Как происходила погрузка в автобусы на киностудии, Красная Шапочка помнила плохо – спала на ходу. Матушка, собирая в командировку, дала дочке в дорогу, помимо двух чемоданов с одеждой, купленные в кулинарии двадцать пирожков с капустой, тридцать бутербродов с сырокопченой колбасой, две бутылки минеральной воды и сорок наставлений типа: «Все мужчины – обманщики. Не забывай, что длинные ногти на руках признак плохого вкуса. Кремы для лица и рук лежат в левом кармашке походной сумки… И ни в коем случае не подходи к режиссеру Брюковкину ближе чем на пять метров. И сними ты свои туфли, нельзя ехать в деревню на каблуках!»

– Они подходят к моему платью и шляпе. Не сниму! – Притопнула Оленька высоким каблуком и поправила шляпу. – И вообще мне идет красный цвет. Я в нем такая пламенная!

Пирожки съела съемочная группа еще по дороге, в автобусе, там же разобрали бутерброды и выпили воду. Но Оленька этого не заметила, не проснувшись.

Когда они уже подъезжали к месту съемок, начался дождик, прозрачными червячками отмечающийся на окнах автобуса.

«Ах, как это романтично, – думала в полудреме Красная Шапочка. – Приедем в заброшенную деревеньку, где мы, гости из столицы, такие эффектные девушки, например я и гримерша Леночка, произведут должное впечатление. А уж наши оператор Семен и актер Игорь, они такие стильные, в тренде. Покажем местному населению новые тенденции моды, поразим своим совершенством».

Тут с боку кашлянул Потапыч, пьющий пиво, а на дальнем сиденье завалился на бок помощник режиссера Олег, не спавший после перемонтажа вторые сутки.

«В деревне их поймут, там ведь тоже иногда выпивают, и наш коллектив станет родным для местного населения», – поморщившись от запаха пива, заключила для себя Оленька.

Сидящий на последнем сиденье Волк спал, иногда всхрапывая от непонятных раздражителей, но Красная Шапочка сегодня была готова простить всех и вся. Еще бы – она главная героиня фильма и ею будут восхищаться жители глухой глубинки!

Но тут сон окончательно сморил Красную Шапочку, и ей снился Серый Волк.

Она не знала, как он относится к ней; не знала, как сама к нему относится. Но видела во сне его серое ухо, немного усталые янтарные глаза и нежно улыбалась.

Шуршание автобусных колес сменилось цоканьем каблуков, зажглись яркие софиты, и дорожное простенькое платье Оленьки превратилось в вечерний наряд в пол, взлохмаченные волосы сделались уложенными локонами, а на капризном лице засияла рекламная улыбка. В этот момент Красной Шапочке можно было простить все, даже ее уверенность в том, что Бернард Шоу – это развлекательная программа.

Теперь девушке снился прием в Голливуде по случаю вручения ей главной кинопремии.

Разодетый по последней моде Волк в стильном пиджаке кофейного цвета и светлых брюках рядом с ней чувствовал себя королем вечера, да что там говорить, вожаком всей голливудской стаи, собравшейся на вручение премии «Оскар», Акеллой на Скале Совета, волком, сожравшим, наконец, сразу всех трех поросят! В общем, личностью! Гигантом!

Проходя мимо зеркал в холле, он то и дело останавливался, чуть ли не раскланиваясь с собственным отражением… пока не столкнул случайно в шоколадный фонтан Софи Лорен, превратив семидесятилетнюю, но все равно красавицу, потратившую перед церемонией массу времени и средств на отбеливание кожи, в симпатичную пожилую негритянку. Сенсация «Оскару» была обеспечена.

Софи Лорен, отмахиваясь от набежавших репортеров, ни один из которых не решился подать звезде руку помощи.

– Мне нельзя сладкого! – растерянно повторяла она, стараясь улыбаться.

Наконец оказавшись на суше, знаменитая итальянка посмотрела на Волка таким испепеляющим взглядом, словно хотела зажарить его на ужин вместо цыпленка.

Спас шкуру Серого только новый конфуз: Красная Шапочка наступила на длинный шлейф платья Анджелины Джоли, гордо шествующей по красной дорожке вместе со всем своим детским садом. Сенсация налицо. Самая сексуальная женщина планеты, мать семейства предстала перед фотокамерами в одном корсете и в трусиках «танго». Но будучи наполовину пантерой, Джоли не смутилась, пуще прежнего надула губки и сделала вид, будто ничего не заметила – переступила через юбку, как через очередное разбитое мужское сердце, и пошла дальше.

Были здесь и известные Бегемоты, один из которых походил на Жерара Депардье, а другой на Люка Бессона, и популярные светские львицы в шкурках Перис Хилтон и Ксении Собчак. Но вид у них был потрепанный, и напоминали они скорее не львиц, а милых комнатных собачек породы чихуахуа…

– А теперь, – торжественно провозгласил ведущий, стоящий при входе в заветный зал и утянутый в черный фрак и накрахмаленную до состояния лат рубашку, – настало время объявить лучших из нас. Намекну, это герои известной сказки, ставшей символом подростковых комплексов и сублимации первого сексуального желания. Приветствуем, это…

– Ну и дороги у нас! – неожиданно раздался голос Льва Львовича над головой Красной Шапочки. – Как говорится: «Взрывные работы прошли без проблем».

Зал исчез, и Оленька едва не заплакала. Один из жизненных законов действует всегда и без исключения, и это закон подлости.

Раз двадцать подпрыгнув на неровностях грунтовки, автобус затормозил перед деревянным зданием, в назначении которого было невозможно сомневаться. Над крыльцом с тремя ступеньками и дощатом навесом, висел транспарант, исполненный белыми буквами на длинной красной тряпке: «Привет работникам культуры!!!!!!!»

Оканчивалась надпись семью восклицательными знаками, видимо, призванными заполнить оставшееся пространство.

У входа в клуб стояли местные жители с мрачными лицами. Ждать два часа под хоть и летним, но дождем, то забегая в клуб, то возвращаясь обратно, было не очень приятно, но нервничающая Сказительница Лариса Степановна настаивала на присутствии на улице – автобусы с гостями могли прибыть каждую минуту.

