КРАСНЫЕ ПЕСКИ. ПРОДОЛЖЕНИЕ
Со связанными за спиной руками, растрепанного и босого, будто пленного врага, его повели через онемевший от изумления стан. На площадку перед королевским шатром. По пути Уна-Тур несколько раз толкнул его тупым концом копья.
– Плешивый шакал, – сказал Фа-Дейк. – Ты поднял руку на сета.
– Ты не сет, а предатель, – злорадно отозвался из седла Уна-Тур.
– А ты не сотник, а покойник. Через час тебя будут жрать ящерицы-камнееды…
Уна-Тур толкнул его снова, и Фа-Дейк, чтобы не упасть, почти бегом выскочил на площадку – прямо перед Фа-Тамиром, Лалом, сетом Ха-Виром и другими командирами. И сразу вознесся гневный голос Фа-Тамира:
– Что творишь, сотник! Воины, взять изменника! Развяжите сета! Плащ сету!
Три королевских стражника метнулись к Уна-Туру. Тот вздыбил жеребца и яростно завопил:
– Я не изменник! Послушайте же меня, мой маршал!
Кто-то рассек отточенным концом меча ремень на запястьях Фа-Дейка. Фа-Дейк освободил руки, как недавно это делал Хота. Потом швырнул скомканный ремень в лицо Уна-Туру и сказал по-русски:
– Я покажу тебе предателя, паршивая волчья шкура. – Он был так зол, что уже ни капельки не боялся.
Воины окружили сотника, но теперь стояли в нерешительности, потому что он крикнул:
– Клянусь Звездным Кругом, я невиновен, мой маршал! А он – не сет, он предатель.
– Сет – всегда сет, – сказал мудрый Лал и кинул на плечи Фа-Дейка грубый военный плащ. – Лишить сета этого звания может только король. А короля… да будет ровен его путь в дальний мир… теперь у нас больше нет. Выслушаем всех в терпении. Сет Фа-Дейк, скажите нам, в чем обвиняет вас этот человек? Что произошло между вами?
– Да ничего особенного! Просто я отпустил пленного мальчишку!
– Разведчика? – быстро и насупленно спросил Фа-Тамир.
Все молчали. Только Уна-Тур дернулся в седле, хотел что-то крикнуть, но десятник королевской стражи с размаху положил на его плечо руку в боевой чешуйчатой рукавице.
Наконец старый сет Ха-Вир медленно спросил:
– Зачем вы это сделали, Фа-Дейк?
"Потому что мне его жалко!" – чуть не вырвалось у Фа-Дейка. Но он сказал иначе:
– Я не хотел, чтобы в дни печали в стане иттов была жестокость. Волки замучили бы мальчика.
– Это никого не касается! – вскинулся опять Уна-Тур. – Это была наша добыча! Добычу волков не может отобрать даже король!
– Короля нет, – снова напомнил Лал. – Помолчи, сотник.
"Короля нет…" – подумал Фа-Дейк и ощутил в нагрудном кармане тяжесть тарги. До сих пор он о ней почти не помнил, о другом были мысли. Но сейчас наконец пришло ясное понимание: что же случилось на самом деле. Если старый Рах сказал, если он отдал таргу… Значит, правда?
"Но не хочу я! – крикнул себе Фаддейка. – Я не знаю, что делать!"
"Делай что хочешь, хуже не будет…"
Сет Фа-Дейк медленно оглядел всех, кто обступил его. Голова кружилась от усталости и от голода. Честно говоря, хотелось даже заплакать. Но Фа-Дейк скривил губы и отчетливо сказал сотнику:
– Добычу король отобрать не может. Но может сделать голову твою добычей шакалов…
– Но короля нет! – дерзко хохотнул Уна-Тур. Десяток его всадников приближались к шатру.
– Король будет, – сказал мудрый Лал, летописец и полковник песчаной пехоты. – Сеты выберут короля сегодня же, раз великий Рах не оставил преемника.
Фа-Дейк вскинул голову, чтобы возразить, но медленно и тяжело заговорил Фа-Тамир:
– Сеты выберут короля. Но сету Фа-Дейку лучше не участвовать в этом. Пусть Фа-Дейк уходит, пока он сет и никто из иттов не может тронуть его. Выбранный король лишит его звания и защиты.
– Почему? – Фа-Дейк хотел спросить это гневно и громко, но получилось почти со слезами. Как в учительской, когда обвиняют напрасно.
