Глава четвертая

Коринне все же хотелось, чтобы Освальд снова услышал ее, как в тот день на Капитолии, и еще раз убедился в силе таланта, дарованного ей Небом; и если этому таланту суждено было навеки погибнуть, она тем более хотела, чтобы последние его лучи, перед тем как погаснуть, порадовали взор любимого. Это желание пробудило в ее смятенной душе столь нужное ей вдохновение. Все ее друзья с нетерпением ожидали импровизации; даже простой народ, наслышанный об ее славе, этот южный народ, который, благодаря силе своего воображения, прекрасно умеет ценить поэзию, молча стоял у ограды, за которой расположилось общество Коринны, и на живых лицах неаполитанцев выражалось самое глубокое внимание. Над горизонтом поднималась луна, и в последних лучах заходящего солнца ее сияние казалось совсем бледным. С вершины невысокого холма, вдающегося в море и образующего Мизенский мыс, были прекрасно видны Везувий, Неаполитанский залив с рассеянными по нему островами и равнина, простирающаяся от Неаполя до Гаэты, — словом, тот уголок мира, где вулканы, история и поэзия оставили больше всего следов. Друзья Коринны хором просили ее избрать темой для импровизации следующие слова: «Воспоминания, вызванные этой местностью». Она настроила свою лиру и начала прерывающимся голосом. Прекрасные глаза ее блистали, но тот, кто знал ее, подобно Освальду, мог заметить ее душевную тревогу. Но вот усилием воли она превозмогла свою скорбь и отдалась высокому вдохновению.

Импровизация Коринны в окрестностях Неаполя

Природа, поэзия и история соперничают здесь в величии; одним взглядом здесь можно обозреть все времена и все, что происходило в них необычайного.

Вон я вижу заполнившее кратер потухшего вулкана Авернское озеро, волны которого наводили некогда ужас; в недрах его клокотали пылавшие подземным огнем Ахерон и Флегетон — реки той преисподней, куда спускался Эней.

Огонь — губительная и созидающая сила, которая творит и разрушает миры, — в древности страшил людей, не ведавших его законов. Природа некогда поверяла свои тайны только поэзии.

На том холме находились город Кумы, пещера сивиллы, храм Аполлона. А вот перед вами лес, где была сорвана золотая ветвь. Вас окружает земля, воспетая в «Энеиде». Мы верим поэтическому вымыслу и ищем следов событий, созданных воображением поэта.

Тритон низринул в эти волны смелого троянца, дерзнувшего своим пением бросить вызов морским божествам; эти гулкие полые скалы остались такими же, какими их описал Вергилий, ибо могучее воображение художника всегда верно природе. Гений человека творит, когда он наблюдает природу, но впадает в жалкое подражание, когда вознамерится создать нечто несуществующее.

Среди этих чудовищных горных громад, свидетелей сотворения мира, виднеется Новая гора, образованная вулканом. Земля здесь неистовствует, как море, но не входит спокойно, подобно ему, в свои берега. Тяжелая лава, извергнутая судорогами бездны, прорывает долины, вздымает горы, и ее окаменелые волны говорят о бурях, сотрясающих недра земли.

Ударьте ногой об эту землю, и загудят подземные своды! Нам представляется, что населенная людьми поверхность земли ежеминутно готова разверзнуться. Почва в окрестностях Неаполя являет собой образ человеческих страстей: пропитанная серой, но плодородная, она, со всеми скрытыми в ней опасными и благими свойствами, как бы порождена огнедышащим вулканом, придающим прелесть окружающему пейзажу и колеблющим землю у нас под ногами.

Плиний изучал природу, чтобы еще больше восхищаться Италией: почтив все остальные достоинства своей родины, он стал восхвалять ее как самую красивую страну в мире. Стремясь к знаниям, как воин стремится к победам, он отправился с этого мыса к Везувию, чтобы наблюдать гору, объятую пламенем, и это пламя пожрало его.