Радостной встречи не получилось. Мужики, в одинаковых брюках защитной военной расцветки, пятый год продающихся в местном магазине, находящемся напротив клуба, в темных фуфайках и засаленных бейсболках, беспрерывно курили, смурно смотрели на подъехавшие автобусы и плевались в подросшую у клуба крапиву. Их впечатлил только разрисованный минивэн с надписью «Киностудия», обвешанный железками для установок камер и креплениями для толстых электрокабелей.

Из присутствующих на встрече «дам» самыми яркими оказались, конечно же, Сказительница Лариса Степановна и ее подружка Нина. Обе в платьях, купленных на распродаже в сельпо, модели двухтысячных годов, производства великого Китая. На дешевенькой синтетике синего цвета красовались бордово-желтые пионы, а подол, чуть ниже толстых коленок дамочек, украшала оранжевая оборка. И у каждой на голове присутствовала соломенная шляпка с крупными искусственными цветами. В руках они держали по одинаковой сумке размером с сетевой пакет типа «Авоська» темно-синего цвета.

Другие представительницы населенного пункта от пятнадцати до пятидесяти лет, общим числом девять, были одеты в джинсы. Разнились только блузочки на торсах – от классических рубашек на пуговках до растянутых футболок со стразами. И все щелкали семечки, оглядывая прибывших гостей.

– Ну наконец-то! – Обрадовалась Лариса Степановна, когда двери автобусов открылись.

До этого она раза четыре перебегала дорогу, маша руками, показывая, куда припарковаться.

Девушки и дамы улыбались, не стесняясь мелькавших среди белых золотых зубов, переминались с ноги на ногу, ожидая выхода столичных гостей, то есть возможных интересных мужчин.

– Тощая какая, – прокомментировала появление Красной Шапочки одна из жительниц, сильно смахивающая на перекормленную свинку не только фигурой, но и «пятачком» на розовой мордахе.

– Другая еще хуже, – заметила ее подруга из семейства страусовых, имея ввиду Леночку в полосатом сарафане сорокового размера, из-под которого торчали ноги, сравнимые с вязальными спицами, только чуть покривее. – Ни суп сварить, ни в постель затащить.

Все женщины дружно засмеялись. Мужики продолжали лузгать семечки.

– С прибытием! – Сказительница кинулась на шею Потапычу, выносящему из автобуса свою сумку.

Двойной ноши несчастный не выдержал и позорно пал в самом буквальном смысле.

Не смутившись двусмысленностью ситуации, Лариса Степановна с достоинством поднялась, поправила сползший на бок бюст и огляделась, высматривая следующую жертву своей бурной радости.

– Очень, очень рад, – пробормотал директор картины Альберт Евгеньевич и поспешил отступить, укрываясь от греха подальше за спинами коллег. В светлом льняном костюме и с шелковым платком на шее он смотрелся весьма импозантно и произвел благоприятное впечатление на местных женщин, разом оживившихся и выкативших вперед бюсты, создав тем самым ассортиментную линейку самого широкого спектра – от нуля до семи-восьми. Мужики в очередной раз сплюнули в крапиву. Проезжающий мимо на велосипеде семиклассник Колька чуть не упал, косясь в сторону приехавших.

Убедившись, что жизни и чести его больше никто не угрожает, а от Ларисы Степановны его отделяет достаточное расстояние, Альберт Евгеньевич потянулся, два раза присел, разминая ноги, и заинтересовавшимся встречающим дамочкам стал слышен хруст его коленок. Директор взглянул на клуб, на магазин и остановил особенный, вдруг ставший медовым, взгляд на покрасневшей отчего-то Нине.

По-приятельски кивнув ей, он припомнил не только пейзажи за деревенькой, но и легкий весенний запойчик, впрочем, оставшийся без серьезных последствий.

– Не такие уж они знаменитые, – решила одна из девах, сплюнув с губы семечную шелуху. – Никого не знаю.

– Без комментариев, молодежь! – Громко заявила Лариса Степановна. – Лучше договариваемся о продаже молока, масла и чего там очень любят творческие личности! Нина! На тебе два постояльца. Приглядись, мужики хорошие, а мою дачу мы разыгрываем в лотерею.

Выносящие мониторы из автобуса мужчины притормозили у крыльца с прогнувшимися досками.

– Степановна, кто в твой дом придет, тот там и останется, – заявил помрежа Сергей Анатольевич возрастом лет под пятьдесят. – Я у тебя однажды в Москве попил чайку…

– На недельку! – Грохнули смехом остальные выходящие из автобуса сотрудники съемочной группы.

Гримерша Леночка, она же «лопушка», она же костюмер и заварщица кофе с чаем, то есть самый необходимый в группе человек, пренебрежительно хмыкнула, оглядывая собравшихся девушек и дамочек в возрасте. Девушки хмыкнули в ответ.

– Можа отпразднуем? – Не выдержав, подал голос Борисыч, дощелкавший очередную жменю семечек, и переложил папку начальственного размера из-под правой подмышки под левую. – За приезд…

– Сейчас освободимся и сразу… – пообещал Сергей Анатольевич. – Подгребайте через час и захватите лука, хлеба и чеснока с салом.

– Этого у нас как дерьма за баней, – удовлетворенно заявил Борисыч и кивнул на магазин, стоящий напротив. – Магарыч за вами. Но у нас в сельпо дорого.

– Горючее привезли с собой, – успокоил Семен, распуская собранные в хвост дреды, чем поразил всех молодых девок.

Привыкшие к любым условиям съемок, помощники оператора, осветители и звукорежиссеры деловито разгружали аппаратуру и заносили внутрь клуба. Довольно быстро, да еще с помощью мужиков и матерного сленга, завершили разгрузку.

– Проводка слабая! – Кричал изнутри клуба Потапыч. – Ставим на подзарядку аккумуляторы.