Старый справедливый маршал Фа-Тамир заговорил опять, и слова его падали, как камни:
– Наверно, вы думали, что поступаете справедливо, сет. Но все равно: то, что вы сделали, – измена.
В ответ полагалось швырнуть в лицо обвинителю боевую рукавицу. Но не было рукавицы, да Фа-Дейк сейчас и не поднял бы ее – пудовую, из бронзовых пластин. И какой мог быть поединок у мальчишки с прошедшим через тысячу боев маршалом?
Фа-Дейк сипло от слез спросил:
– Кому я изменил?
– Вы предал и народ и армию иттов.
– Но итты… все люди, все войско, это же такое… громадное. А он был беззащитный. Если бы я не отпустил… я предал бы его…
– Но он враг! – воскликнул кто-то из воинов.
– Он мне не враг. Он… такой же, как я. Дети не воюют с детьми.
– Как же не воюют, – мягко, осторожно как-то возразил Лал. – У тауринов полно разведчиков. У нас… мальчишки тоже помогают воинам. Вы и сами, сет, в прошлом году были в конной стычке.
– Да… дети могут воевать со взрослыми. Взрослые тоже воюют с детьми, они одичали. Но дети не воюют с детьми ни на одной планете – они еще не посходили с ума!
– Вас никто не просил воевать с этим сопляком, – нагло подал голос Уна-Тур. – Ваше дело было не вмешиваться.
Тарга оттягивала карман. Фа-Дейк незаметно, под плащом, вынул ее и зажал в кулаке. И сказал:
– Что-то совсем непонятное происходит у иттов. Сеты стоят, а сотник говорит с ними, не сходя с коня. Уж не стал ли он королем?
– Сойди с коня, сотник! – грозно крикнул сет Ха-Вир.
– Слушаю, сет… – отозвался Уна-Тур. Кажется, с насмешкой. Сделал движение, будто хочет спешиться, но остался в седле. И никто не заметил этого, потому что маршал Фа-Тамир заговорил опять – печально и тяжело:
– Ваши слова, сет Фа-Дейк, говорят о вашем уме. Про ум ваш и доброту знают все итты. Но сейчас вы нанесли нам вред. Ход, о котором знает проводник, остался для нас тайной…
– Подумаешь, один ход! Их полным-полно!
– И все-таки он поможет тауринам продержаться лишние дни.
– Им не придется держаться… Фа-Тамир, я устал стоять босиком на холодном песке, коня мне… – Возникло торопливое движение, Фа-Дейк оставался сетом, и коня подвели немедленно. Того послушного конька, на котором он прискакал сюда. Фа-Дейк прыгнул в седло, и плащ свесился по бокам, закрыв стремена и босые ступни…
– Почему тауринам не придется держаться в крепости, сет? – вкрадчиво спросил мудрый Лал. – Вам известно что-то тайное!
– Ничего тайного. Мы сегодня снимем осаду.
– Великий Звездный Круг! Кто это решил? – воскликнул сет Ха-Вир, храбрый и простодушный воин.
– Я, – сказал Фа-Дейк.
Смеялись все. Сеты смеялись, и простые воины, и сотник Уна-Тур, который так и остался в седле. Один Фа-Тамир не смеялся, он смотрел на мальчишку с печалью. Он любил Фа-Дейка и теперь горько сожалел, что болезнь помутила разум юного сета… Впрочем, болезнь лучше, чем измена…
Тогда Фа-Дейк протянул Фа-Тамиру таргу. И проговорил совсем не по-королевски, а как смущенный четвероклассник, потому что решительность опять оставила его:
– Вот… Это дал король. Он сказал, что теперь я… Он сам сказал, честное слово…
Фа-Тамир стряхнул в песок боевую рукавицу и протянул руку. Но рука эта вдруг замерла, окаменела, не коснувшись бронзовой бляшки.
– Великие силы… – хрипло сказал маршал. – Смотрите, Лал… Точно ли это о н а?
Мудрый Лал встал рядом с маршалом, глянул. Побледнел – загар его стал бледно-желтым. Лал сказал, как и Фа-Тамир:
– Великие силы… – Потом спросил, забыв об этикете: – Откуда она, мальчик?
– Король дал, – пробормотал Фаддейка.
Маршал сурово проговорил:
– Итты! Наш великий король Рах владел таргой. Он передал таргу сету Фа-Дейку вместе с властью.
Сеты, командиры и простые воины сдвинулись молчаливым кругом.
