами он и Ивар направились к кровати в боковуше, где обычно спал Стейнфинн, легли и затворили за собой дверцу.

Арнвид подошел к Улаву; юноша все еще стоял как вкопанный, глядя в пол; лицо его судорожно подергивалось. Арнвид стал уговаривать Улава лечь спать.

– Счастье, что ты совладал с собой и дело не дошло до перебранки между тобой и Колбейном, – сказал Арнвид, когда они раздевались в темноте за столбами.

Улав словно бы хмыкнул. Арнвид продолжал:

– Иначе вовсе не на что было бы надеяться… Колбейн мог заставить тебя немедля покинуть усадьбу. Ты и виду не подавай, будто принимаешь близко к сердцу, станет ли твоей женой Ингунн или другая женщина, так оно будет лучше.

Улав молчал. Он всегда спал с краю, но, когда они собирались лечь в постель, Арнвид попросил юношу:

– Дозволь мне нынче лечь у стойки кровати, друже, – пиво вечером было дрянное; что-то меня мутит.

– И мне от него тоже не по себе, – усмехнувшись, сказал Улав.

Но он все же лег у стены. Арнвид засыпал, как вдруг заметил, что Улав приподнялся и собирается встать.

– Ты куда это? – спросил Арнвид друга и схватил его за руку.

– Да пить охота, – пробормотал Улав.

Арнвид услышал, как он ощупью пробирается в угол, где стояла кадка; зачерпнув воды, он стал пить.

– Иди ложись, – попросил Арнвид.

Немного погодя Улав и вправду, шлепая босыми ногами, подошел к кровати и лег.

– Лучше тебе не говорить Ингунн, какой нам дали ответ, покуда мы не посоветуемся, что делать дальше, – настойчиво прошептал Арнвид.

Улав долго лежал молча, прежде чем ответить.

– Да-а! – Он тяжко вздохнул. – Будь по-твоему.

Арнвид немного успокоился после этих слов. Но не позволял сну одолеть себя до тех пор, пока не услышал, что юноша крепко заснул.