Вылезший из автобуса последним Лев Львович, одетый сегодня вполне демократично – в джинсах и клетчатой рубахе, поправил на голове ковбойскую шляпу, с удовольствием оглядел автобусную остановку с растущей рядом березой в нежных листочках и встречающих девушек.

– Россия! Тудыть перегедрить. Родина! Любите ли вы родные просторы, как люблю их я?

На его патриотическое заявление никто не ответил, каждый был занят своим делом.

– Львович, кроватей для проживания в клубе на всех не хватит, так что четырех человек расселяем по домам, – напомнила Лариса Степановна.

– И где я поселюсь? – с тревогой поинтересовался режиссер.

– А как жребий выпадет! – с удовольствием от собственной значимости проговорила Сказительница. – Я тут записочки подготовила… – Она достала из синей сумки свернутые бумажки, после чего сняла шляпку и высыпала туда бумажки. – Как судьба распорядится. Та-ак, – она развернула пухлыми пальцами первые вынутые «фанты». – Директор и Леночка идут к Нине, а у меня поселятся Волк и Красная Шапочка, а ты с коллективом – здесь, в клубе. Тебе так удобнее руководить.

– Я почему-то так и думал, – заключил режиссер, «оглаживая» Оленьку, поправлявшую платье, ревнивым взглядом.

– Мой дом вон там, – Лариса Степановна махнула рукой, обозначая направление. – Тут близко, сами доберетесь. А я пока ребят устрою.

Дождик к этому времени закончился, и выглянуло солнышко.

Выпрыгнувший из автобуса Волк безостановочно чихал – французские духи, которыми облили себя Леночка и Красная Шапочка с головы до пят, не вызывали ничего, кроме аллергии.

Чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, Оленька обратилась к Волку:

– Владимир, а Владимир?! Вот скажи мне, почему ты, здоровый крепкий че… волк, никак не заработаешь на машину? Я уже не говорю про самолет. Про пентхаус. Про костюм от Гуччи. Про парфюм от Габаны. Про часы от Ролекса. Про браслет от Картье…

Как уже было ранее сказано, характер Оленьки был далек от того скромного, застенчивого нрава кроткой девушки, которая когда-то, благодаря, простите за каламбур, перу Перро, попала в сказочную историю. Наша Шапочка и джип на ходу остановит, и ночную тусовку на абордаж возьмет.

Волк застонал. Атаки гламура были посерьезнее ядерных бомбардировок. Перепробовав кучу способов уйти от ответа, он пришел к выводу, что самый лучший вариант – юмор. Вот главный стоп-кран любого конфликта.

– Анекдот в студию! – проговорил Волк тоном завзятого конферансье, каким не побрезговала бы даже примадонна. – Жена говорит мужу: «Любимый, давай продадим дачу, квартиру, мебель! Купим машину, исколесим острова и страны, будем независимыми, свободными, счастливыми! Увидим свет!» А муж ей в ответ: «После такой нагрузки? Какой свет, тот или этот?»

Рассмеялся анекдоту только Борисыч.

В Москве Сказительница хвалилась своим домом в дачном поселке, показывала фотографии, угощала солеными огурцами. И вот перед съемочной группой раскинулась классическая русская деревенька девятнадцатого века с деревянными бревенчатыми домами и покосившимися заборами. Но за нею, ближе к лесу, виднелись дома дачного типа, намекающие на двадцать первый век.

Особенно выделялся дом с желтыми сайдинговыми стенами и красной крышей. Но стоял он на отшибе, ближе к лесу.

– Надеюсь, нам туда, – пробормотала Внутренняя Богиня.

– Прекрасный вид настоящей деревни, – удовлетворенно решил Разумей Занудович.

– А мне здесь нравится! – Девочка-девочка с любопытством огляделась. – И воздух свежий, и коровами пахнет, молоком…

– Быстро разбредаемся по своим домам и койкам! – скомандовал режиссер. – Завтра вы мне нужны отдохнувшими. Шесть часов дороги – не шутки.

– А отметить? – обиделся стоящий сбоку клуба Борисыч. – Я уже организовал закуску, распределил по всем мужикам, что кто принесет, и на вас надеялись.

– Святое дело – отмечание, – вступил в разговор полусонный Олег.

Собравшийся уходить Альберт Евгеньевич остановился:

– Традиция – великое дело.

– Значит, так тому и быть, – решился Лев Львович, поправил шляпу и добавил: – Но подъем в шесть утра, будем ловить солнце.

– Творческий садист, – с удовольствием заметил директор картины и похлопал себя по животу.

«Неужели дальше этого захолустья еще что-то есть?» – ужаснулась Красная Шапочка, стоя посередине сельской дороги. По представлениям девушки, то, что она сейчас видела перед собой, называлось концом света. Сбоку от места остановки автобусов расстилалось чисто поле с какими-то развалинами – тут был то ли античный храм, то ли советских времен коровник, теперь уже не разобрать.

– Вот попали! – Красная Шапочка из-под руки хмуро обозрела окрестности, словно Илья Муромец на знаменитой картине «Три богатыря».

– А знаешь, Оля, не все уж так и плохо. Солнышко светит, птички поют… – заметил Волк, но замолчал, сраженный убийственным, крупного калибра взглядом.

Предчувствуя нехорошее, Серый решил обратиться к проверенному способу:

– Как-то раз один мой знакомый рассказал классную историю. Я смеялся полвечера. Значит, слушай. Отдыхал он на шикарном экзотическом острове – вокруг девушки, музыка, коктейли, теплое море, солнце и все такое. Кайф. И вдруг, прямо на песок, посреди пляжа, приземляется парашютист на лыжах – в зимнем костюме и в горнолыжных очках. Представляешь? Лето! А он на лыжах!

Слушавшие Волка девушки у крыльца и Леночка засмеялись, но Красная Шапочка даже не улыбнулась:

– Волк, повторять не надо. Не дура, – и она надула губки.