– Тарга ли это? – спросил сет Ха-Вир. – Ведь она исчезла больше ста лет назад, когда правил великий Ду-Ул, разрушитель стен.
– Потому и исчезла, – прошептал Лал.
– Не подделка ли это? – осторожно проговорил молодой, незнакомый Фа-Дейку сет.
– Клянусь всем миром, нет, – тихо ответил Лал. – Эту работу древних чеканщиков подделать нельзя, утерян секрет…
Ха-Вир пробормотал:
– Но если она была у короля, то почему великий Рах…
Маршал Фа-Тамир сурово перебил его:
– Кто смеет задавать вопросы королю? Особенно когда он мертв!.. Сеты, смотрите и отвечайте: есть ли у вас сомнение, что это тарга, знак верховной власти над всеми обитаемыми землями?
Сеты молчали. Наверно, не потому, что было сомнение. Просто никто не решался признать таргу первым.
– Подождите! – вдруг воскликнул Лал. – Вот идет вождь тауринов Урата-Хал… Князь, окажите честь, подойдите к нам для беседы.
Урата-Хал, прямой и печальный, неспешно подошел. На острых красно-коричневых скулах горели блики от низкого вечернего солнца.
Тихо, но очень внушительно Лал произнес:
– Великий вождь, сет и князь тауринов, обращаюсь к вашей мудрости и заклинаю вас вашей честью. Посмотрите и, если можете, скажите нам: что в руке у юного сета Фа-Дейка?
Князь подошел к Фа-Дейку, тяжело загребая песок бронзовой чешуей оторочки плаща. Смотрел и молчал с полминуты. Лицо его не изменилось. Он сказал, кажется, без удивления и устало:
– Клянусь словом и честью, это тарга. Судьба ваша счастлива, итты… Кто же владетель знака верховной власти?
– Тот, кто держит. Иначе не может быть, князь, – отозвался Фа-Тамир.
Урата-Хал посмотрел Фа-Дейку в лицо. Вождь тауринов был так высок, что глаза его оказались вровень с глазами сидящего на коне юного сета. Твердые, но измученные были у князя глаза. И Фа-Дейк опустил свои, не выдержав прямого и печального взгляда.
Урата-Хал проговорил, опустив плечи:
– Ну что же… Ни итты, ни таурины, ни другие люди еще не стали бессмысленными кротами и шакалами, чтобы забыть великие законы предков. Какое будет твое слово, повелитель? Покорившись владетелю тарги, таурины не уронят чести… – Он горько улыбнулся. – Что я должен сделать? Впустить иттов в крепость? Отдать свой меч?.. Хотя сейчас у меня нет меча…
– Нам его и не надо, – давясь от непонятного смущения, пробормотал Фа-Дейк. Таргу сжал в потном кулаке, а кулак спрятал под плащ. И сказал решительней: – Итты не войдут в ваш город… То есть, может, войдут, но без оружия. Мы заключим равный и вечный мир. Больше никогда не будет войны.
Долго молчали изумленные итты, молчал и вождь тауринов. Потом он произнес негромко:
– Все матери тауринов назовут тебя своим сыном, мальчик… О прости, владыка земель.
А мудрый Лал, летописец иттов и полковник песчаной пехоты, спросил:
– Но что же будут делать люди, если война кончится, повелитель?
– Что?! – яростно вскинулся Фа-Дейк. И вскрик его разнесся в вечернем воздухе, который быстро остывал и холодил щеки. – Стены разрушены! Пески везде! Вы… вы же забыли вкус хлеба, едите только мясо кротов и конину, потому что негде сеять зерно! Вы что, сами не видите? Надо строить стены и дороги! Надо, чтобы снова росли леса! Везде, а не только на севере! Надо, чтобы никто не боялся! И чтобы с лесным народом тоже мир!.. Да вы что, сами не понимаете?..
– И что же? – раздался голос наглого сотника Уна-Тура, о котором все забыли. – Значит, воины-волки должны будут ковырять землю и таскать камни, как пленники или трусы, которые не умеют сражаться?
– Ир-Рух, – с облегчением сказал Фа-Дейк десятнику королевской стражи. – Лишите сотника коня и меча. Отправьте его под стражу. После погребения короля и заключения мира напомните мне о нем, я решу, что делать с этим человеком.
Уна-Тур вздыбил заржавшего жеребца и крикнул, оскалившись:
– Твоя тарга – жалкая медяшка! Ты сопливый самозванец! Волки, за мной! Пески не выдадут нас!