О воспоминание, благородный властитель! ты господствуешь в этих местах! Что за странная участь: человек из поколения в поколение жалеет о том, чего он лишился. Можно подумать, будто ушедшие века были хранителями счастья, которого больше уже нет; меж тем как наш ум гордится своими успехами и устремляется в будущее, душа наша скорбит о древнем отечестве, с которым ее сближает прошлое.

Разве древние римляне, чья блистательная слава вызывает в нас зависть, сами не завидовали мужественной простоте своих предков? Некогда они презирали эту роскошную землю, и ее пышные прелести пленяли лишь их врагов. Взгляните на Капую, которая виднеется вдалеке! Она победила воина, который с непоколебимым упорством сопротивлялся Риму дольше всех воевавших с ним народов.

Затем римляне, в свою очередь, заселили эти места. В эпоху, когда им надлежало оплакивать свой позор и свое горе, они без стыда предались изнеженной жизни. В Байях они отвоевали себе морской берег и застроили его дворцами. Они врезались в горы, извлекая из них мрамор; владыки мира, ставшие рабами, они порабощали природу, стараясь позабыть о своем рабстве.

Цицерон погиб близ Гаэтанского мыса, который открывается вашему взору. Триумвиры, презрев потомков, лишили их мудрых мыслей, которые мог бы еще высказать этот великий человек. Последствия преступления триумвиров сказываются и в наши дни: совершенное ими злодеяние нанесло ущерб и нам.

Цицерон был сражен кинжалом тиранов. Сципион, еще более злосчастный, был изгнан из родной страны, тогда еще свободной. Он кончил свои дни недалеко от этого берега, и развалины его гробницы получили название «Столпа отечества»: потомки трогательно почтили память великого мужа, который жил мыслями о родине.

Марий укрывался в Минтурнских болотах, близ жилища Сципиона. Во все времена народы преследовали своих великих людей; но утешением может служить то, что после смерти им воздавали почести, и небо, которое римляне тоже мечтали завоевать, приняло в число своих звезд Ромула, Нуму, Цезаря — новые светила, что сияют не только небесным светом, но и лучами славы.

Не только бедствия — преступления тоже оставили здесь свои следы. Вы видите на дальнем конце залива остров Капрею, где доживал свой век впавший в старческую немощь Тиберий, где этот человек, жестокий и вместе с тем сладострастный, необузданный, но уже уставший от жизни, наскучив преступлениями, окунулся в омут низменных наслаждений, как будто он недостаточно обесчестил себя за годы тирании.

На этом берегу против острова Капреи возвышается гробница Агриппины; гробницу эту воздвигли уже после смерти Нерона; убийца матери преследовал даже ее останки. Он долгое время жил в Байях, где все напоминало о его злодеянии. Какие изверги обитали здесь по воле случая! Тиберий и Нерон точно взирают здесь друг на друга.

Эти острова, поднятые извержением вулкана со дна моря, чуть ли не со дня своего возникновения стали служить ареной преступлений старого мира; злосчастные изгнанники, осужденные на вечную ссылку, стоя на пустынных, омываемых волнами утесах, вглядывались в далекие очертания родных берегов, и мнилось им: ветер доносил до них благоухания италийских полей; а иногда после долгих лет изгнания, получив смертный приговор, они убеждались, что по крайней мере враги еще не забыли о них.

О залитая слезами и кровью земля, ты никогда не переставала рождать плоды и цветы! Неужели не питаешь ты жалости к человеку? неужели не содрогается твое материнское лоно, принимая человеческий прах?

Тут Коринна остановилась на несколько минут, чтобы передохнуть. Все собравшиеся на праздник стали бросать к ее ногам ветки мирта и лавра. В мягком лунном сиянии лицо ее казалось еще прекраснее; ее кудри причудливо развевались на свежем морском ветру. Казалось, сама природа любовно украшала Коринну.

Внезапно ее охватило неодолимое волнение; она окинула взглядом восхитительный пейзаж, посмотрела на чудесное вечернее небо, на Освальда, который стоял здесь, но вскоре мог навсегда покинуть ее, и слезы брызнули у нее из глаз. Народ, только что бурно рукоплескавший Коринне, уважая ее смущение, молча ждал слов, которые позволили бы им разделить ее чувства. Некоторое время она перебирала струны лиры, потом запела, но уже не октавами, а на едином дыхании, не разбивая стихов на строфы.