– А, ну да, ну да… Забыл. Так вот, все вокруг всполошились, стали ему объяснять, что он сбился с курса, не туда приземлился… Парашютист, не моргнув глазом, спокойно отвечает: «Ребята, не парьтесь. Следующий самолет снег везет». Так и мы с тобой сейчас тут новый мир построим! Бог это сделал за семь дней, а мы чем хуже Его?

Шапочка ничего не ответила, только покрутила указательным пальцем у виска и закатила глаза.

– Ну, не хочешь, значит, не будем ничего строить. О, смотри! – Волк разглядел тропинку, ведущую в сторону дачного поселка. – И указатель есть! «Пригород». Нам туда!

– Да пошел ты… – огрызнулась Красная Шапочка, вглядевшись в надпись на указателе. – Название выглядит странно.

– Это как воспринимать?

– Как «Рафаэлло». Вместо тысячи слов. Дурак ты, Волк. Читать не умеешь. Тебе же исправили ошибку – перечеркнули последнюю букву «О» и русским языком написали «ПригорАд»! Ничего себе название для дачного поселка.

– Оля, я, конечно, понимаю, что ты слишком красивая, чтобы быть доброй, но все же имей совесть и злись хотя бы раз в пять минут, – проворчал Серый Волк. – Замечай хоть что-нибудь хорошее. Солнышко светит, птички поют… И природа, и бесплатно!

– Аага-а! – согласилась Девочка-девочка. Похоже, ей одной было здесь хорошо и комфортно.

Тем временем автобусы разъехались, на стоянке остался только минивен, около которого продолжали суетиться Потапыч с помощником.

Около Красной Шапочки оказались два ее два розовых чемодана. С ужасом взглянув на них, девушка огляделась, но никто не собирался ей помогать, а Волк так вообще демонстративно от нее отвернулся.

– На фига ты набрала столько ненужного? – недоумевал он. – Оставь в клубе, не нужно тащить лишний багаж.

– И что же теперь делать, – ужаснулась Внутренняя Богиня, сидя на чемодане и покачивая полупрозрачными ножками.

– Брать с собой в командировку нужно ровно столько вещей, сколько можешь донести самостоятельно, – прозвучал голос Разумея Занудовича, – но сам он не показался, боясь гнева Внутренней.

– Зануда, – ответила сама себе Красная Шапочка.

Пришлось подхватить сумку и чемоданы на колесиках и побрести по разбитой дороге.

До нужного дома предстояло протопать не меньше километра и перейти ручей, отделяющий деревню от «ПригорАда».

Через полчаса Шапочка выглядела так, словно прошла и Первую, и Вторую мировые войны, и взятие Бастилии, и замужество, и развод, и дележ имущества. У нее уже пооткрывались все запасные виды дыханий, но лимит злости не был исчерпан. Она даже пошла на сделку с собственной красотой и спустилась с каблуков на землю – сняла свои лакированные красные туфельки, но перед самым ручьем снова их надела, заявив, что все равно не полезет в это болото. На все уговоры и угрозы Волка Шапочка отвечала: «только через мой труп» или «уж лучше я превращусь в памятник при жизни, но с места не сдвинусь».

– «Дураки выдумывают моду, а умные поневоле ей следуют», – сказал Сэмюэл Батлер, хороший английский писатель, – напомнил о себе Разумей Занудович, переодевшийся в деревенскую толстовку, порты и напяливший на голову крестьянский картуз.

– Ну ты и язва… – протянула Внутренняя Богиня. – Лучше нащупай второе дыхание, иначе Шапочка завалится в обморок прямо на дороге!

Разумей промолчал с видом бухгалтера, который наблюдает за детьми, играющими в «Монополию».

– Элементарно, Внутренняя, – ответил он бессмертным голосом Василия Ливанова. – Нужно внушить Красной Шапочке, что она уже похудела как минимум на килограмм. Средство стопроцентно действенное.

Прислушавшись к внутренним голосам, Красная Шапочка перехватила поудобнее ручки чемоданов, выпрямилась и пошла дальше, гордо подняв голову.

– У тебя идеальная фигура! – крикнул ей вслед Волк. – Только характер ее немного портит.

Больше всего Оле сейчас хотелось оказаться в лапах Волка, и чтобы он нес ее, прижимаясь серебристой шерстью к ее щеке, и постепенно шерсть становилась бы легкой трехдневной небритостью на волевом лице… Цвет волос можно оставить серебристым, а вот янтарные глаза… Ну ладно, пусть будут такими, это необычно. Но вслух Красная Шапочка сказала совсем другое:

– Какой из тебя мужчина? Так, зоонедоразумение.

Она зло тащила чемоданы, подпрыгивающие на кочках и жалобно поскрипывающие колесиками. Красивый элитный багаж не привык к подобному обращению и, без сомнения, подал бы жалобу в общество по защите прав предметов потребления от потребителя. А Красная Шапочка тащила и тащила, подтверждая все строки, написанные о силе и целеустремленности русской женщины. Коня на скаку остановит, до дома багаж донесет…

Волк уже поклялся себе никогда не жениться и ни при каких обстоятельствах не отправляться с женщиной на съемки, но что-то нужно было предпринять уже сейчас. Что же делать? Послать Шапочку куда подальше? Ну уж куда дальше-то – и так край света? Оставить ее без помощи? Нет, конечно, красиво: на фоне леса, пышущего зеленью, по деревенской дороге идет Красная Шапочка на высоких каблуках, в шляпе и с розовыми чемоданами. И каждый из сельских ребят, «нечаянно» проезжающих мимо на еще советских велосипедах, обязательно оглядывался на Оленьку и фотографировал на телефон, а двое даже присвистнули от восхищения.

«Вот и ее мечта о славе исполнится, – подсмеивался Волк. – На страничках всех деревенских парней появится фото дня».

– Таких, как ты, щенками нужно оставлять в питомнике для диких животных, – ворчала Красная Шапочка, пока не подошла к ручейку, мосток через который представлял из себя слегка обтесанное дерево.

Самое печальное, что последний велосипедист не рассчитал траектории, и бревно после него упало в воду, на скользкие камни.

– Приплыли! – сказала Оля, остановившись перед преградой.