Сотник бросил коня прямо на пеших воинов, они отскочили. Всадники-волки поскакали вслед за своим командиром. Опомнившись, бросилась в погоню конная стража…
Ночь пришла звездная и холодная. Темная была ночь, хотя две маленькие луны быстро катились по черно-искристому своду. Фа-Дейк постоял у откинутой занавеси, посмотрел на эти светлые бегущие шарики, отыскал потом глазами знакомое созвездие Ориона, вздохнул и вернулся в теплоту шатра – в запахи земляного масла от светильников и старой меди от панцирей охраны. Лег на расшитые войлоки.
Шатер был Фа-Тамира. Маршал уступил его владетелю тарги, пока в королевском шатре лежит, дожидаясь погребения, великий Рах.
Десять ратников королевской стражи, не шевелясь и, кажется, не дыша, застыли вокруг широкого ложа. Фа-Дейк стеснялся их, но не решился приказать им выйти.
Он лег навзничь, вдавившись затылком в кожаный мешок, набитый шерстью. Тарга лежала в нагрудном кармане и плоской своей тяжестью напоминала о себе.
Фа-Дейк ужасно устал и ни о чем не думал связно…
Вошел Фа-Тамир, снял шлем, спросил:
– Я отошлю воинов, повелитель?
– Ага… – облегченно выдохнул Фа-Дейк.
Ратники неслышно вышли один за другим.
– Осмелюсь ли я просить владетеля тарги… – начал маршал.
Фа-Дейк устало сказал:
– Не надо, Фа-Тамир. Говори по-человечески.
– Хорошо… – Старый маршал сел в ногах у Фа-Дейка. – Ну что, Огонек? Как тебе сейчас?..
– Я не знаю, Фа-Тамир… Я не знаю: что делать дальше?
– А дальше ничего не надо, мальчик. Ты сделал самое главное: остановил войну.
– Но потом я тоже что-то должен делать!
Фа-Тамир покачал седой головой:
– Ничего. Завтра, после погребения Раха, мы объявим иттам и тауринам, что владетель тарги вернулся к себе, в свой далекий край.
Фа-Дейк помолчал. Затем спросил с облегчением, но и с обидой:
– Почему?
Фа-Тамир чуть улыбнулся:
– Ты хочешь найти одну причину? А их много…
– Ну, хоть одну… Скажи!
– Хорошо. Не обижайся, Фа-Дейк, но тебе иногда кажется, что нас нет и ты нас просто придумал…
– Ну и… Ну и какая разница? Вы же все равно есть!
– Конечно… Но вот еще причина: когда вы, сет… прости, Огонек… когда ты думаешь о наших заботах, ты думаешь о своей Земле. Я давно это понял.
– Ну и что? – неловко сказал Фа-Дейк.
– Нет, ничего. Иначе и быть не могло… Но ты еще многого не понял. Не знаешь даже, кто виноват в этих войнах: итты, таурины, лесные люди, жители южных скал? Вожди или простые люди?
– Это я как раз понял, – хмуро сказал Фа-Дейк. – Все хороши.
Раньше, когда жил он в королевском стане и в столице иттов, ему казалось, что итты – самые храбрые, самые честные, самые умные, а таурины виноваты во всем. Это они много лет назад начали войну и до сих пор не хотят признать справедливость иттов. И он радовался, когда случился пожар в крепости врага. И ликовал, когда, оказавшись в случайной схватке среди песков, увидел (правда, издалека), как воины иттов арканами свалили двух тауринских всадников…
А если бы в самом начале попал он не к иттам, а к тауринам?..
А маленький, похожий на Вовку Зайцева Хота разве в чем-то виноват?
Он учился у иттов скакать на коне, метать дротики и читать нацарапанные на тонких кожах старые карты пустынных земель. Но земли принадлежали не только иттам. И карты эти рисовали не итты, а древние художники – общие предки нынешних племен.
Среди песчаных равнин, среди холмов и дюн стояли высокие башни с колоколами, которые оставили нынешним людям неведомые, жившие в незапамятные времена народы – люди тех веков, когда на месте песков шумели кудрявые леса и плескались теплые озера… Ни итты, ни таурины, ни жители окраинных земель не трогали эти колокола даже тогда, когда не хватало меди для доспехов. На Марсе, несмотря ни на что, еще сохранялись давние обычаи: нельзя трогать колокола, нельзя убивать крылатых ящериц, нельзя не повиноваться тарге…
Был суров, сумрачен и дик этот пустынный фиолетово-красный мир, и все же он привязал к себе маленького Фа-Дейка.