Несколько трогательных воспоминаний, несколько женских имен тоже должны исторгнуть у вас слезы. В Мизене, на том месте, где мы с вами находимся, Корнелия, вдова Помпея, до самой кончины предавалась своей благородной скорби; на этих же берегах долго оплакивала своего Германика Агриппина, пока убийца, отнявший у нее супруга, не счел ее достойной разделить его участь. Остров Низида был свидетелем последнего прощания Брута и Порции.

Итак, эти женщины, подруги героев, пережили гибель своих возлюбленных. Долгое время они шли рука об руку со своими мужьями, но вот настал день разлуки. Порция кончает с собой, Корнелия с воплями прижимает к своей груди священную немую урну, Агриппина долгие годы тщетно стремится навлечь на себя гнев убийцы своего мужа. Эти несчастные создания, блуждая как тени по пустынному берегу вечной реки, жаждут очутиться на другом берегу; в своем длительном уединении они вопрошают безмолвную природу и умоляют и это звездное небо, и это глубокое море донести до них хоть звук любимого голоса — голоса, который им уже не суждено услыхать.

О любовь, верховная владычица сердца, таинственное вдохновение, посещающее и поэтов, и героев, и священнослужителей! что происходит, когда судьба отнимает у нас того, кто владел тайной нашей души, кто вдохнул жизнь в наше сердце, небесную жизнь? что происходит, когда разлука или смерть обрекает женщину на одиночество на земле? Она томится и угасает. Сколько раз окружающие нас скалы служили хладной опорой одиноким вдовам, которые некогда опирались на плечо друга, на руку героя!

Перед вами Сорренто: там жила сестра Тассо, и когда, переодетый паломником, спасаясь от преследований государей, он пришел искать приюта у своей безвестной подруги, долгие страдания едва не омрачили его рассудок; у него оставался лишь его гений; у него сохранилось лишь знание божественного мира; все земные образы спутались у него в мозгу. Так талант, с ужасом взирая на окружающую его пустыню, скитаясь по свету, не обретает никого себе подобного. В природе он больше не слышит отзыва, и посредственные люди почитают безумием тоску души, которой недостает на земле воздуха, вдохновения и надежды.

Разве рок, — продолжала Коринна со все возрастающим волнением, — разве рок не преследует восторженные души поэтов, которым суждено глубоко любить и страдать? Они изгнаны из иного мира; и люди из милосердия не должны предписывать общие законы этой горстке избранных или гонимых. Почему судьба внушала такой ужас древним? Какое влияние может оказать судьба на заурядные и холодные души? Они плывут по течению, они покорно совершают свой жизненный путь. Но жрица, изрекавшая прорицания, чувствовала, что ею владеет какая-то неумолимая сила. Я не ведаю, какая непреоборимая сила ввергает гения в пучину бедствий, однако он внемлет музыке сфер, недоступной слуху простых смертных; он проникает в тайны, неведомые людям, и душа его таит в себе Бога, которого она не может вместить.

Великий Создатель этой прекрасной природы! защити нас! Наши порывы бессильны, надежды наши обманчивы. Бурные страсти поработили нас, они не дают нам покоя, лишают нас свободы. Быть может, то, что мы совершим завтра, навсегда решит нашу участь, быть может, вчера мы произнесли слово, которое будет иметь роковые последствия. Когда мы возносимся умом к горним помыслам, у нас кружится голова, словно мы стоим на кровле высокого здания и все предметы сливаются перед нашим взором; но даже и тогда скорбь, нестерпимая скорбь не исчезает; она, словно молния, рассекает облака! О Боже мой! что возвещает нам эта скорбь?

При этих словах смертельная бледность покрыла лицо Коринны; глаза ее закрылись, и она упала бы на землю, если бы в это мгновение лорд Нельвиль не очутился подле нее.

Назад: Глава третья

Дальше: Глава пятая