Волк Ольгу не слышал и думал о своем. «Грустно как-то. Все-таки друзья. Ну не друзья, так коллеги по съемочному цеху, ну не коллеги, так просто знакомые. Как помочь? Посадить ее на закорки и почувствовать себя «под каблуком»? Ну уж нет. Этот номер не выйдет. Вон отец, уступал-уступал матери, а она в него чуть из дробовика не выстрелила, когда узнала, что он в ее сеточке для волос принес в дом репчатый лук.

Эх, где они теперь, мама с папой? Володя и Бабушка надеются, что они живы, хотя прошло уже двенадцать лет. Родители уехали в очередную экспедицию изучать быт староверов куда-то за Байкал, затем отправились дальше, в Шамбалу, а там и до Китая недалеко. За свою жизнь Владимир видел их в общей сложности раз двадцать, воспитывали его Бабушка и Дядя.

– Вот это да…

Увидев ручей с «переправой», Волк тоже поначалу слегка растерялся. «Никогда Красная Шапочка этот ручей не преодолеет, особенно ее чемоданы», – решил он.

В запасе, конечно, есть три варианта: первый – дождаться зимы, когда вода превратится в лед; второй – надеяться, что солнце когда-нибудь иссушит ручеек; третий – построить мост.

Волк выбрал четвертый.

– Я тебе помогу, – громко объявил он и подошел Красной Шапочке.

Картина вышла эпическая. Что-то сродни схватке добра и зла из «Властелина колец». Волк, согнувшись в три погибели, пытаясь сохранить равновесие и не споткнуться о камни, был похож на солдата, которому, чтобы оказаться дома, надо пройти через минное поле.

В обеих руках он тащил чемоданы, через плечо – свою спортивную сумку. Шапочка, сидя на закорках, одной рукой вцепилась в Волка, другой удерживая сумку, продолжала проклинать все вокруг и требовала вызвать вертолет МЧС.

Терпение Волка приближалось к нулю. Раньше он никак не мог понять значение фразы, которую обожала приговаривать его Бабушка каждый раз, когда кто-то пытался занять у нее деньги: «если друг попал в беду, друга мелом обведу». Он уже даже не мог вспомнить ни одного приличного анекдота и пустил в ход тяжелую артиллерию.

– Ну, Ольга, держись. Довела ты меня до сарказма. – Говорил он, но негромко, не перебивая журчания ручья и ворчания Красной Шапочки. – Совсем от жизни нормальной отбилась. Бороздишь просторы гламурного пространства в туфлях на каблуках и думаешь, что нужна кому-то. Да под макияжем ты самая настоящая мумия. А под шляпой ни бум-бум! Все твои желания сводятся к тому, чтобы стать женой Армани, чтобы дети были «от Армани», и чтобы гламуром от тебя воняло на три века. Антропоид! Да на тебе живого места нет – заросла вся понтами. Тьфу на тебя, Ольга. Баба на шее хуже петли. О боги! Ну когда же вы испытаете меня счастьем?!

Волк высказал все то, что накопилось у него на душе, и… споткнулся о камень. С криком утопающего: «О, мои платья!» Красная Шапочка погрузилась на дно ручейка, который с берега казался таким безобидным… кто бы мог подумать, что «по щиколотку» может так резко смениться «по шляпу»? Волк сильно ударился ногой и тоже пошел ко дну.

И вода сомкнулась над ними.

Первым всколыхнул воду Волк, он стал истошно грести лапами, звать Ольгу, но, осознавая, что совсем не умеет плавать, что сумка через плечо тащит его на дно и что смертью своей осчастливит он разве что своего двоюродного брата, которому достанется все наследство, утопающий выбрался на сушу. Солнце уже стало клониться к закату, вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Волка.

Течение уносило розовые чемоданы, похожие на гламурные гробики, по воде плыла красная шляпка, в центре которой гордо восседала большая толстая лягушка. Видела бы это Ольга – утонула бы второй раз. От этой мысли, а точнее от осознания утраты, Волк задрожал. А вдруг она действительно не выплыла… Он ее смерти не переживет.

Не прошло и минуты, как Серов-Залесский снова оказался в воде. Бил по ней лапами, то уходил ко дну, то снова появлялся на поверхности, но найти Красную Шапочку так и не получилось. Спасти удалось только шляпу. И теперь, глотая грязную воду ручья, Волк отчаянно бултыхался в полуметре от берега.

Ольга сидела на другом берегу, смотрела на тонущего Волка и чувствовала, что пришло время ее лучшей роли. Она – Кейт Уинслет после краха «Титаника», глядящая на погибающего в ледяной воде прекрасного Леонардо Ди Каприо. За кадром – красивая музыка, включающаяся во всех ключевых сценах…

Шапочка сжала рукой воображаемый медальон «Сердце ручейка», на глазах показались слезы, которые всегда были наготове, сколько бы она ни пересматривала «Титаник». Теперь надо сказать умирающему возлюбленному что-нибудь эдакое, приводящее в работу слезные железы не у одного поколения зрителей.

– Не умирай, любимый! – крикнула Красная Шапочка и замерла, ожидая команды «Снято».

Но вместо этого…

– Какого черта? – взвыл Волк, выползая на берег. – Как ты выбралась?

Обломки «Титаника» и, главное, Ди Каприо потускнели и исчезли.

Внутренняя Богиня вздохнула: «Добро пожаловать в реальный мир!»

– Просто я умею плавать, как все нормальные жители мегаполиса, ходящие на фитнес, – отозвалась Красная Шапочка.

Откашливаясь, Волк подполз к пеньку среди молодой травки, где сидела она – такая беззащитная, такая родная, такая мокрая и беспонтовая. И сразу же смутился от своих мыслей.

А уж как Волк обрадовался, когда осознал, что Шапочка находится на левом берегу, то бишь на стороне дачного поселка, просто не передать словами. Вскочил и стал пританцовывать. И как-то нечаянно оказался рядом с девушкой. Его лапа коснулась щеки и мокрых волос Красной Шапочки. Девушка вздрогнула, но не отшатнулась, а даже подалась к нему.