Но через несколько месяцев Фаддейка затосковал по дому…
Сейчас Фа-Тамир словно угадал его мысли.
– Вы скоро затоскуете снова, – сказал он. – Вы все равно не сможете остаться.
– Когда затоскую, тогда и уйду, – неуверенно огрызнулся Фа-Дейк.
– Воля владетеля тарги бесспорна… Но лучше бы вам уйти сразу. Для всех людей лучше, Фа-Дейк…
Фа-Дейк опять почувствовал себя виноватым четвероклассником Сеткиным.
– Ну, хорошо, Фа-Тамир. Таргу я оставлю вам…
– Таргу вы возьмете с собой.
– Почему?!
– Фа-Дейк, мальчик мой, люди есть люди, они сильнее обычаев. Очень скоро те, кто поумнее, поймут, что войну остановила не тарга, а общая усталость… А те, кто злее и хитрее, подумают: как много власти может дать маленький кусочек меди! Появится множество подделок. Появятся и те, кто поклянутся, что подделка – настоящая тарга, а вас объявят самозванцем. Это будут люди вроде Уна-Тура и его волков, которые сегодня почти все ушли в пески. Их закон – сила и жестокость…
"Ты и сам не захотел спасти Хоту", – вдруг вспомнил Фа-Дейк.
И опять старый Фа-Тамир словно услышал его мысли.
– Думаете, маршал может все? – спросил он. – И маршалы, и сеты, и короли тоже бывают беспомощны. И вы быстро сделаетесь беспомощным, если останетесь здесь… А если уйдете, мы объявим, что вы унесли таргу и последний ваш закон был: покончить с враждой. Тогда не будет подделок тарги и никто не сможет заставить вас отменить свои слова.
– И получится, что я стал… каким-то священным духом, – невесело усмехнулся Фа-Дейк.
– Вы стане легендой и законом… Хотя бы на некоторое время. И люди отдохнут от вражды и, может быть… может быть, еще что-то смогут спасти…
– "Что-то" или планету? – тихо спросил Фа-Дейк. И представил опять: пески, пески и кое-где на скалистых буграх башни и арки с начищенными летучим песком колоколами.
Старый маршал молчал.
– Фа-Тамир, кто поставил в песках колокола?
Маршал не удивился вопросу. Но и ответа не дал.
– Ты же слышал, Огонек, что про зло никому не известно. Даже мудрый Лал не знает…
– Старые женщины, что готовят для воинов пищу, рассказывали, будто иногда колокола звонят сами собой…
– Это сказка. Про загадки песков много было сказок… Впрочем, кто знает, может быть, и звонят. Но, говорят, это бывает раз в сто лет, в самую холодную и черную ночь… Не знаю, мне слышать не приводилось.
– А как они звонят?
– Я же не слышал… Говорят, медленно, печально. Будто в память о ком-то.
– Похоже…
– Что похоже, Фа-Дейк?
– Видимо, на разных планетах одинаковый обычай – ставить башни с колоколами в память о ком-то… А может быть, это мы поставили их здесь?
– Мы? Итты?
– Да нет, Фа-Тамир, я не о том… Вы правы, маршал, надо ехать. Может быть, еще успею.
– Путь, конечно, тяжел, но не так уж далек. Вы успеете домой к рассвету.
– А вы проводите меня? Я один не найду дорогу.
– Тир знает дорогу…
Фа-Дейк быстро сел.
– Тир вернулся?
– Да, сет. Видимо, почуял, что вы здесь, и пришел в стан. Воины привязали его, он рядом…
Фа-Дейк прыгнул с постели и выскочил из шатра. Высокий конь мягко переступал на песке подковами. Он казался черным, но Фа-Дейк знал, что днем конь – огненно-оранжевый. Даже и сейчас от света крошечных бегущих лун по гриве проскакивали рыжие искорки.
Фа-Дейк протянул ладони, конь радостно фыркнул, потянулся к ним теплыми губами. Фа-Дейк обнял лошадиную морду, прижался к ней щекой.
– Пришел, мой хороший…
Тир постоял, замерев, потом осторожно освободил голову и тихонько заржал, радуясь встрече. Он не знал, что свидание будет коротким…