– Погоди! – вдруг опомнился Волк и убрал лапу. – Ты что-то сказала? Любимый?

Шапочка поморщилась.

– Ничего. Цитировала. Вспомнился «Титаник».

– И все-таки?

– Ничего!

Она никак не могла разобраться в своих чувствах. Вроде бы Волк захотел ей помочь – взгромоздил ее на себя вместе с чемоданами, но он же – обозвал и мумией, и беспросветной дурой, и даже гламурной куклой. Но ведь потом он, не умея плавать, кинулся за ней в мутную воду. Однако же не спас! Не нашел на дне! И тут Шапочка осеклась. Как же он мог ее спасти, если она уже была на суше?

Но самая главная трагедия заключалась, конечно же, в чемоданах с платьями. Волк даже не подумал о них! Но ведь он, стоя перед нею, сжимал в левой лапе спасенную красную шляпу, которая значила для девушки ровно столько же, сколько кинопленка для режиссера.

В кармане сумочки Красной Шапочки затрезвонил смартфон, чудом не утонувшей в ручье.

– Алло! – бодрым голосом ответила Ольга, видя на мониторе буквы: «Матушка». – У меня все хорошо, сейчас подхожу к гостинице.

– Брюковкин проявляет к тебе интерес? – задала Матушка вопрос встревоженным голосом.

– Мам, – Красная Шапочка почувствовала легкое раздражение. – При чем здесь режиссер? Мы с Волком только что пересекли небольшую водную преграду и теперь обсыхаем.

– За экстрим нужно требовать отдельные деньги, – сурово прокомментировала Матушка. – У нас средств почти не осталось, вся надежда на твой гонорар… Ладно, снимайся, звони два раза в день и включай скайп на планшете, я волнуюсь.

И только Шапочка отключилась, как позвонила Плотва.

– Ну ты как там? Соблазнила режиссера, Серова-Залесского или оператора? – В вопросе подружки звенело неподдельное любопытство.

– Элька, я тебе позже перезвоню, завтра, здесь такое твориться – не передать. – Оля искренне обрадовалась звонку подружки, но сил разговаривать не было.

– А что-о-о? – затянула свой вопрос Плотва, но Красная Шапочка отключила телефон.

Колумб быстрее открыл Америку, чем Шапочка с Волком добрались до калитки, на которой крупными буквами значилось: «ПОМЕСТЬЕ ЛАРИСЫ». Калитка оказалась заперта, и вскрывать ее было бесполезно. Она, как и забор в два метра высотой, была сделана из толстых досок.

– Недалеко! – хмыкнула Красная Шапочка, вспоминая слова Сказительницы. – Да у меня такое ощущение, что мы сюда через Гималаи добирались, а нас, оказывается, здесь и не ждут!

На Волка было страшно смотреть. «О, святая мать Тереза!» – повторял он как заведенный.

– О, святой Фрейд! – Взмолилась Внутренняя Богиня, воспарив на калитку и посверкивая оттуда крылышками и перламутровым платьицем. – Лезть через забор – это уже слишком…

– «Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и глупость», – всполошился Разумей Занудович, переодевшийся в костюм сантехника. – Как это я не догадался спросить ключ у Сказительницы.

– Предлагаю сделать подкоп, – Девочка-девочка воодушевилась. – Как в книжках.

– Мы тебя не слышали, – отмахнулся Разумей. – Молчи дальше.

Волк нажал на звонок сбоку калитки, надеясь хоть на чье-то присутствие. Тишина.

– Лучше бы я утопилась… – вздохнула Шапочка и устало прислонилась к забору.

– Да подожди ты. Утопиться – не возродиться. Обязательно найдем выход из положения. Вместе уже килограмм соли съели, – при слове «съели» Волк сглотнул – в последний раз он ел тысячу лет тому назад.

– Волк, ты бредишь? – Я не собираюсь проводить лучшие годы в обществе зоочеловека, стоя, не позавтракав, да еще перед ответственными съемками. Пока ты не перепишешь Дональда Трампа, не переговоришь Ивана Урганта и не переиграешь в казино Джорджа Клуни, я с тобой даже разговаривать не стану. Понял, чудовище?

– Существуют в мире только четыре обстоятельства непреодолимой силы: наводнение, землетрясение, военные действия и-и-и… – Начал свою философскую речь Волк.

– …женская истерика! – Вспомнил Разумей, и Ольга озвучила это мнение.

– Да-да, именно это я и хотел сказать. Шапочка, а ты Бредбери читала? – Волк, вообразивший, что даму надо занимать светской беседой, поправил воображаемую бабочку.

– Хватит надо мной издеваться! – Закапризничала Красная Шапочка. – По твоим словам, я и так живу в бреду, так зачем мне бред читать? Там же сплошная фантастика, а я ее не люблю, я люблю фэнтези, и только про сексуальных вампиров или оборо… – она покосилась на Волка и замолчала.

К счастью, Серов-Залесский не заметил оговорки.

– Не только фантастика, – уверенно продолжил Волк. – «Убить полюбовно» или «Диковинное диво» – отличные рассказы. Один смешной про двойное убийство, а второй о мечте.

– Ты сам себя слышишь? Убийство с мечтой. Обхохочешься! – поспешно поддержала Красная Шапочка литературную тему.

Продолжать разговор было бессмысленно. Чтобы скоротать время, Волк решил рассказать Шапочке веселую историю про то, как сдавал в институте экзамен по философии и, не зная ни одного билета, получил высший балл. Весь секрет – в ста граммах водки. Выпил залпом, воздержался от закуски и стал та-акие гениальные мысли выдавать, та-а-ак складывать фразы, что сам Аристотель с портрета подмигнул.

Оленька устало подпирала забор и интереса к рассказу не проявляла.

– Шапочка, а ты когда-нибудь любила? Вот так, по-настоящему, чтобы душу сводило от чувств? – спросил вдруг Волк с интересом.

– Не твое волчье дело! – возмутилась девушка.

Да, у нее была влюбленность, не отслеженная Матушкой и Бабушкой. Ей понравился парень с пятого курса, как она думала, из ее института. И Плотва рекомендовала парня после совместного распития пива в баре общежития журфака. Славик казался светским, модным и уверенным в себе. Среднего роста, высветленный до блондина, в джинсовом костюме от Левайса и борсеткой от «Армани».

Идя на свидание, такое редкое в ее жизни, Красная Шапочка представляла себе романтический ужин, роскошный букет цветов и предложение быть вместе навеки.

Получилось не совсем так… то есть совсем не так.

Во-первых, Славик не был студентом, а занимался ремонтом системы электропроводки в общежитии. Во-вторых, он слишком любил столичную жизнь во всех ее проявлениях – бары, ночные тусовки с хорошей кухней в ресторанах и воскурение запрещенных составов, на которые ему всегда требовались деньги. В-третьих, таких, как Красная Шапочка, он просчитывал «на ап». Модная самоуверенная девочка, но не из обеспеченной семьи, желающая заполучить стильного и богатого мужа.

Не добившись через неделю телесной близости, что для Славика стало необычным и обидным, он пригласил Оленьку в весьма дорогой ресторан, а потом ушел не расплатившись. Красной Шапочке пришлось целый час реветь в телефонную трубку, объясняя Матушке ситуацию.

Утешавшая на следующий день подругу, Плотва пыталась через знакомых найти «кидальщика», но тот оказался натуральным электроугрем, получил в институте деньги за работу и, внедрившись в электропроводку, исчез, оставив в общежитии девять безутешных девушек, которым был должен крупные суммы. Последнее обстоятельство значительно увеличивало и так безмерную грусть покинутых.

Но не рассказывать же об этом Волку. Стыдоба.

– Эх ты, бездушная кукла, – Серый Волк вздохнул и отвернулся.

Над дачным поселком шло к закату теплое солнце, было так хорошо, что в душе у Волка что-то шевельнулось. Захотелось чего-то эдакого… прекрасного… То ли съесть Шапочку, то ли поцеловать.

Но тут напротив них с визгом затормозил темно-зеленый «уазик», из которого вылезла радостная Сказительница.

– Ай вы мои милые и заждались-то меня, хозяюшку, а я сейчас вот напою вас чайком, да и сядем ладком, – затянула свою песню Лариса Степановна.

– Сейчас я упаду в обморок, – решила для себя Красная Шапочка.

– Ты похудела не меньше, чем на полтора килограмма, тебе полезно, – шепнула Внутренняя Богиня, стараясь не показываться из-под лопуха у забора.

– И препятствия закаляют! – изрек Разумей Занудович.

– И кто это сказал? – поинтересовалась Внутренняя Богиня, ожидая продолжения цитаты.

– Я сказал, а что? Разве плохо? – Разумей Занудович слегка покраснел.

Тем временем Лариса Степановна отперла калитку и легким шагом направилась к дому. Шапочка с Волком переглянулись, после чего вошли в просторный двор со множеством клумб и построек. Захлопнув за собой скрипучую калитку, ковыляя, потянулись за Сказительницей в дом…

Конечно, за сегодняшний день уже можно было и привыкнуть к любым неожиданностям, но, то, что они увидели в доме, ввело бы в шок даже самого изобретателя комнаты страха. Лучшей декорации для съемок фильма ужасов не сыскать было на всем белом свете.

Шапочка, конечно же, все возвела в формат 5D и чуть не упала в обморок от зловонного запаха. Волк оказался более сдержан, но то же потерял дар речи и зажал нос лапой, чтобы не задохнуться.

Вся комната после веранды была заставлена пустыми бутылками и консервными банками. На окне, вместо занавески, висела огромная паутина, а старинная мебель была погребена под слоем пыли. Волк дотронулся рукой до комода и тут же оказался в серой «перчатке». Да здесь сам черт ногу сломит!

– Это не командировка, это ссылка! – кажется, оптимизм, присущий Волку, забарахлил.

«А может, это розыгрыш? – понадеялась Оленька. – Сейчас откроется дверь шкафа, и из него выйдет Валдис Пельш с букетом в руках и бутылкой шампанского…» – Шапочка огляделась, пытаясь понять, где прячется съемочная группа.

Но все было тихо.

– Не стойте на пороге. Чувствуйте себя как дома. Располагайтесь. Ах, – махнула рукой Лариса Степановна, видя полные ужаса взгляды гостей, – это так, творческий беспорядок, не обращайте внимания. Да что же вы такие стеснительные? Милости прошу! Проходите в дом…

– Может мы это… на улице? – шепнул Волк Шапочке на ухо.

– На сеновале? – ужаснулась Оленька.

– Точно, – в его голосе Красная Шапочка почти услышала мечтательность.

– Я боюсь, – прошептала Оленька. – Там иногда водятся змеи.

– А здесь, как я вижу, одни бабочки порхают… – Сменил свое настроение с романтического на скептическое Волк.

– Лариса Степановна, – Ольга семенила за пожилой актрисой. – А ты же говорила, что дачный поселок у тебя городского типа…

– Ну так, все верно! За свои слова отвечаю. – Лариса Степановна, не обращая внимание на пыль, отпирала следующую комнату. – Городской тип. Борисыч, ты его видела у клуба, всем здесь заправляет. Протянул к нам газ, организовал две артезианские скважины в поселке. И вот! Вчера у Нинки говорящий попугай как начал материться, а во дворе-то дети играют! Борисычу потребовалось ровно две минуты, чтобы усмирить бескультурную птицу.

Затормозив у двери, актриса рассказывала, а Красная Шапочка и Волк, еле держась на ногах от усталости, не решаясь присесть на пыльные табуретки, и стойко держались у дверного косяка, крепко прислонившись к нему плечами.

– Уж не знаю, какими такими способами он воздействовал – то ли рассказал попугаю анекдот, то ли запугал, то ли переговорил в мате. Но факт остается фактом. Попугай целый день ни слова не проронил! Ох уж этот Борисыч, ох шутник. Я же ему…. Эх, да ладно… – И Сказительница заливисто расхохоталась. – А вы, наверное, устали да проголодались с дороги? Сейчас я стол накрою да накормлю вас свежими щами.

После поворота ключа открылась следующую дверь, и Красная Шапочка с Волком в очередной раз обомлели.

Какого же было их удивление, когда они осознали, что оказались в светлой просторной и нарядной кухне! Белоснежная кружевная скатерть на столе, опрятные занавесочки на трех окнах, васильки в хрустальной вазе, фарфоровые чашки утащенного с последних съемок сервиза… Загляденье просто!

– То ли у меня начались галлюцинации, то ли мы в гостях у тетушки по имени Метелица, то ли путешествуем на машине времени… – пробормотал Волк себе под нос, пытаясь найти в происходящем разумное зерно.

– Присаживайтесь, – гостеприимно пригласила Сказительница. – Сейчас я вам налью свежих щец на курочке, с утра варила. Руки, как я вижу, вы уже где-то помыли.

Сдерживаясь от комментариев, присев к столу, Шапочка отмела все сегодняшние эмоции и со зверским аппетитом стала поглощать вкуснейшие щи, закусывая ломтями ржаного хлеба.

Несмотря на критическую отметку – стрелки показывали восемь часов вечера, что на два часа перекрывало допустимое диетой время, Красная Шапочка попросила добавку. Доедая свою порцию, Волк тоже хмыкнул: «Еще!»

Странно, но Оленьке понравилось, как аккуратно ел Серый Волк. Он не хлюпал, не чавкал, не выплевывал сквозь огромные зубы пищу и даже промокал почти человеческое лицо салфетками, предоставленными Ларисой Степановной в отдельной, весьма старинной чашке, «заимствованной» ею, видимо, на других съемках.

Довольно крякнув, Лариса Степановна поднялась к газовой плите и щедро зачерпнула щи половником из кастрюли. Наливая их в подставленные тарелки, она приговаривала: «Кушайте, мои хорошие! Набирайтесь сил! Вот завтра отснимитесь и огород вскопаете… А что вы на меня так удивленно смотрите? Поговорку слыхали? «Волка ноги кормят!»

Волк закашлялся, а Шапочка начала так сильно стучать по его спине, вымещая все агрессию сегодняшнего дня, что едва не покалечила Серого. Кашель прекратился, когда в окно постучали.

Лариса Степановна как ни в чем не бывало, рассмеялась: «Домовой. В гости просится».

С чувством юмора у актрисы все было в порядке. Волк поддержал ее смехом, но на повторный стук все же напрягся. За темнеющим вечерним окном в стекло билась огромная летучая мышь. При виде ее у Шапочки перехватило дыхание, и девушка вцепилась обрезанными, по совету Матушки, ногтями в волчью шерсть, отчего тот слегка взвыл.

– Эх вы, городские трусишки! – усмехнулась Сказительница. – Это Брателла, девочка. Прошу любить и не жаловаться.

Глаза актрисы сверкнули, а Брателла, заслышав свое имя, стала истошно хлопать кожистыми крыльями – то ли красуясь, то ли не помня себя от страха, то ли желая поужинать. Лариса Степановна усмехнулась. Выглядела она сейчас весьма домашненько. В пестром платье и с кухонным полотенцем в руках.

Невероятно, но Волк боялся мышей, как домашних, так и полевых и летучих.

– Как-то мне не того, водички бы… – Волк было бросился к эмалированному ведру, стоящему под столом и прикрытому жестяной крышкой, освежиться, но после поднятия крышки в нос ему шибанул совсем иной запах.

– Не советую! – хихикнула Лариса Степановна. – Крепчайший первач получился. Нам здесь еще жить и жить, Борисыч в гости зайдет, из съемочной группы кто заглянет, а водка в сельпо дорогая.

Волк чихнул и спешно дал задний ход – вернулся к столу.

– День сегодня был тяжелый, – продолжила Лариса Степановна. – Встали в шесть утра. Долго ехали. Давайте по котлетке с жареной картошечкой, чайку и спать… Спать будем так: я в своей спальне, Оленька здесь, на кухне, на диване, а ты, Волк, в темной комнате, она у меня для гостей, там окошко маленькое. Оля! Я тебе дам ночнушку, она стираная и почти новая, ей лет двадцать.

– А напоследок я скажу… – проговорила Лариса Степановна, расстелив гостевые постели в разных комнатах и усевшись на диване, в ногах Красной Шапочки: – Я сегодня такая расстроенная…

Меньше всего Оленьке хотелось именно сейчас слушать житейские откровения, но она смирилась:

– Давайте, Лариса Степановна, откровенничайте.

– Вот беда-то, кручинушка, – вздохнула Сказительница, утирая со щеки слезу революционера и радетеля о народном благе. – Все эти годы я желала прихода цивилизации в нашей деревне и мечтала, чтобы к нам провели нормальную асфальтовую дорогу. И Интернет нужен нам как воздух, а то приходится бегать на почтовую станцию для сидения в «Однодачниках».

– В чем-чем? – переспросила полусонная Шапочка.

– Как в чем? В «Однодачниках»! – без запинки повторила Лариса Степановна и продолжила свой горестный монолог. – Чтобы компьютеры появились в домах да стереосистемы заиграли, а то скука смертная… сидеть в огороде да с любовниками ругаться.

– С кем-кем? – Шапочка все не верила своим ушам и даже приподнялась в кровати.

– С любовниками! Что, слова такого не слыхала? Ну, деревня. Мне-то легче, чем соседям, жизнь интересную вижу. Я актрисой-то стала в сорок пять лет по счастливому случаю. Ты, наверное, слышала, я уборщицей на киностудию устроилась, у меня ведь в Москве комнатка есть в коммуналке. Сначала Малахов меня к себе на программы приглашал как голос народа. Ох и выступала я тогда! Аж пар из ушей валил. А как-то я рассказала сказку с двойным смыслом одному режиссеру, да все в лицах изобразила….

Что было дальше и во скольких фильмах снялась Сказительница, Красная Шапочка не услышала, уснула.